"Я не боюсь..." – прошептала Ева.
Ночь своенравно сгущала мрак.
Мшистая стежка петляла влево,
справа зловеще чернел овраг,
прямо по курсу – чащоба леса,
богом забытый разлапый холм.
Даль исходила густой завесой.
Птицы шныряли по ней верхом.
Ветер срывался в порыве хилом.
Шелестом листьев шипела глушь.
Пахло землею, осклизлым илом,
въедливой вонью стоялых луж.
Угольной глыбой нависло небо.
Воздух дрожал. Ни души окрест.
"Я не боюсь..." – прошептала Ева
и отрешенно шагнула в лес...
...Чей-то чешуйчатый посверк, стоны. В стуке костей затаился страх. В небе рассеялся крик вороны. Звезды померкли, светить устав. Тени сплелись, уплотнились звуки. Выводок тварей! Ах, божья срань! Голос озяб, онемели руки, холод тревоги обжил гортань. Микроцефалы с рабыней голой; скрежет металла и звон цепей. Рядом огромный циклоп двуполый, скулы его – жестяной репей; смотрит сквозистое злое око. Пара псоглавцев зашла в шатер. Выб'лядок в маске чумного дока что-то бросает в густой костер. С камня тотемного хищник зоркий клювом мотает – типичный гриф. Что-то бормочут вампиры, орки, гули и черти – куда ж без них. Редкие звери собрались вместе, будто бы чей-то кромешный лимб выгрузил нежить на лобном месте. Ева зачем-то выходит к ним...
...Каждый из бесов высок и крепок, культовых сказок злодей-герой, чьей-то духовной прохлады слепок, недовмещенный земной корой. Выродки пялятся как-то странно и начинают надрывно выть. Ева снимает с себя сутану. Этого просто не может быть...
...Щуплая, гордая, смотрит строго. Кожа ее, словно мел, бела. А за спиной, как доспехи Бога, в стороны тянутся два крыла. Меч сердоликовых глаз искрится. В панике бьется Денницы рать. Ева – архангел, святая птица, праведным взором вольна карать. "Отче наш сущий...": молитвы-стрелы, промельки нимба, сакральный лик. Падает наземь за телом тело – скопом, вповалку, внаброс, впритык. Т'уши их пламя жует сурово. Дух сатанинский от света пуст. Тьму убивают Господь и слово, если исходят из нужных уст. Скошено черни лесное чрево. Кто-то сегодня от зла спасен...
...Утренний шум. Просыпайся, Ева. Это всего лишь тревожный сон. Все хорошо. Ты на прежнем месте. Глупый будильник опять пищит. В капельках пота нагрудный крестик – твой неизменный и вечный щит. Бойся лишь Бога и жизни в дыме страсти лукавой, привычки лгать, чтобы посмертно не стать рабыней бесов, что будут тебя терзать. Бойся лишь собственной темной хмари. Только Всевышний тебе судья. В этом глубоком ночном кошмаре ты ведь спасала саму себя. Нету родных и любви важнее. Истинный ужас – душа пуста. Твари страшны, но куда страшнее в сердце своем же предать Христа.
Ева ступает походкой властной. Внутренний голос ее бодрит. По расписанию: душ контрастный, тени на веках, хип-хоп и бит, молотый кофе в уюте спальни, солнечный вид за большим окном, где вдалеке, как узор наскальный, вьются дорога, овраг и холм.