"Меня интересовало другое: оказывается, в мире духов тоже существует смерть. В таком случае, куда держат путь умершие? Может быть, они снова возвращаются в солнечный мир?
— Этого не знает никто."
Чжан Тянь–и /«Записки из мира духов»
Левый западный и, как положено, низкий моклый берег стоял всегдашней загадкой по его невыправимой невидимости.
Нет, не то, чтобы вовсе нельзя было в прорехах утреннего или вечернего тумана узнать упёртую в тусклую от пелены вечных дневных пожаров высь траурную зелень ельника. Да и в иные полнолуния косой контур вершин хвойного частокола чужого берега неприступно яснелся редким прохожим с обрывистой бровки косогора берега правого. Но по маю 86-го, объявившего тот берег особо опасно зачернобленным, повелось не шибко заглядываться туда за "эту маленькую дачно-сезонную жизнь": ни земляничным летом, ни поболотной клюквенно-грибной осенью. Весной же, с её ремонтными и огородными заботами, и подавно было не до пустых трат придачного времени.
А зимой на участках бытовал только нелюбопытный сторож Фомич из бывших. Иногда на Яблочный Спас под большим секретом и стаканом он врал про вихревые одноглазые снеголепые сущности, метомые циклонами западного переноса по февральской мгле.
И ещё поминали пару намухоморенных до ухода на запад по живому предзимнему прозрачному свежему ледку плёса Мертвицы*, с уже прибранными по омутам зимовальных ям русалками, на седьмое ноября. Но у этих ероев, по всему — с перепоя, случились такие прорехи памяти, что их возвратный бред и был зван бредом.
А вот по совсем тёмным слухам и обрывку военной карты из запасов Фомича выходило, что за болотами низменного левобережнего языка ленивой реки в полном бездорожьи стояли светлые сосновые боры и цепочкой точек значились "развалины жд станции Пятилетка" с крестиком кладбища рядом.
Шебутная школота из послесловия демографического бума семидесятых рванула туда впятером по августу. Тайно. По их собственной авантюрной любопопытке.
И по мысленаводке. Моей.
Соблазнить.., нет — взбесенить их на риск-тест горизонта знаемого посредством обломков притянутого случаем из Россони плотика удалось простым пусканием кручёных знаком вопроса дымов на подтексте недомолвок Фомича.
Встретил их в личине егеря с ласковой суровостью, доставил на кордон с оборудованием и, пока шло отзеркаливание, нудил лекцией о запретах в Заповеднике.
Прикормил каким-то сухпайком с газировкой. А тут и течение Мертвицы потянуло к югу. Так что они без стресса и особой забывчивости на своём берегу оказались.
Не то, как в прошлый раз, когда течение встало нежданно и, против прогноза, скоро тронулось вспять так, что ноябрьских ледопроходцев пришлось скандально возвращать недоотзеркаленными...
Это тогда даже Совет Вечных директивно констатировал рост лакун репрезентативности** русского духа нулевых с Северо-Западной опушки его ареала.
Достигнутый успех частично и локально умягчил Проблему ясного оттенения духовного мира ошибенцев по нестабильному поступлению в альтернативатор полноценных душ активного возраста с их извечным гендерным перекосом и стрессовыми аварийными душевными предсмертным деформациями.
И вот теперь, когда течение Мертвицы вновь повернуло, закатное майское солнце скинуло мою тень из Заповедника на минутно левый берег. Снова здесь, за рекой, у свежестроенного Усть-Лужского порта со своей прежней миссией выправлять очередной, свойственный моменту, гендерный перекос душных зеркалений, нечеловек-невидимка.
А достаточную дозу блазнения нонче может заполучить всяк интеренетсующийся, и вовсе безViPiеNно
Май MMXXII
______
*__в реках Мертвица (Miertwiss/Kullanjoki) и Россонь, съединяющих Лугу с Нарвой, вода течёт то на юг, то на север
**__души, обременённые старческой или душевной никудышностью, как и недодуши доличностных возрастов, включая и дошкольные, и абортошно-выкидышные, занимают почти все крайне компактные хосписы и кладбища мира духов
==