Поздним вечером лета девятьсот двадцать третьего года собрались побеседовать трое приятелей где - то на фоне природы.
Номер Первый - лет сорока четырёх. Любил щекотать людям нервы, проницательно видел глупцов и пройдох. Приручил Он Сову Минервы. В тандемах, дуумвиратах и триумвиратах был не так уж и плох.
Номер Второй - лет сорока шести. Буржуазии гроза. Революции смелый герой. Политбюро член - почти.
Номер Третий - полтинник уже разменял. Хоть и звался он Лев, но был незаметен. Согласно лишь только и мягко кивал.
Они раздавили вина по бутылке. И Номер Первый вдруг почесал у себя в затылке. И затем безо всякой причины у приятелей Он спросил своих - знают ли они, как мужчины, что всего сладостней будет для них?!
Номер Третий сказал - нет, не знаем. Ну так ты нам, Иосиф, скажи. Номер Первый был непроницаем - если, Лев, ты так хочешь - ну что же, держи.
Самое сладкое - это месть. Но только.... холодной её надо есть. Что б она сладостной была и с отдачей, никогда не надо, ребятки, ее есть горячей.
Оглянись вокруг. И наметь врага. А им... может быть и бывший друг, утративший берега.
Номер Первый на тех двоих вдруг взглянул как - то странно, устало. Заморозил взглядом Он их. И хоть вечер июльский затих, январской стужей как будто Льва с Феликсом из ниоткуда обдало.
В Феликса как будто вогнали штырь. Пошевелиться не мог. Выпрямился во весь свой рост.
А Льву не помешал бы и нашатырь. От страха неведомого он и вовсе под себя поджал хвост.
А Номер Первый тем временем продолжал, пряча улыбку в усы. Каждое слово Он не спеша высекал, как будто клал на Истории невидимые весы.
Так вот. Когда врага наметил - не торопись. Ведь приятней всего на свете - растянуть травлю, агонию подлых крыс.
А затем постепенно удар за ударом делай бытие её тленное сплошным ужасом и кошмаром.
А затем, когда кураж надоест, вонзи клинок в её подлое сердце - славные будут вопли окрест.
Всмотрись в бездыханное тело при лунном свете. И будь таков. Луи Одиннадцатый ещё говаривал, что нет приятней запаха на свете, чем трупный запах твоих врагов.
Ну а затем, придя домой, выпей хорошего грузинского вина. И да спокоен, крепок будет сон твой. Ещё с одним двурушником, иудой окончена война.
Приятели реченьям тем внимали и как - то странно улыбались. А впрочем - поздний час уж. Не пора ли? Домой они засобирались.
Иосиф их задерживать не стал. Да и сам Он уже устал.
Феликс откланялся. Завтра был трудный день в ВЧК. Он еле слышно, полушепотом отбарабанился - Иосиф, Лев спасибо за компанию. Пока.
А Лев поплелся домой. В каком-то странном волненьи. Без охраны, хмельной и чудной. И всё думал о концепции сладкого мщенья.
И себя утешал - да ладно. Номер Первый.... Он ведь такой.... Куражится безоглядно. Ведь не впервой.
А ночью Льву вдруг приснился сон. В каком-то тёмном подвале он. И рядом - кто-то ещё другой - Григорий Евсеич?! Ты ли?! Постой. Что мы тут делаем?! Боже мой!
Но..... Радости и надежды раздался клич. Вот где-то рядом возник Ильич. Прочь наважденье. Мы - под его эгидой. Ильич - спасенье. Он не даст в обиду.
Лев очнулся. То - всего лишь сон. Но как же чуден и странен он.
Льву стало тягостно всё. Всё - рассветы, закаты. Из подворотни. Абсолютно любой. Бог взирает усатый.
Вездесущий. Бог - Он ведь такой.
И вещает Льву и кому-то там. Оставь. Мне отмщение. Я воздам.
....... Вот уж и осень. Но память как вор. В мозг снова выносит Тот Разговор.
И даже в природе тревожит всё Льва. И должность есть вроде. Но..... Эти Слова.
Листопад разгулялся ли днесь золотой. Или плещется тихо речушка осенняя.
Льву безрадостно всё.
Ибо всё под Луной, ВСЁ - вторит концепции сладкого мщения.