Уильям Батлер Йейтс (1865-1939)
Нобелевская премия -1923 год.
ISBN 9781853264542 (ПЕРЕВЁЛ С ОРИГИНАЛА МЕКЛЕР МИХАИЛ)
THE COLLECTED POEMS OF W.B.YEATS
Крейзи гёрл
Крейзи гёрл на кромке моря
под музыку своей души
танцевала под шум прибоя,
декламируя свои стихи.
Душа отделилась для исхода,
поднялась, но она не знала,
что среди грузов парохода
коленную чашечку свою сломала.
Девушка смотрелась прекрасно,
танцевала возвышенно, любя,
героически и очень страстно,
находила и теряла себя.
Не замечая страшной боли,
в объятиях отчаянной беды,
её рана истекала кровью,
предвещая беду судьбы.
Где лежали корзины и тюки,
не было звука на просторе,
но она пела на краю кормы:
«Страшное море, голодное море».
Придворные лакеи
На тронах от Китая до Перу
разные масти королей сидели,
мужчины и женщины посему
величие добра от них хотели.
Правители не собирались давать
шанс государственным стенаниям,
заставляли придворных стонать
и держали их на расстоянии.
Кто-то из нищих королём гордился.
были белые и чёрные негодяи,
но в силе власти каждый убедился,
а бессилие их всех пугало.
Пьяный, трезвый хотят жить спокойно,
и никто своих прав не отрицает.
Приближённых лакеев достойных
власть всё время ждать заставляет.
Муза немела, когда публичные люди
современному престолу рукоплескали.
Можно купить и продать прелюдии,
это чиновники и дураки понимали.
Вот подпись, восковая печать,
что может быть ещё приличней,
обязывает придворным стать
в ожидании своего отличия.
Рассвет
Я был бы совсем безумным
наблюдать за рассветом сверху
в моём королевстве старинном,
измерять город по особым приметам.
Он походил на булавку от брошки.
В нём всюду сонные люди бродили,
словно вавилонские мошки,
а планеты по своей орбите кружили.
Я, безумный подобно рассвету,
стоял и раскачивал не спеша
сверкающую на заре карету,
звёзды гасли, лишь одна луна
была чуть выше лошадиных плечей.
Я есть, других размышлений нет,
они не стоят простых мелочей,
как бессмысленный любой рассвет.
Поэт для своей любимой
Я трепетно тебе несу для счастья
бесчисленные книги моих снов.
Моей любимой с неуёмной страстью
прилив несёт лазурный цвет песков.
Старое сердце предпочитает покой,
время подвластно бледному огню.
Нежная женщина с неуёмной мечтой,
дарю вам страстную рифму свою!
В Рождество
Одна звезда озарила небосклон.
Некая женщина младенца обняла.
Кто блестеть заставил полотно?
Это просто мужик — Делакруа.
Почему потолок не протекает?
Лежит на крыше Londor брезент,
а моль и кисти почему летают?
Это есть плюмаж Ирвинг Брент.
Что подгоняет болвана и негодяя?
Это тальма под ударом молнии.
Почему женщина в ужасе такая?
Взгляд её проявляет милосердие?
Память молодости
Мгновения прошли как в пьесе,
любви и мудрости мне не занять.
Свой опыт я наследовал от тёщи,
об этом точно я могу сказать.
Северный ветер разогнал облака,
мы наслаждались лунным светом.
Я говорил откровенные слова,
восхищаясь её разумом и телом.
Гордость блеснула в её глазах,
на щеках румянец загорел огнём.
Мы ничего не нашли в своих умах,
кроме тщеславия, покрытого тьмой.
Молча сидели, как каменная твердь,
и понимали, не сказав ни слова:
наша любовь может здесь умереть
и никогда не возродится снова.
Разве крик выражает любовь
смешной и маленькой птицы?
Луну не вырвать из облаков,
наша память в душе таится.
Мечта смерти
Приснилось: умерла одна особа,
на чужбине, близких не было с ней.
Её тело накрыли крышкой гроба
крестьяне местные из тех земель.
Уложили одиноко под камень,
из двух веток ей сделали крест,
установив его на кургане,
посадили кипарисы окрест.
Она со звёздами осталась в тени.
Такую эпитафию я разместил на углу:
«Она была красивее первой любви,
но сейчас лежит одиноко в гробу».
Колыбельная песня
Ангелы желали склониться,
заглянуть в твою колыбель.
Они устали рядом толпиться,
из слёз своих образуя капель.
Бог улыбался на небесах,
ему хорошо было видно,
как геи мчались на парусах,
на них смотреть было дивно.
Тебя целуя, продолжаю горевать.
Очень скоро овладею тобой,
всё это время я буду скучать,
когда вырастешь, будешь со мной.
Молитва за сына
Произнесу молитву от души тебе.
Спи спокойно, сын мой Мойша,
не ворочайся и не плачь во сне,
пока стынет твоя утренняя каша.
Пусть сумерки гуще и держат
в страхе всех до утра.
Мать живёт всегда с надеждой
выспаться, пока луна полна.
Молю, чтоб призрак не стеречь,
я верю в них, с кем такое не бывает.
Пусть дьявол всюду с нами есть,
хотят убить, об этом кто-то знает.
В его высокомерных поступках,
что ожидают в грядущие дни,
ненависть теряется в бухтах,
сведи к нулю это, просто сведи.
Ведь ты можешь сделать всё,
просто так не гаснут свечи.
Утром пой, когда уже светло,
хоть не хватает внятной речи.
Скажу простую заповедь скорей:
никогда не плачь у женщин на колене.
Это худший позор плоти и костей,
наберись доступного терпения.
Священные писания не лгут,
когда слуги твоего врага
по городу везде бегут,
то это мужчина и женщина.
Иди, минуя бедность и богатство,
через горы, равнины, по морю.
Защищайся, пока есть опасность.
С человеческой к тебе любовью.
Женщина молодая и пожилая
I. ОТЕЦ И РЕБЁНОК
Она слышит шум, как мы говорим,
что под запретом находится она.
Из всех хороших женщин и мужчин
мужчину выбирают навсегда.
У него худшее из всех имён.
Она на это просто отвечает,
что у него красивый баритон
и в глазах его холод обитает.
II. ДО СОЗДАНИЯ МИРА
Она сделает темней ресницы,
глаза поярче наведёт,
губы алые, как у блудницы,
всё в порядке, идёт вперёд.
В зеркалах образ застынет,
без тщеславия он будет опознан,
найдётся лицо, что не сгинет,
после того как мир был создан.
Вдруг посмотрю я на мужчину,
словно на любимую свою,
кровь моя никогда не остынет,
а сердце ёкнет — его люблю.
Он считает меня жестоким,
думает, единственный кумир.
Я хочу, чтоб он был одиноким,
до того как был создан мир.
III. ПЕРВАЯ ИСПОВЕДЬ
Допускаю, вдруг шиповник
запутался в моих волосах,
но не травмировал терновник,
пульсировала кровь в висках.
Нет ничего, лишь лицемерие
да кокетство среди дам.
Жажда правды и доверия,
за это я вам всё отдам.
Я готов на самоотречение
и для мужского внимания.
Это даст удовлетворение
моему телу и сознанию.
Я уберу яркость с зодиака
и не поверю своим глазам.
На мне есть отпечаток знака,
пустая ночь ответит небесам.
IV. ЕЁ ТРИУМФ
Я был драконом, пока ты не явилась,
ведь я любовь случайную встречал.
Импровизировал, играл на милость
и твоему платку упасть не позволял.
В лучшее время минутные крылья
поднимали страсть до самых вершин.
Кольца дракона придавали мне силы.
Я был сумасшедшим, оставаясь один.
Освободился, цепи разорвал, оковы,
как Персей и Георгий святой.
Мы с удивлением смотрели на море,
там птица кричала над волной.
V. УТЕШЕНИЕ
Мудрость — это и есть утешение,
так мудрецы говорили без откровения,
пока тело живёт во времени,
голова хочет ласки прикосновения.
Вот от чего человек утешается,
а страсть становится глубокой,
а преступления совершаются,
не думайте о них, они жестоки.
VI. ИЗБРАННЫЙ
Выпал жребий для любви.
Я уже много познал, однако.
Вышел имидж на свои круги
Вращающегося зодиака.
Прикоснувшись к телу моему
и появившись с запада сначала,
из-под земли, как будто наяву,
она в постели на моей груди лежала.
Я боролся с ужасом рассвета,
великое удовольствие для мужчины
с новобрачной проснуться где-то,
вычерпав всю долю половины.
Сердца оказались во тьме и тишине.
Они плыли по чудесному ручью.
Учёный астролог уверен вполне,
что зодиак превращается в сферу.
VII. РАЗЛУКА
Я ухожу сейчас же, дорогая,
ночь закрывает глаза в ответ,
как домашний агент напевая,
этой песней открывает рассвет.
Нет, дорогой, любовь — ночная птица,
предлагает влюблённым отдохнуть,
без упрёков любовью насладиться,
чтоб на злобу скрытых дней уснуть.
Уже день над горным гребнем,
ещё свет исходит от луны,
птица о любви поёт богемно,
зазывая в тёмные углы.
VIII. ЕЁ ВИДЕНИЕ В ДЕРЕВЕ
Сухое дерево с пышной листвой
невинной ночью в священном лесу,
я стар для любви, не ладил с собой,
знал, что фантазии меня не спасут.
После облегчения неистовой боли
кровь не поступала в вялый балуй.
Я тело терзал до появления крови,
чтобы вспомнить любви поцелуй.
Тьма стала красной, горели факела,
музыка громко листья сотрясала,
словно раненая, звенела струна,
песня рану смертельно разрывала.
Все женщины переходят к песне
с распущенными волосами, в момент
обезумев от горя вместе
с художниками кватроченто.
В бездумных образах мысли Мантеньи
люди думают, что останутся молодыми.
Пока зараза горя не поймана,
поют проклятия вместе с остальными.
Разорванная зверем вещь в крови.
Она пристально на меня смотрела.
Не вернуть горько-сладкой любви,
как с монет и картинок тело.
Не видно, как тело падало без крика,
был пьяный от вина и без конца,
не приносил из сказки символ пика,
мучитель продолжал сражать сердца.
IX. ПОСЛЕДНЯЯ ИСПОВЕДЬ
Живой парень лучше ублажает
из того, что он был рядом.
Я душу бы свою отдал, отвечаю,
и в страданиях любил его взглядом.
Имея удовольствие с парнем,
я больше любил телесно.
Вырвался из его рук в кошмаре,
думал, что страсть прелестна.
Он думал, что я отдал душу ему,
наши тела обнимались с тенью.
Я ржал над его плоской грудью,
что может дать зверь зверю?
Я отдал то, что женщины дают,
то, что было под их одеждой.
Душа и тело пусть вместе поют
и голая с голым играют нежно.
Он в тебе нашел то всё,
что никто не знает,
отдал свое и взял твоё,
сам по себе он правит.
Пусть он в страданиях любил.
Закройся и держись так крепко,
как птица, которая без крыл
сидит с восторгом в клетке.
X. ВСТРЕЧА
Старость скрывает время
в плаще с капюшоном маскарада,
ненависть не любит бремя,
лицом к лицу не замечая взгляда.
Я встречался когда-то с такими,
но это не сулило ничего хорошего.
Пусть хвастаются досыта другие,
но не смей бахвалиться задёшево.
XI. ОТ «АНТИГОНЫ»
Преодоление есть горькая сладость
для нежных жриц у богатых людей.
Сытые стада на полях — это в радость,
богам на Парнасе победа смертей.
Преодолей эмпиреи с испугом.
Небо и земля могут поссорить
брата с братом, друга с другом.
Семьи, города могут спорить
за безумную, гордую славу.
Молитесь, я могу и буду вам петь,
за дитя Эдипа мой плач наяву.
Пыль без любви не может лететь.
Проклятие Адама
Был конец лета, мы рядом сидели
с подругой, моей женщиной желанной
и о стихах часами рассуждали,
но мысль казалась нам мгновенной.
Мы расстегнулись, нашли свою нить,
раскрыли душу, но без восторга.
Лучше камни бить или кухню мыть,
чем проникнуть в сущность мозга.
В палящий зной, в любую погоду
произносить сладострастные звуки,
усердно работать на всех и в угоду,
слыть бездельником нет худшей муки.
Банкир, учитель и священник,
вслед за ними и красивая девица,
ради неё встаём мы на колени,
слушать голос её сладкий, низкий.
Она знает, что значит Женщиной родиться,
хоть это в школе и не преподают,
чтоб быть красивой, надобно трудиться,
нет ничего прекраснее, чем труд.
И в этом я клянусь Адамом!
Об этом знает усердный ученик.
Прекрасное нам не даётся даром,
как ни листай цитаты старых книг.
Это казалось нам праздным делом.
Мы сидели молча во имя любви
и смотрели, как на небе то и дело
дневного света угасали угольки.
В зеленоватой небесной сини
дрожала в раковине утомлённая луна,
день умирал, как угольки в камине,
и рвали звёзды дни, года на времена.
Я думал о тебе всегда, как ты прекрасна.
Нам не хватало с тобой всё время счастья.
Любил тебя я архаично и сполна,
устало сердце, осталась бледная луна.
Против недостойной похвалы
Не изменит мошенник и болван
в спокойном сердце мои ритмы.
Под аплодисменты я буду вам
за женственность готовить рифмы.
Ты обновишь энергию в себе,
тогда и буду я спокоен.
Если вдруг приснится лев тебе,
мой крик в пустыне будет воем.
Меж двух гордынь секретный тест.
За что ещё я вас бы похвалил.
Но вот ещё надменный текст
тех дней, как странный лабиринт.
Клевета неблагодарная любая
и даже та, что вам дала мечта.
Скажу я от себя, болвана-негодяя,
что это заслуженная клевета.
Её песня — недостойная хвала
на всём пути её дороги.
Дитя наполовину и половина льва
пребывают в мире и покое.
Ты доволен?
Тех, кто зовёт меня сыном,
правнуком или внуком
дяди или дедушки,
тёти или бабушки.
Судите о том, что я натворил
и выразил это своими словами.
Старая поясница, каким я был?
Испорченный тёмными делами.
В Драмклифф, что в Слайго-Таун,
поставьте там каменный крест.
Вот рыжий ректор из графства Даун,
человек на коне Сандимаунт Корбетс,
известный Уильям Поллексфен
да контрабандист Мидлтон,
лакеи из старых дворецких стен,
легендарные типы разных сторон.
В глазах смертельная грусть.
Могу судить, но я недоволен.
Немощным и старым остаюсь
в нашей компании, улыбаясь морю.
Я всегда был плохой работник,
показывал это и был уволен.
Роберт Браунинг, старый охотник,
говорил с Богом, но я недоволен.
Скачки в Голуэе
Восторг и топот на полях
объединяет всех в округе.
Всадники скачут на конях,
толпа движется по кругу.
Полные трибуны до отказа.
Это действие во всём вдохновляют
всадники друзьям для экстаза,
купцам и клеркам ставки поднимают.
Пой где-нибудь под рассвет
робким вздохом рапсодию.
Мы узнаём, что сон не смерть,
когда земля меняет мелодию.
Становится дикой моя плоть,
кричу во всё горло с ипподромом.
Есть отчаянные среди мужиков.
Это скачки на лошадях галопом.
Церковь и государство
Здесь для поэтов свежая среда,
тут встречаются все поколения.
Мощь церкви и государства видна,
толпы стоят перед ними на коленях.
Вино очищает сердца и разум,
хлеб становится сладким сразу.
Про них поют робко в песне.
Церковь и государство для людей,
не блуждающих где-то во сне.
Толпа завывает у их дверей.
Вино наконец превращается в желе,
хлеб на вкус всегда кислый везде.
Среди школьников
1
Я прошёл длинный школьный допрос.
Отвечала монашка в капюшоне.
Дети учатся петь и писать, у них спрос
на знания в книгах по истории.
Кройка и шитьё учат старанию.
Детские глаза лучше видят этот мир,
смотрят на всё с удивлением.
Для них публичный деятель — кумир.
2
Я мечтаю о ледейском теле,
согнутом в охваченном огне.
Сказка, ведь она на самом деле
порицает события извне.
В трагедию превращает их дни,
перемешивая все натуры толпы.
Изменяет юношеские симпатии
в желток и белок одной скорлупы.
3
Думая о приступе горя или гнева,
смотрю на одного и другого ребёнка.
Она стояла так, когда была дева.
Дочь лебедя называют лебёдкой.
Каждый наследует лишь свои страсти,
был такой цвет на щеках с пелёнок.
Моё сердце разрывалось на части,
она стояла рядом, как живой ребёнок.
4
Вспоминаю её образ, он заметен,
Кватроченто это делал пальцем.
Ямочки на щеках, будто там ветер,
у теней есть свои тела, но нет мяса.
Я не был из рода Ledaean никогда,
носил пышное оперение и без проблем
улыбался, а этой улыбкой всегда
показывал, что я не старый манекен.
5
Вот юная мама с фигурой от колен,
чтоб спастись, надо кричать и бороться,
милое поколение не терпит перемен,
здесь всё решает психика и лекарства.
Разве мог сын видеть её в этих формах,
прожив долгие года в недоумении?
Это компенсация за муки при родах
или сомнение в его происхождении.
6
Платон знал, что природа — игра
на призрачной парадигме вещей.
Солдат Аристотель играл всегда
в войну королей и царей.
Пифагор известен золотой агонией,
брал скрипку, чтобы пела струна
и соединяла с вселенской гармонией,
а птиц отпугивали ряженые чучела.
7
Монашки благотворят образ иконы,
зажигают свечи, тем самым оживляя
матерей несбывшиеся мечты,
мраморный покой на веки сохраняя.
Они сердца свои разбивают
страстью благочестия и обожанием.
Их небесная слава сопровождает,
они шутят над собой с истязанием.
8
В расцвете сил при пируэтах
синяки на теле не для души.
Сотворятся прелести при этом
не в мутной мудрости ночи.
Видно, как под музыку тело играет.
Великий каштан цветёт в багрянце,
ты ствол, цветок или лист, кто знает.
Как определить танцора в танце?
Молитва на старость
Бог охраняет меня от мыслей,
что на уме у людей взрослых.
Те, кто поют длинную песню,
думают лишь костным мозгом.
То, что делает старика мудрым,
достойно всякой похвалы.
Мне показалось очень глупым,
что это песня моей судьбы.
Я молюсь и не нахожу слов,
только молитва со мной живёт.
Я умру старым, уже готов,
глупо страстный человек умрёт.
Молитва за мою дочь
Шторм разгулялся, ветер выл.
Ребёнок в колыбели спал спокойно.
Густой лес препятствие чинил,
стог сена на холме стоял достойно.
Крышу ветер сорвать стремился,
порывы шквалом с Атлантики извне.
Я час гулял по берегу, молился.
Великий мрак царил в моём уме.
Я молился за своё дитя,
слышал ветра шум на башне,
под мостом, на вязах у ручья,
он возбуждал печаль несчастья.
Мелькали в мыслях псалмы и стансы,
наступил период тихого прибоя.
Звал барабан на бешеные танцы
из невинного, но дьявольского моря.
Молю, чтоб красота ей стала в дар
и не смущал бы взгляд чужой,
а в зеркалах для разных чар
красивой очень она была такой.
Красота достаточный венец,
теряешь естество, добро,
душевной близости сердец,
и выбрать друга нелегко.
Хелен обрела монотонную жизнь,
дурак принёс ей невыносимый стыд,
как королева в его плеске брызг,
она сохранила свой сиротский быт.
Выбор пал на инвалида-кузнеца,
прекрасные женщины уважают
неистовый салат из их мясца,
так рог изобилия изобличают.
Я запомнил её главный образ,
сердце не дарят, с ним надо дружить.
Красоте не мешает возраст,
многие не умеют этим дорожить.
Мудрый очаруется красотой. Иные
и многие бедняги скитались и
любили, считали себя любимыми.
От глаз доброту нельзя отвести.
Пусть она станет цветущим деревом
и её мысли понравятся конопле.
Пусть твои дела идут уверенно
и об этом услышат по всей земле.
Пусть твой путь будет весёлый,
ссору переводи в шутку и с песней.
Пусть она живёт, как лавр зелёный,
в одном дорогом и вечном месте.
Я думал, что только умных любил,
видел и одобрял их красоту и прелести.
Процветал, сейчас засыхаю, нет сил,
знаю, не надо задыхаться от ненависти.
Главное зло может быть в ответе,
если нет ненависти, то совесть чиста,
как бы ни старался свирепый ветер,
нельзя отсоединить пелену от листа.
В ненависти мысли изменчивы,
и понятно, что эти мнения от дьявола.
Я не видел самой красивой женщины,
с тонким умом, таких нет, как правило.
Душа восстанавливает невинность,
это удовлетворение — быть любимой.
Самоуспокоение, самоуверенность
есть воля небес. Будь счастливой!
Пусть жених приведет её в свой дом,
где всё привычно и торжественно,
высокомерие и ненависть кругом
разносятся по улицам естественно.
Как в обычае, так и в церемонии
рождается невинность и красота.
Обряд — это бытовые традиции,
ритуал пышного лаврового куста.
Молитва о входе в мой дом
Бог благословил эту башню и дом,
пусть наследники там живут.
Просто нет стола и стульев в нём,
из Галилеи пастыри сюда не идут.
Я сам на иждивении весь год,
ничего не делаю, я стал таков,
держу страстный этот оплот
на протяжении многих веков.
Люблю мечтать, и это мой сон.
Жизнь моряка в сундуке Синдбада
или в изображении горы Лэдстон,
где нормой считается исчадие ада.
Уничтожить в пепел это всё, что
затеняет тропу и вход в твой дом.
Управа хочет истребить его
и заковать душу на дне морском.
Разбитые мечты
На твоей голове давно седина.
Молодые не переводят дыхание
и не понимают, в чём вина.
Мерзавцы благословляют желания.
Это молитва твоя рядом была,
она из ложи смерти его подняла
ради того, чтобы ты узнала
и сердечную боль другим отдала.
Обременённая красота наверняка
отложит удар небес в её гибели.
Твоя доля в этом мире так велика,
зайди в её комнату, чтоб тебя видели.
Ваша красота должна покинуть нас,
воспоминания останутся с нами.
Юноша, услышав старика рассказ,
попросил сообщить об этой даме.
Пел нам упорный от страсти поэт,
когда возраст охладил его кровь.
Воспоминания прошедших лет
в могиле вознесутся вновь.
Уверен, что увижу эту даму ещё раз,
неважно, стоя или на ходу,
первая красота и с пылом юных глаз
заставляет бормотать ерунду.
Ты красивая, но с недостатками тела,
короткие ручки не так красовались,
зато удобно было держать весла
на лодке в озере, где мы купались.
Тем, кто повиновался святому закону,
я ради их блага руки им целовал.
Без изменений смотрелись иконы,
в полночь затихал их последний шквал.
Весь день сижу в кресле, на отдыхе,
от мечты к рифме, память изгнания,
разговариваю с образом в воздухе,
сплошь смутные воспоминания.
Холодный парк, 1929 год
Размышляю, как ласточка летит
над домом старой женщины в ночи,
как платан густой листвой блестит,
а липа в туманном облаке молчит.
Здесь учёным и поэтам повезло.
Мысли собирались в единый титл.
Здания строили природе назло,
в их стенах танцы рождали ритм.
Там Гайд вбивал своей прозы клин,
цепляя на него благородные музы,
и, взъерошив мужской адреналин,
разрывал людские сердечные узы.
Медитативный драматург Джон Синг
и страстные Шоу-Тейлор, Хью Лейн
обретали гордость, усмирив инстинкт,
создав команду театральных сцен.
Прилетали ласточки и улетали,
женский характер был сильнее
и держал птиц в одной стае,
а полдюжины были смелее.
Компас выбирал место точек,
обретя уверенность сновидений,
интеллектуальная идея строчек
рассекала фразами это время.
Учёный, поэт имели свои позиции.
Когда закрыты комнаты в коридорах,
крапива растёт на форменной насыпи,
а саженцы растут в каменоломнях.
Я это посвящаю, склонившись к земле,
обернувшись на солнце взглядом,
с лавровым венком на своей голове,
вспоминаю на миг о тенях, что рядом.
Красивые вещи Лофта
Красивые, возвышенные вещи,
вот благородная голова О'Лири.
Мой отец в аббатстве трепещет,
пред ним толпа бушует в бессилии.
Он говорил: «Это святая земля».
Стихли аплодисменты,
опрокинулась гипсовая голова.
Стэндиш О'Грэйди, где ты?
Она прячется между столами.
Обращается к пьяной толпе
с бессмысленными словами.
Августа Грегори в позолоте
сидит за своим большим столом,
ей восемьдесят в канун зимы.
Её жизни угрожали за окном
каждую ночь с шести до семи.
За этим столом я тоже сидел.
Мод Гонн на станции Хоут,
в ожидании поезд гудел.
Жалюзи были подняты и тут,
Афина Паллада с прямой спиной,
никогда не известная, и вот снова,
с надменной своей головой,
олимпийские вещи всегда готовы.
Ирландский авиатор предупреждает смерть
Я знаю, что встречу свою судьбу
где-то среди облаков, там, наверху.
Я ненавижу тех, с кем сражаюсь,
и не люблю того, кого охраняю.
Килтаран Кросс есть мой округ,
каждый бедный земляк мой друг.
Верный исход принесёт убытки или
сделает их счастливее, чем были.
Мне драться не велели закон и долг,
ни публичные люди ликующих толп.
Одинокий порыв восторга
летал в небесах очень долго.
Я всё сбалансировал и довёл до ума,
в пустую трату ушли все года.
Зря время потратил в круговерти,
нашёл эквилибр в жизни и смерти.
Кровь и луна
I
Благословенно будет это место
и эта башня более всего.
Кровавым, гордым своим жестом
сила неба вознесла его.
Владея этим, понимаешь снова,
как эти стены выросли тогда,
из разбитого штормом дома
я их воздвиг со злобой навсегда.
С мощной наверху эмблемой
зарифмовал короткую строку,
с насмешкой обгоняя время,
полуживой под крышей я живу.
II
Вращение звёзд изучал Вавилон,
Александрия стала башней маяка.
У Шелли были башни, которые он
называл своими мыслями маньяка.
Я заявляю, башня есть его примета.
Эта спиральная дорожка внутри
есть родовая лестница поэта,
там были Голдсмит, Берк и Беркли.
Голдсмит с душевной своей болью
создал безумную медовую лиру,
сердце, переполненное кровью,
сделало из него гражданина мира.
Берк представил государство
деревом, лабиринтом для птиц.
Все века было просто равенство,
листья падают независимо от границ.
С дикой яростью в найме рабочих
сила крови определяет субъект,
проявляя великодушие прочих,
не Бог всё поглощает, а интеллект.
III
Лучи луны касаются земли веками.
Не оставляет пятен невинная кровь.
Стоят солдат и палач маяками
на залитой кровью земле вновь.
Страх не остановила даже ненависть.
Запах крови на родовой ступени.
Мы не должны собираться здесь
и в пьяном безумии кричать о луне.
IV
За пыльные окна цепляются блеском,
небеса наполнены лунным светом.
Бабочки черепашьи и павлиньи
машут перед закатом крыльями.
Современный народ походит на башню.
Мудрость есть собственность мёртвых,
несовместимая с жизнью и властью.
Неважно, что говорю не для усопших.
Как и во всём, что в пятнах и крови,
свойство живых без пятен быть.
Может показаться лунный облик,
когда из облака появится нимб.
Демон и зверь
Бывает время, когда очень
хитрый демон и громкие звери
изводят меня днём и ночью.
Они убегают из поля зрения,
а я остаюсь в круге событий,
между ненавистью и желанием.
Я увидел свою свободу наития,
глядя на солнце с улыбкой раскаяния.
Глаза сверкали в мёртвой голове
старого Люка Ваддинга с портрета.
Добро пожаловать, Ормонды все,
и даже Страффорд улыбался где-то.
Его счастливее сделало это,
узнав про его план, я осознал,
в галерее не было портрета,
когда свирепый зверь бежал.
К сладкой компании манили
мужские мысли, что прояснились,
они были очень дорогими,
но вскоре мысли прослезились.
Потому что бесцельная радость
заставила меня остановиться,
чтоб у маленького озера остаться
и смотреть, как чайка резвится.
Он услышал абсурдный гам
зелёных птиц, улетающих в бездну.
Теперь вращаюсь и прячусь там,
кусок хлеба подбрасывая в воздух.
Стряхнув воду со спины легко,
становился демоническим сдуру.
Это глупое, счастливое существо
возбудило во мне всю натуру.
Я уверен, насколько возможно,
что все естественные победы
принадлежат демону или зверю.
У человека не было такой свободы.
Владение материальным благом
приносит естественное старение.
Холодная кровь под сладким флагом
находит способ для творения.
В Фиваиде на Мареотике с друзьями
Энтони, голодая, молвил своё слово.
Тут засохли все до мешка с костями,
что имели Цезари, кроме престолов?
Эфемерность
Устал глядеть в твои очи,
в них печаль от тяжести веков.
На берегу озера этой ночью
мы выбирались из любовных оков.
Хотя угас любви уже запал,
нам было вместе ещё всласть.
Уставший ребёнок уже засыпал,
а звёзды разжигали нашу страсть.
Первый поцелуй забыт на склоне лет,
мы шли, шуршала опавшая листва,
я держал твою руку, а ты в ответ,
страсть утомляла как могла.
Вокруг был лес и жёлтые листья.
Мы будто на метеорите в темноте,
над нами осень продолжала кружиться,
не замечая кролика хромого на тропе.
У озера на уединённом берегу
мёртвые листья она вокруг собирала.
Я обернулся и увидел её наяву,
как её глаза и косы роса увлажняла.
Мы стремились к другой любви
с ненавистью и наказанием.
Перед нами наши души плыли,
любовь и постоянное прощание.
Поклёп
Я думал об этом, но был не у дел.
Моя любимая не понимает, где,
что я сделал или что бы хотел,
в этой горькой и слепой стране.
Солнечный зной меня утомил,
облако мыслей снова зависло.
Помню, что лучшее я сотворил
в состоянии здравого смысла.
Ежегодно я её возносил,
и любимая это всё поняла.
Вот когда я набрался сил,
мой зов подчинил слова.
Вот она сделала так, как могла.
Я перетряс бы эту всю болтовню,
отбросив напрочь плохие слова,
наслаждался бы этой жизнью.
Мудрость
Истинная вера себя открыла
в рисунках, на панно и в статуях,
наперекор сказанному освещала
в мозаиках храмов на стёклах.
Проповедник убрал с пола опилки,
мудрость плотника чудо сотворила.
На этом стуле из слоновой кости
в дамасской одежде Его Мать сидела.
Он был очень благородно одет,
в вышитом пурпурном камзоле.
Потоп Ноя так и не оставил след
на звёздных башнях Вавилона.
Его когномен звучал бы лучше.
Благо заставило этому случиться,
ужас покинул материнскую душу.
Невинности и мудрости суждено случиться.
Когда ты стар
Когда ты стар, седой, кумаришь
и головой киваешь у огня,
а книгу очень медленно читаешь,
мечтая увидеть в ней тебя.
Её глаза так глубоко когда-то
скрывали радость, благодать в тени.
Я полюбил за красоту её, однако,
пусть ложной или истинной любви.
Любил её за душу пилигрима,
за утомлённую печаль лица,
в написанных стихах кумира
ей повторяя это без конца.
Об этом грустно всё время бормотал,
как только любви желание исчезло,
затем под небом в горы зашагал,
пропал в пучине звёзд бесследно.
Что тогда?
Его товарищи думали в школе,
что он должен быть знаменитым.
Он так же думал и жил в этой роли,
в свои двадцать уже был именитым.
Что дальше? Пел призрак Платона.
Всё, что он написал, уже прочитали.
Через несколько лет он выиграл приз.
Друзья остались ему вечно друзьями,
денег хватило ему на безбедную жизнь.
Что дальше? Пел призрак Платона.
Сбылись его счастливые мечты.
На его земле росла капуста, слива.
Его рисовали, ему посвящали стихи,
в его доме семья была счастлива.
Что дальше? Пел призрак Платона.
Состарившись, подумал он:
ведь что-то я сделал превосходно.
Всё, как задумал в детстве план,
пусть дураки беснуются фривольно.
Громче запел призрак: «Что дальше?»
Изменчивость
I
Передвигая ногами,
человек идёт своим чередом.
При страстном дыхании
и ночью и днём
происходят разрушения,
и все противоречия вместе
от сердца получают раскаяния.
Тело называет это смертью,
Но если такая участь,
тогда что такое радость?
II
Есть дерева верхняя крона, которая
наполовину сверкает росой,
а половина снизу кажется зелёной,
но всё остаётся обильной листвой.
Обе половины поглощают
то, что они же и возрождают.
Образ Аттиса висит наготой
между страстным взглядом
и сплошной ослепшей листвой.
Лучше не знать это поневоле,
что может знать про это горе.
III
Получи всё золотом и серебром,
удовлетвори амбиции в идиллии.
Оживляй дни солнечным лучом
и размышляй над этим изобилием.
Женщины обожают праздных мужиков,
их дети любят богатое поместье.
Никто не жил в достатке без хлопот
детской любви и женской лести.
Не в листве поймаешь забвения след,
к своей смерти начни готовиться смело.
Живи с этой мыслью после сорока лет.
Проверяй работу интеллекта и веры.
Всё, что сотворил руками,
не украсит мужские лица
гордые, с открытыми глазами
смеющихся над гробницей.
IV
Мне пятьдесят уже минуло лет,
сидел я как-то в магазине одиноко
с открытой книгой на London street,
на столешнице пустая чашка кофе.
В то время я на улицу смотрел,
и взрыв души пришлось мне ощутить,
казалось, я от счастья обалдел.
Я был блажен и мог благословить.
V
Солнце летом золотилось
в перистых облаках на небе,
луна в поле зимнем суетилась
или стихия плутала в гневе.
Я не мог смотреть на это.
Ответственность лишила сил,
то, что творилось давно где-то,
я не делал и даже не говорил.
Что же я мог сделать и сказать?
Ведь каждый день терял свой вес,
воспоминания не успел я записать.
Моя совесть испытала стресс.
VI
Внизу раскинулись река и поле,
запах свежескошенного сена
висел в ноздрях у великого Чжоу.
Слеза стекала с гор лавиной снега.
Пусть всё пройдёт потом!
Упряжка с белыми ослами
плелась в Ниневию, где Вавилон,
завоеватель держал поводья славы.
Пусть настанет желанный конец!
Взывал он к воинам, усталым от боёв.
Из пропитанных кровью сердец
возникнут ветви дней, ночей и снов.
Там будет яркая луна сиять.
В чём смысл этих песен?
Пусть всё пройдёт опять,
мир станет ненамного тесен.
VII
Ищи в душе реальность,
не верь тому, что кажется без меры.
В певце с рождения музыкальность,
в противном ты лишённый темы.
Что желает человек? Угля Исайи? Уйти?
Сердце немеет от простоты огня и стиха!
Глянь на огонь, идёт спасение внутри.
Что имел Гомер от первородного греха?
VIII
Фон Хюгель, мы с тобой расстались,
потому что у нас похожи лица.
Мы почитаем святых и святость,
а тело Терезы лежит в гробнице
и сладко пахнет, омытое маслом.
Те же руки увековечили тело святого,
исцеление его стало подвластно
тому, кто выкопал мумию фараона.
Моё сердце найдёт облегчение,
став христианином и выбрав веру.
То, что в гробнице станет прощением,
предопределит мою измену.
Мой пример — Гомер и его сердце,
что сказано в Священном Писании
о медовых сотах, льве и венце?
Уходи, фон Хюгель, с благословением!
Об умирающей даме
I. {Её любезность}
Со старой добротой и благородством
её голова лежала среди рыжих волос,
прислонившись к подушке румянцем.
Она не хотела, чтоб грустить пришлось,
когда взгляды могут встречаться.
В её глазах искрился смех,
а речь была похожа на злую сказку,
в разбитых сердцах остался грех,
и мы соревноваться с ним могли.
Разбитые сердца, описанные в титре,
с остроумием и безумием берегли,
думая о святом Петронии Арбитре.
II. {Художник с куклами и рисунками}
Несите сюда, где лежит красота,
рисунок или новую лепную куклу.
С другом или врагом, как всегда,
шёлковое платье или куртку,
костюм мальчика из шерсти,
сшитые по турецкой масти.
Только игрушки не боятся смерти.
Мы дарили миру наши страсти.
III. {Она обращает куклы лицом к стене}
Был религиозный праздник везде,
на нём священник мессу читал.
Даже японцы обращают тело к стене.
Педант страстно этикет соблюдал.
Неистовой, остроумной она казалась,
венецианская дама в красных туфлях.
Она стремилась к интриге на шалость,
в маскарадной юбке и в лунгах.
Медитативные критики привстали,
наша красавица в турецких штанах.
У священника есть день, как у собаки,
не даёт уснуть, лает на луну впотьмах.
Мы и наши куклы есть и будут,
но мир лучше всех всегда!
IV. {Конец дня}
Она играет, как все дети,
покаяние превратилось в игру.
Фантастический и дикий
предвещает финиш дню.
Кто-то к ней зайдёт с утра
и обязательно бубнит,
что наполовину сделана игра.
Завершай игру или выходи.
V. {Её род}
Она оставалась вежливой и притом
как бы тонкой натурой
и называла удовольствия злом.
В хорошие дни имела халтуру.
Она чувствовала себя женщиной
без красного и белого лица,
её звание выросло из общего
и неучтивого родства.
Вот и сердце может подвести её,
или болезнь сломает волю.
Для примера укажем ещё
доблесть мёртвого брата с любовью.
VI. {Её храбрость}
Когда душа её летела к венцу,
где можно было танцевать
и встретиться лицом к лицу
с фантазиями юности и мечтать.
У меня нет речи, символы слов,
языческая речь, что я сказал,
для изумления моих идолов,
кроме лесных ужасов, что я знал.
Джорджоне на последнем дыхании,
кто думал, что он кистью чертит.
Вот Ахилл, Тимор, Бабар, Бархаим
жили и смеялись в лицо смерти.
VII. {Ей друзья принесли ёлку}
Без гневной мысли, враг, прости,
нам из леса ёлку принесли
или кое-где купить успели,
пока на сучьях идёт веселье.
Она с кровати смотрела на вещи,
думая о хороших вещах зловеще.
Пожалуйста, ёлка, будь добра,
фантастическая голова,
дай нам немного благодати,
радостных глаз и крепких объятий.
В твоём лице виден эшафот.
Ведь это всё вот-вот умрёт.
Дороти Уэллсли
Безлунная ночь на деревья легла,
дотянуться до них рука моя хочет.
На знаменитой обивке лежала она,
сжимая руку, приятную на ощупь.
Они сближались в ночной тишине
и соединяли свои чувства.
С тех пор, как собаку завели себе,
они совершали безумства.
В комнате, полной книг, наверху,
но нет книг на коленях и нет никого,
немецкий дог не выл на луну,
тихо лежал, погрузившись в сон.
Совесть не удовлетворена,
но это прекрасная семья.
Древние авторы неверно толкуют
с горящим факелом гордых фурий.
Молодой красоте
Сэр художник, почему бесплатно?
С каждым Джеком или Джилл
с этой компанией адекватно
выбираешь лучших из чужих.
Кто рисует другую корзину,
скоро свалится с холма.
Ты подари для школы картину,
будешь страстным для них тогда.
Обычные красавицы этого дня
рождены для тонуса в себе,
с херувимами старого Иезекииля,
но вовсе не в гравюрах Боварле.
Я знаю, что даёт в награду красота,
как тяжело живёт её попутчица-слуга,
и всё же с радостью ушедшие года
не называют меня другом дурака.
Да, я мог обедать в конце пути,
с Landor и Donne вперёд идти.
Оттенки
Найди в городе тонкие оттенки,
глянь на стоящий памятник для себя.
Если строитель получил за это деньги,
становишься счастливее в конце дня.
Глотни солёное дыхание моря,
серые чайки порхают вместо людей,
величие усталых домов от горя
заставляет снова уйти скорей.
Мужчина использует старые уловки
в собственной страстной службе
и дарит внукам нужные сноровки,
которые его руками учат о дружбе.
Сладкие эмоции работают в жилах,
как нежная кровь, гонимая с места.
Оскорбление за старания не в силах
скрыть позор от вашего протеста.
Шагай, странник беспокойный,
найди пристанище в Гласневине.
Пыль заткнёт твоё ухо, ты покойник.
Пора отведать солёного забвения.
Слухи надо в углах превозмочь.
Ты печалью перед смертью наелся.
Прочь, смерть, прочь!
Тебе в гробнице будет не тесно!
Изображения
Я тебе разрешу удалиться
разумом в пещерную дыру
и там лучше насладиться
на солнце и на ветру.
Я тебе не велел уходить
в Москву или даже в Рим,
и на работу не надо ходить,
своим музам домой набери.
Найди проявления вид,
вот рядом дикая львица,
девственностью всех удиви,
ребёнка или блудницу.
Видишь, как орёл парит,
ему крылья дают лететь.
Признай, пять — это не три,
заставь свою музу петь.
Дикие лебеди на прохладе
Деревья в осенней красе,
тропинки сухие в лесах,
закат отражал в воде
октябрьские небеса.
Вдоль берега, среди камней,
пятьдесят девять лебедей.
Настала девятнадцатая осень,
с тех пор как стал я их считать.
Не успев свой счёт закончить,
они внезапно стали улетать.
С шумом крыльев они разбегались
и с разворотом ввысь разлетались.
Я смотрел на белеющих птиц,
сердце щемило от круглых зениц.
Всё изменилось, я слышал порой
звук их крыльев над моей головой.
Впервые на берегу я нечто обрёл
и потому бесшумно поступью шёл.
Неутомимо, любя и с любовью
они и на холоде чувствуют волю.
На воде и воздухе когда они реют,
их сердца никогда не стареют.
Страсть и свобода передвижения,
следить за ними одно наслаждение.
Вот плывут они по неподвижной воде
таинственно, красиво всегда и везде.
Между порывами, после дрёма,
на кромке озера иль водоёма,
просыпаясь, они восхищают,
обнаружив себя, улетают.
Два дерева
Глянь в своё сердце, любимый,
там от счастья неумолимо
ветви дерева расцветают,
нежным трепетом раздражают.
Плоды начинают быстро зреть,
корни заставляют их терпеть
на этом звёздном свете,
в ночной тишине и на рассвете.
Они делают мелодичную волну,
напевая тихо брачную мольбу,
и наполняют меня музыкой,
шелестя всей своей листвой.
Молодость танцует в вальсе,
кружась туда-сюда, как листья.
Пламенные дни наши второпях
теряются в несведущих путях.
Не смотри ожесточённо на их путь,
поднимись и жди, когда они уйдут.
Там демоны со своим коварством,
просто загляни в их царство.
Их образ роковой под небом,
корни торчащие под снегом
активируются бурной ночью,
листья чёрные, обломки сучьев.
Проблемы ведут к бесплодию,
развивая усталость и фобию,
за стеклом обитают демоны,
когда Бог видит свои сны.
Идём по бурелому гордо,
острые когти, голодное горло,
беспокойные чёрные вороны
орут, летят в разные стороны.
Они на запах по ветру бегут,
рваными крыльями трясут.
Твои нежные глаза затаили зло,
не смотри жестоко на стекло.
Второе пришествие
Разворот в круговороте,
сокол не слышит охотников тир,
падает камнем в своём полёте,
анархия захватила весь Божий мир.
Тусклый пролив освобождён,
невиновность утонула в церемонии.
Лучший не уверен, что убеждён,
а худший пребывает в агонии.
Чьё-то откровение в наших руках,
очень близко второе пришествие.
Сколько смысла в этих словах,
духовный мир ожидает нашествие.
Беспокоит зрение в знойной пустыне,
чудится тело льва с головой человека.
Взгляд пустой, безжалостный поныне
от раскалённого солнечного блика.
Двигаю медленно бёдрами ягодиц,
над пустыней призраки летают,
кругом тени возмущённых птиц.
Вновь наступит тьма, я точно знаю.
Двадцать веков кошмарного сна,
колыбель уже успела насладиться,
час грубого зверя наконец настал,
Вифлеем готов снова разродиться!
В буреломе
У воды меж деревьев шагали
холостяк и его дама. Спешили,
глядя друг на друга, и ощущали,
что никогда они так не любили.
Они увидели, как гордая царица
бежит по небу, серебром скользя,
и как мигали мгновения зарницы.
Никто так не любил тебя, как я!
Спеша, покидали лесной бурелом,
для любовников это место изгнания.
О, жёлтый мир, ты моя доля в нём,
никто не любил тебя, как я!
Паломник
Я голодал сорок дней на хлебе и воде.
Запретил алкоголь и девок в шелках.
Нет толку от баб, у них одно на уме
и в деревне, и в парижских кругах.
Они повторяют: «Но fol de roll».
На острове Лох-Дерг я шёл по камням,
молился везде до мозга и костей.
Там был старик, он был так упрям,
что остался рядом до последних дней.
И всё время бубнил: «Но fol de rol».
Все мертвые мира здесь побывали,
если мать ищет сына, то найдёт.
В огне чистилища его перековали.
Клянусь богом, я слышал, что он поёт:
«Но fol de roll».
Мы плыли в лодке, чёрный ворон,
двадцать футов крыльев размах,
кружил над нами, словно демон,
хлопал перьями, вызывая страх.
Лодочник напевал себе: «Но fol de roll».
Вот я в трактире, опираюсь на стену,
заходите, девки, в своих шелках,
в деревенской Шали или даже в Вене,
с любым мужиком и песней в устах.
Я брошу всё и всё: «Но fol de roll».
Паудин
Неразумен был я и возмущён,
со злостью присущей мне,
увидев в лавке Паудина днём,
споткнулся на ровной земле.
У терновников на рассвете
кроншнеп на камнях завывал,
а пронзительный ветер
эхом ему отвечал.
Я подумал об этом немного,
что на определённой высоте,
где мы все на глазах у Бога,
одинаковые во всей красе,
звук нельзя потерять в тишине,
и ничто не может быть забыто,
если не хватает одинокой душе
сладкого, кристального крика.
О женщине
Бог славит женщину по причине,
что она отключает свой разум.
Мужчина не найдёт в другом мужчине
то, что в женщине увидит сразу.
Это её плоть с великим значением
и тело, которое накрывает всё,
что не расходится с его мнением,
ведь это не собственность её.
Педантизм не приемлет этот процесс.
Царь Соломон был мудрый самый.
Он имел гарем из сотен принцесс,
чтобы народы объединить в единый.
Считал быть с каждой наедине,
когда Шеба была его подругой.
Он будто железо ковал её на огне
и выполнял её желания грубо.
Расслабившись, они начинали зевать,
получив удовольствие от сна.
Как одно целое продолжали дрожать,
лишь только уснула она.
Дай бог мне, но не здесь,
ведь я не такой умелый.
Надеюсь на эту дорогую вещь,
но теперь я быстро старею.
Даже сказка в быль превратится,
если ступу толочь при луне.
Можно заново возродиться
и помнить, что знания при тебе.
Я от забот не сойду с ума,
сон выгоняет с постели нежность.
Жаль, что очень болит голова
и скрежет зубов влечёт неизбежность.
Извращение, сотворённое взглядом,
позволяет жить тебе как Соломон.
Пусть твоя Шеба танцует рядом
и много женщин украшают дом.
Шестнадцать мертвых людей
Мы раньше говорили о свободе.
По-разному убили шестнадцать человек.
Взаимных уступок не было вроде,
что должно было быть, а чего нет?
Пока мертвецы слоняются везде,
в аду уже бурлит кипящий котёл.
Мы будем точно преданы земле.
пока не свергнут германский орёл.
Кто спорит, что Пирс глухонемой?
Железная логика превосходит порой
кость большого пальца Макдонаха.
Как можно мечтать по этим слухам?
Новые товарищи в наших рядах,
Вольф Тон и лорд Фицджеральд,
держат нос во всех чужих делах,
перемалывая кости в своих жерновах.
Присутствие
Странная ночь, призраки снились,
волосы на голове будто шевелились.
Солнце зашло, девки слонялись,
робкие, крашеные, и дико смеялись.
В кружевах и шелках шелестели,
поднимаясь по лестнице со скрипом,
те, кто мои стихи читать любили
об оргазме, с неистовым криком.
Ответная и безответная любовь.
Они стояли в дверях у крыльца,
у моей деревянной кафедры, вновь.
Я не слышал, как бьются их сердца.
Кто-то блудница, а кто-то стерва,
их взгляд никогда не был желанным.
Одна из них могла быть королева.
Сон возбуждал, но был очень странным.
Сумасшедшая Джейни
«Я устала епископа ругать, —
сказала Сумасшедшая Джейни. —
Девять книг, его девять шляп
не делают его мужчиной.
Я думала про свои измены,
мысли перебирала, с кем и где.
У короля были красивые кузены,
куда же они исчезли все?
Может, насмерть забиты в подвале,
а он остаётся на своем троне.
Прошлой ночью мы на горе лежали», —
сказала Сумасшедшая Джейни.
Как-то экипаж из двух коней,
на двух колёсах, ехал мимо.
Справить нужду присела Эмер,
появился интенсивный мужчина.
Он сел рядом с ней, её Кухулин,
опершись на два колена,
камень целовал, стоя в грязи.
Слезами умывалась измена.
Человек мечтает о волшебном царстве
Он стоял среди толпы у Дромахера.
Его сердце горело, словно пламя.
Он познал наконец нежность матери,
прежде чем стал статуей из камня.
Если кучи рыб займут часть кормы
и поднимут серебряные головки,
запоют утренние и вечерние псалмы
на забытом в мире островке.
Люди любят море и ловят случай,
любовники клянутся друг другу
под плетёной крышей из сучьев
и поют об этом без испуга.
Он бродил по пескам Лиссаделла,
думал о деньгах, что не под силу.
Знал бы он, сколько лет пролетело,
прежде чем он ляжет в свою могилу.
Он шёл мимо на досуге,
разевая свой грязный рот.
Он пел на севере, западе, юге,
где жил весёлый и нежный народ.
Под небом блестящего серебра
ноги танцора становились живее.
В плодах созревали солнце, луна,
а в песне той он был вовсе мудрее.
Он размышлял у колодца Сканавина
о своих насмешниках оголтело.
Его месть была в деревенской канаве,
когда земная ночь успокоила тело.
Там росла травка у бассейна
и пели противные очень голоса.
Тишина насильно была рассеяна,
этому радовалась избранная раса.
Какие бы водные потоки ни падали,
а серебро раздражало золото дня,
полночь окутывает их и очень радует,
любовники там пребывают, любя.
В сказке есть прекрасное настроение.
На Лугнагалле он спит под холмом,
и в безмятежном своём сновидении
он это видит под крутым тюрбаном.
Когда земля поглощает человека
и черви кружат над его костями,
он сознанием своим без крика
взывает к Богу над небесами.
Во сне мечтает и на волне танцует,
любовник остаётся в бессилии,
пока Бог сжигает природу поцелуем.
Мужчина не находит утех в могиле.
Призрак
Опасность таится в насмешках,
говоря о призраках неспешно.
В правдоподобных же явлениях
я убедился в разумных сомнениях
к этим дерзким, лукавым видениям
и отнёсся к ним с недоверием.
Я видел пятнадцать призраков таких,
пальто на плечиках не худший из них.
Ничего хорошего я и не мог иметь,
когда полночи должен был сидеть
в моём полу-одиночестве
с остроумным другом в отрочестве.
Тогда я не позволял его взглядам
понять, что призраки где-то рядом.
Я видел пятнадцать призраков таких,
пальто на плечиках не худший из них.
Старея, мужчина прекращает суету,
каждый раз радость уходит в глубину
и заполняет в его сердце пустоту,
он нуждается в силе догонять мечту.
Ночи становятся длиннее и темнее,
открывая тайну, делая страх сильнее.
Я видел пятнадцать призраков таких,
пальто на плечиках не худший из них.
Умозаключение
Компаньон. Знакомая одна
одарённая, элитарная была,
богатая, видная женщина,
горькой славой разрушена.
Она не молодая, одинокая,
бесчувственная и жестокая.
Я очень долго трудился,
за это время изменился,
несмотря на все крушения,
я был рядом до изнеможения.
Какие могут быть перемены?
Это лишний вес, время смены.
Возраст не выпрямит колени.
Согласен, это не все понимают,
одни сомневаются, другие кивают.