я тяну к тебе руки и все меняется.
мир падает с ног на голову,
оказываясь настоящим.
и я снова рисую люксембургский сад
у твоей кровати.
инженеры увековечивают души художников
в холодном камне,
делают из него людей,
что вынашивают идеи.
статуи вглядываются в бесконечность,
согреваются любопытным
взглядом изобретателя,
путешественника,
всякий раз связывающего близких
красными нитями, помогающего им
наконец-то встретиться,
провожающего
смешных людей в цилиндрах
до затхлых крыш их домов,
но не способного обрести собственный.
застывшие святые
согреваются под
твоим взглядом.
тем, что прожигает камень
- он теплеет,
никогда не возгораясь,
и люди улыбаются,
шепча молитвы искусству.
ты нюхаешь порох и краснеешь,
вызываешь меня на дуэль,
после выстреливая
в солнце,
пробивая ему висок.
солнце отшатывается,
касаясь тебя длинными
локонами ожогов
и это щекотно!
когда подопечный ещё зачитывал
десять правил дуэли, я уже умер.
я уже восстал из земли
и бросил оружие,
чтобы увидеть это.
эту жизнь.
французский поцелуй с солнцем;
старший брат, умерший за четыре дня
до конца войны;
фотографии, алмазными глазами увидевших
фонтан медичи тихих детей;
бежавшие с родины шахматисты,
бывшие герои советского союза,
забытые семьями и стихами;
похороны человека,
который ничего не выбирал
похороны человека,
который впервые сделал свой выбор;
строгие каменные статуи,
лишенные зрачков, которые
обязательно
переживут нас.