Посвящается участнику Великой Отечественной войны,
лётчику-истребителю 813-го авиаполка, "Сталинскому соколу",
лейтенанту, Герою Советского Союза и, по воле судьбы,
"неизвестному солдату", инвалиду войны
Волошину Григорию Андреевичу, а также в его лице, всем инвалидам
режимного островного Валаамского специнтерната.
Бой
Восточная Пруссия. Гаубиц вой.
И пыль перемолотых дотов
Смешалась с метелью над серой землёй,
Чем злила советских пилотов.
Иссякли метели - на вылет приказ!
Сидеть в блиндажах мало прока.
Заждались ребята - "воздушный спецназ",
Где каждый есть сталинский сокол*!
Гудит истребительный авиаполк*...
В нём множество лётчиков ловких,
Готовых отдать своей Родине долг
Без отдыха и остановки...
Вот "пешки"* успев отработать в тылу
Врага, возвращались обратно.
Вдруг "фоккеры"* сверху сквозь чёрную мглу
Блеснули в лучах предзакатных.
Восьмёрка Ла-5* наших ринулась в бой,
Хоть "фоккеров" было под тридцать...
- "Бомбёров"* своих не отправить домой?!
-Увы,никуда не годится...
Любыми путями - на всё наплевать!
Отвлечь этих немцев на время...
Неравные силы - хотя бы "связать",
"Запутать" фашистское племя!
Ревели машины - дрожала земля!
В огне самолётов останки
Смотрелись, как монстры среди ковыля,
Разорванные до изнанки...
Подвиг
-Григорий! Григорий!- кричал командир -
Я вижу - здесь "фокеров" много...
Не рвись на рожон,- соблюдай, друг, ранжир*...
-Мы хуже других, что ли?!
-С Богом...
Из скопища чёрных крестов с высоты
Вдруг вырвался "Лавочкин"*:
-К бою!
Нажал на гашетку, но ленты пусты...
-Командир, уходи... Прикрою...
На "фоккера" сверху в пике на таран,
Пронзая пространство в порыве,
Игриво с улыбкой, как в детстве, пацан
Сжимается в огненном взрыве!
...вот мама вдали в предрассветной тиши
Бельё полоскает у речки...
А в доме родном крепко спят малыши.
И он среди братьев на печке...
-----------------------------------------------
Смотрели на подвиг с земли сотни глаз -
Героя судьба в Божьей власти...
И падали, падали множество раз
С небес истребителей части...
Но не было лётчика... Люди сочли:
-Погиб!- рассудив о пилоте...
Сгорел он при взрыве ещё до земли!
А, может быть, после - в полёте...
Но сталинский сокол взрывною волной
Был резко отброшен в болото.
Контужен, обуглен с одной головой
Подобран был шедшей пехотой.
Воскрешение и неизвестность
В "невнятную форму" врачи превратив
Спасли, всё же, жизнь "камикадзе"*,
Обрезав конечности все во плоти*-
Ног клочья и рук, если вкратце...
От смерти спасли доктора - будет жить,
Но участь бойца незавидна...
К обрубку нельзя рук и ног нарастить...
(Безвыходность здесь очевидна...).
Без памяти страшно - нет хода назад.
Ещё документы сгорели...
-Кто ты, дорогой неизвестный солдат -
Остаток в истерзанном теле?
Контуженный парень - глухой и немой...
В огромных глазах нет надежды...
Одна пустота в них и то, что живой -
Не рад, ведь неведом мир прежний...
Мог только мычать "чурбачок с головой",
Рычать "по-людски", когда злился.
И выл по ночам над своею судьбой -
Откуда такой появился..?
Глаза "стекленели" с годами его.
Он просто молчал, глядя в точку...
Не видел несчастный совсем ничего,
Не слышал и всё в одиночку...
Для близких геройски погибшим в бою
Считался солдат неизвестный...
Лечился, как мог, не тревожил семью
И всех докторов, если честно...
Скитаясь впустую по госпиталям
Ему было пО барабану.
Обрубок лечи, не лечи - по нулям.
У обрубка сплошная рана...
Последнее пристанище
Последним пристанищем был Валаам*
В Никольском ските* возле храма.
Пятнадцать годков пролежал тихо там,
Как "псих"* и остаток от хлама...
Каких здесь не видели после войны
В монастырских холодных стенах
Истерзанных вдрызг, да к тому ж без вины
И обрубленных до полена...
Слепых, перекошенных и без лица
Обрубков, в миру - "самоваров"*,
Желающих сгинуть, уйти к праотцам,
По возрасту, вовсе не старых...
Монастырь без монахов вам не отель...
Для немощных в специнтернате
Руками ушитой была их постель,
Хватало им детской кровати.
Кто архитектор..?
Кто был "архитектор" в несчастной судьбе -
Неужто сам Бог, или Сталин,
Который потребовал от НКГБ-е* -
Убрать всех калек, чтоб молчали?!
Судьбою обиженным было о чём
Рассказывать без "пропаганды"
За кружкою пива и со стопарём*
Не дальше балкона с верандой.
Творить "профилактику" - полная чушь,
С отребьем "смешав" инвалидов?!
И здесь перегибы от рьяных чинуш,
Не то от ущербности выдав...
Потерянных,брошенных и молчунов,
Застывших с контузии страшной...
В их мире, который остался, темно,-
Нет мостика к жизни вчерашней...
-----------------------------------------
Помимо закрытости в монастыре,
"Прикованным" к койке без срока,
От невыносимой тоски постарев,
Ждал смерти наш сталинский сокол.
Обрубком без имени и без родни,
С глазами открытыми настежь,
С застывшим лицом с белизной простынИ,
Он стал ко всему безучастен.
Натурщик
Таким, как то раз, он "натурою" стал
В режимном тогда интернате
Художнику-графику*, что рисовал
Наброски о русском солдате.
Легко создавал мастер этот портрет,
Тайком посетивший обитель...
Натурщик смиренный в свои сорок лет
Бесстрашный пилот - истребитель.
Давно в одной позе несчастный лежит
Без стона, без воя и рыка...
Пора и душе сотворять виражи -
Устал ты давно горемыка.
Уж солнце в зените - одна благодать!
Подкралась пора спелой вишни...
-Довольно лежать - ты готов умирать -
Пришёл срок встречаться с Всевышним?!
И вздрогнул обрубок - вещал Божий Глас.
"Застывший" страдалец очнулся...
Теперь, умирая, солдат в первый раз,
Прищурив глаза, улыбнулся.
-----------------------------------------
Обретение имени
Досталось художнику с выставкой сей -
Портреты калек под запретом!
Пытались "зачинщика" выгнать взашей
С работы, лишить партбилета.
Но время сменилось. Доступность пришла
И выставки, всё ж, "самоваров"
Увидел весь мир, что исчадие зла
Война, став ужасным кошмаром...
Солдат неизвестный, хоть наконец
Своими увиден и признан...
Григорий Волошин - их муж и отец.
Скончался... Закопан без тризны*.
Но шок с той поры не проходит в сердцах
И временем чувства не стёрты...
Мгновение "встречи" детей и отца
Сравнимо с разрывом аорты...
Нет жалости меры, вины и стыда...
А сколько потрачено силы?
Не зря в лихолетье на прочность беда
Людей проверяет в России!
Эпилог
Дорогу, что к стеле, нельзя обойти
И к храму, ведь он не заброшен...
На стеле имён уж к шестидесяти...
И есть там Григорий Волошин!
В том храме с иконами рядом подстать
Портреты висят у порога -
России защитники, сильная рать,
Все чада здесь Господа Бога.
Им подвига мало, оставшись в живых...
Ещё один подвиг - в мытарствах!
И без причисления к лику святых
Путь трудный в Небесное Царство!
Смотреть это страшно и не по душе -
В кроватках, на сучьях корзинки...*
Их образы "рваные" в карандаше,
Но, если точней - половинки...
--------------------------------------
Стихи поминальные в кельях поют
Монахи на зависть поэтам.
И спелые вишни синички клюют
В саду прикладбищенском летом.
"Сталинские соколы" - элитный истребительный авиаполк
Истребительный авиаполк - сталинские соколы из 813-го Осовецкого Краснознамённого полка ВВСКА
"Пешки" (Пе-2) - самый массовый бомбардировщик времён второй мировой войны
"Фоккеры" - немецкие самолёты, названные в честь основателя Антона Фоккера
Ла-5 (Лавочкин) - советский одномоторный истребитель, созданный Лавочкиным С.А.
Ранжир - определённый порядок расположения чего-либо
"Камикадзе" - тот, кто жертвует собой или рискует чем-либо важным, существенным ради чего-либо; безрассудный смельчак
Во плоти - в реальности; по настоящему
Валаам - остров Карело-финской ССР, где в 1950 году был основан лагерь инвалидов в бывших монастырских зданиях закрытого типа. Спецприёмник с жёстким режимом
"Самовары" - так называли цинично в народе инвалидов войны, точнее "обрубков" - без рук, без ног и контуженных с разными патологиями
Скит - место жительства монахов
"Псих" - самое закрытое отделение - для "психических", открытое в бывшем храме Никольского скита Валаамского монастыря
НКГБ-е - народный комиссариат государственной безопасности. В течение 1943-1944годов направил местным органам госбезопасности несколько директив, требовавших "профилактировать" инвалидов войны, чтобы вернувшиеся с фронта калеки не вели антисоветской пропаганды
Стопарь - стопка (для алкоголя)
Художник-график - Геннадий Добров сумел добраться (проникнул в роли медбрата) до режимного островного специнтерната и сделать серию портретов его обитателей
Тризна - церковный обряд поминания умершего
Корзинки - на прогулку (на свежий воздух) инвалидов (самоваров) выносили в ивовых корзинах и вывешивали на сучках деревьев
07.04.24