Костюмерша

Елена Белогор
               

     В провинциальном театре  областного промышленного города N шли репетиции спектакля. Обстановка была нервная, репетиции шли тяжело:  не все  актеры были удовлетворены своими ролями. Режиссёр, дородный мужчина старше средних лет, седой и амбициозный (имя его мы умолчим), пребывал в творческом запале, и тоже очень  нервничал.  А тут ещё технический персонал в лице главного костюмера Тамары Георгиевны Доходчевой больно ударил по его самолюбию. Вернее, не она лично, а сплетни о ней… надо сказать, не  беспочвенные сплетни. Ну, в общем…
     Подружка Тамары  Георгиевны, гример и парикмахер Елена Андреевна Вертушкина, занималась гримом жены режиссера актрисы Светланы Быстряковой, женщины немолодой, но моложавой -  и нечаянно  проболталась. Да, проболталась, бывает и так, хоть и подружка. Она проболталась, рассказывая, как веселой компанией  отмечали ей некруглую дату; как хорошо посидели; кто,  что спьяну поведал о своей новой любви; кто высказался   на  политическую тему…
       Но весть о том, что позволила себе сказать  Тамара Георгиевна, от неожиданности заставила даже чуть привстать жену режиссера, причём в самый ответственный для грима момент.
     «Это не входило ни в какие ворота!  Не могло сравниться ни с чьими  политическим воззрениями, а тем более, чьей-нибудь очередной изменой!»
    Недобрая весть  в красках была немедленно передана адресату. 
    Как всегда  Тамара Георгиевна неслась вдоль длинного коридора театра, раскладывая по гримёркам костюмы - должна была состояться генеральная репетиция.  И состоялась. Но прежде - её экспозицией - совершилась прилюдная «казнь» Тамары Георгиевны. Во  время очередного её забега, с нахлобученными на себя костюмами, она натолкнулась на режиссёра.
- Ой! – воскликнула она с долей кокетства.
- Постойте, Тамара Георгиевна! Постойте! Позвольте спросить, я был не в курсе, у Вас что, высшее  театральное за плечами, или, на  худой конец, филфак?!
- Да Вы что! 7 классов  в сельской школе. Хотя я работала несколько лет клубным  работником, ставили спектакли, писали…- она уже хотела захлебнуться воспоминаниями, потрясенная лестным предположением, как,  недобро и зло, её оборвал режиссер.
- 7 классов,  костюмер.  Так на каком основании Вы судите о моём спектакле?!  Кто Вам позволил обсуждать  перед самым его выходом, придут зрители или нет?  Да ещё распространять повсюду своё жалкое  «гадание на кофейной гуще»?! Кто Вы такая?!
  Тамара Георгиевна была ошеломлена и не могла вымолвить ни единого слова в свою защиту. Хотя какая защита, какое ей оправдание, когда она, действительно, при всех высказала  свое мрачное предположение.
     Еще было неизвестно, сколько зрителей придёт на спектакль, но на эту сценку собралось уже немало.
     Тамаре Георгиевне было неудобно, и, набравшись смелости, она всё же решилась ответить:
   - Какая бы я не была, но  на этот спектакль всё равно никто не   придёт.
    Режиссёр только руками развёл. Спасли костюмершу  её 7 классов, иначе бы… ой,  не знаю.
   Но так  просто нашего  режиссёра с пути не столкнуть. Он всё-таки  довёл свой спектакль до хорошего уровня.
    И вот наступает день премьеры!
   До последнего он надеялся, что билеты раскупят.
   До начала спектакля оставалось всего 2  часа,  куплено  10 билетов...
   Не будем смаковать эту премьеру, скажем только, что на следующий день, и последующие другие, не пришло ни одного человечка. Спектакль быстро сняли с афиш.
       Прошло сколько-то времени. Труппа репетирует уже новый спектакль. Тамара Георгиевна обожает театр, и  ей  разрешается иногда присутствовать на репетициях.
    Частенько к ней подбегает режиссёр с вопросом:
-   Ну, как Тамара Георгиевна, ничего, хорошо? – И очень  рад, когда слышит её скромное одобрение.

 
  Апрель 2024 г.