***
Всё началось с того, что беляши
испечь решила, но забыла только
рецепт, ну ладно, тесто, полежи,
я бабушку спрошу, чего и сколько.
А бабушки, гляжу, и след простыл,
ушла и мне ни слова не сказала.
Забыла, что тут ужин наш остыл,
носки ещё мои не довязала.
Надела свой любимый креп-жоржет,
я помню тот волан и кружева те,
ну, бабушка, куда же ты уже?!
но этот крик утонет словно в вате.
Куда могла уйти она? Ну да,
к родне, что на Ульяновской, где, боже,
когда-то жили мы, но вот беда,
там телефона нет, и дома тоже.
Мне не пройти проклятый рубикон...
И вдруг автобус, словно с неба послан.
И входит некто прямо сквозь балкон.
Гляжу — а это почему-то Познер.
Казалось бы, не вор и не бандит,
но как от страха не сошла с ума я...
Он так сурово на меня глядит,
что я без слов всё сразу понимаю.
Нет, не испечь мне больше беляша...
Давид, я бабушку ищу ночами,
не видел ты, куда она ушла?
Он, глядя в никуда, пожал плечами
и медленно растаял в темноте.
И я опять одна с душой без тела.
Людей полно, но всё не те, не те,
а где мои? Куда ты, жизнь, их дела?!
Чем горе своё горькое залью?
Когда-то в доме этом было тесно...
Слезами я муку свою солю
и яростно замешиваю тесто.
Воробушкам крошу я беляши,
не важно, наяву иль понарошке,
дитёныши моей больной души,
как рады вы и чёрствой даже крошке.
«Как детки сиротливые», – о них
писал Есенин, в детстве я читала
и плакала, и жалость ту из книг
навек в себя бессмысленно впитала.
«И жмутся поплотней», а мне к кому
приткнуться с этим холодом и болью,
к кому прижаться в пасмурном дому,
кого бы накормить своей любовью.
Кому меня, я та же, что была,
вы не смотрите, что другая с виду,
я обернусь, румяна и бела,
которой так мила была Давиду.
Кому полвековые беляши,
кому тоска и вирши с пылу с жару,
кому с души те камни-голыши,
что тяжестью под стать земному шару?
Душа уже в заплатах от расплат.
Мука как мука в пальцах рассыпалась.
Проснуться и взглянуть на циферблат...
Так поздно я ещё не просыпалась.
Опять с тобой проснуться не вдвоём...
И вдруг часы пробили полдень грозно.
Так вот откуда Познер в сне моём!
Чтоб рифму подсказать: всё поздно, поздно!
Я обронила на пол телефон.
Я обронила дом, семью и юность.
Пластинку вновь заводит патефон
о жизни той, куда уже не сунусь.
Но будь же благосклонен, небосклон!
Ведь вспоминать – большое тоже дело...
Скорей бы утро, вечер, ночь и сон,
чтоб повидать там всех, кого хотела.