Носопик

 
           (Психологический рассказ с криминальным оттенком)

      Сейчас тема для рассказа, абы какая, не пройдёт. Криминал — обязательное условие. Сюжеты самые разные: убийство, кража, изнасилование, оставление в опасности, махинации и т. д.
Сюжеты — разные, а суть одна: насилие над личностью.
Вот, вот оно, ключевое слово — личность. В ней-то всё и дело.
Однако всё вышеперечисленное относится к внешним, вещественным признакам деятельности человека. А если копнуть глубже? Уверяю, сюжетец получится не менее детективный, в духе времени!
«Что значит глубже? Это несовременно!» — запротестуете Вы, мой уважаемый читатель. А я отвечу. Что «несовременно» — чушь. А «глубже» — значит попробовать уловить человеческую мысль ещё до того, как она властно прикажет руке — подняться, а ногам — следовать в нужном ей направлении. Уловить и рассмотреть её как следует, если она того достойна. А за понятием личности всегда кроется нечто любопытное, особенно когда она твоя.
В самом деле, что есть личность? Из поколения в поколение мы задаёмся этим вопросом, и каждый раз, словно впервые, ищем ответ. Откуда она берётся? И как её, родимую, распознать, да ещё развивать, да ещё оберегать? Для какого-нибудь легковесного торопыги (каковым я и сама была в недавнем прошлом) ответы, конечно же, лежат на поверхности. Человек, посерьёзней, даст осторожный совет, и то в теории. А на практике? Нет человека, который не упёрся бы лбом в эту неразрешимую проблему. И если вовремя в ней не разобраться, пустить на самотёк, то, боюсь, получится что-то вроде: изнасилование собственной личности… продажа её с целью наживы… оставление личности в опасности среди лени и распутства… кража её у другого… и, наконец, самоубийство с целью не иметь её вовсе.
Ужас! Криминал чистой воды, который никогда не попадёт в хронику происшествий, являясь при этом истинной подоплёкой любого преступления.
Но не пора ли мне начать, собственно, повествование.
Пожалуй, начну.
Пришёл и ко мне тот час, когда животрепещущие вопросы личности заострились во мне настолько, что попросту не давали уснуть. И я приступила к активным действиям. Первым делом, переворошила личную библиотеку (не бедную, кстати сказать), искала хоть какие-либо сведения о СЕБЕ. Пессимистично постояла перед прогнувшимися под непосильной тяжестью полками книжных магазинов: найти здесь что-либо невозможно. От отчаяния вздумала вдруг тревожить нездешними вопросами местную «публику» — зря, но без последствий. Искала даже — ну, прямо специально для меня — разработанные психологические тренинги — всё бесполезно! Ответа не было.
«Святые Угодники! Что же мне делать?» — вскрикивала я по ночам. А утренней молитвой снимала с души грех уныния. И однажды ответ был найден: идти к человеку!
То ли святые отцы нашептали мне в подсознание, то ли ещё что, а только хожу и повторяю: «Богу угодно, чтобы человеки наставлялись человеками».
Но легко сказать…
Ты носишься со своей личностью. Изучаешь все её механизмы. Проводишь химические реакции в соприкосновении с другой, такой же мятежной. И не можешь никак уловить того осязаемого стержня, который составляет её хребет и вовеки пресекает ложные твои шаги, выводя траекторию движения на вертикаль. И пока он не найден — этот стержень — ты обречён в панике суетиться бесконечно, кидаясь из одной крайности в другую.
Найти, почувствовать, познать и понять, точнее при-нять, что есть «я», как личность.
И наконец, личность — это ч т о?
Облачение в некое эфирное тело, ибо без оного оно — ничто?
Вот тут бы мне открылся глубокий смысл такого известного художественного образа, как Фантомас
А, может быть, это оболочка-шлейф, протянувшаяся за нами из глубины веков? А что, «порвалась связь времён» — и всё, темно!
Так что же это?
«Нужно идти к человеку».
И в этом истина! Человек идёт к человеку просить человеческой помощи, оснащённой человеческими же знаниями, как дельфин к дельфину, загадочным свистом передавая сигналы СОС.
В то же время, именно потому, что он — человек, как донести до него всю полноту проблемы, чтобы, не приведи Господи, не выглядеть смешным? Да и пусть бы!.. Но лишь бы не упасть, и чтобы не растеклось это твоё падение огромной лужей по всей твоей судьбе. В этом сложность. Но я решилась. И в один из благоприятных дней это произошло.
Кто-то, возможно, подумал, что я пошла к священнику или духовнику, к маме, папе, или сестре? Не угадали. Я пошла к ещё более простому человеку — обыкновенному психологу, который что-то такое знает про всех нас и что-то слышал именно про тебя, бедного, грешного, больного, такого, как и он сам.
Итак, это был поход к психологу.
Заранее уговорившись с ним о встрече, я приготовилась к тому, чтобы окончательно поставить жирную точку в этом запутанном, с криминальным душком, деле.
Чувствую, читатель давно уже заинтригован (если не раздражён) лишь пустыми моими посулами, и вправе уже требовать настоящих разъяснений. Что ж я попробую. Однако если задаться целью с хронологической последовательностью описать всю пагубность моей ситуации, боюсь, даже Ф. М. Достоевскому оказалось бы это не под силу. Он так бы мне и сказал: «Разбирайся-ка, подруга, сама, как знаешь, здесь чёрт ногу сломит!» А я бы не обиделась. Да. А вот донести до уважаемого читателя самую суть происходящего возможно… с трудом, преодолевая страх звучащего слова, но — возможно.
Главное, с чего начать.
Пожалуй, утренний телефонный звонок мог бы рассказать о многом.
Начну с того, что я ненавижу утро. Грех, но это правда. Я долго просыпаюсь и буквально выталкиваю себя из постели. «Притягиваю себя за волосы» в святой угол перекрестить лоб и попросить у Господа сил на предстоящий день. Затем с ненавистью пью кофе — мне его нельзя, а я его обожаю — и с ещё большим презрением думаю о скопившихся домашних делах, съедающих всю мою энергию. Но это только в первые полчаса. По их истечении, я абсолютно спокойный, адекватный и вообще миролюбивый человек. Не раньше и не позже, а именно в эти полчаса раздаётся телефонный звонок. Я почти знаю, кто это.
Но тут я прошу меня извинить, рассказ свой я продолжу в третьем лице, так мне будет легче.
Так вот, представьте, раздаётся телефонный звонок, человек поднимает трубку в нерешительности и нежелании вообще с кем-то говорить и хрипло произносит: «Да…» Но услышав приветливый голос в ответ, резко меняется. И уже кто-то, а не он, подло пользуясь его устами и языком и, откуда-то взявшимися, незнакомыми словами, разражается безудержным восторгом и радостью, словно всю ночь только и мечтал об этом звонке. Что ж тут сказать, завязка готова: звонивший абонент стал жертвой наглой махинации (хоть и невольной). Теперь, введённый в заблуждение, он — лёгкая добыча всяческих манипуляций… словом, «делай с ним што хош». Чем и пользуется ловкий манипулятор, изощряясь в фантазиях с клятвами и обещаниями. Потом он кладёт трубку, брезгливо стягивает с себя липкую личину и, жалкий и безвольный, сваливается в бездну неудовлетворённости и уныния. И вот ему приходит в голову, что он никчёмен до такой степени, что недостоин даже поговорить с соседкой, работающей на бензоколонке, даже если в этом у него крайняя необходимость. Дрожащей от волнения рукой он стучит в дверь соседского дома, не выждав положенного времени, быстро убегает к себе с чувством выполненного долга, радостный, что по счастью соседки нет дома. Казалось бы, бедный человек, кто его столько лет унижал, что у него до такого неприличия занижена самооценка? Ха! Ничего подобного! Самооценка на месте. В условиях атмосферы тёплой и не агрессивной, он становился почти неузнаваемым: вальяжен, велик, свободен в выражениях своей мысли, буквально наслаждается самим процессом, на ходу конструируя оригинальные повороты в рассуждении. И вы уже не скажете, что он чем-то иликем-то обижен. Он высоко думает о себе, и ему трудно это скрывать. Люди хорошо его знающие часто недоумевают: «Откуда что берётся?» Недоумеваем и мы, воспламеняясь справедливым негодованием присяжных: «Так где же правда, подсудимый?! Где Ваше истинное лицо? Молчите?! А как Вы объясните, что долгие годы безответственно и самонадеянно занимались не своим делом? Как могли Вы, опять же безответственно, вводить в заблуждение и себя и людей, заставляя думать о себе, как о совершенно ином человеке? Что Вы сделали с собой! Вы так же легкомысленно отнеслись и к потере огромного количества времени, можно сказать, планомерно убивали его! Да Вы — настоящий преступник! И Вам нечего сказать в своё оправдание…»
Вот так, от депрессии к депрессии, я судила себя — и продолжала так же малодушно жить двойной, а то и тройной, жизнью, всё так же теряя время и гримасничая перед зеркалом своей судьбы. И час настал…
«Ах, как же это больно!» — в роскошных апартаментах уважаемого психолога на краю глубокого кресла я выковыривала из открытой раны жалкие ошмётки своей проблемы. Я неприлично закапала холёный пол кровью своей откровенности и, с детской непосредственностью заглядывая в глаза доктора, уж чуть было не пожалела о затеянном. Но вот, наконец, дело коснулось главного. И передо мной развернулся чистый лист бумаги, посланный рукой психолога. «Зачем? Для чего?» Впрочем, я обожаю эту непорочную чистоту и белизну своего собрата. Ведь это с ним мы долгие годы делили свежие потоки вдохновения, вместе страдали от произвола упрямой фразы и, выходит, именно он теперь — магический ключ от незримых дверей, в которые мне так хочется войти.
Следовала команда за командой: «Нарисуй ель». — … (Ель.) — «Ещё раз нарисуй ель». — … (Зачем?) — «Нарисуй дом». — … (Какой?) — «Нарисуй какое-нибудь фантастическое существо». — … (Фантастическое существо?) — Готово.-
— Назови его как-нибудь.-
— Нососик.
— Нет, нужно такое слово, которого нет в природе. —
— Но… со… пик! Носопик!
И психолог, глядя на моего фантастического Носопика, выдаёт, словно компьютер, полное описание моего «Я». «Такой нос в виде длинного хобота говорит о повышенной чувствительности (как это верно, я почти «без кожи»); нет туловища, значит, не живёшь земной жизнью (не живу, хоть и приходится); на тонких неустойчивых ножках, значит нетвёрдо стоишь, быстро ломаешься и падаешь (мг…); название говорит о том, что повышенная чувствительность причиняет тебе боль и страдание (а это одна из моих ужасных тайн). Вот и всё. Из всего сказанного делай выводы и принимай меры — таков вердикт был вынесен неумолимым психологом. Но мне уже было не до него. Образ моей личности уже смотрел на меня, материализовавшись в то искомое, что невидимкой укрывалось от хваткой охотничьей мысли. И мне нужно было сказать себе: вот это и есть твоя личность, прими и не спорь. А я не могла. Облако разочарования повисло в воздухе. Я не помню, что ещё говорил «человек человеку», пытаясь помочь и ободрить. Помню, что вежливо попрощалась и пошла своей дорогой.
— Что? —
Носопик, свесив свой грустный нос, последовал за мной.
«Какое странное несоответствие, — думала я, — какая с моей стороны неосведомлённость и невнимательность к деталям своей собственной судьбы!»
«Я не такАя!» — капризно звучало в моём сердце. Но какая теперь разница? Этот образ злополучного Носопика не отстанет. Всю-у-уду будет преследовать меня, навязывая своё общество. Неужели мнит, что я вот так сразу соглашусь с ним? С ним! Нет, я буду сопротивляться. Я докажу всем и себе, что этот Носопик не имеет ко мне никакого отношения. Но вся моя стоическая тирада быстро отлетела, как только соприкоснулась с необходимостью решать какие-то неотложные проблемы. Позже, в спокойной обстановке, я почувствовала, что во мне как будто всё перегорело: уже не было того острого желания обрести некий стержень, а пресловутые поиски личности показались пустыми и суетными. Сейчас можно сказать, что детективная история с моей личностью стояла тогда на пороге трагического финала. Ведь готовилось пассивное убийство младенца Носопика посредством оставления его в заведомо беспомощном состоянии. Господь отвёл.
Прошёл месяц, исполненный равнодушного покоя.
И однажды случилась довольно чувствительная стычка — некая химическая реакция человеческих отношений, произведшая настоящий эволюционный взрыв. И вот я иду по переулку. Душа голосит, как раненная птица. И что же: я вдруг физически ощущаю в себе Носопика! Происходит поразительная метаморфоза! Поворачиваясь огромной круглой головой, я хлопаю широко открытыми глазами, и длинный нос, который ещё целая наука носить перед собой, весело развивается впереди, непривычно мешая размашистой задорной походке тоненьких ножек. «О. Чудо!» — они понесли меня, эти ножки, так легко, словно едва касались тверди. А чувствительнейший нос открывал для меня потрясающую палитру тончайших запахов земли и неба, которые кружили мне голову. Ещё чуть-чуть, и мы пролезли бы с ним сквозь светящуюся трещину параллельного мира. Но тут мне стало страшно. Словно локаторы, мои ушки чётко уловили меру реальности, которая, конечно, должна присутствовать во всём (любой художник интуитивно чувствует её, как «золотое сечение»). Но обращаясь к земному, я не потеряла драгоценную находку, а напротив, окончательно удостоверилась, что не стесняюсь отныне и не страшусь своей сущности, что понимаю себя и окружающих и от этого могу испытывать невероятную радость. «В коем веке мне позволено передвигаться вот так, свободно, и называться своим настоящим именем. Да, я — Носопик! Прошу любить и жаловать! Чувствительный, бодрый, свободный и лёгкий Но-со-пик! И это единственно верная, истинная и исключительная форма моего существования, которую я познала, приняла и даже восхитилась: ведь ничего лишнего, только то, что необходимо для конкретно этой духовной субстанции.
Отпали все чудовищные фантазии о себе, оставив лишь квинтэссенцию действительного, и она полна. Начиналась новая жизнь от рождения до смерти, полная свежих впечатлений человека, обретшего самого себя.