Был молод и срывал цветы:
подснежники и медуницы.
Их рисовал до темноты,
мечтал с красивой породниться.
По трафарету штамповал
слова мажорных транспарантов
и пел "Интернационал",
встречал январь под бой курантов.
И лузгал семечки в избе.
Из ложи наблюдал за теми,
кто, выбрав амплуа себе,
зеркально отражали время.
Планета делала круги,
и кто-то ехал за туманом,
за сладким запахом тайги,
с большой душой, с пустым карманом.
В то время в пузырьке чернил
ещё томился Арлекино.
За атеизм всех Бог простил
как заблудившегося сына.