Знаешь, прокурор видел в нем смертельно-опасного преступника, он лицезрел в нем убийцу, и искал все основания для того, чтобы отправить его за решетку. Он сделал все, чтобы этот человек находился в клетке как можно дольше. Он предпринял все меры и закрыл ему доступ к свободе на столько лет, за которые умирающий богач отдал бы все деньги, те, что он жадно копил всю свою жизнь, и только на смертном одре он понял,что по сравнению с жизнью они ничего не стоят. За эти годы,что его глаза не увидят свободы,в мире столько всего произойдет, только он этого не прочувствует, не поймет. За ряд этих лет рождаются и вырастают дети. Достигают возраста, в котором принято влюбляться и впервые думать о смерти, разочаровываясь в своей первой любви. Доходить до крайностей, опустошая и защищая себя одиночеством, иль наоборот, окружая себя людьми, чувствовать себя нужным и значимым для кого-то, но таким же пустым и жалким внутри.
Знаешь, когда я впервые взглянула на него, то... увидела в нем человека. В его зеленых глазах можно было утонуть, я там заблудилась, будто зашла в самую гущу леса и забыла компас, который бы помог мне из него выбраться. Его жесткий и безжалостный взгляд приковал меня к себе, я не могла ни на секунду отвести от него глаз. Увидев его улыбку, я не могла сдержать свою, и, смутившись, расцветала. Своей удивительной улыбкой он напоминал мне, что глубоко-глубоко внутри у него спрятано то самое ценное и незаменимое, что называют душой.Очаровываясь улыбкой, я растворялась в его взгляде, он будто окутывал меня им, я почувствовала себя защищенной. Под крылом у убийцы я чувствовала себя хорошо, незабываемое ощущение. Наблюдая за движением, походкой, восхищаясь пластичностью его тела, к нему хотелось прикоснуться все больше и больше. Хотелось взять его руки в свои и согревать его теплом и заботой, хотелось отдать ту часть себя, которую я приобрела благодаря ему. Он был под запретом, весь его стан, его плоть была недоступна мне, от этого он казался еще привлекательнее и красивее. Стекло, которое нас разделяло, было столь хрупким, что будто рассыпалось, когда он прислонял к нему свою руку. Но в то же время, оно выглядело широченным, ибо я не могла через него ничего почувствовать, я могла только увидеть, а этого нам обоим было мало.
Что я хотела здесь сказать? Не осуждай. Для одного человека он может быть лишь бесконечной пачкой бумаг в деле, которая завтрашним днем удачно сменится делом другого чудака, претворившим в жизнь что-то противозаконное, но... для другого человека он же может стать целым миром, который подарил ему что-то важное и ценное, миром, который в какой-то момент его спас.