Воспоминания ч. 2

Подборка 10. Институт.

  … При поступлении в Высшее мореходное училище им. адмирала Макарова прямо на суше «разверзся шторм». По конкурсу я не прошёл. Не скажу, что я бывалый моряк, и стихия мне не страшна, но что-то надо было предпринимать. В приёмной комиссии мне посоветовали попробовать отнести документы в Гидрометеорологический институт. Сгоряча я поехал к мосту Александра Невского. Пока добирался, немного остыл. Прибыв на место и увидев толпу суетящегося народа, я даже не стал обращаться в тамошнюю комиссию, а перешел к запасному варианту. На Косой линии висело ещё объявление о дополнительном наборе в Текстильный институт, и я «направил свои стопы» на улицу Герцена. Там надо было дополнительно выдержать экзамен по химии и иметь при себе паспорт, которого у меня не оказалось. Стояла пятница и до окончания приёма документов оставалось два часа. Выручила «птица сотка». На скоростном маршруте этого автобуса я «смотался» домой на Ключевую улицу за паспортом и успел сдать документы. Названия факультетов мне мало о чём говорили, и я выбрал, более или менее знакомое из них, химического. На «освежения» знаний по химии, мной порядком позабытых к тому времени за ненадобностью, у меня имелось два дня. В субботу я пролистал учебник по неорганической химии, а в воскресенье по органической. В понедельник я немного «поплавал» на экзамене, так как химия ни когда не была моим «коньком». Принимавший экзамен преподаватель несколько удивился моим собственным выбором и, поставив тройку, переадресовал меня на Механико-Технологический факультет. Оставалась «маленькая формальность» дождаться об объявлении официального зачисления. В коридоре перед деканатом все «соискатели» немного нервничали, а я медиатором выстукивал ритм по ногтям пальцев. Там я встретился с Сашей Поспеловым знакомым мне по вступительным экзаменам в «мореходку». Через него я познакомился с Вовой Румянцевым. Все мы волновались напрасно и поступили в институт на различные специальности до сего момента нам неведомые. Меня это особенно не беспокоило. Главное высшее образование обрело реальные контуры, а армия отступила. До «солдатчины» у меня был год в запасе, но я не особенно надеялся сохранить школьные знания на этот срок, да и куда ещё «податься» конкретно не представлял. Так «стихия» занесла меня в ЛИТЛП им. С. М. Кирова, а с мечтой о море я расстался окончательно. …
  … По тогдашней традиции всякое высшее образование начиналось с уборки картошки. На прибытие и обустройство иногородних видимо отводилось в сентябре дня три, и поэтому «городские» были заняты это время на хозяйственных работах в институте. На них я познакомился с Мишей Курапеевым и, забегая вперёд, могу сказать, что это короткое знакомство продолжилось неожиданным образом длительное время. Через три дня я отправился со всеми на сельхоз работы, а Миша, занимающийся борьбой и имеющий соответствующий своему статусу вид, да ещё «со связями», остался при хозяйственной части института. …
  … Нас направили, как сейчас помню, в племенной совхоз «Пламя» Волосовского района. Там разместили в помещение местного Дома культуры на двухъярусных военных кроватях. Матрасы мы набили соломой. Так же были выданы постельные принадлежности. Питались мы в совхозной столовой, но это не особенно запомнилось. Я для работы выпросил у друга Лёни Павлушева старую шофёрскую кожаную куртку его отца. Мне казалось, что это солидно и соответствует образу настоящего ленинградца. Остальным для этих целей выдали старые солдатские парадные кителя, оставшиеся после перехода армии на новую форму одежды. Именно в такой амуниции на первом параде победы советские воины бросали к мавзолею знамёна поверженного врага. Это обмундирование оказалось практичнее моей «экипировки». Дня через три после начала работ я перестал «форсить» и перешёл на «военную» форму одежды. …
  … Первую неделю я вместе с девочками провёл в «борозде». Мы в ящики сортировали, вырытую уборочной машиной, картошку на крупную, семенную и мелочь. Работа была нудная, и я перешёл в грузчики. Собранные в ящики клубни наша бригада грузила семи рядной «пирамидой» на прицеп трактора и отправляла по назначению. Получалось один, два рейса до обеда и столько же после. Физическая нагрузка была больше, но мне оказалась по силам, и рабочий день пролетал быстрее. Это, пожалуй, и всё о наших «трудовых буднях». …
  … Но был и интересный досуг, который начинался прямо в поле, где мы пекли картошку. Технология была несколько иной по сравнению с обычным приготовлением и приспособлена к «полевым условиям». Наполненное «драгоценным» продуктом ведро переворачивалось и обкладывалось сломанными, а иногда и нет, ящиками. Разжигался костер на определённое время, в конце которого испеченный картофель шёл в употребление, что было не плохой добавкой к ежедневному рациону, хотя мы не голодали и без этого. Полученной на углях корочки не имелось. Но сердцевина мало чем отличалась от обычного продукта, испечённого традиционным способом. …
  … За время работы мы понемногу знакомились за разговорами. Так Ян из восьмой группы рассказывал, как у себя в городке, пойдя с друзьями на танцы, они попали в «аховое» положение. На них напала превосходящая ватага и загнала под свет фонаря. Кто выходил за освещённый круг, на того сыпались удары. Не помню, как товарищи Яна выпутались из «неприятного» положения, но всё ведь когда, ни будь, кончается. А Ян был не щуплого телосложения. Почти на голову выше меня и «косая сажень в плечах». Красивые черты лица дополняли светлые волнистые волосы. Давид и Голиаф в одном лице. Я его считал поляком и немного  удивился, что на мою просьбу назвать фамилию он заметно смутившись «представился» Пикманом. Его замешательство я отнёс к природной скромности. …
  … Вечером после трудового дня мы иногда собирались после работы у костра и пели под гитару песни. Один раз Алёна Сенина из соседней четвёртой группы, а мы понемногу начали разделяться по специальностям, заказала песню «Аленка». В репертуаре «штатных» гитаристов её не оказалось, и я, неожиданно для себя, вызвался выполнить желание красивой девочки, которая уже привлекла моё внимание, впрочем, как и ещё несколько «кандидатур». Это было первое публичное выступление. Слуха у меня, как я уже успел понять, не имелось. Инструментом я владел плохо. На это всё ещё повлияло волнение, но песню, разученную мной, я исполнил, хотя не без «помарок». Наградой мне стало спасибо, сказанное Алёной, оценившей мою смелость. «Романтического» продолжения, как вы могли предположить, этот эпизод не имел. Сенину я особенно не заинтересовал, да и сам был реалист и на дальнейшем близком знакомстве не настаивал. Зато в эти «Музыкальные вечера», по аналогии с «Подмосковными вечерами» заполонившими в своё время всё пространство мира, я услышал много новых для себя песен, а некоторые взял «на вооружение». Так у Саши Поспелова я заимел аккорды песни, в которой есть такие слова: «Ну что бродяга пёс. Стоишь, повесив нос» и т.д. Песня пополнила мой репертуар, но в другом исполнении, я больше её не слышал. Так же много свободного времени мы проводили за игрой в карты. Здесь ни чего нового для себя я не узнал, но в «битвах» на чисто спортивный интерес не уступал товарищам. У кого-то была и шахматная доска. Сильных соперников не наблюдалось, поэтому я сыграл с одним «клиентом» несколько партий, а так много внимания любимому времяпровождению в колхозе не уделял. Когда начались занятия в институте ко мне неожиданно подошел мой противник, и предложил мне сыграть за факультетскую команду, куда он успел устроиться. Так через колхозное знакомство я попал в сборную института по шахматам. Но это всё ещё было впереди, а пока мы отбывали трудовую повинность. …
  … Погода стояла не слишком дождливая и необъятное, как казалось вначале, поле понемногу пустело от урожая. Наконец задача, поставленная перед нами, была выполнена. Наш руководитель от ВУЗа Андрей Львович Белопольский преподаватель кафедры математики провел достойную вычислительную работу по закрытию нарядов, и мы получили за свой, не буду использовать ни каких прилагательных, труд рублей пятнадцать. Многие первокурсники из других высших учебных заведений по словам очевидцев, хотя и не остались в долгу, не получили вообще ни копейки, хотя  таких целей и не имели. Но были и очень предприимчивые люди, смогшие извлечь из своего труда дополнительно определённую выгоду. Так Саша Поспелов исхитрился привезти из колхоза два мешка картошки, которые и доставил домой на такси. Этот факт мне стал известен со слов Вовы Румянцева, с которым они были из одного двора. …
  … К началу институтской жизни мама меня не плохо «экипировала». Вместо элегантной, но не вместительной папки, с которой я посещал школу, мне купили солидный портфель. Он был хоть из искусственной, но толстой кожи и выглядел вполне достойно. Кроме того на осень и зиму мне мама приобрела заграничное пальто из не промокаемой, типа болоньевой, ткани. Воротник реглан, правда, мне не очень нравился, но выбирать не приходилось. Обнову мама купила у «коллеги» по работе. Муж той ходил в загранку, и подобная одежда имелась мало у кого. Это немного льстило моему самолюбию. За время всей учёбы я сменил два подобных одеяния, причем  второе было с нормальным воротником, и меня больше устраивало. Впрочем, за давностью времени последовательность приобретения вещей я могу и путать. В дополнении ко всему для ношения чертежей я обзавелся пластмассовым тубусом, гармонировавшим с остальным моим видом. Вышел настоящий студент. Прямо как с картинки. …
  … Наконец началась непосредственно учёба. Она существенно отличалась от школьной тем, что оценки выставлялись только через полгода во время сессии. Домашние задания были в виде курсовых работ, которые необходимо было выполнить для права сдачи экзаменов. Для этих же целей необходимо было получить положительную отметку на коллоквиумах и за контрольные работы по соответствующим дисциплинам. Институтского опыта у меня не имелось, и я дисциплинированно посещал лекции и практические занятия с ведением конспектов и прочих записей в тетрадях. В конце учебного дня у меня с моим одно крупником Левой Рейдером сложилась традиция покупать билет в кинотеатр, которых было большое изобилие на Невском проспекте, за 25 копеек и кружку пива за 22 копейки. На это всё у меня уходил полтинник, выделяемый мамой на обед. Стипендии мне пока не платили, и я с согласия родителей находился у них по-прежнему на иждивении, с туманной перспективой в будущем рассчитаться, так как ясно осознавал, что деньги тем достаются «в поте лица». Это я всегда помнил и благодарен папе с мамой. А так дни пролетали достаточно комфортно и как не вспомнить слова песенки: «От сессии до сессии живут студенты весело … ». …
  … Теперь стоит поближе познакомиться с однокурсниками, и прежде всего из моей третьей группы по специальности «Прядение натуральных и химических волокон». Начнем, пожалуй, с мужской половины, хотя половины группы она не составляла, и на пять мальчиков приходилось двадцать девочек. В некоторых других учебных группах эта пропорция была ещё меньше. В «академическую» аудиторию по физике, или в такую же просторную по математике, я входил с некоторым дискомфортом. В помещении находились одни «дамы», что было не привычно по сравнению со школой. Преодолевать неловкость мне «помогал», как я уже сказал, Лева Рейдер. Он приехал из Куйбышева из интеллигентной семьи. Мальчик он был среднего роста, но симпатичный и общительный. Мы быстро подружились, тем более что оба изучали французский язык и на занятиях по этому предмету не расставались. Так же с Лёвой я дополнительно чуть не стали «пролетарием». Большой город манил множеством различных соблазнов, но средства студента были ограничены, а так хотелось всё испытать. Предприимчивый Лёва съездил на комбинат им С. М. Кирова и договорился о работе на нём разносчиками ровницы в вечернюю смену. Ему нужен был напарник. Предложение было заманчивое, но требовалось учесть всё. Что бы успеть к началу работы пришлось бы пропускать последние «пары». Полученные деньги сдавались бы, по заведённой в нашей семье порядку, маме. Другого варианта я и представить не мог. Мороки было бы много, а выгоды непосредственно мне ни какой. Я пошёл по пути «наименьшего сопротивления» и от Лёвкиной «авантюры»  отказался. Учиться на дневном отделении и работать не просто. Живым примером тому служил Серёжа Тихоплав из первой группы. У меня он всегда ассоциировался с Толиком Легкодымом из-за определённой схожести сопоставления формирования их фамилий. Сергей часто спал на лекциях после ночной работы. Своё положение он ещё и усугубил женитьбой на девочке из одной с ним группы. Продолжить учёбу Тихоплав не смог и затерялся в «гуще событий». Так что мне Сергей служил наглядным примером правильности выбранного мной решения. …
  … Наш староста Юра Денисов, не скажу, откуда приехал, но служил своим спокойным характером нам связью с деканатом и хорошим прикрытием не многочисленных прогулов, так как заполнял журнал посещаемости. Давид Коринфельд был родом из Молдавии. Его город проживания назывался Бельцы. В ВУЗ он поступил со второго раза после окончания школы и был на год старше. За этот срок он успел поработать слесарем, что ещё больше повысило его настойчивость и целеустремленность. Но и на второй год в выбранный институт Коринфельд поступить не смог, и оказался в нашей «тихой гавани». Не имея природных данных, он всего добивался за счёт упорства, и входил в число лучших учащихся группы. Давида я называл Дэвидом или просто «Дэвом», а своей вьющейся чёрной шевелюрой мне он напоминал библейского царя Давида. Однако самым «старым» из нас был не он, а Саша Авсеенко. Он уже отслужил «срочную» в Армии и был своеобразным «патриархом» в группе, тем более что он, по-моему, попал к нам из подготовительного отделения, где учились уже имеющие производственный опыт по специальности. Напоминанием о службе у Саши осталась «железная» мускулатура и он на занятиях физкультурой как пластилиновые разжимал мои колени. Этот способ единоборства я подсмотрел, в каком-то фильме про лыжников. Вообще Авсеенко был оптимист, и в доказательство приводил слова своего дяди подполковника, который говорил, что не поздно начинать строить карьеру, основываясь на своём опыте, и в двадцать пять лет. …
  … Теперь перейдём к представительницам «прекрасного пола». Хотя на мой «изысканный» вкус у нас в группе особых красавиц не было. Уже точно, в отличие от Саши, с подготовительного отделения к нам пришли Люба Карсанова, Надя Натальина, Вера Закурдаева, Валя Безбородова ( девичья фамилия вылетела из головы), Лена Цвинтарная (Бондаренко). Первые две стали моими институтскими «мамами», и я часто списывал именно у них всевозможные задания и курсовики. С остальными я общался меньше, но отношения были хорошие. Но не эти «ветераны» были главными «движущими силами» группы. Комсоргом избрали Лену Кузьмину. Она мне, почему то, пусть и отдаленно, напоминала Пушкина, и не кучерявыми волосами, а смуглыми чертами лица. Вокруг неё объединились Таня Косенкова и Наташа Трубман. Таня, как позже я узнал, была дочерью председателя колхоза, где то на Черноземье или Нечерноземье. Точно не скажу. Наташа приехала из Молдавии. Она сняла комнату на улице Герцена рядом с институтом. Её хозяйка знавала ещё одного из авторов «Тринадцати стульев» и «Золотого телёнка» Евгения Петрова, который приходил в гости к ней на квартиру. В девочках «энергия била ключом», что сразу бросалось в глаза. Попав с периферии в столицу, пусть и Северную, инициативные «провинциалки» стремились использовать это обстоятельство по максимуму. Они записались в аэроклуб на прыжки с парашюта. Как хрупкие девчушки собирались таскать 50 килограммовые парашюты, я не представлял. Впрочем, занятия на теоретическом курсе, возможно, закончились, потому, что о прыжках в последующих разговорах не упоминалось. Но этим девочки не ограничились. К институтскому конкурсу в честь праздника 7 ноября наша группа выступала со специальным «монтажом», по-моему, так это называется. Режиссура была взята в каком-то доме культуры, а взамен мы должны были помочь в исполнении мужских ролей спектакля этого коллектива. В самодеятельных творческих организациях дефицит мужчин был ещё больше чем в нашей группе. Так что вместе с куском стихотворения мне пришлось выучивать роль гестаповца в сцене посвященной  советской подпольщице Друскинайте. Роль полицая досталась Юрке Денисову. Свою часть выступления в актовом зале института я исполнил, правда, от волнения вместо слова «телезрители» сказал «телевизоры». Там присутствовал руководитель драмкружка, и, наверное, он понял, что я не соответствую порученной роли немца не только внешне, по сравнению даже с Юрой, но и «профессиональными» качествами. Так что второй раз на сцену я не попал и даже до репетиций, к счастью, дело не дошло. Конец этой всей затеи и вообще «печальный». Не знаю точно, с чем это связано, но Таня после этой «катавасии» осталась должна 15 рублей. Когда я узнал об этом, то мне было Косенкову жалко, но ни чем помочь ввиду своего материального положения я реально не мог. Как она «выкручивалась» «одному Богу известно» Впрочем, это событие несколько «отрезвило» активисток, и больше в таких авантюрах мы участие не принимали в течение всей учёбы. …
… Близкими к «ядру» группы были Марина Дьякова и Лида Шитикова. Они «представляли» Ленобласть, а точнее один из населённых пунктов Волга-Балта. Марина выделялась неплохой фигурой. На Лиду я обратил внимания меньше, впрочем, и на всех остальных однокашниц я особенно не смотрел. «Ярких» событий на первоначальном этапе не было, поэтому с остальными мы познакомимся в дальнейшем по мере возникновения коллизий. А в целом моё «равнодушие» к однокурсницам объяснялось чисто личной причиной, обнародовать которую не очень хочется и в прошествии столикого времени. Во внеурочной жизни товарищей я участия не принимал, хотя и не на сто процентов. У нас в потоке было много общих лекций, и мы были не так сильно обособлены с соседями. Но как-то так получалось что сила наибольшего «притяжения» распределялась по номерам групп. Во всяком случае, это касалось юношей. Так я близко познакомился с ребятами из первой группы, специальность которых была «нетканые материалы». В неё попал Вова Румянцев. Там верховодил Боря Гершун. Он вместе с Давидом Коринфельдом снимал комнату на улице Желябова вблизи Конюшенной площади. Меня туда «затащил» отмечать какой-то праздник Лёва Рейдер. Я в свою очередь привёл Кольку Веснина. Нашу мужскую компанию «разбавляла» Наташа, подруга Бориса, ставшая впоследствии его женой и родившая ему дочь. Боря вообще жил «на всю катушку». На первом комсомольском собрании он неожиданно для меня стал выступать. Я удивился, но потом понял «где собака зарыта». После своей «речи», достаточно «шаблонной», он стал комсоргом курса, а позднее всего факультета и членом комитета комсомола института. Это он непринуждённо сочетал с интересом к представительницам «древней» профессии, от более близкого знакомства, с которыми его удерживала цена в 25 рублей. У бедного студента их не было, хотя родители и помогали. В общем, праздник мы провел не плохо, тем более что это была первая студенческая вечеринка. Правда, больше мы в таком составе не встречались, но все прелести новой, по сравнению со школьной, взрослой жизни старались не пропустить стороной. …
  … На 7 ноября после демонстрации я с Лёвой Рейдером настолько «сдружился», что пригласил его в гости домой на Ключевую улицу. За праздничным столом мы неплохо провели время. Потом он несколько раз приходил к нам, и мы играли в шахматы, которыми Лева владел, по крайней мере, не хуже меня. Ещё с Рейдером один раз посетили Юру Денисова не далеко от Витебского вокзала. Там он снимал комнату, не помню точно с кем, в доме на набережной канала соединяющего Обводный и Фонтанку, который впоследствии засыпали. Там мы «резались» в карты на «бубуки», как говорил Лева, ради хоть какого-то «интереса». С «наличкой» у студентов было плохо, да и на деньги даже во дворе я ни когда не играл. …
  … Так «в трудах и заботах» незаметно «проскочили» четыре месяца и подошло время первой сессии. Опыта сдачи экзаменов беспристрастным преподавателям, а не своим учителям, у меня не было. Прослушав первую лекцию высшей математики профессора Кошелева Александра Ивановича, я решил, что это не сложнее школьной алгебры, те же «а» и «б», и особо вникать в дальнейшем не стал, понадеявшись на конспекты, которые я прилежно вел. Сам Александр Иванович в 26 лет защитил докторскую диссертацию, и в свои сорок с небольшим был заведующим кафедрой и очень импозантным мужчиной. За три дня отпущенные на подготовку я перелистал свои записи и, поняв, что ни чего не понимаю, отправился бодро, а куда было деваться, на экзамен. Там мне повезло, что я его сдавал Андрею Львовичу Белопольскому, который у нас стал вести практические занятия, а не заведующему кафедрой Кошелеву, которому тоже было не безынтересно, как усвоились студентами его лекции. Что то «промямлив» на вопросы билета я получил своё «удовлетворительно». Андрей Львович отличался мягкостью характера, и установки «валить» дефицитного представителя мужского пола, видимо, не ставилось. Первое же потрясение меня ждало на экзамене по химии. Так же «проплавав» я получил непривычную для себя «двойку». Пребывая в «нокдауне» я усердней прочитал толстенный учебник и через три дня, не забывая про другие экзамены, повторил попытку. Оценив моё упорство, и не идя против «тренда» мне поставили «удовлетворительно». В дальнейшем всю многочисленную химию, а её было много, я сдавал по «наработанному» шаблону за два раза, без исключений. Хочу отметить, что все своё учение в ВУЗе я привожу не как пример для подражания, а наоборот. Не делайте так. …
  … Физика прошла без «трагических» последствий. На лекциях я понял, что все школьные формулы «приобрели» множество коэффициентов, которые приходилось объяснять, и как  дополнение в конце каждой ставилось многоточие. Как наглядный пример могу привести одну сдачу экзамена по этому предмету. Знания проверял Сергей Васильевич Морозов. Он читал у нас курс лекций. Ему было под восемьдесят, и мел, когда он на доске выводил строки, дрожал. Поэтому греческие буквы были ещё более не разборчивы. Наш наставник имел ученую степень кандидата технических наук и работал в своё время в группе Курчатова. Ещё на лекциях он нам рассказывал различные истории из жизни. Например, будучи студентом, он лицезрел самого Шаляпина. Свои лекции Сергей Васильевич иногда начинал с чтения своих стихов, по какому ни будь случаю. Их он сочинял экспромтом. И вот перед таким интересным человеком мне предстояло «держать ответ». Все это происходило в зале для лекций, который располагался амфитеатром. Вытащив билет, я пошёл готовиться. На поставленные вопросы я смог привести только школьные формулы без пояснений, которые и отобразил на чистом листе бумаги. Я прекрасно понимал, что нахожусь на «грани провала». Поэтому волнение ушло, и мой спокойный взгляд провожал не без сочуствия двух или трёх девочек из нашей группы, которые усердно и продуктивно исписали свои экзаменационные «фолианты», а Морозов их «срезал», так как к слабому полу испытывал определённый скепсис, но без злобы. Так на экзамене он завалил круглую отличницу Наташу Косых, которая была моей одноклассницей в 516 школе. В институте мы столкнулись вновь, но, ни разу не поговорили, впрочем, и в школе мы не общались. Когда подошла моя очередь, и я уселся рядом с экзаменатором, то смог предъявить только почти чистый лист бумаги. Сергей Васильевич стал задавать наводящие вопросы. На лекции я ходил, да и физика не была моим «слабым местом, и я на них осмысленно отвечал. Постепенно  первая формула обрела солидный вид, а потом и вторая. Учитывая, что я отвечал не без помощи, наш «патриарх» поставил мне «удовлетворительно». При выходе из аудитории меня встречали удивлённые взгляды товарок. …
  … Историю КПСС я сдал без проблем, так как знания, полученные на лекциях и практических занятиях, я подкрепил трёхдневным «штудированием» курса. …
  … Ещё в первые два года обучения входили начертательная геометрия и черчение. Знакомство с ватманом и карандашом не было для меня в новинку. Даже в школе, где я получил профессию чертёжника-конструктора, кульманы, на которых мы чертили, выглядели «круче» и респектабельней рейсшин и чертёжных досок, предоставленных нам институтом. Как сейчас вижу узкий коридор в чердачном помещении, рядом с кафедрой выше указанного предмета, где стоят столы с этим не хитрым оборудованием для занятий. Руководил кафедрой профессор Азиханов. Он же и вёл у нас занятия. Пространственное воображение у меня было развито не плохо, и в зачётке у меня стоит «отлично». По черчению я вполне справедливо получил тоже положительную оценку «хорошо». Меня немного подвела «графика» и я ни как не мог вместить в штамп несколько длинную фамилию преподавательницы «Медведовская», за что она на меня немного сердилась. …
  … Короче говоря, все «трудности» были преодолены, и первую сессию я окончил без «хвостов», но радоваться не приходилось, так как стипендия «накрылась медным тазом». Ещё есть анекдот про «сорок рублей и волоса». Рассказывать его полностью не буду, так как он не цензурный, а я не хочу сальностями «засорять» текст. Однако, родители моими «успехами» остались довольны, а папа для меня на каникулы достал через профком путёвку в Дом отдыха. Он находился километрах в пяти от станции Сиверская, которая известна «домиком станционного смотрителя» воспетого Пушкиным. Весь преисполненный «радужных чувств» я приехал на Варшавский вокзал за час до отправления электрички. Это меня и подвело. Ко мне «подвалил» случайный попутчик и предложил скоротать время за игрой в «секу», это такая карточная игра, по «маленькой». Я, ни чего плохого не подозревая, согласился, хотя до этого на деньги не играл принципиально. К нам в первый вагон «быстро» подсели другие желающие. Игра шла по несложной схеме. Сначала мне дали немного выиграть, а потом, когда меня охватил азарт, «обчистили» пусть не до копеечки, но часов подаренных незадолго до этого бабушкой я лишился. Подробностей я рассказывать не стану, но их помню. Меня подвело хорошее настроение, как и в редких других случаях, которые я «мотал на ус». Хотя в целом у меня в судьбе таких «темных пятен» гораздо меньше, чем множества родимых на теле, а идеальных людей, наверное, не существует. Этот эпизод существенно отравил мой отдых. Но делать было не чего, и пришлось, как-то выпутываться, тем более что у меня имелось десять дней, что бы прийти в себя. …
  … В комнате, в которой я оказался, заселились ещё три человека. Ребята попались не плохие. Валера учился, в каком то, техникуме, и занимался боксом. У него даже имелся разряд, что подтверждал характерно сломанный нос. Ещё он «разбил сердце» дочери директора своего учебного заведения, которая и приезжала к нам в гости. Так же нас «навещала» невеста Толика Мурашко. Он учился на пятом курсе Ленинградского Института Холодильной Промышленности и одновременно занимал должность председателя Профсоюзного комитета. Этим, наверное, объяснялось его пребывание в Доме отдыха, а не интерес к зарубежной рок музыке, которой он был ярым фанатом. Я кроме «битлов» и «ролингов» о других иностранных группах, пожалуй, и не слышал. Его же голова была забита множеством названий и историй музыкальных коллективов, которыми Толя делился с соседями по комнате. Мне, например, запомнилось наименование «Эрик Бёрдэн и Animas». Ещё Толик оказался моим бывшим «земляком» по «Пороховым». Он жил в домах, где то напротив Пороховского кладбища. Его «душераздирающая» история о том, что один раз, проходя вечером по дорожкам погоста, на него напали хулиганы, и ему сильно досталось, «врезалась» в мою память. Третий мой сосед по отдыху и теска учился вместе с Мурашко, но на младшем курсе. Как я понял, Толик ему патронировал, хотя тот жил на Петроградской стороне. К тому же Витя гораздо лучше меня играл на гитаре, которую привез с собой, и я значительно пополнил свой «репертуар». Мне понравилась песня в исполнении товарища со словами: «Когда зимний вечер. Встаёт тихим сном. Сосульками ветер. Звенит за окном». В общем, коллектив у нас подобрался хороший и мы быстро «сплотились». Это выражалось не только в совместной вечеринке, организованной вскладчину, на которую я потратил целых три рубля из оставшихся у меня семи банкнот, но и в настоящих испытаниях. Так пойдя в выходные на танцы, мы дружно отбивались от местных, которые искали приключений. Даже я, несмотря на свой пацифистский характер, подержался за грудки с местным парнишкой младше меня, и поэтому драться нам обоим не особенно хотелось. Впрочем, конфликт быстро уладили более крепкие физически студенты, которые жили в соседних комнатах, вызванные на подмогу нашими девочками, а Валера успел провести только пару ударов из своего боксёрского арсенала. Так же с Витей мы смотрели с понимание на подруг наших соседей, когда те оставались на ночь. В конце концов, тесно было не нам. …
  … Ещё в гости к невесте Толика приезжала старшая сестра. Она работала медсестрой в детском диспансере. Медицинский работник искренне любила своё поприще и была немного озабочена своей неустроенностью в личной жизни. Мне было её чуть-чуть жаль, но, ни чем, помочь я не мог. У меня были свои заботы. В Доме отдыха выдавали лыжи напрокат. Я этой услугой не пользовался, но зато сочинил легенду, по которой потерял часы во время лыжной прогулки. Они, и, правда, соскакивали с руки, когда я умывался. Так что всё выглядело правдоподобно, по моему мнению, но родители не очень поверили моим словам. Допытываться папа с мамой не стали, но я так и не «отделался» от этих воспоминаний, а бабушкин подарок на память мне было очень жалко. Больше, каких-то особых событий за время отдыха не произошло, и даже повторный поход на танцы в следующую субботу обошёлся без инцидентов, хотя я не без оснований опасался очередных провокаций, и искать приключений не стал, оставшись «дома». …
  … Завершая первый каникулярный эпизод из молодёжной жизни, скажу, что через год во время посещения кинотеатра «Великан» я случайно встретил Витю, моего «сокамерника» по Сиверской. Мы приветствовали друг друга, как «старые» знакомые. Наши цели провести культурно время совпадали. Правда, подходящего сеанса или фильма в «Великане» не имелось, и приятель на правах хозяина территории повел меня в другое кино. Но и там достойного предложения не оказалось. Мы обменялись адресами, и я пригласил теску в гости. Когда он через некоторое время воспользовался приглашением, я немного удивился, но был искренни рад, хотя его приход застал меня в ванне. Мы уединились в маленькую комнату нашей квартиры и приступили к беседе и другим делам, представляющим обоюдный интерес. Так я узнал, что Толик Мурашко уже работает главным инженером в каком-то «холодильном» предприятии, о чём он Вите прислал письмо на фирменном бланке. Мой товарищ нарисовал мне основные аккорды, а так же записал слова нескольких песен, понравившихся мне. Я в свою очередь подарил Вите за ненадобностью книжку  «Новоиндийская защита», оставшуюся у меня от прежнего увлечения. Витя имел желание, поближе познакомится с древней игрой. Мы расстались с товарищем довольные вечером, и больше не встречались, так что про его успехи на поприще шахмат ни чего сказать не могу. Блокнот с «музыкой» и словами стал на долгое время основным источником моего репертуара, и не потерялся до сегодняшнего дня, хотя я уже давно не перебирал струн, да это мне и трудно по «медицинским показаниям». …
   … Второй семестр прошел по аналогии с первым и в плане учёбы ни чем не отличался. Единственное, что я продолжал находить и «оттачивать» свой стиль. Досуг тоже не изменился. Мы с Лёвой после учёбы продолжали осваивать кинотеатры Невского проспекта. Нам, почему-то очень понравилась красочная, почти детская, картина «Телеграмма». Дети в ней, правда, были одеты не как в повседневной жизни. Особенно выделялась главная героиня в своём тулупчике, который затруднительно было увидеть на улицах даже Ленинграда. Впрочем, за Москву, где происходило действие, не отвечаю. А так мы с Лёвой с интересом посмотрели все коллизии. Впрочем, мой пыл немного постудила подруга детства Ира Молодцова, которой я разрекламировал ленту. На неё та впечатления не произвела. «На вкус и цвет, товарища нет», - как гласит народная мудрость. Большое впечатление на нас с другом произвела кинолента «Премия». Всем кинозрителям страны она казалась, каким то, «прорывом». В ней секретарь парткома оставался положительным героем, но зато критиковался начальник стройки. Что было не характерно для страны и естественно привлекало общественное внимание. В то время отрицательные герои не могли иметь должность выше управдома, на что, кажеться, сетовал даже Аркадий Райкин. Замечательный актёрский состав в лице Евгения Леонова, Владимира Самойлова, Олега Янковского, Армена Джигарханяна, только подчёркивал весь «драматизм». Сюжет я пересказывать не стану. Сами можете посмотреть. …
  … Вторая сессия так же прошла «штатно» почти под копирку с первой. Но это касается меня. Про группу же в целом этого не скажешь. Она понесла заметные потери. Точно хронологию я не помню, но из нашего небольшого мужского коллектива ушли Саша Овсеенко и Юра Денисов. Не совладав с трудностями дневного обучения, Саша перешел на вечернее или заочное отделение и стал работать на фабрике им. Желябова помощником мастера. Вскоре он женился и при встрече с однокурсниками ни о чём не жалел. Юра по той же причине ушел в академический отпуск и стал снова учиться на первом курсе. Дальше за его судьбой я как то не следил. Не знаю, успела ли сдать первую сессию Нина Харитонова, но потом она серьёзно заболела. У неё нашли онкологическое заболевание. Нина была из простой рабочей семьи и в институт попала по спортивной линии, так как являлась кандидатом в мастера спорта по спортивной гимнастике. Девушку пытались спасти. Её закадычная подруга Наташа Трубман из родной Молдавии выписала перегородки от грецких орехов, которые якобы помогали от страшного недуга. Но, ни чего не возымело действия, и Нины не стало. Как сейчас вижу эту скромную и симпатичную, немного восточной внешности, девушку живой. Её фотография осталась в выпускном альбоме рядом с фото Наташи Трубман. Это была наша первая фатальная потеря в ВУЗе на долгом жизненном пути. …
  … Освободившиеся места долго не пустовали. Все занятия группы посещала тихая, немного «провинциальная», что не затемняло её внешней привлекательности, Люда Костюковец. Она была на положение «вольноопределяющейся» и держалась немного особняком. После всех перемен первого курса Люда стала полноправным членом и первой заполнила вакантные места, что собственно говоря, и предполагал её статус. Но легкое ощущение «не коренной» представительницы оставался до конца обучения, если не у меня, то у некоторых девчонок. Впрочем, наши ряды скоро разбавили по разным причинам другие «новосёлы», и: «Все смешалось в доме Облонских». Точной последовательности и времени я не помню, но так наша группа пополнилась Наташей Мочаловой, Лидой (?) Зеленянской, Таней Хорошевой. Это конечно не все наши «приобретения», но наиболее незаметные и ещё чем-то более подробным их характеризовать не могу. Об остальных «новичках» расскажу далее. …
  … Что вспомнить такого особенного ещё, на ум не приходит. На стипендию я не потянул, хотя и «хвостов» за собой не оставил. Надо было, как то рассчитываться с родителями, и я поехал в стройотряд в Ленинградскую область, тем более что это производилось в принудительном порядке и особенно не обсуждалось. Из нас готовили всесторонне развитых «строителей коммунизма», да и свежий воздух с физическим трудом для укрепления тела не вредил. Строй отряд назывался «Юность». Это название мне напоминало о пионерском детстве. Так назывался мой лагерь на станции Мельничный ручей. Это можно было бы связать с «роком», но в потусторонние силы я и тогда не очень-то верил, и отношу всё к случайному совпадению. Командиром отряда назначили Сашу Разумовского. Он учился в третий группе, но на год старше. В прошлом он был, кажется, футболистом. Во всяком случае, дриблингом владел не плохо, хотя уже и приобрёл заметное брюшко в дополнение к своему не большому росту. Вообще вид симпатичного интеллигента добрячка у него сочетался с твёрдостью, и дисциплину в отряде он поддерживал. Комиссаром отряда комитет комсомола отрядил симпатичную девочку Иру, фамилию сейчас не вспомню, поскольку она была не очень заметной в производственной деятельности, а занималась в основном «агитационной» работой. Я даже на счёт её имел некоторые «романтические» фантазии, но с реальностью они, ни чего общего не имели. За производственную деятельность отвечал Дима Геллер. По-настоящему его звали Зиновий, но он, возможно, не хотел, что бы его называли женским именем Зина. Роста он был выше среднего и плотным телосложением. По тому советовал нам назидательно «качаться», когда мы падали от усталости после двенадцати часового непосильного труда. К каждому отряду был прикреплён «врач». Им являлся третьекурсник медицинского ВУЗа. Поскольку с мужчинами в медицине тоже были проблемы, то у нас была «врачиха». Миловидная девочка нас особым ассортиментом лекарств не баловала, и все болячки лечила «Випратоксом», если не изменяет память. Этим она напоминала медицинских работников из мультфильма про Незнайку. Доктор Пилюлькин лечил касторкой и йодом, а врач Медуница мёдом. В состав отряда входили две девочки повара, которые нас особыми «изысками» не потчевали, но кормили сытно в основном гречкой и макаронами. …
  … Костяк отряда составляли в основном однокашники командира. Вова Морозов, Илья Портной, Женя Котов, Саша Просвирницын. Отряд делился на три или четыре бригады. Бригадиром непосредственно у меня был Женя Котов. До института он жил в небольшом городке и к физическому труду был приучен с детства, а так же обладал спокойным характером наряду с производственными навыками, полученными в предыдущий год, где себя, скорее всего, и зарекомендовал. Имена и фамилии всех членов отряда я, пожалуй, не назову, да и лица, если бы, не редкие оставшиеся фотографии, наверное, не вспомнил. Запомнились поимённо только те ребята, с которыми, да и то предположительно, я работал в одной бригаде. Вовка Морозов, как ветеран, вошёл в нашу бригаду, что бы её укрепить, и был негласным заместителем бригадира. С этой же целью к нам прикрепили и Илюшу Портного. Его неправильно сросшаяся после перелома рука часто служила нам ярким указателем и примером «беззаветного» труда на благо Родины. Два неразлучных друга Витя Карташов и Серёжа Шестаков с химического факультета являлись условно примером антиподов. Витя был мальчик попроще, а Серёжа был настоящим провинциальным интеллигентом. От него я узнал слова новых туристических песен, поющихся по стране. Серёжа Трейслер был известен тем, что его отец был художник и писал портреты членов Политбюро партии для всяческих нужд, а сын ему помогал. «Остатки» мужской части моей учебной группы после потерь двух сессий Лева Рейдер и Давид Коринфельд тоже попали в отряд, но трудились, скорее всего, в других бригадах. Друга Лёву я даже немного «ревновал», когда он «в обход» меня устраивал небольшие мероприятия с ребятами других факультетов. Впрочем, времени прошло достаточно много, и я что-то могу путать или придумывать. Заранее извиняюсь перед читателем за все неточности допущенные мной до этого и в дальнейшем. …
  … Поговорим немного о трудовой деятельности. Наш отряд отправился работать в совхоз «Берёзовский» расположенный в двадцати километрах от Киришей. «Расквартировали» нас в почти достроенной пожарной части. Она находилась отдельно от населённого пункта и правления, которого я ни когда не видел и не знаю, где оно располагалось, на берегу реки. Условия были вполне сносные. Единственное это то, что вода из крана в котельной пахла тухлыми яйцами, как перенасыщенная сероводородом, и для питья не годилась. Воду для столовой и на питьевые нужды приходилось завозить. Впрочем, я иногда пил и местную. Было не смертельно, но отрыжка получалась специфическая. Нашим первым объектом стали обширные пастбища, которые мы обносили изгородью из колючей проволоки. Для этого в твёрдом сухом грунте выкапывались ямки под бетонные сорокакилограммовые столбики. Труд был монотонный и на жаре, так как стояла солнечная погода. …
  … Другая часть отряда готовила к капитальному ремонту старый коровник. Для этого снимали старые переборки и крышу. Предполагалось, что стены останутся. Работа с остатками «жизнедеятельности» коров была грязной и противной до отвращения. Некоторых работников просто тошнило. Правда, недели через две приехали «представители» подготовительного отделения, закончившие свой экзамен. «Бывалые» ребята быстро уговорили руководство не заниматься ерундой, а бульдозером снести всё старое, и построить новый коровник. Для возведения новых стен потребовались брёвна. Группа стройотрядовцев, куда вошёл и я, в течение приблизительно недели ездила в лес находящийся не близко от нашей основной «базы». Строительный материал был «штабелирован». Его требовалось погрузить на лесовоз вручную, так как подъемных приспособлений не имелось. Приходилось с помощью кольев по импровизированным «рельсам» из бревен уложенным перпендикулярно на край машины как наклонные направляющие, закатывать стволы деревьев. Работа была не простая, но новая и увлекательная. В промежутках между погрузками я обследовал немного близлежащий лес в поисках грибов. Их я не нашёл, но наткнулся на две старые каски, по виду русскую и немецкую, и череп. Во время войны на этом месте, наверное, шли ожесточённые бои. Находка была немного жутковатой, я её решил взять домой в качестве подарка мужу двоюродной сестры, у которого раньше была по его словам аналогичная «пепельница». Студенты народ бесстрашный и не суеверный. Я не был исключением. Забегая вперёд, скажу, что на момент моего возвращения из стройотряда у Саши Пафомова умер неожиданно отец, и мой «презент» пришёлся «не к месту». Хранить дома останки было неудобно из-за верующей бабушки. Каску и череп я «сплавил» Боре Гершуну в его съёмное жилище, и на душе стало легче. Впрочем, я немного отошел от «основной темы». …
  … Ещё для стен возводимого нами объекта потребовался утеплитель между брёвнами. В строительстве для этой цели «испокон веков» использовали мох. За ним мы отправились уже на болото, и тоже не близкое. Наполнять мешки мягким и «воздушным» материалом не представляло труда, но неожиданно из-под одной кочки на меня буквально вывалился «клубок» маленьких гадюк. Мамы к счастью поблизости не оказалось, и малыши шустро уползли. Я стал осторожней, но «прелесть» работы пропала. …
  … На некоторых ребятах из «пополнения» стоит остановиться. Почти все они отслужили в Армии, и были старше нас. Фамилий я уже не помню, но Артур у себя на родине в одной из закавказских республик работал  на трикотажной фабрике, и рассказывал, как он каждую смену надевал по паре спортивных костюмов и выносил через проходную. Над другим симпатичным представителем Армении я попробовал «плоско» подшутить, намекая на его национальную особенность. Он обиделся, и я признал свою бестактность, что бы ни провоцировать конфликта в нашем дружном коллективе. Особенно выделялся Вова Бачурин. При росте под сто девяносто, он имел идеальную мускулатуру, очень красивую внешность и большую физическую силу. Двенадцатый гвоздь он свободно обматывал вокруг указательного пальца. Сам я этого, пожалуй, не видел, не каждый же день он проделывал этот «фокус», но очевидцам доверяю. Наш, не знаю с кем его сравнить, Геракл уже бал женат. Он в отряде работал вместе с соответствующего вида женой, и они составляли прекрасную пару. …
  … Не думайте, что мы только трудились. У нас выдавались и выходные дни. Целых три раза. Первую оказию я, правда, использовал весьма «специфически». Однажды я уставший после трудового дня, завалился на свою кровать. Как «на грех» мимо прошёл Саша Разумовский, и назначил мне «наряд вне очереди». Я не особенно расстроился, так как мы работали «от зари до зари», и времени, отрабатывать провинность не имелось ни какого, да и особой нужды в этом тоже. Но тут дали выходной и, надо, же так случиться, что у одной старушки в деревне умер муж. В воскресный день желающих рыть могилу не нашлось. Директор совхоза обратился за помощью к командиру отряда, и Саша выделил для этой цели своих «штрафников», в число коих попал и я. Наша команда в составе четырёх человек «форсировала», не помню как, реку и отправилась на кладбище. Старшим назначили Вову Морозова. Нам показали чистое место, и мы приступили к работе. По мере углубления «в недра» мы наткнулись на три скелета расположенных в беспорядке. Хоронили на этом кладбище видимо давно, и останки были совершенно «безымянными». Место оказалось не таким, уж свободным, но мы выполнили порученное дело. Так я побывал в роли могильщика, хотя от предложенных «ста грамм» пришлось отказаться, так как в стройотрядовском движении действовал «сухой закон». …
  … Следующая «свободная минутка» выдалась на День строителя. Его мы отмечали торжественным построением с поднятием флага и обязательным «купанием» новичков Нептуном. Его роль выполнял Дима Геллер с трезубцем, окруженный русалками из женской половины отряда. Все они имели на голове венки и были завернуты в простыни. С этого дня мы стали настоящими строителями. Я воспользовался тем, что весь праздник фотографировался, и предложил свои услуги в проявлении плёнки с дальнейшим печатанием фотографий для стенгазеты. Командир дал согласие и «подвернувшаяся оказия» позволила мне свой День рождения встретить дома.  Приехав в субботу вечером в город, я всю ночь занимался фотоделом. Воскресенье я провёл с обрадованными родителями, а поздно вечером отправился в Кириши. Автобусы уже не ходили, и я почти всю ночь шел по пустынному шоссе, сопровождаемый «светящимися глазами» неведомых зверей. Было немного жутко, но романтично. Под утро я пришел, как и обещал командиру, на место и даже успел немного вздремнуть до начала рабочего дня. Фотографии, правда, получились не очень профессиональные, но все получившие их остались довольны, а стенгазета, если не изменяет память, «вышла на славу». На этом воспоминание о «праздных» днях и кончается. …
  … Зато многочисленные и продолжительные «трудовые будни» благоприятно повлияли на моё физическое состояние. Я стал весить шестьдесят три килограмма и спокойно «держать угол» опираясь на спинки двух соседних кроватей. Мои «производственные успехи» отметило и начальство. Я, в составе группы хорошо зарекомендовавших себя передовиков, был перенаправлен в другой отряд, который, если не изменяет память, назывался «Данко», от нашего института, помогать «коллегам». Они трудились ещё южнее нас в посёлке «Пчёвжа». Фундамент, щитовые стены и стропила крыши, возводимого ими коровника, были сделаны, и требовалось в оставшиеся две недели покрыть крышу. Мы в ударном темпе принялись приколачивать гвоздями сырые и поэтому тяжёлые доски. Риск в нашей работе обеспечивал местный бык-производитель совхоза, постоянно срывавшийся с цепи, и свободно блуждающий внизу под нами. Его выдворяли на место пастухи на конях. За лето буян уже успел повредить брюхо двум лошадкам. Эти его «выкрутасы» терпели, так как он, возможно, прекрасно справлялся со своими прямыми обязанностями. После работы один раз мы попробовали сходить на танцы в местный клуб. Отряд квартировал непосредственно в поселке, и нам было немного непривычно контактировать с здешним населением. До заведения культуры мы так и не дошли. Завязался небольшой конфликт с одним юным и не по возрасту здоровым, а потому буйным «аборигеном». Его нрав все знали, и население не поддержало «земляка», а Миша Яблочков, один из наших «подготовишек», успел пару раз заехать в солнечное сплетение забияке. Лето, однако, подходило к концу. Кончались и наши «мучения». На память мне и остальным нашим ребятам подарили раскрашенную деревянную «медаль» с названием поселка и датой, выполненную из расписанного среза ствола ольхи. Она у меня хранилась очень долгое время, пока не канула в «Лету». Сейчас уже точно не скажу, мы сразу поехали в город, или сначала вернулись в родную «Юность». Да это и не так важно, хотя недавно случайно я это момент все-таки прояснил, найдя сам сувенир и главное фотографии, сделанные уже мной, на которых мы сдаём постельные принадлежности. Значит все-таки заезжали «домой». А наш сверхурочный объект достроить мы так и не успели, несмотря на все старания, и бригада «данковцев» осталась на две недели в сентябре завершать начатое. Коровам, где то надо было зимовать, но жилище они так и не обрели. Под тяжестью материала коровник завалился, и как все вышли из создавшегося положения не знаю. …
  … У меня предстоял новый учебный год и свои заботы, а за свой труд я, получив  коэффициент 1,15, заработал чистыми деньгами триста пятнадцать рублей. Триста из них я с чувством выполненного долга отдал маме, а пятнадцать, которых я в своей собственности ни когда не имел, оставил себе «на карманные» расходы. …
  … На втором курсе наша группа стала интернациональной, чем скажем, не могли похвастаться другие. К нам пришел представитель Сирии Аль Джубаси Ридван. Если бы не надпись в выпускном альбоме, я, возможно, правильно и не написал это имя и фамилию. Его отец был, по словам самого сирийца, зажиточным землепашцем. Сам он являлся членом правящей в Сирии партии, был немного старше нас и самым не крупным по габаритам в группе среди представителей мужской части нашего коллектива. Представить его воюющим с израильской армией было весьма трудно. Я с ним особенно не общался, но он принимал достаточно активное участие не только в учебной жизни группы, о чём свидетельствуют фотографии в выпускном альбоме. Из этих документальных снимков следует, что я за давностью лет, что-то путаю, так как он запечатлен вместе с Ниной Харитоновой. Значит или он появился на первом курсе, или Нина покинула нас на втором курсе. Скорее всего, второе. Что, в общем, мало что меняет. Я во всех этих «мероприятиях», отражённых на снимках, участия не принимал и поэтому не совсем правильно могу привязать их ко времени. …
  … Но что совершенно точно мы на втором курсе незаметно лишились Левы Рейдера. Он перестал ходить на лекции. Когда его отсутствие стало критическим, новая староста группы Лена Кузьмина послала меня, как ближайшего друга и «соседа» по городу, проведать Лёву на улицу Софьи Ковалевской, где он снимал комнату, и узнать в чём дело. Я съездил, но Лёвы не застал. Через деканат связались с родителями, или ещё как то, и «товарищ дней моих весёлых» ушёл в академический отпуск, а впоследствии перевёлся учиться в Куйбышев, который любил называть Самарой, в местный политехнический институт. Последний раз я Лёву видел на третьем курсе. Мы занимались на венной кафедре, и вдруг неожиданно появился Лёва весёлый и жизнерадостный. Его, наверное, тянуло в город на Неве, и он как то вырвался сюда. Мы были рады встречи, и Лёва с энтузиазмом предложил после занятий сыграть в шахматы. Я был немного «зачухан» учёбой и не сразу понял, где мы будем этим занимать. Лёвка слегка удивился. Он по старой памяти имел в виду мой дом. Разобравшись, я, конечно, согласился и только попросил подождать последнюю пару. Пропускать военные занятия было рискованно. Когда прозвенел звонок, я стал искать Лёву, но безрезультатно. Или он обиделся. Или вмешались другие обстоятельства. Этого я так и не узнал. Потом до меня гораздо позже дошли слухи, что творческая натура институтского друга нашла себя в литературной деятельности, Лёва Рейдер стал писателем, но в интернете под этой фамилией я его так и не нашёл. …
  … Учёба на втором курсе мало чем отличалась от первого курса. Всё те же общеобразовательные предметы с марксистко-ленинской теорией малопригодные для практической деятельности в будущем. Химию по-прежнему я сдавал со второго раза, но в «рамках» сессии. Поэтому о стипендии мечтать не приходилось. Единственное что запомнилось, это сдача экзамена Сергею Васильевичу Морозову, уже в обыкновенной аудитории, но с предыдущим результатом, хотя листок с ответами был заполнен гораздо «солидней». Примерно в это время от нашего шахматного руководителя узнал о кончине Георгия Михайловича Лисицына. Умер он в железно дорожной больнице не далеко от места моего проживания, но где похоронен я не знаю. …
  … Ещё этот период «ознаменовался» тем, что нашему старосте Лене Кузминой и комсоргу Тане Косенковой удалось меня привлечь к настоящей общественной работе,  квартиру С. М. Кирова на одноименном проспекте Петроградской стороны, в рамках ознакомления с тем человеком, имя которого носил наш институт. Я проигнорировал это мероприятие, так как за музеи считал только Эрмитаж и прочее, да и добираться мне туда было неудобно. В связи с этим я был немного обескуражен, когда девочки мне предложили написать заметку в институтскую многотиражку об этом «выдающемся» событии. Свои литературные наклонности я как то не афишировал, и мне было не совсем понятно, почему выбор пал на меня. Немного поразмыслив, я решил «тряхнуть стариной». Выведав некоторые детали от посещения музея, и добавив немного высокопарных общих слов, я выполнил порученное мне задание, и статья появилась в газете. Её я вырезал и долгое время хранил. Она, пожалуй, была моим единственным опытом на этом поприще, и потому сам факт мне очень дорог. Редактором институтской газеты был преподаватель Истории КПСС. На занятиях он старался нас вызвать на дискуссию, но нам предмет интереса не представлял, и мы в полемику на всякий случай не вступали. Его сын Серёжа Бобров учился на нашем потоке. Мальчик был очень симпатичный, наверно в маму. Учился он хорошо и отправился продолжать образование в Чехословакию. Думаю, не обошлось без протекции отца. Учеба за границей считалась престижной и не всякий туда попадал. Я к этой потери «бойцов» с курса относился спокойно, как и к любой другой не связанной с радостным или печальным для меня поводом. Ни зависти и ни сожаления, от всего этого, я не испытывал. Хотя зря это подчёркиваю. Может создаться ложное впечатление, что дело обстоит наоборот. Но мне хватало и своих хлопот. …
 … Даже не знаю, стоит ли к заботам отнести посещение народной дружины. Нас туда привлекли по комсомольской линии, особенно не спрашивая нашего желания. Выдали удостоверение и отправили на защиту общественного порядка. На первое дежурство учебная группа в полном составе пришла в опорный пункт милиции, находившийся рядом с аркой Главного штаба. Нас разделили на пятерки. Один мальчик и четыре девочки. Мне было немного не по себе. В случае возникновения, какого либо конфликта я не знал, как и поступать. Происшествие не замедлило случиться, но не сразу, а вскорости. Патрулируя по Дворцовой площади, мы наткнулись на двух граждан «выясняющих отношения». К счастью применять физическую силу не пришлось. Подействовали красные повязки у нас на руках, и дебоширы отправились в сопровождении дружинников к дежурному участковому. Там конфликтующих скоро отпустили, но по очереди во избежание дальнейших эксцессов. В последующем на рейды мы выходили без дам. Получали инструктирование в отделение милиции по адресу переулок Крылова около Садовой, и расходились патрулировать район Невского проспекта. Всех наших «следственных действий» не упомнишь, но, например, нас один раз  послали в пивной бар на Владимирском проспекте. Мы должны были «внедрится» туда под видом посетителей и за кружкой пива дождаться времени «облавы» милиции. Дальше мы должны были изобличить ругающихся матом и совершающих другие противоправные действия граждан, дав свидетельские показания. Я особенно нарушителей, лакая мелкими глотками прохладительный напиток, не заметил. Да это было не очень надо, так как «агентов» оказалось достаточно и без меня. Вот такая «рискованная» работа, как выяснилось позже, давала какие-то десятые балла к средней оценке по успеваемости при распределении. Но об этой преференции нам было неизвестно, и мы подвергали жизнь «опасности» совершенно безвозмездно. …
  … А так второй курс пролетел как то не заметно. После летних экзаменов мы снова отравились по комсомольской путёвке «на ударную стройку» в Коми АССР. Для экономии драгоценного времени воспользовались услугами Аэрофлота. В столице республики городе Сыктывкаре нас поселили в общежитии по четыре человека в комнате. Точно с кем я жил сказать не могу, поэтому не буду и стараться вспомнить. Основным объектом стал большой дерево перерабатывающий комбинат. Деревья по реке сплавлялись туда, а потом конвейерами по эстакадам доставлялись в цеха. Мы заливали фундаменты под опоры новых эстакад. Ребята рассказывали, что машины с бетоном приезжали каждые двадцать минут. Если в спокойном темпе «обрабатывать» каждый самосвал, то времени хватало, но к обеду силы покидали. Приходилось ударно работать десять минут, что бы оставалось время на отдых. Тогда двенадцати часовой рабочий день можно было выдержать. Не обошлось и без дополнительных трудностей. Один раз не знаю по чьей вине, отметка стакана фундамента не совпала с нужным уровнем, и пришлось долбить бетон вручную. А эту работу трудно назвать лёгкой. …
  … Я занимался более «нетрудным» трудом. Наша бригада сначала прокладывала канализацию строящейся автобусной станции. Мы лопатами рыли канавы под канализационные трубы, постоянно теодолитом проверяя уровень, что бы они шли под определённым уклоном. Края «рва» беспрестанно обваливались, но мы упорно продолжали «чеканить» фаянсовые изделия. Лично для меня положение усугублялось тем фактом, что разболелся зуб. Я долго терпел боль, но потом обратился к нашему «штатному» врачу. Коньком очередной милой миниатюрной девушки являлся Вьетнамский бальзам в простонародье называемым «Звездочка», которым она и посоветовала намазывать дёсны. Когда это снадобье не особенно помогло, она сжалилась и дала таблетки анальгина. Они на некоторое время снимали боль, которая со временем и сама прошла. …
  … Далее нас перебросили на другой объект. Им стала нефтяная база. Резервуары были уже построены, и их требовалось покрасить. С малярными работами я был мало знаком, ими в основном дома и на кладбище занимался папа, тем более в производственных объёмах. Олифу мы получили в железных бочках, а серебрянку в бумажных мешках. Всё это смешивалось в вёдре, и валиками на длинных шестах наносилось на поверхность резервуаров хранилища, которые были разделены земляными противопожарными перемычками. Когда мы с энтузиазмом покрыли объект первым слоем, прораб пришел в некоторое замешательство. Поверхность для покраски имела дугообразную форму, а наши «кисточки» прямую. Краска равномерно не легла, и всё выглядело похожим немного на раскраску зебры. Но краску требовалось нанести ещё два раза, и нам «посоветовали» приложить больше старания. Мы понемногу «набили руку», и к завершению работ база имела вполне приемлемый вид. Трудиться приходилось не только с земли, но и залезать на крышу резервуаров и внутрь их. Они были не все полностью сооружены и некоторые не имели штатных боковых лестниц, не говоря уже про центральные колонны. В этих случаях приходилось забираться по скобам, приваренным к центральной опоре внутри ёмкости. Это было сопряжено с определённым риском, так как монтажные пояса, выдаваемые нам, в данном случае не могли помочь, и приходилось обходиться без страховки. Положение осложнялось ещё тем, что при подъёме в одной руке приходилось держать ведро наполненное краской. Один раз произошел курьёзный случай. Вовка Морозов и Саша Просвирницын одновременно полезли наверх. У Морозова забирающегося первым краска расплескалась на голову Просвирницына. Того выручила строительная каска, полагавшаяся строго по технике безопасности. Правда, длинную причёску пришлось вынужденно привести в соответствующий советскому стандарту вид. А если бы не защитный головной убор, то Саше пришлось бы стричься наголо. Ну а так Бог их миловал и других несчастных случаев на производстве я не припомню. Единственное что, наблюдая мое судорожное цепляние за опоры на высоте, старшие товарищи порасспросили об этой особенности поведения, и узнав о страхе высоты, которое я не особенно скрывал, отстранили меня почти в самом конце срока работ от подъёма на верх. Жалеть об этом я не стал.  В целом работа была, видимо, не очень оплачиваемой, и руководство решило компенсировать потери. Рыть очень длинную траншею, для каких-то нужд был направлен трактор Беларусь с ковшом. Его работа зачислялась нашему отряду как ручная. Таким образом, все остались довольны. Ну, о производственной деятельности, пожалуй, и всё. …
  … Но мы имели и досуг, хотя время на него оставалось мало. Тут нельзя не упомянуть об одной встречи. По дороге на обед в толовую я несколько раз видел девочку из 531 школы учившеюся год или два старше меня и жившую где то в домах по Ключевой улице совсем рядом со школой. Девчушка она была симпатичная, поэтому мне и запомнилась, хотя я её особенно не выделял. Но до меня каким-то образом дошла информация, что после окончания школы она поступила в институт и чуть ли не на первом курсе вышла замуж за сокурсника. Первый раз я её неожиданно встретил во время лыжной прогулки по окрестностям моих лагерных воспоминаний на станции Мельничный ручей. Ностальгия меня привела в поисках третьего Ждановского озера, куда мы в своё время ходили в поход, к Ваейково, где расположена метеостанция. Там и произошла встреча. Она, наверное, с мужем катались на лыжах. Событие, хотя и редкое, можно было списать на случайность. Но когда второй раз её увидел за «тысячу» километров от Ленинграда, работающей в соседнем стройотряде, во время посещения соловой на обед, то об этом стоило бы призадуматься. Но я этого не сделал тогда, да и сейчас меня не занимают всякие «не научные» теории. Хотя в моей жизни произошло достаточно удивительных на первый взгляд встреч, но в мистику я всё же не верю. …
  … Как я уже сказал, свободное время приходилось в основном на выходные, но и тогда нам не давали вдоволь поваляться на кровати. Так в день отдыха нас направили подежурить в местную дружину. Моим «напарником» стал мой сосед по комнате Толик Янко. С ним я был знаком по первому году своей стройотрядовской деятельности. Он входил в число «подготовишек» усиливших тогда наш отряд. К описываемому времени он успел стать папой, и довольно жизнерадостно объяснял, как «прекрасно» с женой студенткой жить на две стипендии, имея ещё и ребёнка. Нас прикрепили к двум лейтенантам милиции не сильно отличающихся от нас по возрасту. В нашем распоряжении так же оказался милицейский УАЗ. Особых нарушений порядка не было. Молодые сотрудники милиции рассказали несколько «детективных» историй из практики. Для порядка мы посетили местный ресторан. Вид он имел обшарпанный, но выпившие темные личности, шатающиеся по нему, вели себя на наше счастье тихо. В противном случае я слабо представляю, как бы мы их утихомиривали, несмотря на то, что у наших товарищей, возможно, имелось табельное оружие. Настоящей «работы» не было и наши «кураторы» предложили немного «расслабиться». Мы сбросились, у кого что было, и, купив две или три бутылки вина, поехали на поляну за территорию города. На меня пришлась почти половина собранных средств, но я об этом никогда не жалел. Там на свежем воздухе ещё больше укрепили наши «производственные» отношения. Пикник занял больше запланированного времени и к общежитию мы прибыли в первом часу ночи. Общага уже была закрыта, так как вход прекращался в одиннадцать часов вечера. Толик через открытое окно второго этажа, расположенное рядом с балконом, проник в здание. Он осознавал рискованность «мероприятия», но вызвался добровольцем, как уже имеющий наследника. Пьяным везет. Впрочем, мой друг Лёня Павлушев рассказывал об аналогичном случае, когда его знакомый проделал всё это на пятом этаже. В моей практике то же один раз случились «верхолазные» работы. По просьбе своей соседки тёти Гали я со своего балкона четвертого этажа спустился к ней в квартиру, и, разбив закрытую форточку, открыл захлопнувшуюся входную дверь. Все эти случаи я рассказываю просто как факты, не делая, каких либо поучающих умозаключений. …
  … Второй выходной нам предоставили на «День строителя». Люди мы были все «посвящённые» и поэтому Нептуна не потребовалось. С большой вероятностью можно сказать, что мы прошли парадом при участии всех стройотрядов, работавших по близости Сыктывкара. Мероприятие проходило на городском стадионе. Возможно, потом осуществлялись спортивные соревнования. У нас была неплохая команда по волейболу. Игрока три или четыре играли на профессиональном уровне и неплохо «резали» через сетку. Ещё мне запомнилась игра Саши Просвирницына, который «стелился» по земле, вытаскивая сложные мячи. Впрочем, не поручусь, что это было в тот раз. Хотя с другой стороны, прочего свободного времени  у нас особо не было. …
  … Но всё подходит к концу. Закончилось и это студенческое лето. При делёжке заработанных денег я получил больше восьмисот рублей. По этому показателю наш отряд не был первым по Коми АССР, но поднялся на вершину пьедестала института, с установлением нового рекорда, который в те времена обновлялся почти каждый год. Деньги были немалые. Сын дяди Дани, дядя Вася, приехавший к нам в гости осенью, рассказывал, что он зарабатывает столько в колхозе за год труда комбайнёром. Пятьсот рублей я отдал маме, а за триста пятнадцать, с одобрения родителей, купил себе двухдорожечный магнитофон Комета. …
  … На третьем курсе состав учебной группы заметно изменился. К нам стали поступать из академических отпусков «старшие товарищи» по разным причинам «оставленные на второй год». Про Наташу Мочалову, Лиду Зеленянскую, Таню Хорошеву, ни чего «плохого» сказать не могу, так как не особенно ими интересовался. Возможно, в их случаях не обошлось без декретного отпуска. С мужской частью вновь прибывших членов группы вопрос был более ясен. Вова Чуньков и Серёжа Щёкин «погорели» на успеваемости. Толика Астахова подвело здоровье. Он был мастером спорта по гребле и получил инсульт. Грёб он в паре с Вовой, и вместе с ним пропустил год. Толик был уже женат и имел дочь, поэтому подрабатывал на родной кафедре прядения лаборантом. С Чуньковым я, что называется, сошёлся сразу. Место Лёвы Рейдера было свободно, и Вова его заполнил. Жил  он в Пушкине, и, при первом же знакомстве, просил не путать его с героем защиты Сталинграда генералом Чуйковым. Отец Вовы был военным хирургом и имел звание подполковника. Специалист он был хороший и часто направлялся «в горячие точки». Так он работал в Дамаске во время Сирийско-Израильского конфликта, и зашивал разорванные напополам печени. Мама Вовы ушла после замужества с третьего курса медицинского института и воспитывала двух сыновей, так как у Вовки имелся младший брат Миша. …
  … Серёжа Щёкин сам являлся в семье младшим братом. Он был из Мурманска. Его отец ходил на рыболовецких судах. Старший брат пошёл по стопам папы и тоже плавал. У Сергея были проблемы со здоровьем, и он очутился в Текстильном Институте. Было, как то непривычно пожимать его несколько «укороченную» ладонь. Мне он напоминал пана Гималайского из кабачка «13 стульев». Серёжа был женат, и у него родилась дочь. Молодая семья жила на Комсомольской площади. Для улучшения жилищных условий Щёкины выменяли большую комнату с доплатой на втором этаже их парадной. Для осуществления «переезда» Сергей неожиданно во время занятий предложил нам с Вовой помочь ему. Мы прервали учебный процесс и согласились выручить товарища. Провозившись с мебелью и вещами остаток дня, перетаскивая их с четвертого этажа вниз, мы «подружились». Так, что со всеми ребятами в группе я находился в хороших отношениях, да и вообще в институте «врагов» не имел. …
  … На третьем курсе общеобразовательные предметы, обязательные для каждого технического вуза, ушли, и настала «эра» более конкретной подготовки, хотя, насколько помню, до обучения непосредственно касающегося производственной деятельности дело ещё не дошло. Строгой последовательности предметов не вспомню и поэтому буду о них рассказывать несколько в произвольном порядке. В «обиходе» появилось такое понятие как курсовая работа. Она являлась практическим закреплением тех знаний, которые мы получали на лекциях и по которым сдавали экзамены. Для допуска на них необходимо было отчитаться за «курсовики». На это выделялось время и преподаватель, который помогал прилежным студентам. Последние «пары», где это всё осуществлялось, я зачастую игнорировал, и сэкономленное время посвящал походам в кино с Вовой Чуньковым. Вообще я стал придерживаться принципа, как поётся в студенческой песне: «От сессии до сессии живут студенты весело». К тому же на сдаче первого курсовика, я обнаружил одну особенность. Преподаватель, принимающий работу, первый раз смотрит всё досконально, и, найдя ошибку, отправляет на её исправление. Потом «бдительность» притупляется, да и народу, как правило, бывает много. Усталый человек заметно уменьшает «жажду крови», которой уже насытился. Это «открытие» я сделал случайно, но взял его на «вооружение». …
  … Таким образом, например, я сдал курсовой проект, уже не скажу по какому предмету. На практические занятия я не ходил. Перед самой сессией по образцу, взятому у девочек, я быстро выполнил работу, подставив свои данные. В самом начале своего «творения» я на всякий случай вставил целых две легко исправляемые, путём стирания, ошибки. Преподаватель «удовлетворился» одной, хотя редуктор был в целом рассчитан, за недостатком времени и опыта, халтурно, и, по идее, его требовалось переделывать весь заново. А так я обошёлся «малой кровью». …
  … К «несчастью» не все наши наставники относились так благосклонно к своим воспитанникам. Не помню, кто читал лекции, но практику по ТММ ( Теория машин и механизмов), а у всего студенчества аббревиатура расшифровываясь, как «тут твоя могила», вёл доцент Самарский Георгий, если не изменяет память, Андреевич. Он был небольшого роста, слегка полноват, лысоват и имел заметное косоглазие. Первое занятие мы с Вовой Чуньковым пропустили по «уважительной» причине. Потом Вова, успевший его хорошо изучить, как, в общем, и все подопечные, проинформировал меня, что Самарский этого не любит и заимеет «зуб». Почему Чуньков это не сказал сразу, не могу понять до сих пор. Он же «подставился» вместе со мной. Я легкомысленно решил один раз «не в счёт» и прилежно стал посещать все следующие занятия, но оказалось, что Георгий Андреевич принципиальный человек. Это я понял сразу, когда получил в качестве задания на зачёте самый сложный механизм. Впрочем, эти задачи я решал достаточно хорошо и, выполнив все расчёты и построения, пошёл к преподавателю, а он был полон «жажды кров». Оказалось, что я в самом конце поторопился и составляющим векторам присвоил знак не минус, а плюс, хотя результирующая сила получилась правильной. Кто в этом разбирается, тот меня поймёт. Перед Самарским встала трудная дилемма. Поставить так желаемую двойку, или отпустить «с миром»? Немного поколебавшись, Георгий Андреевич «переступил себя» и поставил «удовлетворительно», чего мне, в сущности, и надо было. С середины третьего курса стипендию платили за все положительные оценки. Самарский сам по себе был человек малосимпатичный. Так на экзаменах девочкам он гладил коленки. Те относились к этой маленькой слабости «с пониманием», так как дальше дело не заходило, и скандалов не было. Но его справедливость и свою «победу» даже над таким индивидуумом я не забыл. Вова Чуньков зачёта по ТММ в тот раз не получил, и как выпутывался точно не скажу. …
  … Не у всех преподавателей «вызвал восторг» мой «экспресс метод» сдачи курсовиков. Курсовой проект по деталям машин я выполнил, как всегда в конце сессии не посещая практические занятия, на которых доцент Мария Михайловна Домбровская помогала советами и контролировала все стадии. Ей моё поведение не понравилось, и она направила меня с моим начерченным редуктором защищаться на заседание кафедры. Там под снисходительную критику «мэтров» все мои листы испещрили вопросами и меня отправили «на доработку». Новое собрание консилиума планировалось через неделю, а сессия уже начиналась. На первый экзамен пришлось брать разрешение в деканате. Для меня это не было преградой, так как по этому принципу я сдавал иногда даже два первых экзамена. Старательно учитывая все замечания, я, по мере исправления недочётов, стирал поставленные вопросы. Оказалось, что этого делать было не надо, но я честно не знал. «Патриархи» были разочарованы, так как за неделю они сами забыли, о чем спрашивали. Задав несколько дополнительных вопросов, меня отпустили «с миром», а сокурсницы были страшно удивлены, когда на следующий экзамен я пришёл уже с полноценным допуском. Вообще про себя я называл весь экзаменационный процесс «корридой» и чувствовал себя «тореадором». …
  … Частично моё авантюрное поведение во время экзаменов объясняется не только ленью, но и не очень хорошей памятью. Долго держать в голове информацию в «незамутнённом» виде у меня не получалось и поэтому я сокращал «продуктивное» время до минимума. У меня был принцип. Сдал экзамен и забыл. Кое-что в памяти конечно оставалось. Иначе мне было бы трудно «писать» эти строки. Да и совсем «бесталанным» меня не представляйте. Например, по сопротивлению материалов у меня стоит «отлично». Практические занятия у нас вел Большухин. Имя и отчество к великому сожалению его «исчезло бесследно из памяти». Сразу чувствовалось, что человек влюблён в своё дело. У него было масса наглядных пособий сделанных собственными руками, на которых он наглядно показывал «работу» материала. Ещё у меня, почему то было такое ощущение, что мы вместе жили на «Пороховых», и я его уже видел там в раннем возрасте. Благодаря этому всему я с легкость рисовал все эпюры и делал расчеты. На кафедре у него работала и жена. Правда, её я ни разу не видел. Об этом человеке я вспоминаю тепло, а о его предмете студенты говорят: «Сдал экзамен по сопромату, можно жениться». …
  … Такими же добрыми словами хочется вспомнить преподавателя теоретической механики. Как его звали, я к великому стыду забыл, но его сухонькая увлечённая своим предметом фигурка стоит перед глазами как живая. Сейчас я ловлю себя на мысли что искренность и преданность выполняемому делу педагога заставляла меня «звенеть в унисон» и делать успехи. Так первое полугодие по «теормеху», я закончил с оценкой «отлично». Второе полугодие началось с неожиданной смерти этого замечательного человека. Наверное, этим можно объяснить, почему его нет в нашем выпускном фотоальбоме. На похоронах, по рассказу очевидцев, присутствовал брат, похожий на него, как «две капли воды». Он, кажется, тоже преподавал теоретическую механику, в каком-то ВУЗе. Лекции стал читать другой человек. Материал заметно усложнился. Я понадеялся на старый запас знаний и «штурмовщину» в конце семестра, но просчитался. Предмет я просто перестал понимать и еле получил «удовлетворительно». На пути познания иногда случаются такие метаморфозы. …
  … Если не все наши преподаватели были «фанатами» своих предметов, то в непрофессионализме упрекнуть ни кого нельзя. В жизни мне совсем не пригодилась технология металлов и других конструкционных материалов. Перлиты и аустениты я помню не отчетливо. Зато рассказ преподавателя о его молодости я запечатлел хорошо. Он кончил институт «в годину войны». Работать его отправили на Урал на один из эвакуированных заводов обеспечивающих фронт. Один раз ему пришлось руководить монтажом металлических конструкций методом «тыка». Каркас приваривался «точечно», и если его положение не отвечал требования, кувалдой «прихваченная» точка «отбивалась». Процесс повторялся заново. Работы проводил «дядя Вася», под присмотром молодого специалиста. Однажды «дядя Вася» «заболел» и нашему преподавателю в помощь была прислана женщина сварщик шестого разряда. Когда конструкция не встала на место, ей было предложено переделать. Она предложила начальнику самому помахать кувалдой, чем он и занимался в течение получаса. Этот рассказ он приводил нам, как пример работы металла в разных по квалификации руках. Педагог так передал на занятиях свой накопленный опыт, что я до сих пор помню эту историю, хотя металлургией мне заниматься не пришлось, но некоторые другие предметы, не касающиеся непосредственно специальности, мне и пригодились. Но об этом далее. …
  … Лекции по электротехнике чередовались с лабораторными работами. Пропускать их не представлялось возможным, и я, насколько помню, прилежно посещал занятия. Там законы физики приобретали своё практическое воплощение. Я, к сожалению, не сильно преуспел в этом, так как получил в результате отметку «удовлетворительно». Единственное я твёрдо запомнил, что всё связанное с электричеством не надо трогать руками. Этот принцип не раз меня выручал в жизни. Не все предметы оставили даже такой след. Чем мы занимались на технической термодинамике и теплопередачах, хоть «убей» не скажу. …
  … На этом фоне яркой вехой встаёт всё связанное с подъёмно-транспортными устройствами. Лекции нам читал доцент, хотя в выпускном альбоме он проходит как старший преподаватель, Карслиев С. Г.. Он был по национальности, кажется, туркмен и «родные» имя с отчеством я запамятовал, так что ограничимся инициалами выпускного альбома. Мужчина он был привлекательный, что дружно отмечали сокурсницы в своих высказываниях, подслушанных мной. Хотя имя он носил русское, что впрочем, не важно, так как речь пойдет не о нем. Как звали преподавателя, курирующего курсовой проект по этой дисциплине, я не назову, но и сейчас вспоминаю со всяческими хорошими чувствами этого человека. Он имел внешность ни чем не приметную. Со своим стареньким портфелем, скромной одеждой он выглядел несколько уставшим от житейских забот. Но его отличала полнейшая невозмутимость. Когда я в середине семестра соизволил, наконец, с Вовой Чуньковым прийти, что бы получить задание по курсовой работе, то привычно ожидал «громы и молнии». Он спокойно порылся в портфельчике и, не найдя схем различных конвейеров с исходными данными, предложил нам выполнить вибрационный и, кажется, инерционный механизмы. Я, обрадованный, что всё так «гладко» прошло, успокоился до времени перед наступлением сессии. Когда настал «час «Х» я ни чего не подозревая, направился в техническую библиотеку и с ужасом обнаружил, что по моему конвейеру практически нет ни какой информации. Но «отступать было не куда». Полторы страницы текста в учебнике, я «растянул» на несколько листов пояснительной записки. К картинкам, взятым также оттуда, я дорисовал редуктор из курсовой работы по деталям машин и получил пять листов чертежей. Я понимал, что это всё полная «лажа», но, ни чего другого придумать не мог. Готовый внутренне к «фиаско» я пришел к преподавателю второй раз. Он спокойно посмотрел на моё «творчество» и предложил рассчитать самый простой конвейер. К такому повороту событий я был не готов, и меня вежливо попросили с этим вопросом подойти через неделю. К тому времени экзаменационная пора уже началась, и за допуском пришлось привычно идти в деканат. Через семь дней я, подчитав лекции, успешно справился с расчётами, как оказалось не сложным делом, и получил уже официальное разрешение на право сдавать экзамены. …
  … Общественные предметы мне давались легко, но и тут не обходилось без казусов. Преподаватель, знакомивший нас с Марксистко-Ленинской философией, в молодости был борцом. Шея у него начиналась, что называется «от ушей» и под костюмом угадывалась соответственная мускулатура. До меня доходили сведения, что в обеденный перерыв он с заведующим соседней кафедрой играл в шахматы. Было бы заманчиво на этой почве с ним поближе познакомиться, но это чисто теоретически в моих фантазиях. А так я даже его лекции посещал «спустя рукава», понадеявшись на три дня до экзамена и учебник. Может быть, этого было достаточно, но в экзаменационном билете мне достался незнакомый «первоисточник». С работой Ленина я попробовал угадать, но попал «пальцем в небо». По другим экзаменационным темам я получил дополнительные вопросы и в результате «провалился». Это за сессию получился второй «неуд» наряду с традиционной оценкой по химии. Положение создавалось критическое. Пришлось корректировать сроки. В соседней сдавшей экзамен группе я взял конспект лекций моего «оппонента». Ознакомившись с «материалами», мне даже понравился «ход его мысли». Рассуждения были своеобразны, хотя приводили к обычным выводам. На переэкзаменовки я следовал «путям» педагога и получил в результате «отлично». Здесь я, конечно, немного преувеличиваю. …
  … «Приключения» случались и по некоторым другим предметам. Так на один из них я заготовил «бомбы». Получив ответы на все билеты от группы, которая сдавала экзамен раньше, я написались шпаргалки. На экзамене только требовалось незаметно достать «из тайника» готовые листы, и продекламировать их содержание экзаменатору. Положение, правда, немного усложнялось тем, что данный преподаватель плохо видел. Каждый шорох он воспринимал, как возможность воспользоваться его физическим изъяном и это считал, чуть ли не личным оскорблением и с «быстротой молнии» реагировал на любой посторонний шум. В дополнении к этому, когда я отсчитал на ощупь и вытащил по порядку сложенные свои заготовки, то оказалось, что произошла какая-то путаница и один ответ на вопрос не соответствует самому билету. Пришлось лист бумаги возвращать на место. Искать далее необходимую информацию, не было ни времени, ни возможности по выше указанной причине. На этот вопрос пришлось отвечать экспромтом. Со всеми осложнениями я справился и экзамен сдал. …
  … Ещё на третьем курсе «замаячила» вожделенная военная кафедра. Она давала возможность «увильнуть» от службы в армии, по крайней мере, для «Ленинградцев» и располагалась в здание производственно-учебных помещений на проспекте Майорова рядом с институтским общежитием по Садовой улице. По четвергам мальчики занимались военной подготовкой, а девочки получили дополнительный свободный день, что конечно «не справедливо». Впрочем, мы не сетовали. Из нас готовили начальников вещевой службы. Нашими наставниками были майор Горловецкий и подполковник Поздеев. Пусть меня простят эти достойные на самом деле люди, но их имен и отчеств я не запомнил, так как в основном обращался к ним, как положено, по званию. Поздеев успел захватить конец войны и воевал в танковых частях. О боевых действиях он иногда рассказывал, но, впрочем, скупо. Да и чего можно сказать интересного о телах погибших при взятии того или иного населённого пункта, где они не убирались долгое время, и смердели. Горловецкий был моложе по возрасту и несколько «нервного» характера, в отличие от всегда спокойного подполковника. Он нас с энтузиазмом учил правилам хорошего тона, говоря, что не прилично на ходу, на улице «уминать» пирожки, тем более с мясом. Проблем с ними у меня ни когда не было, как и полковником, заведующим кафедрой, даже фамилию которого память не сохранила. …
  … Кроме военной специализации мы изучали уставы и стрелковое оружие. Пистолет Макарова и автомат Калашникова модернизированный я мог собрать и разобрать с закрытыми глазами. Шутка. Так же мы что-то изучали по гражданской обороне и знали, как использовать противогаз. Всего и не упомнишь, но отводимое время мы проводили не без пользы. Ещё на третьем курсе нас водили в тир, который располагался в подвале общежития. Там нам выдавали три патрона, и мы поражали мишень из спортивного пистолета Марголина. Впрочем, Серёга Щекин сделал только два. Он так волновался, что попал в низкий потолок. Пуля срикошетила неизвестно куда. На всякий случай Сережину пальбу прекратили, а то, как бы чего не вышло. Однако и я особой меткостью не блеснул. Военная кафедра так же послужила более тесному сближению мужской части потока факультета. Учебные группы стали встречаться реже. Разве только на занятиях по физическому воспитанию, которое ещё функционировали, общественным наукам и на лекциях по техническим предметам. Странно, но получается много. Но всё равно на «военке» «защитники родины» больше концентрировали внимание на общение между собой. «Дамы» не отвлекали. …
  … Так плавно и незаметно третий курс подошёл к концу. За это время я стал полноправным студентом и начал получать стипендию, которая возросла, и мы стали получать сорок рублей в месяц. Последняя сессия третьего курса прошла без «кардинальных» событий, и не чем особенным не запомнилась. Настала пора последнего стройотрядовского лета. Я снова пополнил ряды «Юности», хотя Саша Гресь, предлагал мне поехать к нему в отряд в Ленобласть, но я отказался, понадеясь, что и на этот раз побьём рекорд института по зарплате. Сообразуя некоторые факторы, я всё же склоняюсь к мнению, что в Ухту мы полетели на самолёте. Полёт занял часа два или три, и превысил время до Москвы первого моего знакомства с небом. Нас разместили в почти достроенной пожарной части строящегося комбината железобетон  изделий. Он располагался рядом с городом, необходимо было только подняться на «сопку» по небольшому серпантину. С трёх сторон наше здание было окружено колючей проволокой, как так там работали заключённые. Если бы не четвёртая сторона, обращённая к лесу с маленькими, но «злыми» комарами, то создавалось бы полное впечатление, что мы сами в «зоне». Нашими объектами первоначально стал приёмный склад гравия для бетона. Он представлял собой огромное здание с наклонным полом под 45 градусов с двух сторон, посередине которого оставалось место для ленточного конвейера. Строительную часть элемента конструкции помещения нам и надо было забетонировать. Сложность заключалась в том, что при работе вибратора для уплотнения материала, бетон сползал по наклонной. Приходилось идти на хитрость, и трамбовать вручную, сколоченной из досок «нашлёпкой» с деревянной ручкой. Махать таким инструментом целый день было не просто, как впрочем, и носить носилки с тяжелым материалом. Через несколько часов такой работы кисти рук не слушались и ладони непроизвольно разжимались. Хотелось ручки носилок привязать к себе. …
  …Вторая половина отряда занималась ещё более тяжёлым трудом. Она вела узкоколейку к комбинату. Укладчика не имелось, и рельсы приходилось перемещать при помощи специальных «щипцов». Для этого с дюжину человек манипулировали неподъёмным изделием. Отдыха тоже почти не было. Один раз мы вырвались в близлежащий лес, но нас быстро выгнали комары. Но все трудности приходилось переносить стойко. Однако, не все бойцы выдержали такие нагрузки. В отряде по заведённой традиции имелся пяток трудных подростков, которых нам давали на перевоспитание, освобождая на лето улицы Города героя. Ребята в непривычной обстановке вели себя нормально и мало чем отличались от остальных товарищей. В этот раз было то же самое, если бы не одна выделяющаяся личность. Мальчик был из хорошей семьи, но немного отбился от привычного надоевшего уклада. Характер он имел общительный, и часто рассказывал нам, как мамаша его застукала с засосами на теле и другие любопытные случаи из жизни, которые нам были немного в диковинку. По крайней мере, мне. Через примерно месяц «непосильного» труда он «заскучал» по дому. Отряд он решил самовольно покинуть, но не было денег на авиабилет. У меня на всякий случай имелось 15 рублей, и он попросил меня одолжить ему их. Я понимал всю рискованность получить деньги назад, но не смог противостоять его настойчивы «мольбам», и, мысленно попрощавшись с немалыми средствами, дал ему в долг. Ещё я несколько опасался, обнаружению моей сопричастности к побегу, но все обошлось. «Руководство», возможно даже обрадовалось, что одной «головной болью» стало меньше. …
  … Мы немного завидовали «зекам». Например, мне запомнился один, который весь день проводил сидя на корточках на большой бетонной трубе, наблюдая за нашей деятельностью. Наверное, понятия не позволяли ему работать. Надо сказать, что и остальные сидельцы особенно не усердствовали. Рядом с пожарной частью возвышалась труба котельной. Её по слухам перекладывали три раза, так как не соблюдалась перпендикулярность, и она получалась, как знаменитая Пизанская башня. Впрочем, к нашему появлению этот «многострадальный» объект был почти возведён, но не знаю, когда его ввели в эксплуатацию. Сказав, что мы завидовали заключённым, я конечно преувеличивал. Два раза я наблюдал картину, как их вели на работу. По бокам, сзади и спереди колонны на расстояние десяти метров шли конвойные с автоматами и яростно лающими овчарками. В любой момент и те и другие могли вступить в действие. Этому могла послужить любая случайность. И так каждый день. И это только маленькая толика будней в заключении. Как говорила бабушка: «Спаси (Бог) и сохрани». …
  … Наши бетонные работы почти завершились, и нашу часть отряда перебросили на расчистку территории под расширение очистных сооружений Ухты. Они находились около начала подъёма на сопку, где, километрах в пяти, на вершине располагался КЖБИ (Комбинат железобетонных изделий). На работу нас доставляли на транспорте. В первый день нас высадили на самом, «серпантине». Вручили новенькие, хорошо наточенные топоры, и мы с энтузиазмом принялись рубить молодняк берёзок, выросший после строительства дороги, освобождая склон. Через двадцать минут у нас «язык был на плече» от усталости. Передохнув, мы продолжили работу, но уже экономя силы. Дня через два три наши руки «привыкли к топорам», и склон был очищен. Предстояло освобождать площадь под сами очистные сооружения, где находился «первозданный лес». Деревья потоньше мы по-прежнему валили топорами. Вековые стволы доставались пиле «Дружба». По счастью у нас нашлись «специалисты» немного знакомые с работой на ней. За короткое время они улучшили свои навыки, и главное, было, не подставится под спиленный комель, а такие случаи в практике имелись, правда, не у нас. Поваленные деревья мы очищали от сучьев, и с помощью трелёвочного трактора прикреплённого к нам собирали в штабеля для дальнейшей транспортировки. На планировке освобождающихся площадей и других всевозможных целей у нас работал канадский гусеничный трактор «Катерпиллер». Он был сопоставим с нашим родным «Кировцем», но по дизайнерским канонам симпатичнее. С иностранной техникой так близко я столкнулся первый раз. Но даже он пару раз застревал в месиве «развернувшегося строительства». Зато студенты не подвели ни разу. По технике безопасности мы должны были работать в закрытой одежде, резиновых сапогах и строительных касках, а жара того лета в Коми АССР стояла за тридцать градусов. Для защиты от комаров мы использовали «специальные средства», но они потом «вымывались», и мало помогали. Для утоления жажды, по рекомендации медицины, нам привозили теплый не сладкий чай, что тоже не сильно выручало. Но мы быстро освоились в роли лесорубов. Сточенными почти до обуха в «зоне» очистных сооружений топорами, куда мы их носили подтачивать, раза три ударив по стволу, наваливались плечом и валили дерево. Работали полтора часа с пятнадцати минутным «перекуром», по двенадцать часов в сутки. К комарам мы привыкли или они к нам. Так что быстро кончившийся антикомарин больше не требовался. …
  … Не сильно беспокоили и все возможные «угрозы», которые доносились по ту сторону колючей проволоки, а на самом объекте не престижную работу так же выполняли заключённые. В этом отношение особенно везло мне. Для работы я выбрал старую каску черного цвета, отличающуюся од стандартных оранжевых бывших у товарищей. Это было сделано специально, что бы родной головной убор ни затерялся среди других. Но таким образом заметное отличие сделало меня объектом повышенного внимания «страдальцев» отбывающих срок. Справедливости ради стоит отметить, что пара ребят меня «поносящих» были молодые и скучающие по воле, и потому на них я обращал мало внимания. Как отголосок «другой жизни», неведомой мне случилось одно ЧП. На «зоне» застрелился из табельного оружия один охранник. Мы даже слышали хлопок выстрела. Потом была какая-то суета. Проехало несколько неурочных машин. Происшествие было достаточно громкое, поэтому и до нас дошла кое какая информация. Молодого солдата срочной службы призвали из республики Средней Азии. Что его толкнуло на этот шаг нам так толком и не сказали, да и само начальство до конца навряд ли разобралось. Так что конвоиры и конвоированные находились в одинаково сложном положении. …
  … Моя стройотрядовская пора завершилась неожиданно. У меня расстроился желудок, и поднялась температура. Через три дня всё пришло в норму, но на работу меня не пустили, и было принято решение отправить всех неожиданно заболевших домой. До отбытия было какое-то время и меня использовали на кухне в качестве разнорабочего. Меня это отчасти даже устраивало. Состав поваров у нас в отряде в этот раз поменялся. Одной из поварих «кашеварила» симпатичная девочка с младшего курса. Её звали Лариса, и приехала она из одного причерноморского городка. Я на неё давно обратил внимание, а тут представился случай, познакомится поближе. Моё воображение живо рисовало романтические картины нашей идиллии. Но «Дон Жуан» (Хуан, Гуан и пр.) из меня был, ни какой. Мои робкие «ухаживания» не возымели действия. Не помогли даже шоколадные конфеты, присланные родителями на день рождения, которыми я угостил «стряпуху», чистя картошку. Ответных чувств в её взгляде я не прочел, и кому-то другому повезло с такой уютной и спокойной женой. Наконец «организационный» период закончился, и наша немногочисленная группа на поезде отправилась в Петербург. Возглавлял её наш «боевой» командир Саша Разумовский, который тоже подвергся инфекции. За время поездки состав раз-два проверяли вооружённые патрули, разыскивая сбежавших зеков, коими изобиловала данная местность. Ещё мне запомнилась остановка в Котласе, где наш поезд поменял направление движения в силу витиеватости железнодорожных путей. …
   … В Ленинграде мы «в назначенный день и час» собрались получать, заработанные не простым трудом деньги. Всё это происходило, кажется на Садовой улице. Процедура «слегка» затянулась и заняла часа четыре. Руководство раза три считало и пересчитывало не впечатляющую зарплату. Не сходился дебет с кредитом. Наконец всё «устаканилось» и я получил свои двести пятьдесят рублей. Сказалось не полностью отработанное время и отсутствие командира на завершающем этапе, когда закрываются наряды. Впрочем, Саша, возможно, предвидел такой «плачевный» финал и специально отбыл раньше, что бы ни расстраиваться. Моя наличность неожиданно пополнилась пятнадцатью рублями, отданными мне моим честным заёмщиком. На это, честно говоря, я не рассчитывал и, встретившись с ним на нашем последнем «собрании», даже не напоминал о долге. Парень оказался честный. На этой позитивной маленькой «ноте» и закончу свои воспоминания о стройотрядовской жизни. …
  … Но институтская пора на этом не закончилась, хотя мы стали полноправными старшекурсниками. Наши ряды в группе пополнила последнее «приобретение» Ира Раковская. Девушка она была заметная, и весь её внешний вид говорил, что трудится на текстильном предприятии, она не собирается. Диплом ей необходим был, как «приданое» к свадьбе, которая, в конце концов, и случилась. Прозанимавшись, первый месяц, в наш размеренный распорядок «ворвалось» неожиданное событие. В первых числах октября в один из дней я, пропустив последнюю пару, спокойно дома смотрел телевизор. Вдруг раздался звонок в дверь. На моё имя пришла телеграмма от Лены Кузминой, которую я утром видел, что завтра мы отправляемся в колхоз. Кое-как объяснившись перед родителями, которые уже давно за моей «дисциплиной» не следили, утром с гитарой я предстал на месте сбора. Там выяснилось, что урожай собранный первым курсом в результате дождливой погоды, которая простояла весь сентябрь, начал гнить на складе. На спасение корнеплодом и бросили нас в авральном порядке. Мы были люди уже бывалые, и, расположившись на месте, не успевшем ещё «остыть» от первокурсников, преступили к работе. Она заключалась в переборке, начинавшего портится картофеля, с целью минимизировать потери. В огромных отсеках хранилища, хороший продукт отделялся от плохого «провианта», а подпорченная «провизия» направлялся на корм скоту. Я быстро сориентировался и стал «обслуживать» трактор «Беларусь» доставлявший корм на ферму. Возиться в душном помещении с гнилью не хотелось, тем более что она вызывала у девочек приступы рвоты. Вечера тоже проходили не плохо. Мы с Сашей Третьяковым из четвёртой группы задорно горланили песни Высоцкого под мой аккомпанемент. На этой почве мы «сошлись» ближе, и он даже был потом у меня дома в гостя и угощался супом с мясом, сваренным мамой. Да и остальных ребят к тому времени я знал достаточно хорошо. Три года совместного обучения «не прошли даром». Об оплате нашего труда речь как то не шла, так что мы трудились «на общественных началах» за одну стипендию. …
  … Месячный перерыв в учёбе на неё сильно не повлиял, да, в общем, это была проблема преподавателей, которым пришлось уплотнять график. Дальше четвёртый курс «покатился» уже по наезженной за три года колее. Все «непроходимые» предметы и курсовики были преодолены. Сдача всевозможной химии почти закончилась. Осталась только ХТВМ (Химическая технология волокнистых материалов), которая привычно покорилась со второго раза. Увеличилось число профильных предметов и связанных с ними. По МТВМ (Механическая технология волокнистых материалов) я получил «хорошо». Курсовая работа по автоматизации производственных процессов не завершилась так же удачно, но в чём она заключалась я и не помню, как и курсовик по проектированию текстильных машин с таким же результатом. Зато сам экзамен по основам проектирования я сдал на «хорошо». Это объяснялось  очень просто. Читал лекции и принимал экзамены по данной дисциплине зав. Кафедрой, по-моему, профессор Добровольский Павел Петрович, если не изменяет память. Досконально этот предмет изучали ребята с Механического факультета, особенно та группа, которая занималась конструированием этих самых машин, а не обслуживанием. Так что нам технологам надо было только иметь общее представление, так как у нас задачи были другие. Поэтому на экзамене нам сразу предложили оценку «хорошо» автоматом, а кто хотел «отлично», тот отвечал по билету. Я, разумеется, согласился, как и большинство группы, но не все. Уже «не за горами» маячило окончание института, где средний балл имел значение при распределении. …
  … С политической экономией нас знакомила Верещагина Евгения Ивановна. Она уже была в пожилом возрасте и снисходительно относилась к «бестолковым» студентам. К прилежным «ученикам» я не относился, но её предмет сдал на «хорошо». В отличие скажем от моего «визави» Вовы Чунькова. Он Верещагиной с упорством доказывал, что личную собственность, в лице его замшевой курточки, привезенной отцом из Сирии, если постирать, то можно отдать другому владельцу. Рассмешив таким абсурдным заявлением преподавателя, он получил «удовлетворительно». С Вовой связан и другой примечательный случай. На экзамене по экономике ему попался вопрос о «классификации» банков. Сейчас я и сам не назову её, но говорить, что банки бывают двух литровые, трёх литровые и т. д. не стану. Чуньков отвечал примерно в этом духе и кое-как выпутался. Меня, правда, уже в аудитории не было, и это я говорю со слов товарищей. …
  … Иногда я и сам попадал «в неловкое» положение. Лекции по теме «Вентиляция, отопление и кондиционирование воздуха» у нас читал профессор Участкин Павел Владимирович. Он был знаменит тем, что принимал самое непосредственное участие, извините за невольный каламбур, в создание всех связанных с его предметом систем  Кремлёвского дворца съездов. За это он даже получил Государственную премию. Его лекции я посещал, но слушал «в пол уха» не говоря уже о «закрепление» материала. На экзамене я отвечал не ему, а молодой аспирантке, девушке добродушной и заметно гордящейся своим положением. Возможно, она была «любимой» ученицей профессора, но это из области моих предположений. По вопросам билета я отвечал без особого «блеска» и перед моей экзаменаторшей встал вопрос, ставить тройку или четвёрку? Тогда она спросила, какой поток воздуха у вентилятора значительнее всасывающий или выдуваемый? Я «утомленный» экзаменом быстро сообразить не смог и ответил наугад. Угадать не удалось, и я получил «удовлетворительно». …
  … Суть предметов «Текстильное материаловедения» и «Методы и средства технологических процессов» помню «смутно» но предположительно с ними нас знакомили профессора Санков и Труевцев. Если про Санкова я мало что могу сказать, то Труивцев был у нас в институте легендарной личностью. По преданиям, а это было в действительности, ему, молодому доценту, пересдавал экзамен сам Алексей Николаевич Косыгин, на момент моего повествования, Председатель Совета Министров и член Политбюро ЦК КПСС. При случающихся встречах пожилые люди вспоминали молодость и человек номер два в СССР обиды за «неуд» «за пазухой» не держал. Притом, по словам Труивцева, они называли друг друга по именам. Косыгин, бывая по делам в Ленинграде, практиковал неожиданные посещения своей «альма матер». Так в одно из своих последних посещений он был встречен ректором института Львом Александрович Терещенко на середине лестницы уже поднимающимся. Так как гость был не только дорогой, но и нежданный, то он не обиделся. Кстати сказать, ректора я «вживую» ни разу не видел за все пять лет обучения. Чтобы закончить эту тему скажу, что Косыгин ещё при приездах посещал могилу матери на Смоленском кладбище, где был даже выставлен милицейский пост. Алексей Николаевич являлся для студентов нашего ВУЗа ориентиром, поэтому нет ни чего удивительного, что у нас дома на кухне за рюмкой водки я раскрывал папе и Вовке Чунькову, свои планы стать министром. Забегая вперед скажу, что Вова впоследствии работал в институте вместе с внуком Труевцева и называл того хорошим парнем. …
  … Так же предположительно и с той же долей вероятности могу сказать, что «Прядение хлопка и химических волокон» для нас «открывал» доцент Михайлов Борис Сергеевич. Научный работник и человек он был достаточно молодой, но чувствовался в его педантизме, как бы это сказать по мягче, сложный характер. С ним непосредственно я мало общался и ни чего плохого про него поведать не могу, кроме отличного знания формул высшей математики, которые он квалифицированно применял в описании процессов в камере сжатия искусственных волокон. Мы к тому времени этот предмет совершенно забыли. Поэтому вполне нормально, что я у него получил «удовлетворительно». Что бы «не отлучаться» с родной кафедры, стоит рассказать о нашем кураторе от неё доценте Усачёве Викторе Фёдоровиче. Он в нашей группе являлся как бы «классным руководителем» пользуясь школьной терминологией. В основную обязанность Виктора Фёдоровича, которому к тому времени было далеко за пятьдесят, входило еженедельное проведение политинформаций. Этим делом он сам  не занимался, а назначил лекторами Давида Коринфельда и меня. Женщинам это «ответственное» мероприятие куратор поручить, видимо, не мог. Хотя ораторами, мы с Девом были не какими, но он отличался ответственностью, а я читал газеты, и мог штампами некоторое время «приковать» внимание слушателей без видимого труда. За эту маленькую услугу Виктор Фёдорович относился ко мне весьма благосклонно и даже подарил книжку по прядильным машинам, которую я долгое время хранил, как и вечную память об этом рано ушедшем человеке. …
 … Вообще у нас появилось много часов учебно-монтажной практики в стенах института. Там размещались учебные цеха с оборудованием по прядению и ткачеству. Расписание занятий было устроено так, что нам приходилось «перебазироваться» с улицы Герцена на проспект Майорова. Для этого выделялся час академического времени, так как прямого общественного транспорта не было, то было удобнее преодолеть этот маршрут пешим порядком, разумеется, по желанию. По пути я с самыми близкими «соратниками» делал небольшой «крюк» на проспект Римского-Корсакова, где на набережной канала Грибоедова стоял пивной ларёк, в котором выпивалась кружка пива. Это не сильно «замутняло» сознание и не мешало процессу обучения, а запах отбивался мускатным орехом или проходил сам. На занятиях мы знакомились с работой прядильных, чёсальных, ленточных и прочих машин цепочки прядения хлопка. Я даже сам пробовал «присучивать» оборвавшуюся нить на веретене, и пару раз у меня получилось это сделать. Кто в этом разбирается, тот понимает, о чем  говорю. На проспекте Майорова размещалась, если не ошибаюсь, и наша родная кафедра прядения. В это же здание работал брат центрового «Спартака» Леонида Иванова очень на того похожий. Его я пару раз встречал в коридорах. …
  … В помещениях на Майорова, где то обитала и кафедра охраны труда, если такая была. Курс лекций «Основы техники безопасности и противопожарная техника» нам преподавал доцент Лущай И. Д.. Имя и отчество я за давностью точно не зову, но внешне этого доброго пожилого мужчину я хорошо помню. Обязательными атрибутами педантичного, в хорошем смысле, пожилого человека были галоши и нарукавники, что делало его похожим на человека из другого времени. Теоретические знания он подкреплял примерами из практики. У меня как живые встают картины. Вот работник, зачерпнувший в резиновый сапог соляной кислоты, пытается снять его, когда обувь надо было разрезать. Как результат голые кости ноги с трагическими последствиями. Другой несчастный нарушает правила техники безопасности при вождении электрокара. Двигаясь назад, он протыкается рычагами управления, врезаясь в стену. Такими примерами И. Д. иллюстрировал каждый пункт своих высказываний. Кроме того Лущай давал советы не касающиеся непосредственно предмета. Мне навсегда врезался в память его «постулат», что питание в общественных столовых, отнимает двадцать лет жизни. В столовых я ел редко, поэтому и дотянул до сегодняшнего дня. Не зря у меня по этому предмету стоит «отлично». …
  … На четвёртом курсе закончилась наша военная подготовка. Не подумайте, что всё так было просто. Перед тем как сдать экзамен, нас вывозили «в поле». Не далеко от Пулковской обсерватории по направлению к Вороньей горке, мы выкопали сапёрными лопатками окоп в полный рост. Потом его пришлось закопать, что бы ни портить ландшафт местности. От окопов военной поры, которыми, наверное, была в изобилии изрыта земля, следов почти не осталось, а ведь там проходили ожесточённые бои за доминирующую высоту над городом. Ещё один раз мы в этот район съездили, чтобы провести стрельбища из пистолета Макарова. Собирали и разбирали его уже «с закрытыми глазами», вот практическое применение оружия несколько обескуражило результатом, так как его в руках держали впервые. Даже те, кто служил в армии, стреляли только из автомата Калашникова. Поскольку в мишени ребята попадали не очень, наше «военное руководство» предложило попробовать разбить выстрелом пустую бутылку лимонада с двадцати шагов. За это была обещана «пятёрка», которую ни кто так и не получил, а «разбираться» со стеклотарой пришлось самим офицерам. На этом наше приобщение к военным будням не закончилось. Предстоя ещё марш бросок на 25 километров. Собравшись утром в 11 часов на проспекте Майорова, мы двинулись колонной по улицам Ленинграда до Стрельны конечного пункта нашего маршрута. Преподаватели во главе с заведующим кафедрой на машине контролировали процесс на случай, какого ни будь «жульничества», как то попытки воспользоваться услугами попутного общественного транспорта. Я честно «исполнил свой долг», и протопал весь путь, примерно за шесть часов, которые прошли в шутках и непринужденных беседах. Так против комсорга факультета Бори Гершуна я использовал один разговорный приём, где то незадолго до этого мной услышанный. После, какого ни будь высказывания собеседника, говорится: «Сказало гавно человеческим голосом». Боря не обиделся, так как «каламбур» ему понравился. Сам экзамен по военной подготовке мне ни чем примечательным не запомнился, но его мы все успешно сдали и стали ждать присвоения звания лейтенанта после получения диплома. …
  … Да и вообще экзамены превратились в рутину, не оставляющую, каких ни будь приметных следов в памяти. Так что четвёртый курс подошёл к завершению. Летом нас ждала производственная практика. Очень хотелось на неё поехать посмотреть страну. Однако ленинградцев оставляли в душном городе, а иногородние покидали его и с окончанием практики разъезжались сразу по своим «весям». Меня это немного возмущало, но так было заведено по неписанным правилам, не знаю кем установленным. Приходилось «скрепя сердцем» подчиниться. Мне выпал жребий практиковаться на «флагмане» текстильной промышленности Ленинграда комбинате им. Кирова С. М., где ни чего особенно примечательного я не запомнил. Единственное это то, что там я встретил Серёжу Романова, которого знал по работе в стройотряде. Он уже почти год работал мастером трёпального цеха. Встреча со знакомым лицом нас искренне обрадовала. Сергей с увлечением рассказывал, что его закадычного друга, «опознавательные знаки» которого напрочь вылетели из головы, направили аспирантом в Сибирь с прекрасной перспективой. Это место предлагали моему собеседнику, но он не захотел покидать Ленинград. Так же Серёга рассказывал о «казусах», случившихся с ним на первых порах. Так он вовремя по неопытности не перенастроил трепальные машины и вышел грандиозный скандал. Впрочем, на момент нашей встречи Сергей выглядел уже «маститым» производственником, устремленным в будущее. Поскольку мне предстояло пройти всю технологическую цепочку, то с Сергеем я больше не виделся. Со своей задачей я отлично справился и получил соответственную отметку. …
  … После практики я, в кои-то веки, получил возможность по-настоящему отдохнуть от учёбы. Выпавшее время я провел хорошо, о чём расскажу в других главах. В последних числах августа я приехал в институт узнать расписание или еще, по каким делам. Там случайно столкнулся с Юрой Ермоленко из соседней первой группы. Обрадованные неожиданной встречей мы решили отметить это событие. Купив две бутылки креплёного вина, отправились на улицу Художников, где находилось общежитие старшекурсников. Наша ноша замаскировалась газетами под рулон ватмана, что позволило нам беспрепятственно пройти проходную. В Юриной комнате других жильцов на месте не было, и мы чудесно провели время вдвоём. От Юры я узнал, что его мать работала в родном городе председателем Горсовета и пользовалась большим «уважением». Так она любила быструю езду, и ГАИ её не останавливала, а присылала квитанции со штрафом прямо на дом. По завершению учёбы Юре мамой была обещана Волга. Хотя у нас на закуску имелся круг вкусной колбаски, вторая бутылка оказалась лишней. Мой организм был ослаблен недельным недомоганием перед этим, и меня сильно «развезло». Я прилег на пустующую кровать и немного проспался, но меня всё равно стошнило. «Праздник» оказался скомканным, и я покинул общагу в спешном порядке. Меня потом долго «донимал» укоряющими взглядами Саша Ненашев, которому видимо, пришлось убирать за мной. От меня он такого не ожидал, а я всегда вспоминаю этот эпизод без «гордости» о случившемся, но с ностальгией о прошедшей «буйной» юности. «И на старуху бывает проруха». …
  … К пятому курсу все в группе сдружились. Особенно «сильный пол». Я уже мог свободно, если не иронизировать, то обсуждать в разговоре национальную особенность Давида Коринфельда и Ридвана Аль Джубаси обрезание, и ни какого конфликта между тремя народами не было. На лекциях мы с Вовой Чуньковым могли позволить играть в «балду», и девочки даже не краснели, в отличие от Вовы, слыша спорное слово «лобок». Я имел в виду уменьшительное значение, а о другом назначении словечка не предполагал в силу своей не порочности и не эрудированности. …
  … До Нового Года нам старались вложить остатки знаний необходимых для дальнейшей деятельности. На занятиях по «Вычислительной технике и инженерным  экономическим расчетам» мы на машине «Проминь» с помощью железных скобок составляли алгоритмы поставленных задач. Вычислительные машины  с программами на перфолентах были только в больших исследовательских институтах и занимали целые залы. Эра персональных компьютеров ещё не наступила, и мы с любопытством наблюдали за Ридваном, когда он с помощью карандаша нажимал на маленькие кнопочки своего импортного калькулятора с множеством функций привезённого из дома. У нас в бухгалтериях уже применялись подобные, но они были гораздо габаритнее и со скромными возможностями, да и не везде. Счёты были ещё «в моде». Все свои вычисления я выполнял на логарифмической линейке и с помощью старого арифмометра отданного мне за ненадобность двоюродным братом Вовой Малаховым, который для закрытия нарядов использовал уже калькулятор. Так что зачет по вычислительной технике, сдачу последних «тысяч знаков» перевода по иностранному языку и ещё какую-то дисциплину, для допуска на экзамен, я успел «провернуть» за один день, и это является моим личным рекордом. Впрочем, это может быть были только мои намерения, осуществить которые не удалось, но это в общем значения не имеет. Трудно сейчас вспомнить, но о полном «раскрепощение» в экзаменационном процессе можно говорить совершенно точно. …
   … Так что последняя сессия прошла, что называется «на ура», хотя по каким предметам мы «отчитывались» не назову. Впереди остался только государственный экзамен и защита дипломного проекта, но перед этим надо было пройти преддипломную практику. Зимой ни куда ехать из города не хотелось, но опять вмешалась, как и на производственной практике, сложившаяся «традиция» и городские покинули берега Невы, а иногородние остались на месте. Меня судьба забросила в Нарву на комбинат «Кренгольмская мануфактура». Он состоял из двух прядильных фабрик и ткацкого производства, по этому, кроме меня туда на практику попали и ребята из шестой группы. Меня направили на Иоальскую фабрику. Иностранное название другой я за давность лет и не вспомню. Заведующей производством на ней была Кобрина Нина Петровна, женщина ещё не старая, приятная в общение и слегка вечно утомленная. Она в моём представлении до сих пор является эталоном руководителя. При первой же встрече Нина Петровна предложила первые два месяца поработать в три смены разносчиком ровницы, а в оставшийся месяц обещала обеспечить необходимыми материалами для выполнения дипломного проекта. Я с Вовой Чуньковым, впрочем, за достоверность присутствия друга отвечаю с трудом, ввиду возможной работы в разных сменах и редкости встреч, согласились, так как не видели особых причин отказываться. Нас поселили в одно из общежитий комбината, располагавшееся на другом берегу реки Нарвы почти на самом краю отвесного обрыва. Формально оно находилось в Ивангороде. Район в народе именовался «Парусинка» из-за льняной фабрики, расположенной неподалёку. Чуть ли не в Петровские времена на ней ткали ткань для парусов. Моя работа заключалась в том, чтобы на лифте поднимать телеги с ровницей из соседнего цеха и раскладывать по прядильным машинам. Поскольку имелся «разброс» по номерам продукции, то требовалась определённая квалификация, которой пятикурснику в моём лице хватило, и я быстро разобрался с производственными тонкостями. Приноровившись, я свободно распределял катушки с ровницей равномерно по работающему оборудованию и не обращал особого внимания на трехсменный характер работы. Как я уже отметил, с Вовой мы попали в разные смены, поэтому виделись редко, что в свою очередь могло послужить моей неуверенности памяти. Но молоденькую симпатичную прядильщицу она сохранила. Та почти ребёнок работала в мою смену, и заняла определенное место в моих мечтах. Впрочем, как и большинство подобных мечтаний, фантазия осталась не реализованной. …
  … В свободное от работы время и по выходным я изучал достопримечательности Нарвы. В Ивангороде смотреть особенно было не чего, а на правом берегу реки находилась почти «заграница». Это заключалось в дублированных вывесках на иностранном языке и по другим мелким признакам отличающих Россию от Эстонии. Прилавки магазинов тоже разнились. Их заполняли продукты большего ассортимента и лучшего качества на левобережье. Ликера «Ванна Талин» в Нарве было не достать, но его прекрасно заменяли другие напитки. «Габриель» для мужчин и «Агнесс» для женщин. Впрочем магазины я посещал не часто, особенно пока не получил первую зарплату. В рабочие дни я обедал в заводской столовой. Там готовили достаточно хорошо, а главное не дорого. Копеек за 45 можно было съесть нормальный обед. Возможно, чего-то доплачивал профсоюз. В выходные дни и в нерабочее время я питался прямо в общежитии. Там разогревался чайник, и я ужинал и завтракал, хотя немного и «всухомятку». Из дома я привёз засахаренного вживую варенья клюквы. Его запасы я пополнял при случавшихся наездах в Ленинград. Так же я приспособился покупать шпротный паштет. Получалось не плохое «разновкусье», которое с ржаным хлебом в основном и составляло мой рацион. Чайник иногда наполнялся в близлежащем «шалмане» ягодным вином продававшемся в разлив и стоящем дёшево. Пару раз, гуляя по городу, я посещал и столовую городского общепита. Там обеды стоили немного дороже, но кормили весьма приемлемо. Мне, почему то, запомнилась одна старушка. Она к порции пюре за семь копеек вытаскивала домашние солёные грибы. Это и был весь её обед. При этом взгляд на меня, поглощающего свою еду стоившую не более рубля, был откровенно злым. Меня это немного «покоробило», но я себе в утешение беспричинно нафантазировал, что при немцах она работала на фашистов. В общественные столовые я редко наведывался от части, и потому, что в это время из-за некоторой нехватки продуктов входили «в моду» «рыбные дни» характеризующиеся подачей только рыбных блюд. Таким днём, по-моему, был четверг каждой недели. …
  … Что ещё запомнилось за время «командировки». Мылся в основном дома в ванне приезжая на побывку. Но один раз посетил и общественную баню. Она находилась не далеко от комбината, так же как и общага на самом берегу, но на противоположном. Подвальные помещения, где баня располагалась, напоминали мне об инквизиторских подвалах Казанского собора, где отображалось средневековье. Впрочем, такая аура меня с друзьями это не испугало, и мы смело помылись. Еще из достопримечательностей назову городской универмаг. Он стоял на самом выезде из Нарвы и назывался в народе «мужские слёзы». В нём видимо жёны своими покупками «догола раздевали» мужей или просто дамы других граждан им импонирующим. Я слёз там не лил, а приобрёл махровый халат для ванны, когда «разбогател». Он, правда, был мне мал, но других размеров не имелось, а в Питере их было «днём с огнём» не сыскать. Поскольку я три месяца жил отдельно, то решил стипендию «честно» отдать маме, а заработанные «непосильным трудом» деньги потратить полностью на себя. Родители особых претензий не предъявляли, а «деньжищи» как-то незаметно разошлись. Воспоминанием о «золотых днях» остался только махровый халат, который я редко одевал и сохранившийся, кажется, где-то до сих пор. …
  … Редкие часы досуга мы проводили за телевизором, который стоял в комнате отдыха общежития, и разговорами. Их я обычно вёл с сокурсниками других специальностей. Так я выяснил, что Толик Легкодым мечтает о тихом человеческом счастье. Обзавестись семьёй и растить детей. Меня такие «приземлённые» грёзы не устраивали, и мы вели дискуссии о «смысле жизни». Саша Кононов неожиданно оказался поэтом. Он рассказывал, что свои стихи читал самому Станиславу Пажлакову, и тот благожелательно о них отзывался. Мне «вирши» Саши о гражданской воне казались надуманными, хотя к рифмам претензий я не имел. Наши литературные диспуты так же плодотворно занимали время. В общем, мы жили дружно. Вместе с нами в общежитии ещё находились наладчики или монтажники из Ленинграда. На меня произвёл «незабываемое» впечатление один из них. Он был молод и ростом под метр восемьдесят пять или больше. Под одеждой угадывалось сухощавое, но сильное тело. По его словам в армии он усиленно занялся своим физическим развитием и в конце службы ударом кулака ломал доску лотка под хлеб. Я ему верил на слово. Кроме командированных постояльцев общежитие занимали и постоянные работники мануфактуры. Выделялись две молодые семьи. Их главы отличались не большим ростом, но крепким телосложением и, «приняв на грудь», они часто выясняли отношения. Силы были не совсем равны, и слабейший противник оказывался в крови и разорванной одежде. Наблюдать подобные сцены не доставляло удовольствия и наш могучий «земляк» предлагал вмешаться. Я ему «мудро» советовал не влезать в местные дела, тем более что непосредственно нас те не затрагивали. Впрочем, совсем остаться в стороне полностью не получилось, но уже по другому поводу. В одном из немногочисленных домиков рядом с общежитием случилось убийство старой женщины, которое всколыхнуло всю «Парусинку». Повеяло сюжетом Достоевского со старухой «процентщицей». Милиция развернула бурную деятельность, опрашивая всю округу, на предмет чего ни будь подозрительного попавшегося на глаза. В качестве свидетеля был допрошен и я, но, ни чем помочь следствию не мог, так как почти всё время находился на производстве. Пожалуй, это единственный раз, когда я попал в настоящую детективную историю, хоть и «по касательной». …
  … Связи с родным городом надолго не прервались. Я хоть не часто, но навещал родителей. Это обуславливалось тем, что при трёхсменной работе не каждые выходные были «полновесными». Приходилось работать и в ночь с пятницы на субботу, и в саму субботу в зависимости от графика. Для посещения «Пенатов» я использовал прямой автобус из Ивангорода, или, более комфортабельный, но транзитный, Таллиннский. Мной была открыта и третья возможность. В Ивангороде на четырех пассажиров нанималось такси, которое за два часа с небольшим без остановок довозило до станции метро Автово. На всех ездоков по деньгам выходило немногим больше стоимости автобусного билета, зато значительно сокращалось время в пути, и появлялась возможность почувствовать себя довольно состоятельным человеком. …
  … Так «в трудах и заботах», используя свое дежурное выражение, два месяца пролетели незаметно, и Нина Петровна, выполняя своё обещание, освободила нас от производства и стала предоставлять необходимые для диплома материалы в «экстренном порядке». Она выбрала недавно освоенную на комбинате новую ткань, и «выдала все секреты» её изготовления, что делало дипломную работу почти готовой. Два лоскутка действительно красивой материи я приобщил для наглядности к собранным данным, а потом и к тестовой части диплома. Ткань в пояснительной записке присутствовала, и это помимо чертежей. …
  … За время практики нам так же необходимо было «вырваться» на неделю в Москву, для ознакомления с передовой технологией и положением текстильной промышленности в столице. Основная часть группы прибыла в «сердце» родины на поезде Я, Серёжа Щекин и Вова Чуньков решили прокатиться на самолёте. Благо дело материальное положение позволяло подобную роскошь, не смотря на то, что институтом оплачивалась только железная дорога. В качестве маленького бонуса денежным издержкам почти моим соседом оказался гроссмейстер Марк Тайманов. Он разместился толи в нашем ряду кресел через проход, толи чуть дальше. Во всяком случая я мог за ним исподволь наблюдать. До этого я в клубе Чигорина только мельком видел Виктора Корчного, ко всему прочему, считавшегося «королём» питерского преферанса. Марк Евгеньевич оказался мужчиной крупнее, чем я думал. Его замшевый пиджак выделял владельца из «толпы» советских граждан. Впрочем, на заметную личность в шахматном мире я, проявляя деликатность, сильно не «пялился», да и сорок пять минут полета пролетели быстро. …
  … По прибытии в Москву нас разместили в общежитии Московского текстильного института. Всех мест командировки я не назову, но современная фабрика-автомат, главная цель нашего визита мне немного запомнилась, как и заснеженные с гололёдом улицы Москвы. Просторные и светлые корпуса резко разнились с Ленинградскими строениями прошлого века. Подогреваемый и звукоизолирующий пол делал шум, присущий родному производству, намного тише. Все процессы доставки полуфабрикатов технологических переходов были максимально автоматизированными и всевозможные конвейеры плавно и неотвратимо двигались в пространстве. Кое-что из этого я наблюдал и на Ленинградских фабриках, но такого комплексного «великолепия» не припоминаю. Моя  «профессия» разносчика ровницы была ликвидирована, хотя полностью освободится от ручного труда чёсальщиц, ровничниц и прядильщиц, не получилось и в этом «светочи» человеческой мысли. …
  … Впрочем, меня и сотоварищей дневная часть программы интересовала «постольку поскольку», а главное внимание отводилось вечеру, где хотелось «полной грудью вдохнуть» столичные наслаждения. Первое, что мы осуществили, это посетили «Сандуновские бани», которые к тому времени были «увековечены» в бессмертном фильме Эльдара Рязанова «С лёгким паром». «Сандуны» мы по какой-то причине посетили днём. Посетителей было мало. Ничего похожего на кадры из фильма обнаружить не удалось. И не удивительно, так как сцены снимались в павильонах Мосфильма, как выяснилось позже из многочисленных интервью актёров и режиссера, даваемых на протяжении долгих и долгих лет. Не прибавил антуража и двадцати пяти метровый холодный бассейн, в который мы нырнули пару раз после парилки. Но главное было присутствие, и теперь я могу, не погрешив истиной, сказать, что посещал «легендарное» место. В следующий вечер мы решили посетить, какое ни, будь «злачное место» столицы. Выбор пал на ресторан «Прага». Там не было свободных мест и пришлось довольствовать кафе при нём, но имеющем аналогичное название. Так что с такой же степенью достоверности могу похвастаться своим визитом и в «Прагу». «Живая» музыка в кафе не играла, и пригласить «даму на танец» мы не могли. Это несколько обедняло впечатление, но зал был переполнен «отдыхающей» публикой и было на что посмотреть. К нам с Вовой Чуньковым и Серёжей Щёкиным за стол подсадили, судя по значку, члена Союза Журналистов. Меня это немного сковывало, так как правильно владеть ножом и вилкой я не научился до сегодняшнего дня, поскольку подходящих случаев представилось за жизнь недостаточно. Зато я для себя решил не «комплексовать» по этому поводу. Да и посещение ресторанов не стало моим любимым занятием по причине не жадности, а экономии. Так же еду приготовленную мамой и бабушкой, а позже женой, я считаю вкуснее и полезней. Ну а с друзьями мы хорошо провели вечер, хотя полного удовлетворения намеченной цели не получили. …
  … Проведя «работу над ошибками», мы ринулись на «штурм» ресторана «Арбат» расположенного на углу вновь отстроенного проспекта Калинина и другой магистрали. Если не подводит память в эту вылазку мы с собой взяли Лену Кузьмину, Таню Косенкову и Марину Дьякову. Свободных мест как всегда не было. «Пробивной» Сергей Щёкин кое-куда пошёл, кое с кем переговорил и специально для нас «выкроили» пространство для дополнительного столика, который и установили. Чего Сергей говорил и делал при этом, не знаю. Место, где мы расположились, было не далеко от сцены и совсем близко от парадного входа заведения. Через стеклянные стены хорошо просматривались обе приметные «артерии» города, а где-то над самой головой красовался Земной шар, эмблема ресторана. Подробностей выступления кордебалета и самого застолья я толком не помню. Много было выпито и «воды утекло», но ощущение праздника осталось. Когда пришло время рассчитаться, я с «мужиками» вынули по двадцать пять рублей, чего и хватило. Средства от подработки на преддипломной практике имелись у всех, но чтобы не мелочиться делением на шесть, было вполне демократично и без лишней благотворительности решено, что следующее посещение, о котором заранее договорились, аналогичного заведения оплачивают «дамы». По дороге в общежитие я с товарищами прикупил «пития» и продолжили застолье в менее комфортных условиях. Из этой части вечера запомнился мой спор с Вовой Чуньковым о крепости, недавно начавших выпускаться, новых гранёных стаканов. Я считал их принципиально небьющимися. Непривычная форма делала изделие, по моему мнению, «непреступным». Вова меня разочаровал, вдребезги с силой об пол разбив привезённую мной из Эстонии посуду. Впрочем, это было, может быть, не в тот раз, но проснулся я с больной головой и прочими «побочными эффектами». В этот раз меня выручили девочки, которые за мной убрали. …
   … Наша командировка подходила к концу, так что больше в ресторан мы не выбрались, да и соответственное расположение духа кончалось. В день вылета я вообще разошёлся с приятелями во мнении. Они решили это событие отметить. К ним присоединился Ридван Аль Джубаси. А в аэропорт они хотели  добраться на такси. Мне приключения надоели. Я всегда боялся опоздать на поезд или самолёт, пить не стал и заблаговременно отправился на автовокзал, что бы доехать до крылатой машины спокойно на рейсовом автобусе. Наши пути разошлись. Вновь мы встретились при посадке. Мои опасения нашли своё подтверждение. Сергей в сильно «приподнятом» настроении стал чего-то конфликтовать с бортпроводницами и на рейс его не пустили. Мне казалось это «катастрофой», но бузотёр, как позже выяснилось, улетел следующим бортом. Нас же рейс по этой или другой причине выбился из графика, и был посажен в Пулково-2. Старый аэропорт почти не использовался, и трапа нам пришлось ждать в самолёте часа четыре или больше. Наша мечта встретить с «апломбом» сокурсниц, уехавших на поезде позднее нас, в 18 часов вечера не осуществилась. К тому же двигатели самолёта заглушили, и все системы жизнеобеспечения лайнера перестали работать. Насколько я помню, в салонах стало холодно и одновременно душно. Но всё плохое, как и хорошее кончается. Я успел на последнюю электричку метро. Перспектива провести ещё и ночь в аэропорту меня не прельщала. На такси, по-моему, уже не было денег. …
  … На этой «приключенческой» ноте можно закончить воспоминания о практике и двинуться далее. В впереди предстоял государственный экзамен и собственно написание с защитой дипломного проекта. Государственный экзамен олицетворял собой все общественные дисциплины и служил, как бы идейной подготовленности нас в будущем занимать высокие посты. К нему готовиться я совсем не стал, в отличие от бедных «соратниц» прилежно штудировавших три дня записи лекций и первоисточники. Перед экзаменаторами я предстал с абсолютно свежей головой и полный решительности. Мне немного повезло и оба вопроса билета носили общий характер. Так что, перефразируя известное выражение, можно сказать: «Везёт наглейшим». Я стал бодро отвечать набившими оскомину отрывками из передовиц  газет и выступлений по телевизору, так что меня даже преравали и поставили «отлично». Предпоследний барьер был преодолен, и я вышел уже точно «на финишную линию». …
  … Параллельно с работой над дипломом стал проходить бурно и другой процесс. На пятом курсе девочки не то чтобы очень постарели, но близкий конец учёбы позволял задуматься о личной жизни, тем более что это существенно влияло на распределение. Посыпалась буквально череда свадеб. Обзавелись второй половиной Ира Раковская, Аня Эйдельман (Герзон), Лена Цвинтарная (Бондаренко), Ира Орлова (Лосева), Лида Шитикова (Маркова). Девичьих фамилий Вали Бондаренко, Люды Зеленянской и Тани Хорошевой сейчас и не вспомню. Не смогу назвать и фамилию мужа Люды Костюковец, хотя с «механиком» Мишкой я был знаком по стройотряду. Надя Натальина тоже имела жениха, но спешить ей не требовалось, так как она возвращалась в Таллинн на родную «Прибалтийскую  мануфактуру». На свадьбу старосты Лены Кузминой поехало почти половина группы, в которую я по каким-то причинам не попал, хотя приглашали всех желающих. Туда, например, съездил Серёга Щекин, хотя был женатым человеком. Веселье ему понравилось. …
  … Зато я побывал на студенческой свадьбе «соседа» по обучению Саши Третьякова, куда меня неожиданно пригласили, памятуя о наших весёлых днях в последнем колхозе. Отказываться я не стал, хотя моё «богатство» испарилось, но скромный будильник, подаренный мной, должен был служить надежным помощником в семейной жизни. По причине всё же «бедности», по-моему, не поехал на бракосочетание к Лене. Праздничный ужин по случаю бракосочетания Саши и Нади состоялся в зале столовой студенческого общежития на улице Художников. Там квартировали старшие курсы нашего факультета. Невеста училась в группе жениха. Её девичья фамилия канула в Лету, да и не важно, так как она стало Третьяковой. Гостей собралось много. Приехали на свадьбу мама Саши с многочисленной роднёй из одной среднеазиатской республики. Саша оказался русским на половину, о чём я, судя по его виду, и не подозревал. Он выглядел как мальчик в очках из русской интеллигентной семьи. Может быть чуть-чуть со смуглым цветом кожи лица. Мама Саши, работавшая проводницей поезда, тоже сошла бы за русскую, в отличие от её брата, который был стопроцентным азиатом. В разговоре он гордился племянником и сетовал, что он «чурка» в чём все студенты его, как истинные интернационалисты, горячо разубеждали, как могли. Отец Нади служил начальником милиции в одном из маленьких городков средней полосы в звание капитана. Родители с обеих сторон были рады событию и на свадьбу не поскупились. О чем говорят, например бутерброды с настоящей красной икрой, к тому времени начинающей исчезать из обихода. Кроме родственников на празднике присутствовала почти вся четвёртая группа во главе со старостой. Мне запомнился тост Коли Шкроба, в котором он желал молодым всю жизнь проспать на одной подушке. Так оно, наверное, и произошло. После распределения молодая чета поехала в Калинин, и по следующей информации, дошедшей до меня, у них родилось трое детей. Хотя путь к семейному счастью был не так прост. Первоначально Саша отдавал предпочтение Алёне Сениной, так же учившийся с ним «бок обок». Причем она перешла ему по наследству от однокашника Саши Ключарева. Но тот вместе с товарищем по группе Женей Мархелем попал «в криминальную разборку» вечернего двора Купчино. Ему проломили череп. Он выжил, но в голове осталась искусственная пластина, и один год пришлось пропустить. Алёна была девушкой красивой, но не с простым характером, и Саша, в конце концов, с ней мирно расстался и предпочёл надёжную Надю. Все эти шекспировские коллизии, происходящие в соседней группе, волей неволей доходили и до меня, так что я был в курсе дела, но не сильно интересовался всеми подробностями. Так что не сочтите данную информацию за сплетни, а примите как факт истории. К концу учёбы страсти улеглись, и Алена веселилась на свадьбе наравне со всеми. Мне пришла в голову одна спонтанная мысль, хотя может быть, я её вынашивал и до самого мероприятия. Выпив пару рюмок не только за молодых, но и для «храбрости», я сделал Сениной предложение «руки и сердца». За избранницей я со стороны наблюдал на протяжении всего времени учёбы, начиная с «картошки», если вы помните. Она мне нравилась внешне и прямотой характера, что она и продемонстрировала, отказав мне и сославшись на свои прошлые «грехи». Алена Сенина по распределению поехала трудиться в Читу, а я приобрел некоторый горький опыт. Это было мой первый такой подобный шаг, и расчет на чудо не состоялся, хотя я смутно представляю даже сейчас, что бы делал в случае положительного ответа. …
  … Работа над дипломным проектом продолжалась. Все события на этом пути я пересказывать не стану, немного остановлюсь лишь на заключительном этапе. С помощью материалов собранных на практике и прошлогоднего диплома предоставленного любезно Толиком Астаховым, использовавшим своё «служебное положение», я «вчерне» диплом «накропал». Требовалась только подпись руководителя от кафедры, которым у меня назначили Иванову Марью Ивановну. До этого её я совершенно не знал, но она оказалась не плохим человеком. На территории комбината им. С. М. Кирова, где она вела ещё какую-то работу, мы с ней встретились. Марья Ивановна указала последние недочёты, которые предстояло исправить за один день, так как потом она уезжала из Ленинграда в командировку или ещё куда-то, и на самой защите, до которой оставался день или  два, присутствовать не могла. Ошибок набралось много и мне пришлось использовать вечер и ночь. Так долго я не «бодрствовал» ни когда больше в жизни, но в назначенное время снова прибыл к Марье Ивановне. Ещё немного «поработав» над дипломом желанная подпись была получена. Вечером часов в пять я на трамвае возвращался полусонный домой. Глаза закрывались сами, так что правилами хорошего воспитания я пренебрег, и места старшим уступать не стал. На память пришёлся рассказ преподавателя истории КПСС, который в аналогичной ситуации всё же переборол себя. Я этого делать не стал, как и дополнять пояснительную записку, вопреки честному слову, данному мной, парой тройкой не существенных частей, которые сейчас и не придут на ум. Время на это оставалось мало, да и вообще мне такой «интенсивный» труд порядком «прискучил», и я рискнул, понадеясь на «русский авось». …
  … Поэтому, хорошо отдохнувший, я первым в группе предстал перед комиссией. Бодрым голосом, не запинаясь, я отрапортовал о преимуществах замечательной фабрики «спроектированной» мной, «одним глазом» с тревогой наблюдая, как некоторые члены комиссии со скукой перелистывают пояснительную записку. Но, несколько изменяя известную фразу, скажу, что «везёт умнейшим». Задав несколько дополнительных вопросов для порядка, «консилиум» мне единогласно выставил оценку - отлично. На такой мажорной ноте закончилось моё пятилетнее учение, которое сродни «мучению». Игра слов. Отличное начало положенное мной благоприятно повлияло на остальных моих товарищей. Вся группа в течение положенного срока благополучно защитила дипломную работу. Вова Чуньков, правда, немного «забуксовал». У него оставались кое-какие «хвосты» да и к работе он приступил, мягко выражаясь, не очень рьяно. На помощь пришёл его напарник по каноэ двойке Толик Астахов. Он взял друга буквально «на буксир» и, пользуясь немного своим «служебным положением», вытащил того «за уши». Хоть и последним, но Вовка защитился и не выпал из наших дружных рядов. ….
  … Самого вручения диплома и значка о высшем образовании, в  народе именуемым «поплавком», я помню не отчетливо, потому что оно проходило, по всей видимости, буднично. Зато все «праздничные» события встают перед взором более отчётливо, хотя за хронологию не поручусь. Был «мальчишник» в стенах общежития на Садовой улице, где Серёжа Щекин, посланный за горячительными напитками, купил вместо дополнительной бутылки вина трёхлитровую банку берёзового сока. Это он мотивировал полезность данного продукта при имеющихся обстоятельствах. С ним мы особенно спорить не стали. Положились на его опыт. Хотя это мероприятие, возможно, проходило после завершения военной подготовки. Сейчас уже трудно установить полную хронологию. Так же, насколько помнится, мужским составом более тесным мы собрались в комнате Серёжи дома. Но и на этом не остановились. Продолжать праздник мы отправились в коммуналку примечательного дома на набережной реки Карповки рядом с площадью Льва Толстого к Толику Астахову. Щекина брать с собою мы не хотели, ссылаясь на его семейное положение, и своего, по-моему, добились. Там мы предполагали немного воспользоваться своим холостым положением. Семья Толика отсутствовала, и комната в большой коммунальной квартире была свободна. Жилище имело более десяти жильцов точно. Кроме того особенно мне запомнился стеллаж с книгами «Библиотеки Мирной Литературы» получаемыми хозяином по подписке. Гораздо позже, когда в восьмидесятые годы издание повторилось, я попробовал повторить «подвиг» Толика, но интерес к литературе стал слабеть, и издательство на десяти томах от своей затеи отказалось, хотя она была более привлекательной, так как в ней отсутствовала проза и стихи, скажем, Африки. Ну да я немного отвлёкся. Поседев немного у Толика, мы с Вовой Чунькова отправились на ночной проспект Кирова в поисках «женского сочувствия». Опыта у нас в этом деле не было, и мы вынуждены были вернуться «без улова» и возможно это к лучшему. …
  … Первые спонтанные действия получивших свободу от ученичества молодых голов имели вполне официальное продолжение, которое стало главными, бесспорно, торжествами. Выпускной вечер, где учебная группа собралась в почти полном составе последний раз, проводился в ресторане на Двинской улице не далеко от порта и магазина «Берёзка». В этом районе города я до того дня ни разу не был, да и потом туда жизнь меня «не заносила». В инициативную группу по организации мероприятия я не входил, поэтому мне всё понравилось, хотя ни чего особенного не было. Обычное рядовое торжество. Были приглашены некоторые преподаватели. Звучали тосты. Я даже после нескольких рюмок набрался смелости и пропел свою любимую «Бригантину». Ко мне проявила неожиданное внимание Надя Натальина, но у меня были на вечер другие планы, и я как можно тактичней объяснил это Наде. Задумка у меня имелась «грандиозная». Именно на выпускном вечере я собирался сделать предложение выйти за меня замуж. После всевозможных «взвешиваний», мой выбор пал на Маринку Дьякову. Она была недурна лицом, умна, а главное имела неплохую фигуру. Выбрав подходящий момент, я осуществил своё намерение. В ответ я не получил ни да, ни нет. Марина взяла паузу на размышление или так, может быть, я только думаю. Во всяком случае, когда после окончания банкета, мы как-то незаметно разбредись «по интересам», я пошёл гулять в компании с Мариной и её «близкими» подругами по набережной Невы, неумело держа «избранницу» пол руку. Я не стал торопить события, как мне казалось, и дал время подумать до утра понедельника. Само «веселье» проходило в один из выходных дней. Но «понедельник день тяжёлый», и когда мы встретились с Мариной в здание института возле библиотеки, я получил окончательный отказ. Несмотря на это, оставив свой домашний адрес и пообещав ждать ещё год, я отправился делать свои дела. …
  … Необходимо было сдать учебную литературу и забрать документы для последующей трудовой деятельности. В этих хлопотах мы сталкивались и в последний раз виделись со многими однокурсниками. Так не трудно было предположить, что Ридвана вряд ли я больше увижу. Границы у нас в стране были ещё закрыты, да и у него на родине складывалась сложная обстановка. Но и у нас самих страна большая и не трудно затеряться на её просторах. Марина Дьякова уехала по распределению в Гродно и не через год, и вообще ни когда от неё я весточек не получал, как и от половины девочек группы. …
  … Серёжа Щекин остался в городе «мастерить» на Красном Маяке. С ним мы пару раз встречались. Однажды даже, проведя редкий выходной день у него дома, мы «продолжили» у него на работе, где ему пришлось выйти сверхурочно. Для этого съездили ко мне домой, и рассказали родителям «легенду», по которой мы отправились с Серёжей к нему на дачу, хотя таковой не имелось. Я, правда, опасался, что меня задержат на проходной, так как я пропуск имел только на своё производство, но как-то проскочил. Ночь мы провели в чёсальном цеху, где «трудился» Сергей. Начальства не было, и мы спокойно «приговорили» привезённое с собой питьё. Показалось мало, да и ночь предстояла длинная, и был «снаряжен гонец» из помощников мастера, который так и не вернулся, что позволило мне почти трезвым, но уставшим от бессонной ночи, вернуться домой. По-моему  при этой встрече Сергей мне рассказал, что их отделившаяся старшая по возрасту компания «докончила» выпускной вечер у него в дома, и Надя Натальина высказывалась обиженно обо мне. У неё были «серьёзные» намерения, не смотря на «голубоглазого жениха». Но история, как и жизнь, не имеет сослагательного наклонения. С этим приходится мириться. Ещё у Сережи в комнате находилась Нина Смородина, которую я через несколько лет встретил у входа в общежитие, мне не безразличного, на Кондратьевском проспекте. Я был не совсем уверен и к ней не подошёл, да и она как-то на меня не прореагировала. Вова Чуньков остался заниматься наукой на одной из кафедр института, благодаря протекции ребят из его первой группы, которые «друга» не бросили. …
  … Ещё с однокашниками я иногда встречался на различных военных сборах до армии и после. Так на недельных сборах около Стрельны я увидел Костю Волотовского. Мы с ним поздоровались и даже немного поговорили, хотя в стройотряде близко знакомы не были. На других сборах я встретил двух ребят с кожевенного факультета. Когда мы «проливали пот», на благо Родины я с ними был неплохо знаком, а тут даже имена вылетели из головы. Спросить было неловко. Мое-то имя они помнили, и я, стараясь их не обидеть, всячески «выкручиваясь», слушал восторженные рассказы о выпуске модных кроссовок, в непростые времена девяностых. С Вовой Румянцевым я встретился в Городском Военкомате. Было отменено «табу» на призыв ленинградцев в армию после института, и мы с Вовой предстали перед генералом военкомом, который по-отечески интересовался нашим желанием служить. Мы все дружно отвечали согласием, так как отчётливо понимали, что от нашего мнения ничего не зависит. После завершения формальной процедуры мы отправились ко мне домой, чтобы отметить встречу. Там за рюмкой водки и за трехлитровой банкой пива с вяленой рыбой, которая у меня имелась, мы разговорились. Вовка женился ещё на старших курсах. Я не раз наблюдал с интересом, как он на лекциях подсаживался к  привлекательным особам женского пола, коих у нас в институте было в избытке, и некоторое время «флиртовал» с ними, что бы ближе познакомится. Впрочем, таких сцен было не бесчисленное множество, и Вовин выбор пал на девочку с химического факультета, мастера спорта по плаванию. Родство спортивных душ возобладало. На момент нашей встречи Вова трудился на фабрике «Рабочий» в Отделе Главного Механика и растил дочь. Вечер воспоминаний немного подпортил Вовин желудок, который разболелся. Я «грешил» на воблу, но с помощью таблеток мы справились с недугом, и я отвел приятеля на трамвайную остановку, где помахал ему последний раз. …
  … Такое же грустное определение можно сказать и о встречи с Серёжей Щекиным, которого я увидел на мосту через реку Смоленку около станции метро Приморская. О Щёкине кое-какая информация до меня доходила. С текстильной промышленностью он давно расстался. Некоторое время работал главным инженером какой-то Химчистки. Потом Толик Астахов пристроил его к себе по хозяйственной части, обеспечивать материалами  арктические экспедиции, на судах которой потом они и плавали. Это объясняло место, где мы случайно столкнулись. Рядом находился Институт Арктики и Антарктики. Но Серёжа сильно изменился. Пока я соображал он это или не он, Щёкин прошёл мимо, не обратив на меня внимания или не захотев заметить. Поворачивать назад для «уточнения» своих предположений я не стал, обременённый житейскими заботами. Встретится, с кем ни будь из институтских товарищей, я мог, когда меня призвали на последние сборы, уже, когда я отбыл «срочную» службу. Но судьба распорядилась иначе. Я сломал руку и пропустил своё последнее существенное «свидание» с армией. …
  … Но не подумайте, что всё так печально. Наша группа ещё собиралась через десять лет после окончания учёбы. Шёл одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой год. Начиналась «Перестройка», но в магазинах ещё можно было что-то достать особенно в «столицах». До этого группа собиралась, как я узнал, через пять после окончания института, но тогда я служил в Армии и найти меня не могли. А тут Валя Безбородова, наверное, меня отыскала по телефонному справочнику. Я уже жил на площади Калинина, и она позвонила туда, позвав меня на встречу. Я с радостью согласился, хотя был несколько «скован в средствах». У меня уже родилась дочь, и приходилось жить на одну зарплату, которая по тем временам была не плохая, но всё равно денег было «в обрез». «Не простые» девяностые были ещё впереди. Семья находилась на отдыхе в Эстонии, и я, заняв у родителей, двадцать пять рублей, которые так, кажется, и не отдал, отправился на встречу. Неожиданно на автобусной остановке около магазина «Весна» встретив Вову Чунькова, направлявшегося туда же. Он жил, где то на Бестужевской улице, и, видимо, пересаживался но сотый автобус, который с минимальным количеством «задержек», довёз нас до института. Обрадованные такому стечению обстоятельств мы, конечно, стали обмениваться новостями прямо в транспорте. Вова успел жениться, переехать к жене на новое место жительства, родить дочь и вступить в партию. Так что главной темой его разговоров являлась приверженность центральной линии организации, которой он, как молодой коммунист, придерживался. КПСС ещё «не посыпалась» и я не противоречил другу. Наряду с этим он восторженно делился впечатлениями от недавней командировки в Алжир. Для этого он целый год изучал французский язык, на котором ему предстояло преподавать тамошним студентам. Я до этого десять лет изучал данный предмет и почти его забыл, так что отсутствие артиклей в «родной» речи было для меня новостью, и я «восторгался» Вовиными познаниями. Как продвинутый «иностранец» Чуньков носил «жёваный» джинсовый костюм, чем выгодно отличался от меня одетого во всё отечественное, и далеко не такое парадное из-за летней жары. …
  … Чтобы не отвлекать внимание больше непосредственно на Вову, поведаю пару впечатливших его случаев. Один преподаватель из СССР решил в свободное от работы время покрасить забор жилища, в котором жил. Как на беду это увидел кто-то из его студентов. Разразился огромный скандал. «Учащиеся» отказались получать знания от «моляра». Под «нажимом общественности» бедолаге пришлось покинуть обетованный средиземноморский край, а эту историю, наверно, рассказывали в назидание следующим поколениям «ловцов достатка». Студенты оказались такими «привередливыми», хотя в целом Алжир не отличался цивилизованностью. Вова говорил, что среди бела дня на улице можно было видеть картину «любви» местного жителя с осликом. Для европейца это выглядело «несколько странно», но я ссылаюсь на слова очевидца, поэтому ответственности не несу. Вова поведал бы ещё больше интересного, но он тоже уже по другим причинам раньше времени покинул «заграницу», и продолжил научную деятельность на Родине. Так в данный период он занимался разработкой и внедрением какой-то перспективной искусственной ткани. …
  … Этот материал даже заинтересовала Наташу Трубман, которую мы у стен института встретили одной из первых. Они с Вовой обменялись «координатами» для углубления научных связей, тем более что Наташка приехала, пока ещё в Ленинград, в командировку, а не просто так. Наташа резко изменилась. Из пышной девушки, раскормленной, по её воспоминаниям, на каждодневных эклерах по совету родителей, она превратилась в худощавую особу. Впрочем, это не изменило её общительный и весёлый характер, который мы знали раньше. Её мы с Вовой встретили, прогуливаясь до Мойки пока все собирались, вместе с Таней Косенковой. Таню я, буквально за две недели до этого, встретил на Варшавском вокзале, откуда направлялся к своим домочадцам, отдыхающим в Таллинне. Тогда за нехваткой времени и полной уверенности не стал приставать с расспросами, да и вообще «афишировать» знакомство, что с лихвой восполнил в этот раз. Таня давно вышла замуж и покинула берега Невы, где осталась по распределению. Она жила в Талине и работала в тамошнем каком-то Главке. Я этого конечно раньше не знал, а то не так бы удивился при неожиданной встрече. Теперь её фамилия была Ноздрёва, и она сама иронизировала по поводу такой превратности судьбы, носить знаменитую литературную «обузу». От Тани я узнал прискорбную весть, о ранней кончине Люды Костюковец, которая после распределения уехала в Таллинн. Там недуг, мучивший её, по-моему, всю жизнь доделал своё дело. Таня навещала в больнице подругу перед смертью. Она рассказывала «медицинские» подробности, но они и тогда интересовали, мня в последнюю очередь, а сейчас я просто не вспомню их. Это была наша вторая потеря в группе. …
  … Понемногу народ собирался к назначенному времени. Ира Корнева приехала на встречу из Череповца с мужем. После окончания института она осталась в аспирантуре. Там её стал домогаться доцент Михайлов Б. С., известный нам своим вредным характером по временам учёбы. Ирина не стала терпеть, а вышла замуж и сменила берега Невы на Рыбинское водохранилище и, по её виду, не сожалела об этом. Вообще особо не довольных своей судьбой товарищей, я не видел. Такие возможно не приехали на встречу, так как это немного «ярмарка тщеславия» и «обиженные» на ней не присутствуют. Хотя особенно «хвастаться» нам всем прибывшим было нечего. Я был ведущим инженером в проектном институте, что для моего возраста трудно назвать успехом. Таня Хорошева с восторгом рассказывала всю дорогу о своей семье и работе младшим научным сотрудником, в каком-то НИИ. У Любы Корсановой карьера на фабрике «Веретено», выполнявшей план, не заладилась. Она вышла замуж за прапорщика и уехала с мужем на место службы в Монголию. По истечению срока контракта, она вернулась назад и работала мастером на часовом заводе  в Петродворце. Люба являлась главным «спонсором» и одним из организаторов, как я понял, нашей встречи, хотя потраченные деньги мы ей,  разумеется, вернули. Валя Безбородова, на тот момент работавшая в отделе кадров комбината им. Кирова, где на посту начальника цеха её сменила Лена Бондаренко, горько сетовала с «коллегой» на то, что Любу не оценили по достоинству, и она оставила текстильную промышленность. Они были знакомы с ситуацией изнутри, а не понаслышке. Скромная как всегда Таня Правдина мало о себе рассказывала, но я узнал, что она трудится на фабрике «Рабочий». Весь вечер она с радостным восторгом на лице внимала товарищам и товаркам. Такими же незаметными «героями» на встрече промелькнули и Ира Орлова (Лосева) и Галя Денисова. Они о себе, конечно, рассказывали. Но мы всегда сходились и расходились в «группы по интересам», и я пропустил, возможно, момент, когда «девочки» говорили о себе. …
  … После того как мы все собрались у входа в институт, то попросили охрану пропустить нас в здание, побродить по родным коридорам. Времена, когда дверь ВУЗа была открыта настежь прошли. Проблем с этим, впрочем, не возникло. Это была пора встреч выпускников. Примерно в этот период и в этом месте, встречалась соседняя группа, уже не помню какая, и они специально подошли к нам посмотреть на бывших однокашников, так что пропуска нам не потребовалось. Мы поднялись по знакомой лестнице, заглянули в деканат и немного подышали воздухом юности. Всё было как прежде, но сами мы здесь стали чуть-чуть чужими, и от этого было грустно. Покинув «Альма-матер» мы решили кое-какие организационные вопросы. В магазине на углу улицы Гоголя (Малая Морская ул.) и Кирпичного переулка, мужчины пополнили запасы спиртного на вечер, так как это существенно удешевляло всё мероприятие. До праздничного банкета оставалось много времени, и мы пошли побродить по городу. Посетили Дворцовую площадь. Александровским садом мимо здания Адмиралтейства дошли до площади Декабристов. Потом повернули, назад и направились к кафе Север, излюбленному месту былых свадеб. В отдельном «до боли знакомом» банкетном зальчике был накрыт стол на четырнадцать персон, где мы за тостами продолжили разговор о прошлом и с туманной перспективой будущего. Аня Эйдельман (Герзон) рассказывала об этом трудном и ответственном деле воспитания детей. Она не работала, во всяком случае, по специальности, а посвятила себя семье. Давид Коринфельд работал в Талине в Главке, как и Косенкова. Он закончил помимо родного факультета, экономический заочно. Чего не смог сделать я. Вова Чуньков мне сказал, что Дэвид собирается уехать в Израиль, но мне так не показалось. Возможно, я был не внимателен. …
  … Из всех сумбурных разговоров я узнал о судьбе других наших бывших студентов, не прибывших на встречу. Марина Дьякова, так со мной и не связавшись, отработала обязательный срок и  вернулась к себе в Подпорожье. Валя Закурдаева вышла замуж, и растила троих детей, стойко перенося невзгоды. Лена Кузмина пошла по профсоюзной линии, и возглавляла соответствующий комитет у себя на производстве. О судьбе Нади Натальиной, Люды Смирновой, Нины Смородиной, Нины Макаровой, Лиды Шитиковой (Марковой), Иры Раковской, узнать ни чего не удалось, или я уже запамятовал. За то могу сказать точно, что больше не встречался с Ридваном Аль Джубаси, да и сведений ни каких до меня не доходило. Но всё хорошее как всегда кончается. Кончился и наш «праздник души». Все обменялись адресами и разошлись по домам и номерам гостиниц. На следующий день договорились ещё собраться в Петродворце у Любы Корсановой. Я своё «любопытство»  удовлетворил, да и пить два дня подряд не любил. Поэтому загород не поехал. Так же средства, выделенные заимствованные у родителей, кончались. …
  … После «ресторана» мы с Вовой Чуньковым пошли провожать Таню Косенкову и Наташу Трубман до Кировского проспекта, где жили  Татьянины знакомые.  Наташка предварительно зашла на Главпочтамт позвонить домой и успокоить родных. Потом мы по набережной Невы дошли до Кировского моста. Перешли его. Здесь наши пути разошлись. Девочки пошли на квартиру гостеприимных хозяев, которая была поблизости, а мы с Вовой отправились дальше к себе в Полюстрово. Я, правда, от чистого сердца, предложил идти всем вместе ко мне домой, тем более что соседка была на даче, а семья в Талине. Но мой диван на двоих в маленькой комнатке, при условии, что я сам бы спал на раскладушке в кухне, «дам» не прельстил. Пришлось в моё жильё с другом отправиться одним. Стояли «Белые ночи».  Народу для такого часа гуляло много. Встречались и одинокие женские парочки, но мы были люди женатые, да и не особенно предприимчивые, поэтому удовлетворились прогулкой на свежем воздухе. У меня дома «разобрались» с закуской и питьём, оставшимися от «прежней роскоши» ресторана, бережно собранными девочками и по-честному поделёнными. Потом и Вова отправился дальше к себе на Бестужевскую улицу, предварительно договорившись со мной о совместных пробежках по дорожкам близлежащего стадиона завода «Красный Выборжец». Занятия спортом так и остались мечтами, да и я скоро переехал из этого района, и всякая связь с однокашниками оборвалась. Не трудно сосчитать, что ещё через пять лет стоял девяносто первый год. Всё начинало разваливаться и не располагало к «сантиментам», а судьба «устала делать подарки». …
  … Косвенно связана с нашим «сборищем» другая встреча. Она близка по времени и тоже произошла на вокзале, как и в случае с Таней Косенковой. Совершенно неожиданно я «столкнулся» с Толиком Легкодымом. По распределению он попал на тоже производство в Нарве, где проходил со мной преддипломную практику. Толик на описываемое время трудился, где то в Отделе Главного Механика, был женат и имел детей. Мне он немного поведал о своей группе, с которой недавно встречался. Всего я не помню, но рассказ о старосте Мише Дресвянине трудно забыть. Это был немного грузный юноша со «связями». Они помогли ему хорошо устроиться, и он довольно быстро «заимел» машину «Волга». Он являлся для «согруппников» организующим центром, и они довольно часто встречались. Но на последней встрече его уже не было. Зимой он остался ночевать в гараже с включенным мотором. Распахнутую дверь ветром «захлопнуло» и Миша отравился угарным газом. Это известие меня огорчило, но я немного позавидовал Толику, что его связи с друзьями молодости не оборвались. И буквально через месяц мне позвонили, и я тоже «окунулся в прошлое». …
Подборка 11. Фёдоровское.
  … Совхоз «Фёдоровское» вошёл в мою жизнь отдельной главой не случайно. С Павловским парком и его окрестностями связано достаточно много хороших воспоминаний. А начиналось всё так. Отслужив срочную службу в Войсках связи, мой старший двоюродный брат Вова Малахов приехал устраиваться на работу в Ленинград. Родная вотчина Клетня, где он провёл свой законный  месяц после демобилизации, больших перспектив бывшему сержанту предоставить не могла. Наша семья приняла племянника мамы радушно. Мы с братом смогли даже посетить ЦПКО им. С. М. Кирова, правда, он принял нас не очень гостеприимно. Купаясь на пляже парка, я сильно рассадил ногу осколком разбитой бутылки лежащей на дне. Купальный сезон только начинался, и «мины», оставшиеся после зимы были ещё не обезврежены. К счастью медпункт места отдыха трудящихся уже функционировал, и мне оказали помощь. Хотя в свой первый стройотряд я уехал не с полностью зажитой раной и немного волновался, боясь заражения крови от пота и грязи в резиновых сапогах. Но «делу время, а потехи час», как говорит русская поговорка. Мои родители особой протекции предоставить не могли, и Володя обратился за помощью к своему и моему двоюродному дяде Алексею Стефановичу Малахову, который к тому времени уже работал инструктором Ленинградского Обкома Партии. Тот порекомендовал племянника в пригородное хозяйство совсем рядом с городом. После собеседования, на котором Вове задали несколько вопросов по специальности, брата приняли на должность мастера в строительный цех совхоза «Фёдоровское». Всё это я узнал со слов родственника, но о том, как он доживал до первой зарплаты на сорок рублей выделенных его родителями сыну, мне было поведано гораздо позже за рюмкой водки после бани в доме хозяина. Но со всеми «невзгодами» и голодом в первое время работы мой брат справился. …
  … Жизнь Вовы Малахова стала входить в размеренную колею. Кроме нашего дома на Ключевой улице, он съездил в гости к Коле Малахову, сыну другой его тёти. К тому времени тот отслужил военную службу в Танковых Войсках, и работал на стройках Ленинграда сварщиком. Жил он в общежитии, где его и посетил брат. Атмосфера общаги с её вечным времяпровождением за спиртным, Вове не понравилась, и он твёрдо решил идти «своим путём». Но пока брат пригласил меня приехать к нему в гости на 7 ноября. Для этого мною были получены подробные инструкции, как добирать до «Фёдоровского». От Павловска на 493 маршруте автобуса я благополучно доехал до нужной остановки и в меру солнечным уже морозным ноябрьским деньком, оказался на территории вышеупомянутого населенного пункта. Найти необходимый кирпичный домик тоже не составляло трудностей. Но дальше в моём путешествии начались проблемы. Поднявшись на нужный второй этаж, передо мной предстала картина праздничной обстановки и распахнутых настежь дверей. В ней, не наблюдалось, брата с его подругой Галей, о которой я был наслышан. Вообще жителей не было, и спросить было не у кого. Я немного оторопел. Слегка помявшись в пустующей квартире, ваш герой спустился на улицу и принял решение отправиться «во своя си». До железнодорожной станции пошёл пешком, чтобы немного прогуляться и ближе познакомиться с маршрутом и самим Павловском. Парк я миновал стороной, но дорогу мне скрасила бутылка портвейна, которую вёз в гости. …
  … Первое месторасположение брата на территории Ленинградской области мне так больше посетить не удалось. В скором времени, а именно летом 1973 года он женился на Гале Кошелевой. Та балы подругой по учёбе его сестры Люды, и жила у своей старшей сестры Иры в «Федоровском», где та была замужем за Володей Спичковым. Их дом находился не в «главной усадьбе» хозяйства, а в деревне Аннолово расположенной неподалеку. Это был конечный пункт маршрута 493, и там располагалась ферма, на которой свояк брата был заведующим. …
  … Молодые получили однокомнатную квартиру на втором, как сейчас помню, этаже во вновь построенном кирпичном доме рядом с автобусной остановкой. Когда я в первый раз посетил это жилище сейчас и не припомнить, тем более, что первое время праздники мы отмечали в Аннолово. У гостеприимных хозяев всегда было весело. Кроме водки они изготавливали самогон, который был хорошего качества. Под его воздействием, или в силу других причин, там, на встрече нового 1974 года, я познакомился с Галей Корнелевой. Она также была соученицей Люды. Учебная группа у них была видимо очень дружная, и девчонки и после учёбы долгое время поддерживали хорошие отношения. Гуляя на улице после застолья, я в первый раз поцеловался с представительницей противоположного пола. Галя была девочкой весёлой, но дальше наши взаимоотношения не развились. Я видно был не в её вкусе, да и мне предстояло ещё закончить учёбу. Но, к слову сказать, другое «предприятие» Люды оказалось более успешным. На свадьбе Володи свидетелем у него был наш общий двоюродный брат Коля Малахов, а со стороны невесты свидетельницей являлась общая подруга по училищу Валя. Фамилию я сейчас «навскидку» и не назову, да это и не важно. Через год молодые люди поменяли статус свидетелей на новобрачных. На этом бракосочетание я уже присутствовал, но об этом в соответствующем месте моего повествования. …
  … Учёба стала поводом ещё одного запоминающегося эпизода связанного с Аннолово. Володя Спичков имел только среднее специальное образование. Для дальнейшего продвижения по «карьерной лестнице» он поступил в Пушкинский Сельхозинститут. Старому производственнику «высшие» знания давались нелегко, поэтому он попросил, мня сдать за него экзамен по высшей математике, которую я «успешно» уже прошёл. Кавычки здесь я поставил не случайно, так как и сам был не очень силён в данном предмете, да и вообще весь план мне казался авантюрны. Но Спичков заверил меня, что такое возможно, и я приехал в один из морозных деньков к ним домой за методичкой, которая выдавалась заочникам. Там мы, как положено для советских людей выпили по «рюмке» самогона, и я отправился назад на вокзал Павловска. Там в зимней темноте, под воздействием винных паров, или потери внимания, сел на электричку, отправляющуюся не к городу, а в Новолисино. Поняв свою ошибку, я выскочил на следующей остановке, а зря. Мне пришлось минут сорок на ощутимом морозе, дожидаться тот же самый состав, пока он доедет до конечного  пункта и отправится назад. Следовало, конечно, проделать этот путь в отапливаемом вагоне, но это я сообразил потом «задним числом». Ну, ничего. Зато вышло маленькое приключение, и это не большое попадание «впросак», где я редко оказывался на протяжении своей жизни, меня, даже развлекло. В заключении надо сказать, что наша операция так и не случилась. Володя нашёл видимо другие «пути» решения своей проблемы, да и я, хотя честно принялся штудировать представленный материал, не был в полной уверенности, что, оказавшись перед лицом экзаменатора, получу положительную оценку. …
  … Постепенно моя «база» посещения Павловска переместилась к брату. Он понемногу обживался в совхозе. У молодых появился сын Андрюшенька, как его называла молодая мама. Работа у Володи была «собачья», но он довольно быстро стал прорабом. Его начальница Чернова имела всего лишь должность старшего прораба. Так, что с ней он почти подравнялся и был в «рабочих» отношения. Так же его целью была покупка автомобиля. Для её достижения Вова стал держать поросят, которых каждый год сдавал и получал за них 1000 рублей. Для этого приходилось «добывать» корма в совхозе, раньше вставать и позже ложиться, чтобы посещать сарай с животными. Эти строения в пригородном хозяйстве именовали «Шанхаем», и они располагались достаточно далеко от жилых домов. Володя так же пробовал держать бычков, но это было хлопотное дело и не прижилось. Всё это я узнавал из рассказов брата во время своих не частых, но и не редких, визитов. У брата, до покупки свой машины, был служебный «Москвич-каблучок». Он был удобней для производственных целей, но мало пассажира вместительный и с плохой проходимостью, что однажды было испытано «на собственной шкуре». Один раз мы с моим папой были в гостях у Малахова. Вечером мы неплохо посидели за столом, и «приговорили» пару бутылок набирающего популярность в то время импортного рома «Абу-Симбел», или как то так называющегося. Гадость это была редкая, и потому на утро брат нас повёз проветриться на своём служебном автомобиле. Мы смогли вместиться в тесный салон, и поехали куда-то в сторону Форносова. Стоял красивый осенний денёк. Попадающиеся по дороге клёны весьма живописно сигнализировали нам красно-жёлтым цветом, но мы пренебрегли «запрещающим знакам» природы, и, свернув на просёлочную дорогу, продолжили движение к виднеющемуся вдалеке лесу, надеясь собрать грибов довольно поздней осенью. Сначала всё шло прекрасно и «Москвичек» бодро преодолевал распутицу. Но через некоторое время дорога вконец испортилась и до желанных деревьев мы не доехали, застряв в луже. Пришлось поворачивать назад, но узкая разбитая колея не позволила развернуться и путь до асфальтированного шоссе мы проделали задним ходом. Сделать это оказалось сложнее, и постоянно буксуя на небольшой, в общем-то, участок, потребовалось потратить больше часа времени. Наградой за наши мучения стало то, что это маленькое приключение не изгладилось из памяти до сих пор. Таких событиями и раскрашивается привлекательно «калейдоскоп» нашей жизни. … 
  … Бег времени не останавливался. Теперь, переехав на Ленинградскую землю, сестры Галя и Ира видимо решили устроить поближе к себе из Горьковской области родителей. По рассказам моего брата это оказалось делом не простым. Заиметь прописку даже под Ленинградом было большой удачей. Но включив «связи» и преодолев бюрократические препоны, Марья Михайловна и Леонтий Николаевич Кошелевы поселились почти на окраину Павловского парка в деревню Глинки. Лично для меня данное событие повлекло следующие изменения в моих взаимоотношениях с памятными местами. В скором времени замуж вышла самая младшая сестра Кошелевых Александра. Она пошла по стопам средней сестры, и, окончив её училище, долго «в девках не засиделась». В этот короткий промежуток времени она познакомилась с моей сестрой Галей. Девчонки были примерно одного возраста и немного «погуляв» приняли одинаковое волевое решение. Вслед за моей сестрой Шурик, как её звали все домашние, выскочила замуж за выпускника Мурманского морского училища. Коля имел весьма приятную наружность, и молодая пара выглядела фотогенично, что мне и предстояло запечатлеть, так как на свадьбу меня позвали не только в качестве родственника, но и фотографа. Начиналось всё неплохо. Я «пощёлкал» молодых во Дворце Бракосочетания и на Пулковских высотах, куда мы заехали по пути в Глинки. Дальше с моей стороны случилась не поправимая «промашка». За столом, наверно переволновавшись, я забыл снять крышку закрывавшую объектив фотоаппарата «Зоркий», и больше ни одного кадра не получилось. Это обстоятельство, конечно, меня расстроило и подмочило мою «деловую» репутацию, но прошло как-то мало замеченным, да и новоиспеченная чета вскоре распалась. …
  … Зато другое событие имело более «долгоиграющие» последствия. Родители моих новых родственников поставили у себя на участке настоящую русскую баню. Для Леонтия Николаевича такое строительство было делом заурядным. До переезда он работал в Леспромхозе, и, попав на новое место проживания, постоянно потихоньку спиливал деревья, расположенные вдоль шоссе соединяющего Павловск с «Фёдоровским». Так что баня появилась быстро и стала местом, объединяющим всю многочисленную родню, а заодно и моей отдушиной. К этому времени я стал достаточно большим любителем веника и пара. По мере возможности, не забывая приличия, в пятницу вечером после работы я поездку в гости к брату начинал с Глинок, где меня встречали радушные хозяева. Иногда я приезжал немного раньше Малаховых, и, ожидая их, предавался без спешки всевозможным размышлениям. И пару таких моментов ясно предстают передо мной, как будто это было вчера. Такие мгновения солнечной природы, кажется, запечатлеваются в вас кадрами кино, снятого не аппаратом, а внутренними какими-то приспособлениями. Такие ощущения дорогого стоят в нашем суетном существовании, особенно когда на улице стоит замечательная погода. Потом прибывал брат, и времяпровождения катилось по накатанной колее с хлестаньем веником, обязательной рюмкой водки и «задушевными» разговорами. …
  … Постепенно старший брат обзаводился имуществом. Каждодневные труды стали приносить свои плоды. У него появился свой автомобиль. Им стали желтые «Жигули» второй модели. Брат был доволен своим приобретением. Он мне рассказывал, как пользуясь бесшумным ходом машины, подкатывался близко к работницам своего цеха, и резко сигналил, вызывая испуг женщин. Появление собственного транспорта позволило нам с Вовой расширить географию воскресного досуга. Так я с ним один раз поехали по его приглашению на Волхов половить рыбки. Он был заядлым рыбаком с детства. У себя дома в Клетне это служило ему не только развлечением, но и подспорьем в питание. Он любил рассказывать, как в детстве дома они собирались всей местной детворой, на маленькой речушке протекавшей совсем рядом с домом и приносили, что у кого было из еды. Он же налавливал всевозможной речной мелочи, и детвора варила вкуснейшую уху. Время было голодное, но оно прошло, а увлечение осталось. На место своей рыбалки мы прибыли на двух или трех машинах. С нами кажется, был Володя Спичков и ещё кто-то из совхоза. Так что компания подобралась большая. Мужики забросили имеющиеся у них большие сети и одну маленькую. Ловить рыбу, таким образом, запрещалось, но «запретный плод сладок». Маленькую снасть быстро сняли. Её улов пошел на уху, а большие «неводы» оставили до утра. Пока мои более опытные компаньоны занимались делом, брат дал мне удочку с червями и отправил «на добычу». Я этим промыслом занимался не часто, мягко выражаясь, и червяк постоянно соскакивал с крючка. При таком раскладе рассчитывать на большой успех не приходилось. Покончив со своими занятиями, Володя пришёл мне на помощь и научил, как лучше прилаживать приманку. После этого процесс пошёл на лад, и я быстро выловил пару окуньков. Потом меня позвали на ужин из свежеприготовленного улова и привезённых припасов не без спиртного. Одну мою пойманную рыбку Володя оставил  на крючке ловиться на живца. Приём пищи прошёл в «тёплой обстановке», а потом мы все легли спать. За ночь инспектора рыбнадзора нас не побеспокоили, и утром мы спокойно сняли сети. Улов насколько я помню, был не большой, но достаточный. А может быть, и нет, но это не самое важное. Кроме полученного от поездки на природу удовольствия, когда мы с Вовой пошли забирать, оставленную на берегу удочку, на ней оказалась попавшаяся на крючок небольшая щука. Этого я не ожидал, и не без оснований стал считать самым крупным моим рыбацким трофеем. …
  … Рыбак из меня, как вы теперь понимаете, был ни какой, но на этом мои рыбацкие будни не закончились. В другой раз мы поехали на косу Ладожского озера. Это место я потом отыскал на карте, и оно там не произвело на меня впечатления, хотя «вживую» выглядело очень симпатичным. Что бы туда добраться, надо было не только проехать по не очень обустроенной просёлочной дороге, но и перебраться на пароме или по разводному небольшому мосту через Волго-Балтийский канал. Для этого надо было ждать, когда по нему не проходят суда. Благополучно преодолев все препятствия, мы добрались до места назначения. Кроме нас там было уже достаточно большое количество рыбаков. Мы прибыли тоже не на одной машине. С нами был работавший у брата в цеху со своей женой Миша Баловнев. Не чванясь своим начальственным положением, Володя с ним был в дружеских отношениях, а Надя Баловнева и вовсе являлась доверенным лицом, выполняя не совсем официальные поручения брата. Так она, на сколько, я помню, помогала делать ремонт квартиры у родителей на Ключевой улице. С Баловневыми я иногда встречался, приезжая в Глинковскую, если можно так выразиться, баню.  После неё, выпив пару стопок, брат намекал на ещё более близкие отношения с молодой женщиной, но это я списываю на некоторые «преувеличения» известного немецкого барона, свойственные Володе, к которым мой ближайший родственник был склонен. Согласитесь, человеку, мне не безразличному, это и простить. Все мы люди, и не без недостатков. На Ладоге в этот раз не стали заниматься ерундой, а выгадав поздний час, забросили «невод» и стали спокойно ждать утренней зорьки, предварительно неплохо поужинав и закусив. В чём я принял активное участие. Утром мои подельники сплавали на резиновых лодках и сняли снасти. Улов оказался на удивление приличным. К нам в сети попало много разнообразной рыбы, которая заняла почти полный бумажный строительный мешок. Её справедливо распределили между участниками рыбалки. Я на часть не претендовал, но попросил брата выделить мне большую щуку, что бы похвастать и порадовать папу, который был любителем рыбной ловли. Предстояло ещё, правда, добраться до «главной дороги», и не попасться на глаза инспекторам рыбной охраны, которые патрулировали с сотрудниками ГАИ. Но счастье было на нашей стороне, и «кордонов» на пути мы не встретили. …
  … Не подумайте, что наше времяпровождение было таким однообразным. К примеру с братом мы совершали на машине вылазки к другим родственникам. Так один раз Вова предложил навестить его сестру Аню. К тому времени её личная жизнь наладилась после поры некоторой «турбулентности», и она жила в родовой вотчине мужа младшей сестры Люды. Родственники туда её и устроили после мытарств, которые она пережила в Ленинграде. Заодно познакомили со старшим братом Коли Андреева, с которым она и соединила свою судьбу. Семья Аннушки жила в довольно благоустроенном доме, хотя особенных подробностей в моей памяти отложиться не успело за краткостью визита. Однако хорошо помню, что встретили нас хорошо, для негаданных гостей, и приветливо. Да для нас это было не самое главное. Сам факт узнавания новых мест доставлял удовольствие. А у Ани в скором времени родилась третья дочь Оксана, которая в отличие от сестёр Николаевн, носила отчество Александровныа. …
 … Таким образом «Фёдоровское» постепенно становилось неотъемлемой частью моей жизни, а наши отношения с двоюродным братом делались всё более близкими. Изменились и мои личные обстоятельства. Я женился. Немного поскитавшись по съёмным комнатам нам с Тоней, моей избранницей, выделили коммунальное жильё, которому требовался ремонт. На помощь пришел Владимир Николаевич, у которого, как строителя имелись такие возможности. С наличием строительных материалов наличествовали в это время определённые трудности. Брат и «оторвал от сердца» симпатичные жёлтые обои с осенними лепестками берёзы, приготовленные для собственных нужд. В магазине таких изделий было сложно отыскать. Так же круг возможностей путешествовать расширился за счёт новых территорий и живущей там родни Тони, чем мы не преминули воспользоваться в первую же осень 1978 года. Этот «марш бросок» на 350 километров оказался не очень удачным, так как конечного пункта родного дома моей молодой жены мы так и не достигли, но «лиха беда начало».
  … Уже летом 1979 года отдыхать в отпуск наша дружная компания, состоящая, кроме нас с Тоней, из семей Малаховых, дядиного Колиного Вовы и тётиного Олиного Вити с детьми Андрюшей и Леночкой, смогла вырваться на Псковские земли. Я, правда, туда добирался своим ходом, так как Володина «тачка» всех вместить не могла. Но отправной точкой данной экспедиции служил всё тот же «Фёдоровский». А разве можно забыть нашу вылазку за клюквой на болота куда-то  под Кингисепп или Сланцы. Клюквы мы, конечно, не набрали, так как была уже поздняя осень и её выбрали. Но солнечный день с редкими тучками, на свежем почти морозном воздухе не пропал из памяти бесследно. Так что нет ни чего удивительного, что своё последнюю пятницу перед отправлением на воинскую службу я провел в «Фёдоровском». Попарившись в Глинках, мы отметили это моё отбытие. В субботу Малахов поехал в Ленинград на Кузнечный рынок продавать картошку, и заодно довёз меня до города. Там мы попрощались перед довольно долгим расставанием. …
  … Два года с родственником в совхозе «Фёдоровский» мы не виделись. Даже когда следующим летом я приезжал в отпуск то с братом, по-моему, мы встретились на Ключевой улице. За данный период в «Фёдоровском» произошли существенные изменения. Младший сын тёти Оли Вова, отслужив в Армии, приехал устраиваться на работу в «колыбель революции». Родне надо помогать, и Владимир Николаевич взял Владимира Васильевича работать к себе в строительный цех. Так как имена и фамилии у них были одинаковые, то для упрощения общения их стали называть все родственники старшим и младшим. Через небольшой промежуток времени, в моё отсутствие, младший Малахов женился на своей односельчанке Тамаре. Она была похожа на тетю Олю, и сын видимо интуитивно сделал такой шаг, а я даже по молодости танцевал с Володиной избранницей пару раз, совершенно не предполагая такого развития событий. Да в будущее не заглянешь и его не угадаешь. В целом не предугадываемый поворот жизненных коллизий наводит на размышления о возможности предначертать наше бытиё, но это все, разумеется, ерунда. Как и совпадение выделения двухкомнатных квартир, в новом доме, которые мои двоюродные брать получили. У одного правда она была на четвёртом этаже, а у другого этажом ниже. Тому я уже был свидетелем, и гулял у Вовы старшего на новоселье. У меня в то время был интерес к различным штуковинам, отлитым из гипса, который я «унаследовал» от Саши Пафомова мужа двоюродной сестры Гали. Он сам их изготавливал и мне нравились его работы. Поэтому на новоселье брату я решил подарить именно такой барельеф. Они продавались не только на всевозможных «развалах», но даже в вагонах электричек. Времени выбрать, что ни будь, понравившееся ко дню торжества у меня не имелось, поэтому пришлось искренне заверить брата, что подарок будет позже. Но со временем «закружили» повседневные заботы и своего обещания я так и не исполнил. Вова о нём мне не напоминал, да и забыл, наверное, но я как видите «храню» его до сих пор в памяти и мне немного неловко от этого. Само новоселье прошло весело, но, ни чем другим запоминающимся, отмечено не было. …
  … С появление теперь двух мест в «Фёдоровском», куда можно было приезжать в гости, появилась некоторая «этическая» проблема. Приезжая в дом к одному брату, мне невольно, по своей щепетильности, казалось, что я обижаю другого родственника. Сами Малаховы имели хорошие отношения, но праздники иногда отмечали по отдельности.  Немного приноровиться к такому «неудобству» помог случай. Один из четырёх общегосударственных праздников, я, помимо моей воли, вынужден был встречать у Вовы младшего, так как на «сабантуй» приехал Витя Малахов женатый, как вы знаете, на родной сестре моей жены, и родной брат ему был ближе. Со «старшим» я даже не имел возможности поздороваться. Поседев за праздничным столом, продолжить мероприятие, наша дружная компания  решила в стенах местного Дома Культуры. Там мы естественно «столкнулись» с «сообществом» Владимира Николаевича. Поскольку все были в «праздничном» настроение, особой неловкости не возникло, и мы прекрасно стали общаться. У меня «гора свалилась с плеч», и это обстоятельство обрадовало так, что продолжать застолье я решил, даже помимо воли Тони, в обществе Вовы «старшего».  Он праздновал со Спичковыми, у каких-то знакомых, если не  изменяет память. Ещё мне хотелось загладить своё невольное «отступничество» от правил, существующих между мной и старшим братом. Выпив ещё пару рюмок, я «развеселился» до того, что выбрал себе партнёршу для танцев, с которой мы во время кружения в знак особого взаимно расположения стали расстегивать верхние пуговицы наших рубашек. К сожалению или к счастью подоспела «добрая фея», в образе моей жены, и наш зарождающийся роман закончился. О том я не жалею, а со стороны Тони особых  упрёков не слышал за неимением формальный причин или её неведения. Жизнь нас постоянно испытывает подобными искушениями, надо быть хорошим и удачливым лоцманом, чтобы пройти подобные рифы. …
  … Так и в общение с братьями приходилось лавировать и хорошо, что не часто. Мы все дружно встречались в бане Марьи Михайловны. Леонтий Николаевич, через какое-то время, умер, и гостей она принимала одна. Да были и другие совместные «мероприятия». Так один раз в субботу утром после «помывки» оказалось, что брат собирается на знакомую мне Ладожскую косу. Он между делом предложил и мне «прогуляться» с ним. Предложение было не запланированное, но на необходимую бутылку водки у меня деньги, хоть и «в обрез» имелись, и я согласился. Кроме меня поехал Вова «младший» с женой Тамарой, Спичковы всей семьёй, а она уже увеличилась вторым сыном Серёжей, и еще кто то. Караван получился большой. На знакомое место добрались без приключений. Вечер стоял хороший, а главное у имевших удочки был хороший клёв, чем детвора с папами, не имеющими сетей, и занялась. У меня своей «снасти» не имелось, да и я решил вспомнить молодость и погрести на вёслах. Вова старший взял меня к себе в «шлюпку» загребным. Мы отгребли от берега и стали до наступления часа «икс», когда инспектора рыбнадзора уже не появятся, делать вид, что удим. Вокруг располагалось еще множество аналогичных «судов» с командами, имеющими подобные намерения и с опаской поглядывающими друг на друга. Наконец «момент истины» наступил и все, отбросив подозрительность, принялись за «настоящее» дело. Главное было не забыть того места, где поставлены свои сети и не прихватить утром чужие, да и надо было приглядывать, чтобы и твои снасти не умыкнули. Всё обошлось без эксцессов. Утром мы с братом сплавали за нашими браконьерскими принадлежностями. Улов оказался не такой большой, на который я рассчитывал, памятуя прошлые достижения. Но пару приличных щучек мы подняли. На удочку вечером, когда был клёв, наши напарники имели больший успех. Возиться с ухой, правда, мы не стали, а довольствовались привезёнными шашлыками из свинины. Под водку они шли хорошо. В хорошем настроении и с «больной» головой я возвратился в «Фёдоровское». Денег на дорогу до города не было, но выручил Вова младший, который одолжил «трёшку», так мной кажется и не возвращённую. У вас может сложиться впечатление, что я «не обязательный» человек. Это не так. Если вы проанализируете все факты не возвращения мной долгов, то поймёте, что их было мизерное количество на протяжении жизненного пути, а от «невольного стечения обстоятельств» в таких случаях ни кто не застрахован. К тому же эти «чёрные точки на белом листе» почти все мною не забыты и служат «немым укором». …
  … Все эпизоды посещения «царских» мест назвать, конечно, трудно, но, то тут, то там в памяти периодически встают отдельные моменты. Вот я приезжаю на День Рождения к жене брата, ужасно мучаясь выбором подарка и, в конце концов, остановив выбор на дамской сумочке, до сих пор сомневаясь в её необходимости хозяйке. В другой раз в субботу после бани мы едем окучивать или копать картошку на участок выделенный брату на неудобье совхозных полей. К труду непосредственно меня не привлекают, а оставляют загорать под журчание ручья. Такую частичку рая разве забудешь. Труд других людей и наличие движения воды присутствует. Не хватает только  мерцания пламени, а так всё в точности соответствует известному выражению философа, не помню уже какого. Или когда мы морозным днём дружно всей компанией поласкаем под колонкой на улице бельё. Ирочка Спичкова поставила такое условие, прежде чем выделить самогонки на поправку головы. Ведь «делу - время, а потехе – час». Все это перемешивается с рассказом Володи Спичкова, о том, что как он доехал до гаража - помнит, а как заезжал в гараж – нет. …
   … Не могу не упамянуть, и приезд в гости к Вове младшему родителей жены Тамары из Акуличей на 7 ноября. В тот день я тоже присутствовал на празднике. Деревенские родственники очень милые люди находились под впечатлением праздничной демонстрации. Но она происходила не на Дворцовой площади, как мой читатель мог подумать, а непосредственно в «Фёдоровском». Но неизбалованные зрители с восторгом рассказывали, как Вова старший строил свой строительный цех и с транспарантами провёл его в колонне перед правлением совхоза. Я хороших людей разочаровывать не стал, хотя мной любимые в своё время шествия по «булыжной площади» города представляли собой такую же бессмыслицу, как я могу констатировать в прошествии стольких лет. Но молодость тем и прекрасна, что глупа своей восторженностью и непосредственностью чувств. С годами мы становимся умнее, мудрее, но радость ощущения жизни уходит  и нам становится скучнее. Однако о том мы мало задумываем и весело шагаем в плотных рядах радостных демонстрантов к поре размышлений и конечного увядания, о котором не хочется и говорить. …
   … Другая картинка, которая стоит перед глазами, это наш совместный почти со всеми двоюродными братьями пикник на бережку Ижоры. Тогда собрались семьи трёх Малаховых и моя собственная, правда, не назову сейчас точный состав. Но то, что Витя стал показывать на мне приёмы, полученные им в ВДВ, помню точно. Мне эти его «манипуляции» показались не такими уж «бесспорными», но я не стал в полную силу противодействовать брату, да и он, возможно тоже не показал всё, на что способен. Все-таки в спецназе его чему ни будь, да научили. Главное мы были ещё сравнительно молоды и еды с питьём хватало. А тетин Олин и дядин Колин Вовки потом эти места избрали местом охоты на зайцев и уток. Малахов старший ещё пристрастился и к этому делу. Но к охоте я был совсем равнодушен и участия в данных мероприятиях не принимал. Как видите, «судьбы моей простое полотно» ткалось не так уж и плохо. …
  … Иногда, приезжая к брату, его я дома не заставал. Мобильных телефонов ещё не было, а домашнего средства связи в «деревне» не устанавливали, так, что заранее предупредить о визите не имелось возможности и случались подобные «накладки». Нежданного гостя и в таких случаях Галина Леонтьевна не «прогоняла». Один раз мы с ней до 11 часов вечера ждали возвращение хозяина, уехавшего в другую область по делам. Делами оказалось его посещение рыболовецкого хозяйства на Чудском или Псковском озере. Там он поменял мешок совхозного комбикорма на такую же тару судаков. Так что когда он вернулся, нам было чем закусывать, и, нажаренную сковороду этой вкусной рыбы мы умяли без гарнира и «заказали» ещё одну. Больше столько дефицитного деликатеса мне пробовать не приходилось. В другой раз в подобной ситуации я оказался, приехав с Колей Гоголем, мужем моей сестры Гали. Он как раз приобрёл свой первый автомобиль, плавая в загранку, и хотел насладиться сам и продемонстрировать своё приобретение родне. Галя Малахова нас приняла одна и занимала до возвращения мужа. Мы даже успели прогуляться по «улицам» «Фёдоровского», где и встретили вернувшегося на машине из «отлучки» Вову старшего. …
  … В компании с «посторонними» я посещал знакомый совхоз и по другим адресам. Так однажды у меня гостил уже на Васильевском острове Коля Болохов с семейством. Его жена Вера познакомилась с Наташей Малаховой сестрой жены в Акуличах, где та находилась в декрете и произвела на свет Лену. Новая знакомая после распределения работала заведующей в Акулической больнице. Потом пути подружек на некоторое время «разошлись». Наташа поехала продолжать службу с мужем Витей Малаховым. Вера вышла замуж, став Болоховой, и перебралась в «Фёдоровское». Коля туда устроился на работу заместителем Володи Спичкова, наверное, не без участия, как я думаю, моей родни. Потом Болоховы перебрались в Эстонию, где подруги продолжили знакомство, хотя одна жила под Талином, а другая в Кохтла-Ярве. На Васильевском острове у Веры обосновалась сестра, к которой та приехала в гости. Пользуясь оказией, Болоховы нанесли визит и на улицу Кораблестроителей. На следующее утро после встречи Коля предложил смотаться в «Фёдоровское» где у нас были общие воспоминания, а у него по старой памяти и какие-то дела к своему бывшему начальнику Владимиру Михайловичу Спичкову. Так «напрямую» я оказался в гостях у родственников брата, а не у него. Окончив «деловую часть», мы немного посидели за столом, где Ира успела «пожурить» мужа за «плохое поведение». Мы с Николаем отделались сдержанным молчанием, не являясь большими любителями вмешивать в чужую семейную жизнь. Потом мы отправились назад в Ленинград, а может уже и Санкт-Петербург. Точно не помню, как и то, что навестил я тогда двоюродного брата или нет. …
  … Неожиданно с совхозом «Фёдоровское» у меня появилась «производственная» связь. Когда я в 1985 году перешёл работать во Всесоюзный Алюминиево-Магниевый Институт, то оказалось, что именно это пригородное хозяйство является нашим подшефным сельхоз предприятием. Так что каждое лето и осень я стал гораздо чаще посещать «резиденцию» Павла и прилегающие к ней окрестности. На полях окружающих «Фёдоровское» я пропалывал морковку, убирал урожай капусты и производил прочие не сложные, но нужные стране работы. Производственное задание с личным я не совмещал и мои посещения пригородов Павловска совместно с трудовым коллективом ни когда не совпадали с поездками к брату, да и заглянуть по знакомому адресу после тяжёлой сельскохозяйственной работы было затруднительно, да и острой необходимости не возникало. К тому же там тоже все были заняты своими заботами. …
  … В основном поездки в Павловск я производил отдельно от домочадцев, и они служили мне «отдохновением от повседневной суеты». Но когда сын немного подрос, я иногда брал и его. У меня даже имеются соответственные фотографии. Да и о семье я ни когда не забывал. Так к приезду домашних с летнего отдыха я отправился в «Фёдоровское» набрать чёрной и красной смородины на участок в три сотки Вовы Малахова старшего, выделенный брату под разведение фруктов и овощей. Всё это делалось без его участия, но с согласия. Ягоды у брата были сортовые, и их имелось «видимо, не видимо» на ветках. Глаза «разбегались» и я быстро устал, собирая «дары природы». Но почти пакет набрал, «чертыхаясь» на себя за проявленную инициативу. Тоня с детьми особого интереса в сутолоке возвращения к моему «гостинцу» не проявила, но в «собственных глазах» я был доволен чувством исполненного долга. Так что я даже «на отдыхе», не забывал о своих самых дорогих людях. Как любил говорить мой комбат майор Кривенко: «На бабу залезаю, а о службе думаю». Так и я о своих «служебных» обязанностях всегда помнил и старался их выполнять, чего бы мне это не стоило. …
  … Время шло. Дети подрастали, а мы становились старше и обеспеченнее. Брат  неуклонно рос по служебной лестнице. Из прораба он стал старшим, а потом и начальником цеха. Его начальница Чернова отошла от дел. Сменился и директор. На смену очень «гибкому» и дипломатичному хозяйственнику Раппапорту, пришел более прямолинейный  руководитель Сечин. Он был человеком «подшитым» и по тому не простым во взаимоотношениях с подчинёнными. Однако, Вова «не ударил в грязь лицом» и перед ним за счет своих деловых качеств, оставаясь на своём посту.  Все эти новости я узнавал из наших разговоров во время встреч. Последние я старался дозировать, доводя их число не более чем три раз в год. Не хотелось злоупотреблять гостеприимством Малахова старшего, да и своих дел хватало. Моей комнатушке на Кондратьевском проспекте брат так и не посетил. Но я не оставлял надежды, что это положение изменится, и я смогу «вернуть долг». Наконец такой момент настал. Я получил долгожданную собственную квартиру. Но мои упования на паритет взаимных визитов так полностью и не оправдались. Хотя Малахов и гулял у меня на новоселье, но моё новое жильё посетил только считанное количество раз. Так что о полном равенстве говорить не приходится, и с этим мне, наступая на собственную гордость, пришлось смириться. …
  … Приходиться констатировать факт, что не получилось достичь со старшим братом и абсолютного «родства душ». С Вовой мы для двоюродных братьев были в наилучших родственных связях. Я всегда считал, что, после родителей, а им я отдавал первое место, он с Галей Пафомовой идут следующими по близости ко мне родственниками, даже опережая в этом списке родную сестру. По крайней мере, так представлялось мне. Но до полного взаимопонимания чего-то, на мой взгляд, не хватало. Один раз, на следующий день после бани на «трезвую голову», я попытался вывести брата на конфиденциальную беседу, что бы разрешить все мои сомнения и снять последнюю преграду во взаимоотношениях. На моё предложение поговорить совсем доверительно, без обычных общепринятых тем, Володя ответил просто: «Говори». На это прямое заявление сказать мне оказалось не чего, и я понял - нечего «привередничать», а довольствоваться надо тем, что есть, и больше этот вопрос не поднимал. Немного грустно, но не более. А для совсем интимных разговоров у человека всегда есть собеседник, и это он сам. Ни какой «утечки информации» в этом случае не может произойти. Так, по крайней мере, спокойнее. …
  … Обо всех моих «терзаниях» я брату далее не говорил, и потому он «с чистой совестью» помог мне обустроить новое жилище. У себя работе Вова, пользуясь начальственным положением, выписал за какие то «копейки» под заказ куб струганных досок, реечек и пару дверей. На этот весь материал у меня имелись «грандиозные» планы. Во-первых, «срубить» у себя в квартире сауну. Во-вторых, отделить часть общего коридора и на двоих с соседом напротив, заиметь отдельное помещение. В-третьих, изготовить открытые стеллажи для книг и объединить свою библиотеку, разбросанную по разным полкам. И наконец, в-четвёртых, сделать детям, пока они маленькие, двухъярусную кровать, чтобы не загромождать общую детскую комнату. Забегая вперёд, скажу, что это всё я почти выполнил. С соседом только не нашли взаимопонимания из-за малого по времени знакомства. Но впоследствии, когда познакомились поближе, и это дело провернули, но уже с дверью предоставленной Валерой. Однако, всё это было потом, а пока требовалось доставить весь стройматериал на улицу Кораблестроителей. Брату видимо надоело меня опекать, и эту часть задачи он решил вполне справедливо переложить на меня. На дворе 1988 года ещё стоял развитой социализм. Перестройка была в самом разгаре. Официально заказать грузовой транспорт  было очень сложно, а «связей» у меня не имелось. Всё это я поведал Вове, когда привёз ему деньги в совхозную кассу за приготовленный материал. Сумма была минимальная. Доски, например, строгал Миша Баловнев бесплатно, а зарплату он получал за другую работу в выписанных братом нарядах. В конце концов, Малахов старший «сжалился» и я поехал на Васильевский остров со своим грузом на совхозной машине. Рейс был немного «левый», но ГАИ нас не остановило и всё закончилось благополучно. Риск, конечно, был, но «кто не рискует, тот не пьёт шампанское», согласно народному выражению. Брату, я думаю, по работе каждодневно приходилось вступать в некоторые противоречия с законом. Так, например, он, я знаю, отправлял на дачу строительные материалы Алексею Стефановичу Малахову. Но тот хотя бы мог «прикрыть» в случае чего племянника, а я нет. За этот риск Вове большое спасибо. …
  … Советский Союз доживал последние годы, но мы этого не знали, хотя и в нашей повседневной жизни вплетались незримо и пока неосознанно элементы капитализма. Брат у себя в «Фёдоровском» стал строить частный дом под «прикрытием» садоводческого товарищества. Для этого все желающие работники совхоза получили 6 соток земли на месте яблоневого сада хозяйства, который состарился или по каким-то другим причинам стал не нужен. Вова взялся за возведения нового жилища со всей энергией старого строителя. К тому же должность и вся «внутриполитическая обстановка» пока способствовали этому. Хотя дядя Коля, приехавший в гости к сыну и посетивший строительный объект уже принимавший осязаемые формы, загадочно причмокивал губами и говорил: «Ой, посадят ведь». Часто повторяемое пророчество человека хорошо знавшего советскую систему, к счастью, не сбылось, а то могли «привлечь» и меня, один раз помогавшему брату утеплять потолок керамзитом. …
  … В стороне от «веяний времени» я не остался. Когда ещё родная сестра Галя предложила совместно заняться садовым товариществом, я отказался по «идейным» соображениям, а главным образом реально оценивая свои «деловые» и материальные возможности. Но от предложения своего непосредственного начальника Николая Ивановича, близкого к Профкому, не устоял и получил клочок земли в километрах 20 от Тосно. Вы справедливо спросите, а причём здесь «Федоровское», и окажитесь неправы. За обустройством нового места я, как всегда, обратился к Малахову старшему. Брат отнёсся к просьбе благожелательно, и взялся организовать мне старый, но вполне пригодный для проживания, строительный вагончик, оставшийся после каких-то подрядчиков, но числившийся за ним. Цена вопроса была не большая. Всего 150 рублей. Требуемую сумму я «легко» передал брату, и когда в один из выходных погожих дней приехал договаривать на счёт транспортировки моего «дворца», то неожиданно попал на совершение другой «сделки». Брату подошла очередь на «Жигули», но он занимался строительством собственного «особняка» или по каким другим причинам, ему было не до автомобиля. Своё право на транспорт он передал своему земляку по Брянщине и одновременно секретарю парткома совхоза. На «обмытие» этого события меня и пригласили. Оно состоялось на берегу реки Ижоры протекавшей сразу за Аннолово и запомнилось мне потребление редкого в то время баночного пива купленного радостным покупателем в ресторане гостиницы «Прибалтийская». Так на природе в «благоприятной» обстановке брат сделал мне предложение, от «которого было трудно отказаться». У них в совхозе на тот момент выделяли участки земли на 34 км ветки в Новолисино. Это такое небольшое ответвление маршрута электричек от главного направления. Оно было гораздо ближе по расстоянию моего садоводства за Тосно, да и родня находилась рядом. Требовалось только получить справку от института ВАМИ, что я работник шефствующей организации. Имея такое покровительство, как Вова и секретарь парткома, я согласился на «радужную» перспективу. Справку мной была получена, и оставалось только ждать своего счастья. На мой прежний участок сразу же нашлись желающие, и я его отдал по себестоимости, хотя он был уже освобождён от деревьев, что по идее увеличивало его цену. Мелочиться я не стал полный радостного предвкушения перевезти уже мной купленный вагончик ближе к городу. Но у Малахова старшего, что-то не «срослось», и после продолжительного моего ожидания в стране и вовсе начались другие времена. Деньги резко обесценились. Брат предложил мне их вернуть, так как мой дом на колёсах было некуда «припарковать». Разве что на газон перед городской квартирой, но это, наверное, было в принципе не возможно. Я мелочиться не стал и записал в «графу» потерь данное «банкротство». Как и не принялся сильно горевать. В произошедших государственных переменах весь народ лишился существенных материальных благ. Я исключением не стал, хотя большого достатка ни когда не имел, а потому пострадал сравнительно мало. …
  … В «смутные времена» страны наши встречи с братом почти не прекращались. Стойко перенося в «лихие девяностые» все превратности судьбы, мы находили время и материальные возможности продолжать, не побоюсь этого слова, нашу дружбу. Яркой вехой стоит свадьба сына Володи Андрея. Из маленького мальчика просившего тётю Тоню мою жену подтереть попку, он превратился вполне целеустремлённого юношу. Под опекой мамы Гали он неплохо закончил Фёдоровскую школу, и, под патронажем папы Вовы, поступил на юридический факультет Университета. Во время учёбы в Ленинграде он не стал полностью «сидеть на шее» родителей и подрабатывал у нас на Васильевском острове в бане на Гаванской улице и в киоске около Гаванского универсама. Все это я сообщаю для того, что данные места находятся близко от моего дома на улице Кораблестроителей, но в гости ко мне Андрей, ни разу пока учился, не зашёл. Это обстоятельство меня немного «задело», хотя прекрасно понимаю, что навещать пожилых родственников молодым не очень интересно, а может он не хотел в столь непростое время лишний раз беспокоить родню. А так в разговоре со мной он хорошо отзывался о наших взаимоотношениях с его отцом, что мне напоминало мои чувства к друзьям папы по «Пороховым». Детские восприятия одинаковы. Окончив ВУЗ, Андрей устроился на работу к двоюродному дяде Алексею Стефановичу в институт повышения квалификации сельскохозяйственных работников, где тот занимал должность директора. Эта организация находилась в Шушарах, так что была не далеко от родительского дома. В этот период Андрей и женился. Его избранницей стала девочка, учившаяся в его школе на год или два младше классом. Для меня это решение стало неожиданным. До этого племянник долгое время дружил с другой представительницей прекрасного пола. Познакомились они ещё в Клетне, где Андрей отдыхал летом у дедушки с бабушкой, как и его прежняя избранница. Так что молодые люди были земляками, а родители девушки тоже жили в Ленинграде. Один раз я встретил Андрея в метро, когда он направлялся в Весёлый посёлок на свидание, что вроде бы говорило о серьёзности отношений. В другой раз с молодыми людьми столкнулся в вагоне электрички и имел возможность впрямую лицезреть подружку Андрюши. Что у «голубков» произошло, не знаю, но невеста выглядела симпатичней, хотя и была попроще, как мне показалось, и более покладистей «соперницы». Это, возможно, и сыграло свою роль. Получив приглашение на свадьбу, я занялся радостными хлопотами, основной из которых являлся выбор подарка. Времена были не простые, и денег у меня особенно не было. От презентов Юбилея института на работе, у меня оставался телефонный аппарат, который хотя и не был подходящим свадебным подарком, но хотя бы полезным. Ещё отчасти такой скромный «презент», объяснялся тем, что Тоня на торжество моего двоюродного племянника не собиралась, но потом в самый последний момент передумала. Так что на свадьбу отправился почти со всем своим семейством. К нам ещё присоединилась Маша, тогда как Леша остался дома «сторожить» квартиру, да и подходящего торжеству наряда у него, по-моему, не было. Зато Тоня купила оригинальный свадебный букет, который потом молодая, после росписи в соответствующих документах, бросила за спину по традиции наудачу поймавшей его какой-либо незамужней подружке. Надо отметить, что начало всего торжества проходило в Тосно. Поэтому гости утром собрались, кажется, в Глинках и на машинах с автобусом отправились в районный центр. Потом «честное собрание», по-моему, тем же транспортом перевезли в «Фёдоровское», где в арендованной рабочей столовой должен был состояться «праздничный ужин». Регистрация была в 12 часов, а банкет часов в 5. Промежуток времени оказался достаточно большим, так что гостям пришлось «набираться аппетита». Благо дело погода стояла хорошая, и мы тихо фланировали в культурном центре посёлка. …
  … В спокойной обстановке удалось пообщаться и повидаться со всеми родственниками, которых не видел долгое время. Так я поговорил с дядей Колей приехавшим на свадьбу внука. Тётя Лида, возможно, осталась «на хозяйстве». На торжественное мероприятие брата прибыли Люда с Аней. За всех их «отпрысков» не ручаюсь, но точно присутствовали Анина Оксана и Людина Юля. С девчонками я встретился ещё в Павловске на вокзале, где нас ждала машина. Их, конечно, в «другой бы обстановке» не узнал, так как помнил только маленькими девочками, а теперь они стали невестами. С нами прогуливался и Алексей Стефанович. Родственников со стороны невесты я не знал до этого, так что про них ничего сказать не могу. Мне хватило впечатлений от встречи со своей роднёй. Сама свадьба была «стандартной», хотя Галина Леонтьевна, надо отдай ей должное, очень старалась и суетилась сделать её, как можно лучше. Она была главным организатором, а брат только обеспечивал материальную поддержку, что являлось не таким простым делом в сложной обстановке на тот момент царящей в стране. Более подробно об этом остановимся позже, а пока «драк не было» и всё прошло спокойно. Мне предлагали переночевать и остаться на второй день. Мы с Тоней отрядили вместо себя Машу, которой «действо» представляло интерес, и вернулись в город Петра. Утром у меня болела голова, и снова возвращаться в пригород не было ни сил, ни желания. …
  … Не ординарное событие в судьбе сына на Вову «свалилось» неожиданно. Он не бедствовал, но до этого купил цветной телевизор и сделал некоторые другие денежные вложения и поэтому необходимой для свадьбы сына суммы денег по его словам не имел. Выручил новый хозяин, на которого брат к тому моменту работал. С должностью заместителя директора по строительной части Владимир Николаевич расстался, как и совхозом который «развалился». Его новый шеф Дудкин «поднялся» на приватизированном устройстве, изготавливающем рессоры для автомобилей. Потом «дело» расширилось, и ему понадобился специалист, разбирающийся в строительстве. Именно таким человеком и оказался мой брат. Деньги у «нового русского» водились, и он ссудил подчинённого. На свадьбе разговорившись с братом, я посетовал на своё материальное положение, и он пообещал мне устроить к себе в фирму или рабочим по изготовлению пружин, на что я был готов, или заведующим магазином по продаже запасных частей автомобилей, чего мне не хотелось бы. Брат обещал позвонить через неделю или две, но так и не «проявился». Меня такое поведение Владимира Николаевича несколько «обескуражило». Обращаться с подобной просьбой второй раз я не стал, и стал искать иные пути. На некоторое время наши встречи с братом прекратились. К тому же не стало «свободной минуты», так как мне пришлось трудить на двух, а то и трех работах. …
  … Так что определённый промежуток времени совхоз «Фёдоровское» я не посещал. В тот период даже вошли некоторые Юбилеи жизни брата, на которых я при других обстоятельствах обязательно присутствовал бы. Но всё кончается, кончился и этот «серый» отрезок моей жизни и наших с братом не простых взаимоотношений. Точно не скажу, по какому случаю, но я вновь стал завсегдатаем Глинок ещё в старом тысячелетии. Старые недомолвки мы с Вовой не вспоминали, да «официально» их и не было. А раскаиваться в не существующем факте, нет надобности. Так что маленькое облачко ушло с нашего небосклона, да и было ли оно. Обрывать и так не многочисленные свои привязанности большая расточительность, которая мне «не по карману». …
Подборка 12. Проспект Луначарского.
  … Как истинный школьник, я был осведомлён о первом наркоме просвещения. Но непосредственно с его фамилией на практике столкнулся гораздо позднее, когда школу закончил, впрочем, общее обучение ещё продолжалось. Во второй половине или в начале 70 годов тетя Рая, вдова погибшего старшего брата папы, получила право на жильё. Поскольку, с выходом замуж и рождением ребёнка у дочери Гали, жилищные условия ухудшились, и это позволило стать на очередь. Для чего требовалось, чтобы меньше пяти с половиной квадратных метров приходилось на человека. Моя семья имела сходную проблему, поэтому я был в курсе бюрократической казуистики. Наконец все преграды были преодолены, и, сохранившая фамилию мужа, моя тётя с семьёй Пафомовых смогла въехать в двухкомнатную квартиру дома на углу проспектов Луначарского и Сетлановского. Я может быть несколько сухо и протокольно рассказал всю предысторию, но был искренне рад за родню. Однокомнатная квартира, трем взрослым людям и маленькому ребёнку на Крюковой улице, удобств не доставляла. Тёте Рае приходилось базироваться на маленькой кухне. В новой квартире кухня метражом не отличалась, но пожилая женщина заимела собственную маленькую комнату, а молодая семья заняла большую, которая в отличие от нашей квартиры на Ключевой улице не была «проходным» помещением. Такого убожества уже не строили, и это представляло собой определённый «прогресс».  По мере «развития» социализма он рос, и я с Тоней получил жилплощадь по другим нормам и правилам, но об этом позже. …
  … Родственники, насколько я помню, особого новоселья не справляли, но я и так стал бывать, достаточно часто, у них в гостях. Не скажу, что путь был короткий, но до них ходил автобус 178 маршрута, который проходил мимо моих адресов на Ключевой улице и площади Калинина. Переехав на Васильевский остров, мой маршрут до Пафомовых претерпел изменения не в лучшую сторону, но «это другая история», как говорит ведущий Леонид Каневский. На проспекте Луначарского меня всегда встречали хорошо и гостеприимно. Благо дела жилплощадь позволяла, и мне по моей в этом отношение неустроенности казалась привлекательной. Первых своих посещений отчетливо не запомнил, но постепенно началась складывать определённая традиция. Её основой являлись дни рождения хозяев, но и в другие разы мне в гостеприимстве не отказывали. Уже на пятом курсе гуляя, по какому-то случаю с однокурсницами по Муринскому ручью, я с гордостью показывал лоджию на 7 этаже. А «кичиться» было чем. Мало того, что лоджия была засеяна различными цветами, её украшали всевозможные «предметы культуры», выполненные хозяином дома. Особенно мне запомнилась гипсовый барельеф головы воина неведомого африканского племени. Его хорошо было заметно на светлой стене издалека. Стены квартиры украшали подобные другие отливки производства Саши. Формы делась с «подлинников» предоставляемых матерью умельца  Еленой Александровной, работавшей научным сотрудником в Казанском соборе. Еще жилище имело всевозможные картины знакомых или наследственного происхождения. Саша рассказывал, что его родственником является достаточно известный в Ленинграде художник Пахомов. Его иллюстрации книжки  стихотворения Маршака, о простом парне, спасшем из пожара маленькую девочку и оставшегося неизвестны, мне запомнились. Так же Елена Александровна «снабжала» сына некоторыми «экспонатами» с чердака Музея Религии и Атеизма, который она по работе разбирала, не представляющими музейной ценности. Саша рассказывал, что во время революции туда сваливались предметы со всех барских домов. Там они и оставались долгое время не оприходованными вплоть до дней моего повествования, которые и сами сейчас являются историей. Кроме того Шура, как я единственный предпочитал называть Сашу, был очень читающим человеком, и всевозможные книги заполняли все приспособленные для них места в квартире. Домашняя библиотека постепенно увеличивалась, и с другими перечисленными мной сейчас предметами предавала жилищу вид музея. Во всяком случае, создавало у меня такое впечатление, когда я поднимался на 7 этаж дома по проспекту Луначарского 88. …
  … Не менее интересной являлась и компания, которая собиралась в этих стенах. Начнём с ближайших родственников хозяев. В этом ряду, со стороны хозяйки дома по мимо матери, я занимал по близости родства первое место, а на втором стоял племянник Серёжа Прилуцкий, который в свою очередь меня «перегонял» по интенсивности посещаемости, так как проживал ближе. В детстве мы с ним достаточно часто виделись, но повзрослев жизнь нас «развела», и единственным местом встреч стал дом Пафомовых, куда он был «вхож» наряду со мной. Сережа, кончив 8 классов, поступил в автомобильный техникум на улице Салова. Там еще учась, женился на однокурснице Наде, которая стала Прилуцкой. Они представляли собой очень симпатичную пару, но жить было негде. Комната в коммунальной квартире Серёжиного отца служить новобрачным «альковом» не могла, из-за того, что дядя Ваня жил уже не один. Мать Сергея тётя Нина из поля моего внимания «выпала», а, возможно, и из жизни. Молодых приютили бабушка с дедушкой. Потом дяди Коли Демидова не стало. Папа Серёжи путём обмена с ребятами оказались тоже на проспекте Луначарского, только в начале. Но это было в шаговой доступности. Помню, отмечая день рождения Галины Павловны в отсутствие Серёжи, который служил в Армии, мы с Шурой отправились пешком провожать Надю и прекрасно справились с «поставленной задачей». …
   … Теперь перейдем к родственникам со стороны хозяина дома. Мать Саши Елена Александровна не могла не присутствовать на днях рождения сына, что она регулярно и делала, предавая интеллигентность и несколько оттеняя возрастное разнообразие нашей компании. Сложнее дело обстояло с младшим братом Шуры Юрой. Первый раз он женился на девочке «со двора». Ребята хорошо знали друг друга с детства, и нет ни чего удивительного, что дружба с Сашей осталась, а Юрина переросла в любовь. Но у молодых, что-то не заладилось, и они довольно быстро расстались. Елена Александровна считала, что причиной стало гастрономическое предпочтение Наташи к всевозможным пирожным, которыми она и кормила мужа. Желудок победил красоту, а девочка она была в общем привлекательная. Как бы то ни было, но Юра женился во второй раз. Его новая избранница Таня оказалась из интеллигентной семьи и не уступала своим происхождением мужу. Её внешняя привлекательность была немного другой, но мало чем уступала «сопернице». Впрочем, та недолго оставалась одна, и вышла замуж за Мишу Петрова. Он был из семьи военного, а сам служил прапорщиком по радиотехнической части, что давало ему возможность занимать «тёплое место». Квартиру он имел так же в доме родителей, что даёт возможность предположить «протекцию» отца в обоих случаях. Дом Петровых находился на другом конце проспекта Луначарского недалеко от железной дороги. Один раз там побывал и я, по какому-то случаю. Близкое месторасположение способствовало дружбе семей Петровых и Пафомовых, но ставило некоторую психологическую проблему посещения последних. Слишком свежи были воспоминания, наверно, бурного расставания Юры и Наташи, и «сводить» их вместе хозяевам не хотелось по взаимному согласию всех заинтересованных сторон. Впрочем, и из этого «сложного» положения мои знакомые «выкрутились».  День рождения Саши было 12 ноября. Иногда, в зависимости от обстоятельств его он отмечал и в наш революционный праздник. Народу собиралось много, и чтобы не создавать лишней «толчеи» праздник распределялся на два дня. Это и позволяло в один из них приглашать Петровых, а в другой Пафомовых младших. Я и сам иногда не попадал в первый день, и не видел в том большой проблемы, хотя с вышеуказанными семьями встречался без какой либо системы, как получится. …
  … С родственниками разобрались, а теперь «плавно» перейдем к подругам Гали, по сложившемуся у меня порядку, и пользуясь привилегией моего положения, как автора этих строк. Она дружила с двумя коллегами по работе. Может быть, были и другие, но именно с ними сестра встречалась «семьями», и их я запомнил ещё по Крюковой улице. Наташа Судакова мужем имела  выпускника технического вуза, пошедшего работать в органы, впрочем, сначала по своей гражданской специальности. Витя «сидел» в «Большом Доме», так именуемом за габариты, или в народе его ещё называли «Белым» за его светлую отделку. Этими двумя особенностями строение и выделялось на фоне старых Ленинградских зданий в начале Литейного проспекта. Там и находилось Управление Внутренних Дел по Ленинграду и Ленинградской области. Иметь знакомство с представителем «компетентных органов» было если не полезно, то, во всяком случае, «солидно», и я с интересом слушал Витины «немногословные» рассказы о житье бытье на службе, а она накладывала на него определённые «черты поведения». …
  … Другая Галина приятельница Наташа Потапова имела вполне гражданского мужа. Толик работал начальником цеха одного из производств Ленинграда, и мы с ним нашли быстро общие интересы. Мы оба были любителями шахмат, и после застолья ввели в традицию провести часть праздничного времени за доской. Потапов играл чуть слабее меня, но выпитое вино нивелировало разницу в классе, и у нас соблюдался определённый паритет, так что, ни кому не было обидно, и интерес к древней игре не ослабевал на протяжении всего знакомства. В противном случае это было бы не так. Нас с Толиком ещё объединяло и то, что детство он провел в Ковалево (пост или платформа не знаю), и если вы посмотрите на карту, то увидите, что это следующие остановки за Ржевкой, а она граничит с «Пороховыми». Так что в детстве мы могли «пересекаться», во всяком случае, нас смело можно назвать «земляками». Но, естественно, ни это было основным в «хитросплетении» судьбы самого Потапова. Не помню, видел ли я Наташу на ранних встречах после переезда Пафомовых на проспект Луначарского, но первая семья Толика распалась, и он женился на сослуживице Марине. Точно не скажу, почему так вышло. По привлекательности молодые особы почти не отличались. Примерно и как их имена по лично моей шкале предпочтений, что говорит, конечно, о субъективности мнения. Но претендентка на роль супруги победила, и я тоже, хотя все места у меня в сознании были распределены примерно одинаково, как и Толя, отдал предпочтение имени Марина, и потом с чисто платоническим интересом наблюдал за избранницей знакомого, так как она по внешним данным приближалась к моему идеалу женской красоты. В связи с этим могла сложиться ситуация идентичная с семьёй Сашиного брата, но Наташа как-то быстро отошла от нашего общества, хотя оно и не было виновато в её «неприятностях», а переключилась на воспитание дочери которая ей осталась от первого брака. …
  … Теперь перейдём к приятелям хозяина дома. Тут на первом месте стоит Вова Кравцов. Он работал вместе с Сашей на Хлебозаводе и являлся чем-то вроде его заместителя. Естественно молодые люди подружились. Володя в прошлом был по молодости не плохим спортсменом, и приглашался на просмотр защитником в Московский хоккейный клуб «Динамо». Но что-то не сложилось. Еще он обладал хорошим голосом, и занимался в студии пения одного из Ленинградских Дворцов Культуры. Он рассказывал, что её выпускницей была сама Мария Пархоменко. Её имя широко гремело в ту пору по всей стране, и не только. Певица стать первой наших представителей победительницей на конкурсе в Польше «Сопот» или в Болгарии «Золотой Орфей». У меня это отчётливо отложилось в голове, хотя проверяя по интернету факт, подтверждения в биографии вроде бы не нахожу. Эти мероприятия широко «рекламировались» в СССР, и сейчас у меня в памяти перемешались, да это и не столь важно. Зато триумф Аллы Пугачевой точно помню, произошёл  на черноморском побережье. А до этого был провал в Польше на «международной арене» мной почитаемого Марка Бернеса, но это так, «к слову сказать». Так что Вова Кравцов являлся со своими талантами и общительным нравом «душой компании». Он имел симпатичную жену, которую я видел один или два раза, и двоих сыновей, которых я совсем не видел. На них и уходило по тогдашним законам половину зарплаты, когда наш товарищ развёлся. Может быть, такие алименты сохранились и до наших дней. Ну а Кравцов  на проспекте Луначарского пел песни под гитару или «а капелла», Мы их дружно не подхватывали из-за разницы в отпущенных возможностях, и не желая испортить исполнение, хотя многие певцы и считают высшим шиком, подхватывание слушателями хотя бы припевов. …
  … На второе место в «иерархии» гостей Шуры я поставил бы Витю Итальянцева. Он так же трудился одно время на Сашином предприятии в качестве художника. Там они и завели приятельские отношения. Как и всякий творческий человек, мой тёска был немного не от «мира сего». Жены он не имел и жил с матерью в коммунальной квартире. Витя отвечал за разговоры за столом про изобразительное искусство, в которых не имел равных, но этим не превозносил себя. Так привлекали «всеобщее внимание» подарки, которые он делал Саше на день рождения. Это было чего ни будь особенное, отличавшееся от «штатных» презентов. Всего я, конечно, не помню, но пластинка Ди Папл, оформлением которой Витя занимался, с автографом автора произвела на меня определённое впечатление и позволила немного приобщиться не только к иностранной эстраде, но и к тем граням жизни, которые были от меня далеки. После каждого такого вечера, я возвращался домой чуть более обогащённый и получивший «шажок» в развитии. Итальянцев так же стоял на передовых рубежах технического прогресса. Он первым принес на вечеринку  приставку, которая позволяла на экране простого телевизора играть в не сложные «игрушки»: тетрис, теннис и т. д. Но тогда это было в «страшную» новинку. Помню, мы все по очереди потратили половину «отведенного» на праздник времени за манипуляциями на пульте, и об этом, ни сколько не пожалели. Собираясь вместе, хочется, каких ни будь других развлечений, а не только кушать и пить за столом. …
  … Ещё в наш «кружок» входил друг детства Саши Игорь Гинзбург. Его папа был, чуть ли не академик или что-то в этом роде, и семьи Пафомовых и Гинзбургов дружили. Игорь тоже подвязался, где то в научной среде, и имел солидную бороду. Человек он был немногословный, или немного находился не в «своей тарелке», и потому вел себя достаточно сдержанно в «простой компании», которую, безусловно, представляло наше «сборище», или, во всяком случае, я так считаю. Впрочем, демонстративного снобизма он не выказывал, проявляя тем интеллигентность Петербуржца. Да и посещал Сашу Игорь не часто, но один раз мы ездили в Кавголово, где у Гинзбургов была дача, впрочем, довольно скромный домик по ту сторону железнодорожного полотна, которое отделяет берег озера от основной части местности, где размещается трамплин и проходят лыжные международные соревнования. В посёлок я с семёй Шуры прибыл вечером в пятницу после работы. Дача пустовала без хозяев, но нам было сообщено, где находится ключ. Домик производила несколько заброшенный вид, но ящик под мусор был переполнен пустыми бутылками. Они представляли собой неплохую коллекцию тары экзотических иностранных напитков различной крепости. Мы «лицом в грязь» не ударили, и привезли с собой пару «ёмкостей» Абу-Симбел. Кроме всевозможных закусок Шура захватил с работы немного угля для камина, который наряду с деревянными дровами, найденными в небольшом количестве на улице, позволил нам обогреть строение и приготовить еду. Стояла поздняя осень, и было прохладно. Однако под всполохи пламени и за рюмкой горячительного напитка мы погрузились в тёплую романтическую атмосферу, особый колорит которой предавал «щебет» десятилетнего сына двоюродной сестры. Взрослые своими разговорами гармонично дополняли праздничную обстановку. Но время неумолимо. Огонь в камине догорел и бутылки опустели. Мы стали укладываться на ночлег. Галя с ребенком легла на диван в комнате рядом с камином, а Шура и я расположились по соседству в «анфиладе» помещений, которых, насколько помню, имелось не два. Это позволило отделаться нам небольшой головной болью, так как «женщин и детей» утром даже тошнило. Всему виной являлся угарный газ. По неопытности использования камина, нами были, наверное, оставлены не прогоревшие угли. Горе дачникам повезло, и мы легко отделались, а могли и угореть. Проснувшись,  быстро поняли свою оплошность и на всякий случай проветрили дом, как вы понимаете с опозданием, а заодно и сами пошли погулять по берегу,  фотографируясь на фоне, вытащенных на сушу лодок и прочих живописных осенних видов. …
  … Кроме Сашиных друзей в компанию на берегу Муринского ручья входила и подруга, не подумайте плохого, детства. Толи семьи Пафомовых и Шапиро дружили, толи Надя жила с Шурой в одном дворе, но они не потеряли детскую привязанность, и на дне рождения друга Надежда часто присутствовала вместе со своим мужем Володей. Семья была музыкальной. Жена преподавала в одной из специализированных школ, а муж играл, кажется, на скрипке в симфоническом оркестре филармонии. Хотя ребята своих музыкальных способностей при встречах не демонстрировали, но интеллигентно поддерживали общий разговор и не портили компанию. А когда со временем Володя стал дирижировать и вместе с женой ездить за рубеж на гастроли, то и вовсе их рассказы представляли интерес для простых советских слушателей, к коим относился и  я, человек далёкий от всего этого. Да чуть не забыл, Надя и Володя имели дочь, впрочем, которую я так ни разу и не видел, что объясняется, возможно, желанием взрослых отдохнуть от повседневных дел хоть иногда. Это «хотение» разделяли и другие члены нашей компании, но не все, что, в общем-то, не возбранялось в гостеприимном доме на проспекте Луначарского. …
  … С гостями из молодёжи мы в общих чертах познакомились, но не следует забывать и старшее поколение. Так в один из праздников к тёте Рае приехал дядя Гриша Гусаков. Весёлый человек был не лишним в любых обстоятельствах, а тем более праздничных. Тут, правда в дело вмешался автор этих строк и всё чуть не испортил. Как это у меня иногда случается, прибывая в наиблагоприятнейшем расположении духа, я переусердствовал в принятии спиртных напитков и стал предъявлять претензии «всему свету», обидевшись на оный за папу, на котором «все ездили», пользуясь его ангельским характером. Доля правды в этом конечно имелась, но почему-то обрушилась главным образом на Шуру, чем тот остался недоволен. Всех подробностей я по традиции в подобных ситуациях не помнил, чем и оправдался в дальнейшем перед своею совестью и родственнико. Саша на меня даже некоторое время «дулся», со слов супруги, но потом всё забылось и «быльем поросло». Так что через некоторое время мы уже делали маленький мальчишник без дам в приличную жару в одних трусах, по крайней мере, хозяин, что говорит о полном доверии и уважении друг к другу. …
  … Как я уже сказал «столбовой» праздник проходил осенью, но иногда мы с двоюродной сестрой собирались и летом на своё совместное торжество. Этих случаев было меньше, но об одном стоит упомянуть. «Лишних гостей», на сколько, мне помнится, не было, и я с Пафомовыми провел прекрасный день с возможностью большего времени уделить на разговоры между собой. В более многолюдной обстановке вольно не вольно приходиться делить промежуток отведённого времени на всех участников. Галя с Сашей подарили мне красивый простой фужер или вазу, которая мне понравилась. Я тоже «отдарился» чем-то с цветами насколько помнится. Но «главное» воспоминание ждало впереди. Сев на автобус 178 маршрута я стал свидетелем приставания двух типов к симпатичной девушке. Под воздействием винных паров во мне проснулось «рыцарство» и я смело и молча, отодвинул мелких пакостников от кресла, где сидела дама. Не то, что в этом виновато моё тогдашнее состояние, просто я как то раньше и после не сталкивался с таким хамством. В этот момент я больше всего беспокоился за свой «хрустальный» подарок, могущий пострадать в результате вполне возможной «заварушки». Но мои «оппоненты» отступили в конец автобуса. Правда, когда они покидали транспорт раньше «спасённой» и «спасителя» успели выкрикнуть пару сальностей в адрес моей подопечной, но тут я уже, ни чего поделать не мог. А с девушкой мы не обмолвились и парой фраз, так что о продолжении знакомства не могло идти и речи, как можно было предположить для счастливой развязки всей коллизии. …
  … Время шло и, как наглядное подтверждение этого, дети подрастали. Ушло в прошлое отмечания Шуриного Дня рождения 7 ноября, когда мы смотрели праздничный салют хорошо видный в разных районах города с лоджии седьмого этажа, где я держал на руках для лучшего обозрения маленькую Леночку Петрову. Канули в небытиё мои страстные сражения в настольный хоккей с Серёжей Пафомовым, где «взрослый дядя» почти на равных злился на маленького противника подстрекаемый спортивным азартом. ...
  … Разве можно забыть мою «местную командировку» на проспект Луначарского для обеспечения сохранности квартиры родственников и поливания флоры. У меня к тому времени уже была своя комната на Площади Калинина, но это, ни в какое сравнение не могло идти с отдельным трехкомнатным жильём. Момент оказался благоприятным.  Мое семейство отдыхало в Эстонии. Галя с Сашей собирались отдохнуть с ребёнком в Одессе и попросили меня на это время поливать цветы и кормить кота. Улучшить пусть на месяц жилищные условия было заманчиво, и я согласился, даже теряя время на поездке до работы. Отправив ребят на Юг, я стал хозяйничать для собственного удовольствия. Мне удалось в свободной обстановке в один из свободных вечеров провести «научный» эксперимент по определению своей приемлемой доли алкоголя, что бы в дальнейшем не превышать её. На обычных праздничных мероприятиях бывает трудно вести учёт. А тут я заранее купил бутылку самой дешевой водки за три рубля шестьдесят копеек и выпил её целиком за ужином. Я, конечно, запьянел, но с удовлетворением отметил, что всё «соображаю и понимаю», как выражался Владимир Семёнович в одной своей песне. Продолжать эксперимент на «увеличение нагрузки» я не стал, а смело пригласил Колю Веснина на свой День рождения, который удачно пришелся на данное время. Праздник прошел в «камерной обстановке» и участники остались довольны. Чтобы ещё усилить удовольствие Коля предложил пригласить «дам» в лице нашей подруги детства Тани Лыженковой, с которой продолжал работать в одном учреждении. После долгих телефонных переговоров мы взаимопонимания с трезвой приятельницей так и не достигли. Это её скорее характеризует с хорошей стороны. Хотя конечно было бы неплохо втроём вспомнить «босоногое» детство, а каких либо плохих помыслов у нас не имелось. Правда друг предпринял попытку осуществить и их, пойдя погулять по улице в поисках «отзывчивого сердца», но и тут успеха не имел. Я, как человек уже женатый, зная Веснина, особо  не беспокоился, но «попытка не пытка» как любил выражаться по слухам известный злодеяниями один исторический персонаж. Ещё с Колей мы выпили за День рождения третьего друга, который был далеко от нас, но про 3 августа мы помнили. Да известный покоритель женских сердец Павлушев конечно выручил бы нас и в этом «сложном» положении. Но его с нами не было…
… Точно не скажу, присутствовала ли на «штатных» торжествах Шурина начальница по профсоюзной линии, но был такой период, когда семя Пафомовых достаточно близко общалась с Верой Ксенафонтовной. На прах Председателя Профкома она «шефствовала» над молодым и активным Сашей. Взаимное расположение не прошло и когда подопечный покину прежнее место работы, благо дело жилища располагались сравнительно не далеко друг от друга. Пару раз и мои визиты на проспект Луначарского совпадали с посещениями стареющей женщины. Детей она не имела и относилась к Шуре, как к сыну. Поэтому, возможно, предположения Пафомовых о маячившем наследстве были не так уж и несбыточными. А пока Саша с Галей стойко переносили маленькие «пожелания» пожилого человека, и, как могли, скрашивали её одиночество. Один раз даже я побывал в двухкомнатной квартире, стены которой были увешаны коврами, в то время ещё представляющими определённую ценность, а главное были в моде. Покойный муж Веры Ксенафонтовны служил Начальником Отдела весьма компетентной организации, поэтому «семья не бедствовала». Занимая гостей беседой, хозяйка поведала несколько занимательных историй из жизни. Одну из них стоит рассказать. На заре своего пребывания на высоком посту хлебозавода, производство, да и весь город, взбудоражило кошмарное происшествие. Одна из работниц отравила свою сослуживицу соперницу мышьяком. Милиция раскрыла преступление, но часть ответственности хотели переложить на плечи молодой профсоюзной деятельницы. Пришлось даже вмешиваться супругу, что бы отвести неприятности и сохранить душевный покой своей благоверной. Всё обошлось, но Вера закалила в таких передрягах свой характер, но не потеряла простых человеческих качеств, оставаясь в общении приятной собеседницей. Так же за разговорами я неожиданно выяснил, что мы имеем общих знакомых. Оказалось, что Вера Палехова является портнихой заслуженного человека, и шьет ей одежду.  И в правду «путь господень не исследим». Вера Ксенафонтовна, появившись неожиданно на моём «жизненном небосклоне», быстро и бесследно сошла с него. Она продала свою квартиру в Питере, и уехала на Север к дальним родственникам её или покойного мужа. …
  … Не все вновь ставшие посещать дом на Гражданке так быстро «сходили с дистанции». Например, Лёшу Задорина на первых наших застольях я не припомню. Но Шурин друг по детским занятиям, в каком-то творческом кружке, стал постоянным членом «нашего круга». Как всякий творческий человек поначалу он был весь в «исканиях», которые без потребления спиртного затруднительны. Этим видно объясняется его отсутствие в наших «сплочённых рядах» на первом этапе. Но потом Алексей вышел как-то, по словам моей сестры, из «турбулентности» и женился на очень миловидной девушке, которая родила ему двоих сыновей. Алексею пришлось сменить труд на более прозаический, который наряду с зарплатой жены, работавшей диспетчером на железной дороге, обеспечивал семье безбедное существование «простой советской семьи». От прошлого осталось только «весёлое настроение» на наших посиделках, но всегда в пределах допустимых норм. Тосты за хозяев всегда были уместны, а домой Леша добирался на своих ногах. От былого остался и талант, который не пропьёшь. Так на одну из Юбилейных дат Задорин подарил Пафомову его портрет, выполненный вполне профессионально и похоже. Вместе с бюстом хозяина, изваянным Итальянцевым, эти произведения искусства составили прекрасный «гарнитур». Я даже немного позавидовал Саше, что у того есть такие друзья. Ещё можно добавить, что Алексей был моим «конкурентом» по фотосъемке, а его снимки были лучше моих. …
  … Кое-какие из описываемых мной людей, возникнув вначале, «дожили» почти до границы тысячелетий. К ним относится Вова Кравцов. Сначала он был очень привязан к дому Пафомовых, и даже, насколько помнится, помогал молодой семье материально. Потом, разведясь, попробовал обзавестись новой семьёй, в лице симпатичной молодой женщины Жанна, на которую я написал даже эпиграмму. «Наша Жанна, просто половина баклажана». Или что-то в этом роде. Потом между друзьями «пробежала чёрная кошка» на производственной основе, и Шуре даже пришлось сменить работу. Он устроился заведующим складом на железную дорогу. Но посещать проспект Луначарского Вова продолжал. Потом и он покинул прежнее производство и пошел работать таксистом. Как воспоминание об этом роде деятельности Кравцова, осталась его доставка нас с Тоней до Площади Калинина на машине с «шашечками» бесплатно в конце Сашиного Дня рождения. Потом бывший хоккеист и певец, стал появляться в гостеприимном доме всё реже и реже, пока совсем «не растворился» в повседневной суете. …
  … Пафомовы понемногу обзавелись хорошими знакомыми и у себя в доме. Так не скажу уже как, Галя с Сашей стали, можно сказать, дружить с соседями первого этажа их парадной Аничеными. Скорее всего, тому послужила необходимость присматривать за котом, а эти животные не выводились в доме Пафомовых со «стародавних времён», на время отпуска. Каждое лето я этого делать не мог. Потом Валя стала помогать Галине Павловне в организации праздников, на которых она с мужем уже присутствовала в качестве гостей. Ещё Саша Аничен, человек «рукастый», в отличие скажем от меня, помогал соседу в разных бытовых вопросах связанных с поделками и ремонтом квартиры. Ещё одним немаловажным фактом являлось то, что с Валентиной мы работали на Возрождении, хотя и в разное время, что не удивительно из-за моего сравнительно малого пребывания там. Валя на Возрождении была «комсомольской богиней». Так что темы для воспоминаний у нас имелись, правда, не скажу какие за давностью какие. …
  …Время не останавливалось на месте и продолжало свой бег. Сережа Пафомов сначала окончил, следуя путями отца, художественную школу. Та располагалась в особняке на Каменном острове. На торжество связанное с завершением изучения азов искусства пригласили и меня. В этих краях и по такому поводу я бывал не часто, поэтому мне всё было любопытно. Дипломной работой Серёжи служила миниатюрная скульптура, не скажу уже на какую тему, но сделанная вполне симпатично и грамотно. Школа располагалась достаточно далеко от городских транспортных путей, поэтому прогулка на свежем воздухе по живописным дорожкам оставила приятные ощущения. Их не испортил не большой весенний дождичек, хотя зонта я не захватил и все время боялся за свои новые электронные часы, что бы на них не попала влага. За фотоаппарат укрытый кожаным футляром я беспокоился меньше и фотографии вышли нормальными. А всё событие закончилось праздничным ужином, на котором не обошлось, без тостов и поздравлений юного дарования. …
  … Окончание общеобразовательной школы Сергеем не замедлило случиться. Но там я не присутствовал, и ничего сообщить не могу. Дальше было поступление в Ленинградский Технологический Институт  и учеба в нём. Во всем этом я, как вы понимаете, участия не принимал. Возможно, на окончание заведения меня снова бы позвали, но вмешались другие обстоятельства. Серёжа оказался «молодым, но ранним» и где-то на третьем курсе решил жениться на девочке из его группы. Не знаю, как сильно обрадовались родители, но препятствовать желанию сына не стали, тем более что материальное и жилищное положение позволяли такую «роскошь». Перестройка ещё не совсем закончилась, и самые мрачные дни ещё не наступили. Ну а обойтись такое событие без меня не могло. В самом прекрасном расположении духа я оказался в дорогих стенах. Семейство по традиции летом отдыхала вне города, и меня условно можно было назвать вольным. Гостей на свадьбе набралось много, как со стороны жениха, так и невесты. Большая комната обыкновенной советской квартиры была переполнена, и рядам празднующей публике пришлось сжаться до максимума. Моей соседкой по «странному стечению обстоятельств» оказалась Надя Прилуцкая. Такой «близости» мы себе не позволяли даже танцуя. А у меня к тому времени наметились две постоянные и преданные партнерши «экзерциций». Второй была Таня Пафомова, жена Сашиного брата. Я вообще легкомысленно полагаю, что танец, сам по себе, это официальная возможность подержать чужую женщину в руках. На этот раз Таня оказалась на другом конце стола, и мы с Надей особой неловкости не чувствовали, ведя непринужденные  разговоры за едой, хотя «управляться» с ней было весьма стеснённо. Чего я подарил уже и не помню, но настоящий поросёнок фаршированный гречневой кашей стоит перед глазами. Им снабдили к торжеству Шуру коллеги по работе. Маленькое ребрышко досталось и мне, хотя может быть и ошибаюсь. Праздник удался на славу, а «драки не заказывали», её и не было. …
  … Наступили «лихие девяностые» годы. Но, насколько мне помнится, наша традиция хоть раз в год собираться на проспекте Луначарского не прервалась. Возможно, закуски стало меньше и её ассортимент по-проще, но выпивки хватало. Поэтому все  встречи смешались в одну и трудно их, пожалуй, выделить. Единственное это то, что наши «компетентные» товарищи «обросли» атрибутами, подчёркивающими их статус. Так Толик Потапов перешедший работать в одно исправительное учреждение Ленинградской области на встречи одевал две кобуры. В одной находилось газовое оружие, а в другой боевое. В помещение амуниция снималась, а то мне с ним было бы «боязно» играть в шахматы. Шутка. Витя Судаков, доросший до определённых «командных высот», о которых я достоверно так и не узнал, приезжал и уезжал из гостей на дежурном служебном автотранспорте. Возможно, это полагалось делать по правилам безопасности в непростые годы. Однажды даже я прокатился с Витей и Наташей на волге, которая, кажется, даже имела «мигалки», к себе на Васильевский остров. Поводом послужил интерес Судакова к моей финской бане в квартире. Так что могу, смело включить знакомого в список посетителей своего жилища. …
  … Брак же Пафомовых младших просуществовал недолго. ВУЗ они, правда, закончили, как и родили сына, названного в честь дедушки Александром. После развода Катя нашла другого человека, который ей, возможно, больше подходил. Яша оказался спокойным и приятным человеком, и скоро стал своим человеком на Днях рождения деда пасынка. Одиноким и Серёжа проходил не долго. Его второй, в буквальном смысле, половиной стала Виктория. Ребята занимались в одной группе, и бывшая жена даже сыграла какую-то роль в выборе бывшего мужа. Но всё это я знаю не достоверно. Гале с Сашей пришлось снова разводить по времени посещения родственные семейства. Благо опыт уже был, и хотя прежние «раны» почти зарубцевались, появились «свежие трещины». Возможно, впрочем, разные дни посещения семействами бывших супругов было простым совпадением, но их вместе я как-то не припомню. …
  … В 1998 году наш «сплоченный коллектив» понёс первые нежданные утраты. Сначала умер Серёжа Прилуцкий. Его похороны на Северном кладбище подействовали на меня удручающе и поубавили жизненного оптимизма. Потом не стало Наташи Петровой. У неё была онкология, и хотя все были готовы к печальному исходу, это не прибавило радости. Так что «прибавилась печаль к печали». Провожать Наташу я уже не пошел, и даже на «сорока днях» не был, хотя Миша искренне и приглашал, когда мы с ним встретились на очередном поредевшем сонмище по знакомому адресу. Все оставшиеся «сдвинули ряды» и продолжили жизненный путь в ещё пока «светлое завтра», хотя и потускневшее. Близилось новое тысячелетие. …
Подборка 13. Возрождение.
  … Отгуляв положенный после окончания института отпуск, в строго назначенный срок я прибыл на ЛПХО «Возрождение» (Ленинградское Производственное Хлопчатобумажное Объединение). В отделе кадров столкнулся с двумя выпускницами бухгалтерского техникума, которые тоже после распределения попали на данное производство. Они, правда, насколько я понял, прибыли с опозданием, прихватив лишний месяц отдыха. Я такой возможности не имел. Хотелось скорее начать зарабатывать деньги и становиться независимым даже от высокопочитаемых родителей. С юными бухгалтершами потом я пару раз сталкивался в коридорах заводоуправления. Меня на производстве не ждали. Они, конечно, подавали заявление, но заполучить инженера с высшим образованием, да ещё мужчину, не рассчитывали. Не являясь передовым предприятием, в очереди на выпускников данное производство было не первым. Если бы не моя личная инициатива, я бы попал в более хорошее место. Но я наивно мечтал вывести предприятие в число передовых, что плодотворно послужило бы росту дальнейшей карьеры, уходившей в необозримые облачные дали. К тому же бывшая фабрика находилась в двух остановках трамвая от места жительства. На работу я мог ходить пешком. Свободных вакантных мест не было, и начальник кадров Мария Васильевна Виноградова предложила временно оформить меня помощником мастера, а потом что ни будь придумать. Я упорствовать не стал, хотя это несколько понижало мой статус, чем заслужил её благодарность, и в дальнейшем она, чем могла, мне помогала. Марьей Васильевной я был представлен Генеральному директору Объединения Зильберову Марку Ефимовичу. Импозантный мужчина, сорока с не большим хвостиком лет, производил приятное впечатление. Разговор с ним не запомнился, но как он при мне разговаривал с кем-то по телефону из Райкома партии, и приглашал того в свой кабинет с видом на Неву, врезалось в память. В стройотрядовской курточке с тремя значками по числу лет пребывания на стройках, я явился в прядильный цех. Правильнее будет сказать, конечно, переоделся в неё. Там я познакомился с начальником производства Самуилом Ильичём Горовицем, который благожелательно побеседовав со мной, направил к начальнику цеха Владимиру Петровичу Чумаку. Они представили мне своих заместителей Елизарову и Макарову. В имени и отчестве могу ошибиться, поэтому опущу, да и это принципиального значения не имеет. Меня прикрепили к поммастеру дневной смены Цветкову. Даже инициалов этого первого трудового можно сказать наставника не помню, за давностью лет и краткость общения в неделю. Вообще, что бы ни напрягать память, буду сообщать фамилию, имя и отчество какие помню, без подобных рассуждений. Потом смена перешла в ночь, а я стал ходить за поммастером Ивановым. При приёме и сдаче смен я сталкивался с мастером смены «А» Любой год назад окончившей текстильный техникум и строго управляющей своим «кораблем» не смотря на очень маленький рост и юный возраст. Меня по слухам, доходившим из «кулуаров», предполагали поставить на её место. Она это, наверное, знала, и взгляды были настороженные, но не без любопытства. Но: «Мы предполагаем, а Бог располагает». …
  … Неожиданно всё поменялось. Меня «бросили» в ленточно-ровничный цех, или как он там ещё назывался, имея ещё дополнительно и чёсальный переход, в «авральном» режиме. Возник, какой-то неразрешимый конфликт между начальницей цеха и мастером смены «А». Та уволилась, а меня назначили на её место. Начальник цеха Семёнова Раиса Никитична, женщина привлекательная и не старая, познакомила меня с непосредственными подчинёнными, помощниками мастера. Главным среди равных выступал Ярёменко Владимир Яковлевич. Он заменял мастера во время отсутствия и расставлял смену. Я понемногу «перехватил инициативу» но с благодарностью принимал первое время его помощь. Еще двумя помощниками, обсуживающими ровничные машины, были Олег Антоневич и Сергей Кыштымом. Они были примерно одного возраста, но Олег по профессиональным навыкам только немного уступал гораздо более опытному Ярёменко. Сергей был немного «послабее», как специалист, но все они неплохо справлялись со своим делом помогая, когда надо товарищу. Так же имелись три поммастера обслуживающие чёсальные станки. Дмитрий Захарович Зачеса и Василий Иванович Красноперов были в возрасте и положительными людьми, так как на работе не употребляли «горячительных» напитков, да и дома, по-моему, тоже. «Опознавательные знаки» третьего своего помощника этого направления забыл напрочь, хотя он стоит перед глазами как сейчас. Всем своей внешностью он мне напоминал актёра, который играет неунывающего бомжа и внештатного помощника милиции из сериала «Улицы разбитых фонарей» и продолжений. Но фильмы эти вышли потом. Ну, вот, пожалуй, и все мои «боевые» заместители. Так сказать, руководящий состав. …
   … О рядовых членах коллектива начну как бы «в обратном порядке». На участке моего «киношного помощника» работала чёсальщица по фамилии Завируха. Она отличалась спокойным приветливым характером, и я на неё в решении производственных вопросов, полагался больше, чем на её официального «начальника.  Опытная производственница отвечала мне определённым взаимным расположением. Трудно забыть и фамилию её «коллеги» Ильвес. Остальные работницы этого передела запомнились гораздо хуже, так что затрудняюсь их назвать. Чёсальные станки размещались на первых этажах и делились на четыре участка. Но четвёртого помощника мастера в моей смене не было, и оборудование обслуживало три человека, распределив между собой пустующую вакансию. Хотя, конечно, этот маленький рабочий нюанс не извиняет моей «потери концентрации» даже в количестве чёсальных станков обслуживаемых по норме простыми советскими женщинами. Так что обрисую с нала более крупные производственные единицы, что бы перейти к непосредственно работающим в этих стенах людям.  Само производство размещалось в двух корпусах, называющихся «старым» и «новым». Эти наименования, видимо, отражали историю постройки зданий. Старая фабрика выходила на Пискарёвский проспект «сливающийся» с шоссе Революции. Новая фабрика, построенная позднее, шла параллельно «старшей сестре», соединяясь с ней коридором. Еле удалось обойтись без тавтологии. К зданию старой фабрики, где находилась главная проходная, примыкал административный корпус, выходивший ещё и на Свердловскую набережную Невы. Вторые этажи обоих производственных построек занимали ленточные и ровничные машины, где «царили» Люда Казарцева, профорг смены и моя «правая рука», с «левой рукой» комсоргом Таней Евдокимовой, обслуживающими, опять же если не изменяет память, и те, и другие устройства. Девушки являлись представителями среднего поколения моих подчинённых. На других «приспособлениях» выпускающих ровницу трудились предпенсионного возраста работницы Ефремова, Соболева, Пылаева. Возможно, я сейчас кого то и пропустил. Но тогда я знал всех поимённо, хотя это и стоило мне некоторого напряжения и времени. Помощницами ровничниц были совсем юные выпускники заводского Профессионального училища. Оно набирало по лимиту каждый год «неустанно» кадры и готовило их для работы. Но выпускницы быстро покидали трехсменный труд. В основном выходили замуж. Получалось своего рода черпание воды решетом, и это являлось главной «бедой» текстильной промышленности города. Так вот этими «перелетными птицами» у меня в смене являлись Никуличева, Шамардина, сестры Котовы и, условно назову, Цыунчик, по аналоги с двойняшками моего четвертого класса, внешне и по фамилии схожими, но не припоминающимися за давностью. Смена в целом насчитывала более шестидесяти человек, так что кого-то я, может быть, и не назвал. …
  … Но потихоньку я знакомился с людьми и входил в курс дела. Буквально впервые же дни произошла «нестыковка» с прядильным цехом. В начале работы я, разумеется, звонил мастеру Любе и узнавал, как у неё обстоят дела. Этого оказалось недостаточно. Полностью нам обоим оборудование запускать не удавалось и получалось иногда некоторое несоответствие. Определенная группа прядильных машин оказалась «раздетой», так как я пускал в работу не те номера ровницы. Меня «пожурили» и сказали, что бы я самолично обходил смежное оборудование и проверял наличие полуфабрикатов. Бывший директор фабрики, ещё до объединения производств, так и поступал и поведение такого опытного и заслуженного человека мне Самуил Ильич ставил в пример. Я не возражал и стал приходить на работу на полчаса раньше. …
  … Это оказалось не моим единственным испытанием. Понемногу я стал замечать, что от части моих помощников иногда исходит характерный запах. Особенно это усиливалось в ночную смену. Однажды когда я зашёл в «каморку» поммастеров я их «застукал» с бутылкой вина, которую захотел вылить в рукомойник. Но не тут-то было. Ярёменко мне её не отдал, сославшись на право личной собственности. Поскольку «употребить» продукт ещё не успели, и свидетелей у меня не было, то я не знал, что делать, и вынужден был «отступить». Я почувствовал «шестым чувством» что даже не пьющие Василий Иванович и Даниил Захарович на моей стороне не будут. Продолжение последовало незамедлительно. В следующую ночную смену Владимир Яковлевич выпал у меня из «поля зрения». Поскольку «товарищи» заменили коллегу и устраняли все возникающие неполадки на его участке, то я не стал допытываться и поставил в табеле, который заполнял в конце каждой смены, восемь часов. Это меня и «погубило». Самовольно оставив рабочее место, Ярёменко был в таком состояние, что в районе Финляндского вокзала его задержали в вытрезвитель. Жил он, где то загородом. Через знакомство в правоохранительных органах он надеялся уладить конфликт, но не получилось. На фабрику пришло сообщение о «вопиющем факте». Владимир Яковлевич, как член партии, был вызван на заседание парткома, где вел себя «неподобающим образом» охаивая всех и вся, стараясь «обелить» себя. Ему, кажется, объявили выговор. Выгнать из партии его не осмелились. Партия считалась рабочей, и уменьшать число «пролетариата» в ней было делом «накладным». Я тоже защищался статусом «молодого специалиста», но не до такой степени. Меня отправили повышать знание оборудования в РМЦ (Ремонтно-Механический Цех), решив, что именно в этом состоит моя «беда». Подход был чисто формальный, но спорить в моём положении не стал. Как и возражать Владимиру Яковлевичу Сацу, провёдшему со мной нравоучительный разговор. Он к тому времени, как понимаете короткому, сменил в должности начальника производства Самуила Ильича, переведённого начальником Технического отдела объединения. Сац до этого работал начальником цеха, а ещё раньше поммастером на каком-то «родственном» производстве. Предприятий на тот момент в городе не выполняющих план хватало. Еще раньше он служил в Армии сержантом, где то сразу после войны, и застал фронтовиков не успевших покинуть службу. Сам Сац участие в боевых действиях не принимал, и поэтому ему было не просто с подчинёнными. Но он, по его ловам, проявлял твердость, чего советовал делать и мне. Я возражать не стал, но про себя считал, что нарушителей надо выгонять, а не «цацкаться» с ними. Но поскольку была нехватка кадров, то, ни я, ни моё руководство, ни чего сделать не могли кроме «сотрясания» воздуха. …
   … В РМЦ занимались плановым и капитальным ремонтом всего технологического оборудования. Начальником цеха работал Богданов старый и опытный производственник. Мастером цеха был Базанов. Он работал не так давно, и напоминал мне певца Юрия Пузырёва исполнителя песни «Бригантина». Сначала я третьим человеком состоял в бригаде Костикова. Человек он был спокойный и уважаемый, и я, как мог, помогал напарникам разбирать и «перетягивать» пильчатой лентой чёсальные станки. Потом меня четвёртым человеком перевели в бригаду Георгия Абабкина человека очень «сосредоточенного». Это качество ему было необходимо, так как бригада ремонтировала ровничные машины и их «сердце» замки. Нас в институте преподаватели спрашивали: «Какое текстильное оборудование самое сложное»? Я называл именно эти станки. В них бала непростая «кинематика». Меня поправляли и говорили что сложнее чесальные станки, но я остался при своём мнении, хотя не моего ума это дело. Жоре помогали два друга Саша и Коля. Они были вместе с детства и так же отмечали праздники. Один из них любил повторять, что настоящий мужчина должен иметь физической силы, что бы держать стакан с водкой и только. Поскольку со мной численность бригады увеличилась, то и производственное задание мы стали выполнять быстрее. Меня отпускали домой раньше положенного времен. Это и пятидневная работа в одну смену было не плохим подспорьем в организации досуга. Но «счастье» длилось не долго. Отдел кадров организовал проверку нарушителей трудовой дисциплины и меня задержали на проходной, хотя раньше проблем не было. Я «плохо знал жизнь» и стал оправдываться, ссылаясь на разрешение бригадира и отсутствием «острой» производственной необходимости отбывать формально положенное время. Мне ни чего сделать не могли за это, но Базанову с бригадиром сделали выговор, и мои отношения с этой «службой» испортились. Впрочем, ненадолго. Как мастер я принимал работу оборудования, закреплённого за сменой, после ремонта, и конфликтовать со мной не стоило. Кстати вся эта «оказия» случилась со мной, когда я осваивал ремонт прядильных машин, и бригада тоже была многочисленной. Бригадир Сапрыкин приставлял собой образец советского передового труженика, которому удалось накопить денег на приобретение личного автомобиля. Он ходил на водительские курсы или только кончил их. Для человека перешедшего сорокалетний рубеж, как я от кого-то слышал, это дело достаточно сложное и полностью освоить вождение машины не представляется возможным из-за возраста. В этом я убеждался в дальнейшем не раз на примере некоторых своих коллег. …
  … Так в основном не плохо я провёл месяц в мужской обстановке. Там я встретил некоторых старых знакомых и интересных персонажей. Мы оказались лицом к лицу с Женей Вяткиным. После нашей «памятной» встречи во дворе, он проделал витиеватый жизненный путь. Успел поработать даже в городском крематории. На «Возрождение» он устроился учеником ремонтника и находился со мной почти в одинаковом положении. Не знаю, узнал ли он меня, так как разговаривать о знакомстве мы не стали. Ещё в одной из бригад трудился Зайцев. Его я помнил по школе. Он учился несколькими годами старше меня и жил в двадцатых номерах домов по Ключевой улице. За время после окончания школы он раздобрел, и у него стало не хватать переднего зуба. Поскольку у нас и до этого особых контактов не было, то я и не стал «афишировать» нашу школьную общность. Пожалуй, стоит познакомить ещё с одним эпизодом моего пребывания в РМЦ. Там работал один участник блокады из «местных». По окончании осады города он, будучи мальчишкой, присутствовал на казни фашистов. Немцев вешали на фонарных столбах площади Калинина. Особенно мальчишке запомнился старый спотыкающийся генерал, которого подгонял на «эшафот» пинками наш молодой сержант. Зрелище было не «для слабонервных», но людская ненависть к врагам требовала своего «выхода». Работа на ЛПХО «Возрождение» в очередной раз свела меня с моим одноклассником Мишей Новиковым. После восьмого класса наши пути разошлись. Он окончил, какой-то техникум. Перед Армией он вместе с Вовой Гусевым отучился на курсах шоферов. В отличие от Вовы, точно не скажу, был ли Миша в рядах вооружённых сил или нет, но работать продолжил водителем. Зарплата последнего была существенно больше, чем среднего технического работника. Мишка, кажется, женился, но был лишён водительских прав из-за «недисциплинированности». Так мы с ним столкнулись «нос к носу» в транспортном цеху, где он был бригадиром грузчиков. По разговорам начальство его уважало за ответственность, несмотря на его «слабости», которые у Мишиных подчинённых были более явственными. Новиков всегда выступал, как борец за справедливость. Это он вовлёк меня в конфликт, когда был «обижен» мой «кореш» по морскому клубу, с которым я до этого и не знался. Уже когда я жил на площади Калинина он с товарищами приходил выяснять отношения с моим соседом по лестничной площадке. Тот жил вместе с матерью и, быв далеко не богатырского телосложения, смог обидеть кого то. Миша в первых рядах стоял у нас на лестнице, пока велись «переговоры». Я в это время направлялся к себе домой. С ним мы так ни разу и не заговорили, не решив из-за нашей гордости, и моей «пришибленности» работой, кто должен сделать «первый шаг». Последний раз я встретил Мишу в гастрономе на проспекте Металлистов. Он в разговоре «напрашивался» в друзья к парню на пол головы выше даже его. Тот снисходительно отвергал «дружбу» аргументируя это. Оба были немного пьяны. Что бы завершить эту тему, нельзя не сказать о встречи с Сашей Рагояном. С ним я столкнулся на лестнице, работая в ночную смену. Он проник на территорию через забор в «поисках приключений». До этого он успел отбыть срок за изнасилование, но в виду малого возраста, был рано отпущен на свободу. Мы с ним поздоровались, так как формально были знакомы, но я находился несколько в двойственном положение, зная его «славу» и несколько беспокоясь за «подчинённых». Но всё обошлось без происшествий. Некоторое время спустя я узнал от дяди Пети, Коли Веснина отца, что Сашка был приговорён к высшей мере наказания за рецидив. Так складывались мои невольные взаимоотношения со «старыми знакомыми» на производстве. …
  … «Новые знакомства» тоже проходили не очень «гладко». Через месяц, вернувшись из «ссылки» и набравшись «ремонтного» опыта, который мне технологу был, не особенно нужен, по моему мнению, я продолжил трудиться на незавидном поприще. В начале смены, расставив людей, голова начинала болеть о новом рабочем дне. В связи с трехсменной и внеурочной работой более или менее нормальный выходной выдавался один раз в месяц. Восстановить силы и привести в порядок нервную систему, не было ни какой возможности. Мои юные работницы постоянно прогуливали, но приходилось, вместо «строгих наказаний», соглашаться на «отработку». Иначе на сверхурочную работу желающих было бы не найти, несмотря на все «слёзные» мои обходы перед выходом «на доблестный труд во имя блага Родины». Иногда подводили и «опытные» кадры. Так однажды не пришла на работу Соболева. В знак уважения её хочется назвать по имени отчеству, но, увы. На следующей смене она объяснила своё отсутствие транспортом, который в ночное время кончил рано ходить. Знающие люди, правда, сказали об её некотором пристрастии к «горячительным» напиткам, но пришлось довольствоваться авторской версией, и включать оступившуюся подчинённую в список «должников». Чем она была хуже, скажем Никульчевой, девушки очень даже симпатичной, которая не единожды совершала подобные «прегрешения», но уже по другим причинам. …
  … Если к этому прибавить чисто производственные «заморочки» и пьянство «младшего командного состава», то станет ясно, почему я, через некоторое время после «командировки», решил предпринять некоторые действия устранения ошибки сделанной на распределении. Имелся и формальный повод. Моё направление содержало пункт предоставления жилья молодому специалисту. Отправляя заявку руководство «Возрождения», наверное, честно имело в виду предоставление комнаты в общежитии иногородней специалистке. Они не могли предположить, что к ним прибудет Ленинградец, да ещё мужчина. Некоторые надежды у меня по прибытию имелись, но я быстро разобрался, что придётся довольствоваться родительской квартирой, а комнату в женской общаге мне вряд ли дадут. Но «походив по мукам», я решил проконсультироваться в юридической консультации по данному вопросу. Очень волнуясь и прикидывая, сколько это может мне стоить, я открыл двери юридической консультации на улице Комсомола. Там меня даже не посчитали за клиента. Юрист женщина всё разъяснила на ходу, только посоветовав ехать в Министерство со своей жалобой. Но оно было в Москве, и свободного времени на это я не имел. Деньги сохранились, но проблема не исчезла. Мне пришлось продолжать трудиться. …
  …  Формально надо мной велось «неустанное шефство», но фактически я был предоставлен «самому себе». Моя мечта заполнить смену за счет «мужского обаяния» кадрами с других фабрик осталась фантазией. Повысить производительность оборудования «инженерной мыслью» или интенсивностью труда было весьма затруднительным. Предыдущий начальник Главка некто Михайлов перед пенсией хотел заслужить орден, и загнал оборудование на предельные обороты. Как я позже узнал, в Иванове плановая производительность аналогичных станков была в полтора раза ниже. К тому же решение вопросов в одной смене практически ни чего не приносило, так как надо было «поднимать» всё производство, кончая ткацкими фабриками, а это находилось не в компетенции сменного мастера. Вообще у него не было ни каких «рычагов» управления. Даже наряды «закрывал» начальник цеха, а «Ваньке-взводному» оставалось только рассчитывать на ругань и убеждение. Я считал себя инженером, а не «цепным псом», поэтому первый метод не использовал принципиально. Второе средство плохо действовало. Всё же старался, как мог вникать в производственные процессы. Расставив смену, честно говоря, я не знал, что делать до заполнения табеля. Если в дневную смену какие-то занятия были. Можно было разбираться с ремонтниками, пообщаться с соседями по «коморке» мастеров. Там кроме нас находился инструктор производственного обучения Тоня Лузан и лаборант Света Ковалевская. Они обе были «выходцами из низов» и перешли  на работу в день с трёхсменки благодаря трудолюбию и упорству. Одна помогала советом молодым работницам и учащимся профессионального училища, которые приобретали производственные навыки в цеху. Вторая делала всевозможные замеры полуфабриката и предоставляла эти сведения в фабричную лабораторию. В ночное время с «наполнением» трудовых часов возникали трудности. За смену я делал пару обходов с «умным видом» вверенного мне участка, обязательно заглядывая в комнату поммастеров. Все были заняты своим делом и в моей помощи не нуждались, что вызывало у меня искреннее уважение их руда, хотя моей сопричастности было мало. Иногда, правда заходил и ко мне кто ни будь попросить таблетку активированного угля или с просьбой отыскать затерявшегося помощника мастера. Обычно к тем обращались, напрямую минуя меня. Я пробовал перенять производственный опыт у коллег. Но с Татьяной Николаевной Махиной мастером, принимающим у меня смену, взаимоотношения были сложные из-за множества претензий с её стороны в мой адрес при этом процессе. Поэтому к ней я даже не обращался. С Натальей Ивановной Скамейкиной отношения складывались более хорошие. Она сдавала мне смену, и я её не «кошмарил». Но на мою просьбу поделиться своими «тайнами мастерства» вразумительного ответа не получил.  Видимо для меня, как мужчины, мало подходили «женские секреты» её дел с подчинёнными. …
   … Просить помощи в освоении «профессии» у моей непосредственной начальницы тоже не имело, по моему мнению, смысла. Начальником цеха Раиса Никитична стала сравнительно недавно. До этого она была инструктором производственного обучения. По имеющейся на производстве традиции, её первое время «подстраховывал» старший мастер Ступников Иван Яковлевич. В своё время он сам руководил данным цехом. Его, например, хорошо знал дядя Петя отец Коли Веснина. Я Ивана Яковлевича немного «застал», но познакомится с ним поближе, не успел. Пока я претерпевал свои производственные «метаморфозы», того незаметно отправили на пенсию, но он оставил «династию» родственников. Мастером в приготовительном цеху работал человек с такой же фамилией, а у нас имелась, наверное, племянница с аналогичными данными, правда они трудились не в мою смену. Оставшись одна, Раиса Никитична всегда была озабочена своими делами, и на меня свободных минут не оставалось. Я только иногда получал руководящие указания, да и то больше в виде записей на страницах журнала передачи смен. Один раз только помню попытку доверительного разговора по поводу одной работницы. Та была членом партии и немного замкнутой. Раиса Никитична немного опасалась её привычки не смотреть в глаза при разговоре и спросила моего мнения. Я об этом не задумывался, да и сама Семёнова вела себя так же, поэтому откровенного разговора у нас не получилось. …
 … Иногда мой труд «раскрашивали» небольшие приключения. Один раз в комнате поммастеров я застал постороннего человека. Мужик оказался, каким-то знакомым Ярёменко. Он как раз рассказывал о своей семейной жизни и весьма положительно отзывался о своей жене учительнице. Но она была чересчур строгой и позволяла осуществлять мужу супружеские обязанности только в «официальном» положении без всяких «извращений», чем тот очень гордился, хотя по его интонации было видно, что ему не хватает «вольностей» в этом плане. Мне было немного жаль этого, в общем «не далёкого» человека, но целью его посещения товарищей являлось желание продать куму либо немецкий палаш, оказавшийся у него в собственности непонятным образом. Оружие находилось в хорошем состоянии и хромированные ножны так и манили. У меня даже возникла мысль купить «артефакт», но продавец просил за него пятьдесят рублей, да и хранить дома холодное оружие было не безопасно. Других желающих тоже не нашлось, и вещицу снова завернули в кусок материи. …
  … Другое моё «похождение» носило «романтический» характер. Помощницей Славы Дмитриевны Пылаевой работала первый год после окончания фабричного училища Галя Шамардина. Они подходили друг другу своей природной сухощавостью, сравнительно большим ростом и «пылким» темпераментом. Неожиданно я заметил, что при обходе Шамардина «строит мне глазки». Мне это показалось странным, но продолжение не заставило себя ждать. Галя пригласила меня на свидание. Меня это ещё более озадачило. Голова «трещала» от производственных мыслей, но я решил по её просьбе сходить в кинотеатр «Ладога», располагающийся неподалёку от работы на шоссе Революции. Прождав напрасно с час времени, тем и успокоился, так как ни каких эмоций Шамардина у меня не возбуждала, да и сама она свои «притязания» прекратила. Конец же этой истории таков. Вначале одной из вечерних смены мне позвонили из отдела кадров или Раиса Никитична, и попросили доставить Шамардину на проходную. Там её ждали родственники, которые, видимо, не могли её «выловить» по-другому. Пока оформлялись официальные документы, Галя чистосердечно поведала мне свою историю. Находясь в большом городе без присмотра родителей, она забеременела. Свой «грех» глупышка решила «перевести» на меня. Для этого был разработан целый план по моему «охмурению». Его «заключительным аккордом» должна была стать поездка на дачу к её родственникам со всеми вытекающими последствиями. Девочка заносила себе в «плюс» отказ от вероломного поступка в последний момент. Я был «заморочен» своими делами и слабо прореагировал на «благородство» Шамардиной. С Галей «наши пути» разошлись навсегда, хотя эта фамилия ещё повстречалась в  моей жизни, о чём, если успею, расскажу, когда представится случай. …
  … Немного разнообразить трудовую жизнь позволило моё участие в выборах. Председателем участковой избирательной комиссии являлся Генеральный директор объединения. Он и формировал её состав. Мне, видимо, «по наследству» досталось место члена этого органа. Вместе со мной были привлечены и активные работницы моей смены с комсомольским значком в качестве агитаторов. Они должны были в день выборов ходить по «отстающим» квартирам и призывать граждан к сознательности. Таким образом, достигался нужный уровень явки избирателей 99,5 %. Моя миссия носила более ответственный характер. Перед выборами мне предстояло пару раз подежурить в стенах фабричного клуба, где и проходило, собственно говоря, волеизъявление народа, отвечая на вопросы интересующихся избирателей, а в день голосования потратить всё предназначенное для отдыха время на выдачу бюллетеней по своему участку. Выходного дня было немного жалко, но общественная работа являлась неотъемлемой частью нашей жизни, и из любопытства потратить на неё немного драгоценных часов не составлялось чем-то таким уж страшным. К тому же членов избирательной комиссии бесплатно кормили обедом и ужином, если не изменяет память. В общем, сей торжественный день прошел не плохо, по крайней мере, без происшествий и котлеты в столовой на углу Пискарёвского и Среднеохтинского проспектов, куда мы ходили принимать пищу, были вполне съедобными. После закрытия избирательного участка в 10 часов вечера, члены счётной комиссии во главе с Зильберовым быстро составили протоколы с нужными данными, а они к чести последних немного разнились с фактическими, и отправили их в Районную избирательную комиссию. Между участками существовало даже негласное соревнование, кто первый окажется в нужном месте и отрапортует. Так что Марк Ефимович проявив «организаторские способности» и пользуясь близким расположением «руководящего органа», в пяти минутах ходьбы, к часу ночи освободил себя и всех нас от необходимости провести в бдении темное время суток. Я же спокойно дошёл пешком к себе домой на Ключевую улицу и  прекрасно выспался. …
  … Но непосредственно на работе нервное напряжение постепенно росло, так как каждый инцидент там выбивал мою ранимую натуру «из колеи». К штатным конфликтным ситуациям, возникающим по семь раз на дню, прибавилась невозможность поехать на отмечание защиты докторской диссертации дядей Лёшей Малаховым. На эту субботу выпала сверхурочная работа. Я считал что «завербованные» работники один раз справятся и без меня. Тем более что смена была добровольная и не полная по числу человек. Начальство сочло иначе и меня не отпустили. Я уже хотел было учинить «бунт». Но, прикинув всё, не стал «лезть на рожон». Так с дядей Лёшей встретится, а возможно и побеседовать о своей дальнейшей судьбе, не удалось. Впрочем, на возможность использовать «связи» особенно не рассчитывал, да и предложений мне не поступало. Я полагался на собственные силы. …
  … После первого года работы я надеялся поступить на заочный экономический факультет, что являлось «прямой дорогой» к должности, по крайней мере, директора, а там кто его знает. Моя «скромная» цель, ещё с «институтской скамьи», была стать министром. И её пока не оставил, не смотря на все «тернии». Я съездил в родной ВУЗ, что бы узнать условия приёма поподробней. Там я встретил Мишу Курапеева, который мне объяснил, что необходимо направление с предприятия. У меня были некоторые сомнения на этот счёт, но особого беспокойства они не вызывали. Мне казалось, что это моё личное дело и руководства не касается. Но оказалось не так. Раиса Никитична, к которой я обратился, посоветовавшись с начальством, мне отказала в «грубой форме». Было сказано, что и деньги, потраченные на мою учёбу, были напрасными. От кого это шло, я не знал, но явно не от неё самой. С тем, что продолжить учёбу не удастся, я смирился. Окунуться вновь «в мир знаний» мне и самому не очень хотелось. Напрягать мозги и нервничать на экзаменах, да ещё изучая предметы, которые вряд ли когда пригодятся. Я устал от подобных занятий. Но стерпеть «обиду» не хотел. Немного «взвинченный» от повседневных стрессов, я направился в Райвоенкомат. Там хотел связать свою судьбу с Армией даже на двадцать пять лет, смутно представляя, что это такое. Судьба оказалась ко мне благосклонной, как я сейчас понимаю. В коридорах военного учреждения было пустынно. Видимо я попал в «мёртвый сезон» и набора не производилось. Прапорщик, к которому меня направил дежурный, видимо меня не совсем понял и сказал, что по моей специальности пока заявок на два года нет, но он меня запишет в «очередь». Я пока добирался и, окунувшись в мрачную атмосферу безлюдных коридоров, немного «остыл». Настаивать не стал, а тем паче более подробно объяснять цель своего визита. Выступать наперекор предначертанному мне надоело. ЛПХО «Возрождение» стало моей последней «ошибкой». Дальше я стал «плыть по течению», впрочем, стараясь не перевернуться. Использовав все возможные способы избавиться от «рабства» распределения, я решил потерпеть, тем боле, что один год уже почти прошёл. Оставалось два. …
  … С упорством «обречённого» я продолжил трудиться. Столкнувшись с фактом недовольства работниц качеством ремонта оборудования, мне пришлось поменять подход к этому мероприятию. Раньше бригадир ремонтной бригады подходил ко мне вместе с помощником мастера, и я подписывал наряд. Теперь я этого не делал, не узнав мнения чёсальщицы или ровничницы работающей на этом оборудование. И пока все недочёты не были устранены, своей подписи не ставил. «Чужие» немного роптали, а «свои» чуть-чуть обижались, но я оставался непреклонным. На винный запах, иногда исходивший от подчинённых, я перестал обращать внимание. Но один раз Олег Антоневич вывел меня из себя. В ночную смену он вышел после, какого-то домашнего праздника, и его «развезло». Произошла поломка ровничной машины. Я отправился разыскивать Олега и нашел его в совершенно непотребном состоянии. Я составил акт, который должны были подписать, по крайней мере, два человека. Вторую подпись согласилась поставить работница обслуживающая данную производственную единицу. Она была уважаемым человеком, хоть и рисковала испортить отношение со своим бригадиром. Антоневича лишили квартальной премии. На меня он естественно обиделся, хотя был не прав. Наши отношения стали сугубо официальные, а до этого были почти дружеские. Меня это мало трогало, потому что я ощущал свою правоту. …
  … Своё отношение к производственной дисциплине я поменял, когда столкнулся с фактом полного попустительства в данном вопросе со стороны начальника цеха. Мне, наконец, полностью укомплектовали чёсальный участок. Молодой парень, отслуживший Армию, пройдя стажировку в РМЦ, пришёл ко мне в смену. Мальчик он был симпатичный, но «стержня» не имел и безвольно присоединился к пьющему коллективу. Один раз в дневную, подчёркиваю, смену я его заметил в, не вызывающем ни каких сомнений, характерном виде. Пока я думал, как поступить, перед моим взором предстала следующая картина. Навстречу явному нарушителю установленных норм  двигалась Раиса Никитична. Я застыл в предвкушении «снятия греха» с моей души. Но Семёнова вдруг, о чём-то якобы вспомнив, развернула своё движение на 180 градусов. Конечно, это могло быть просто совпадение, но я, как выражался  Мюллер в «Семнадцать мгновений весны», верил только в доказательные случайности. Для себя я сделал понятный вывод, что бороться «со злом» ни кто по-настоящему не хочет, так для чего мне стараться. …
  … Два года надо было, как то «кантоваться», тем более что отпуск был «не за горами». Его я ждал с нетерпение, и пошёл «жестко» через одиннадцать месяцев со среды, не дожидаясь ближайшего понедельника, как было принято для максимального продления дней отдыха. Но и тут, правда, не обошлось без приключений. Перед последними выходными до вожделенной передышки, меня неожиданно вызвали в Военкомат. Ничего не подозревая, я, как законопослушный гражданин, явился по повестке. Оказалось меня срочно забирают на военные сборы, да ещё по просьбе соседнего Выборгского комиссариата даже не по своей специальности, а начальником продовольственной службы. Мне это представлялось совсем «не с руки». В воскресенье должна была состояться свадьба родной сестры, и я собирался там погулять. Но долг перед Родиной превыше всего, и старший лейтенант Гусев отвёз меня на машине в район станции Сапёрная. Я уже был готов облачиться в военную форму, но оказалось, что «основная команда», прибывшая на неделю раньше, готовилась к «увольнению» на выходные дни. Мне одному там было делать не чего, и я поехал с ними в город, клятвенно заверив, что к понедельнику явлюсь «как штык». В «день тяжелый», да ещё с «больной головой» после торжества, я добрался на пригородном автобусе до места дислокации воинской части. На мою радость старшему лейтенанту удалось выловить «уклониста». Не русскую фамилию, в отличие от своей простой фамилии, последнего, он всячески «поносил». Я поехал в соседний район за справкой обосновывающей моё отсутствие на основной работе. Гусев мне документ, где указывалось время до понедельника включительно, написал. Я имел большое желание попросить его, что бы он продлил срок «службы» до среды, но не стал этого делать. Знакомы мы были «шапочно», и привлекать его внимания к этому аспекту не хотелось. Я решил в ночь не выходить на работу, а «поправить голову» на второй день свадьбы. Два же дня до отпуска у меня «повисли», что было по меркам того времени неслыханным «злодеянием» для ИТРа. Меня «успокаивала» мысль: «Будь, что будет». Отпуск я провёл замечательно. В его самом конце правда приехала на Ключевую улицу Таня Казарцева, разыскивая «пропавшего» меня, но я сказал ей, что на заслуженном отдыхе и на работу выйду вовремя. Так и сделал. Правда Марья Васильевна всячески переживала, что без справки не может мне оплатить три дня. Но я сослался на необходимость ехать в соседний военкомат, где разыскивать старшего лейтенанта Гусева весьма проблематично, так как он якобы перевёлся, и мне проще обойтись без этих денег. Мой «прогул» раскрыт не был, и «дело» позабылось. …
  … Хорошо отдохнувший и с новыми силами я приступил к своим обязанностям. За год я немного «заматерел» и работа уже казалась не такой ненавистной. За исключением Ярёменко и Антоневича, со всеми работниками смены у меня складывались хорошие отношения, и я надеялся оставшиеся два обязательных года доработать, если «не в тепле и неге», то нормально, по крайней мере. Отработав спокойно август месяц, даже мои прагматичные мечты разбились вдребезги. Неожиданно Раиса Никитична написала мне в журнале, что бы я после ночной смены в пятницу задержался. Ни чего, не подозревая, я выполнил распоряжение, и вместе с ней, отводящей взгляд, отправился в кабинет Генерального директора. Там мне был устроен полный «разнос».  Марк Ефимович вошел «в раж» и грозился мне вплоть до Генеральной прокуратуры. Начальница чеха конкретных претензий ко мне не имела, а только «подвякивала», что я не провёл ни одного собрания смены. Лично у меня уставших людей оставлять после трудового дня желаний не было, а требований от начальства не поступало. Да и в других сменах собраний не припоминалось. Но мне слова не дали, а, то я мог бы много чего ответить зарвавшемуся администратору не русской национальности. Терять мне на тот момент было не чего. В конце своей тирады Зильберов сказал, что переводит меня в Технический отдел с окладом 95 рублей, но такого в тарифной сетке уже не имелось, как выяснилось позже, и я стал получать 105 «целковых». Но тогда мне было не до смеха. Из кабинета директора я вышел в «нокдауне» с наворачивающимися слезами на глазах. Даже секретарь Марка Ефимовича смотрела на меня с сочувствием. Но я быстро пришел в себя, и уже спускаясь по лестнице административного здания, стал вынашивать планы достойного ответа «противнику». Я решил привлечь общественность и переговорить с комсоргом и профоргом. Мне казалось, что с помощью народа я одержу победу в неравной битве.  Отправившись, домой, я немного успокоился и стал рассуждать логически. За что, собственно говоря, я должен был бороться. За работу в три смены? Так нормальные люди от неё старались избавиться при первой возможности. В зарплате я, конечно, терял, но она в любом случае не служила «пределом мечтаний» и её всё равно приходилось отдавать маме. А так я переходил на инженерную должность с перспективой, пусть и туманной, показать себя и восстановить своё «доброе имя». Поэтому я кончил бороться с «провидением» и отдался «на волю случая». Через короткое время мне сообщили, что я должен явиться в Технический отдел. Расставание долгим не было, а на моё место назначили Тоню Лузан, инструктора производственного обучения смены, которую я даже не успел поздравить с повышением и пожелать всего наилучшего. …
  … На новом месте меня встретили без восторга, но вполне доброжелательно. Отделом командовал знакомый мне Самуил Ильич. У него имелся заместитель Нина Александровна Белобородова в должности старшего инженера. Она на этом месте находилась, видимо, гораздо дольше начальника и пользовалась у него уважением. Так же ещё имелось два простых инженера. Оля Иванова занималась вопросами БРИЗа (Бюро Изобретательских и Рационализаторских Предложений). Она, по-моему, недавно вышла замуж и весело «купалась» в ревности молодого мужа, который старался встречать её с работы, терзаемый переживаниями Отелло. Люда Лазарева была немного старше коллеги и занималась общими вопросами, которыми ей предполагалось разделить со мной. Имена и фамилии своих сослуживцев я могу путать из-за недостатка времени поведённого непосредственно вместе, и заранее извиняюсь перед ними. …
  … Впрочем, в этом своём качестве я успел выполнить лишь одно запомнившееся мне задание. На смену старому оборудованию начинали приходить пневматические прядильные машины с принципиально новым походом к вопросам прядения. Бегунки и вращающиеся с бешеной скоростью веретёна заменили воздушные камеры. Разработкой занимались наши специалисты совместно с чехословацкими коллегами. «Устройство» получило название БД 200. На базе Объединения, где я имел честь трудиться, должно было «вознестись» новое производство в районе Придорожной аллеи на краю города, но для опробования уникального оборудования его сначала хотели поставить в старых стенах. Техническому отделу поручили экономически обосновать применение новинки, впрочем, давно известной как всегда на западе, и  этим занялся я по распоряжению Самуила Ильича. Из знаний, полученных в институте, мне казалось, что эта задача мягко выражаясь сомнительная. Пряжа получалась более ровной, но из-за «рыхлости» общая обрывность не сильно уменьшалась. Хоть ровничный «переход» исчезал, но БД 200 стоили дорого и общего экономического эффекта не давали. Вооружившись известными мне формулами и конкретными вводными данными, я честно получил срок окупаемости в двадцать лет, что не могло естественно устроить «руководство». Товарищи дружески посмеялись над моей «простотой», и Белобородова легко пересчитала с нужными результатами. Я же не стал вдаваться в подробности. …
    … Через недели две, после своего «фиаско», я поменял несколько род деятельности. Пару раз мне попадался на глаза довольно симпатичный мужчина средних лет, в рабочей курточке, спешащий по своим производственным делам. Его комната находилась через дверь с нашим помещением. Неожиданно поступило предложение мне перейти работать к нему в Конструкторское бюро. Если помните со «школьной скамьи» я имел «корочку» чертежника-конструктора. В институте я эти навыки улучшил и к черчению относился без отвращения, что было основным условием, по которому я предпочитал выбирать работу. Я  всегда считал, что любая трудовая деятельность - не предмет наслаждения, а средство к существованию и не более. Чем занимались в Техническом отделе я понять до конца так и не успел, но интуитивно чувствовал, что там мне ничего «не светит», и принял приглашение Юрия Анатольевича Блаера. Он сразу объяснил мне, что первые пять лет я буду задавать вопросы. Вторые пять лет, мне предстоит отвечать на них. Только по истечению этого срока, я смогу стать настоящим конструктором. Я на ЛПХО «Возрождение» собирался пробыть два года, и к словам опытного человека не особенно прислушивался, хотя сам принцип запомнил. Нечто подомное потом я слышал и о профессии хирурга. …
  … Новый коллектив встретил меня, без какого либо неприятия. «Правой рукой» Юрия Анатольевича являлась старший инженер-конструктор Лемехова Роза Ивановна. Женской красотой она похвастаться не могла, но её маленькая сухощавая фигурка несла определенную «харизму» и делала привлекательным в общении человеком. С Юрием Анатольевичем она была знакома с институтской скамьи и их отношения носили скорей дружеский характер, чем начальника с подчинённым. К тому же она была хорошим специалистом и пользовалась «всеобщим уважением». Во всяком случае, с моей стороны точно. Кроме меня имелись ещё два «простых» инженера-конструктора. Александра Владимировна Якимюк имела возраст сопоставимый с моим и в коллективе называлась Сашей или, как выражался начальник, Сашенькой. Красотой Бог её тоже не наделил, но я считаю, что только природная скромность и застенчивость не позволили ей в своё время не найти мужа. Кульмана  всех перечисленных находились в ряду по дальней от входной двери комнаты стороне. Моей соседкой по «шеренге» рабочих мест непосредственно напротив окна, была Людмила Викторовна Сирота. Я её звал, как сверстницу, по имени, поэтому отчество, может быть, и путаю. Люда запомнилась, как человек «приятный во всех отношениях». Она имела мужа и дочь. Они составляли её человеческое счастье. Где то между нашими с Людой Кульманами находился стол копировальщицы. Этим процессом занималась одна молодая особа, с которой я проработал недолго и даже имени точно не запомнил. Она нашла более выгодную работу и покинула нас. Её обязанности стали выполнять поочерёдно Люда с Сашей, и на работе это сильно не отразилось. …
  … Теперь стоит немного поговорить о характере труда моих товарищей и меня. Одной из основных наших обязанностей было изготовление чертежей всевозможных деталей машин производства. Нам приносили сломанное зубчатое колесо или еще, какую деталь, не имеющую даже определённого названия. Это, по словам Юрия Анатольевича, было опредёлённой трудностью в нашей профессии. Называть всякие «закавыки и штуковины», не хватало слов в богатом русском языке. Мы делали конструкторским карандашом, лучше чешским, «белок» на листе ватмана. Потом полученное изображение обводилось тушью с помощью рейсфедера. Дальше в специальной тёмной комнате получались «синьки», с помощью светочувствительной бумаги и нашатырного спирта. Их мы выдавали в нужном количестве в производство, а кальки, подписанные всеми авторами, оставляли у себя в архиве. Эта технология была сродни печатанью фотографий и устарела лет двадцать назад. В крупных организациях уже использовались ЭРы и РЭМы, за точную расшифровку не берусь, но они стоили дорого, а наша «самодеятельность» больших затрат не требовала и нас устраивала. Всей этой организацией процесса в своё время занимался Юрий Анатольевич. Он из, сидящих в разных местах, двух конструкторов создал целое бюро с необходимыми компонентами и не без основания гордился своим «детищем». …
  … Я, вооружившись в технической библиотеке, находящейся на третьем этаже здания заводоуправления, справочниками Анурьева и Мягкова, легко включился в повседневные дела подразделения. Здесь стоит отвлечься и упомянуть о заведующей, или простой сотруднице, этим «кладезем» информации о технике. Ангелина, как её я буду просто называть с «лёгкой руки» Юрия Анатольевича, представляла собой маленькую сухощавую старушку далеко пенсионного возраста. Она была очень общительна, и пока я получал книги, успела рассказать о себе много интересного. Во-первых, сообщила, что её внучка тоже, как я недавно, учится в институте. При этом гордость переполняла бабушку. Во вторых я узнал, что покойный муж, как и всякий мужчина, к которым относился и я, был совершенно не способен к повседневным хозяйственным делам. Когда один раз принялся стирать свою рубашку, то, отжимая, порвал совершенно новую вещь. Больше к этому занятию жена его не подпускала. И это то, что я смог запомнить занятый своими невесёлыми мыслями. Позже от Юрия Анатольевича я узнал, что Ангелина помогает семье своей дочери, поэтому вынуждена продолжать трудится. Та одна воспитывает троих детей и ей приходится трудно, но мать каждую зарплату покупала малышам два килограмма апельсинов. Хоть раз в месяц у детей был праздник. Мой начальник с теплотой относился к старой женщине и часто наведывался на третий этаж. Та в знак благодарности «награждала» своего приятеля списанными книгами. Эти издания Юрий Анатольевич ценил больше новых книг. В них вся предыстория вопроса часто опускалась, как что-то всем известное. По старым томам было понятнее осваивать материал. …
 … Блаер был докой в своём деле, и вот такому человеку я отдавал на проверку моих чертежи, а она является необходимым условием всякой конструкторской деятельности, и все его замечания и советы воспринимались мной со вниманием в настоящем и благодарностью в будущем. Постепенно, когда я немного акклиматизировался, в нашей комнате даже сложился целый утренний ритуал. Каждый рабочий день мы с моим «патроном» начинали с прочтения газет, купленных по дороге на работу в киосках союзпечати.  Я пролистывал молодёжную газету «Смена», а Юрий Анатольевич более солидное издание «Ленинградская Правда». Прочитав, мы обменивались газетами с советами, на что следует обратить внимание. Наши «дамы» тоже не теряли времени даром. Они доканчивали утренний макияж и обменивались новостями, за время пока не виделись. Потом все «дружно набрасывались» на работу. Она представлялась «не пыльной» и продолжалась не более восьми часов. К тому же имелись «полновесные» два дня отдыха, без постоянной смены биологического ритма. Стоит ли говорить, что кошмарное «времяпровождение» в цеху, я скоро забыл. …
  … К тому же прибавилось «нормальное» отмечание общенародных праздников. Работая мастером, на производстве мне было не до этого, а пролетариат не гнушался «искушениям», если помните, и в обыденные дни без графика очередности, назначенного государством.  А тут в предпраздничный день, комната закрывалась на ключ, и проходило небольшое торжество с распитием запрещенных спиртных напитков. Предварительно все «сбрасывались» и закупали продукты к праздничному столу. В заводоуправление сложилось несколько «коллективов» по проведению торжества. Отдельно собирались дирекция, партком с профкомом, плановый отдел и ОТиЗ (Отдел Труда и Заработной платы), Бухгалтерия. Впрочем, у них я не «гулял» и могу, что ни будь путать. В наш «клуб по интересам» входили, кроме Конструкторского Бюро, Технический Отдел и Первый отдел с Гражданской Обороной. Технический Отдел я уже представил ранее. Там только произошли некоторые изменения. Белобородова перешла «работать» Председателем Профкома или заместителем. Точно не скажу. На её место Горовиц поставил Новожилову Ларису Ивановну. Она была женой однокурсника Самуила Ильича, сына заведующего, какой-то кафедрой в моём родном институте. Когда я учился, с этой фамилией не встречался. Отец мужа, возможно, уже не работал в ВУЗе. Сама Лариса Ивановна или училась вместе с друзьями, или была курсом младше. Перед моим приходом на производство она руководила цехом, так не «ласково» принявшим меня. Потом Лариса Ивановна ушла в декрет, и с ней я не встретился, но Олег Антоневич отзывался о начальнице, очень тепло и с восхищением  женской красотой. Она своим обаянием легко успокаивала «разбушевавшегося» Самуила Ильича, когда он прибегал в цех из-за какого либо ЧП. Я мнение всех мужчин разделял. Такую красивую, а главное умную и простую в общении, женщину я встречал всего раза три в жизни. Двери между нашими помещениями разделял вход в Первый отдел. Эту небольшую комнату Юрий Анатольевич называл «кубриком» или «кают компанией», не скажу точно, так как там находились два отставных моряка. Начальствовал бывший капитан первого ранга Николай Иванович Купреев. Мужчина выше среднего роста и грузный. Ещё его выделял непонятной формы нос. Он его не красил, но делал обветренное лицо мужественным. «Морской волк» не комплексовал по этому поводу. На Северном Флоте он служил, где то в политотделе. У него в подчинение или «кураторстве» находился капитан второго ранга Васильев Юрий Иванович. Он был истинным моряком и в своё время командовал боевым кораблём. Службу покинул раньше положенного срока. Командование поручило ему размагничивание соседнего корабля. Процедуру довольно сложную. Юрий Иванович справился с задачей. Тем плав средством командовал, какой-то сынок, какого-то адмирала. Когда и в следующий раз попросили повторить «манёвр» Юрий Иванович отказался и его «в наказание» списали с корабля на берег. Васильев этого терпеть не стал и ушел со службы на пенсию. Так он оказался в нашей «тихой гавани». Капитаны спокойно занимались своей канцелярской работой и украшали наши праздники всевозможными «байками». Из них я, собственно говоря, и узнал немного о судьбе этих заслуженных людей. Ещё наши «посиделки» «расцвечивал» своими разговорами заместитель генерального директора по капитальному строительству Владимир Батькович  Николаев. Он занимал среди нас самую «высокую» должность, но, являясь человеком довольно молодым, по отчеству не назывался и моя забывчивость извинительна, хотя с ним я не был за «пани брата».  Володя ведал вопросами строительства нового производства на базе нашего объединения.  Кроме того в его подчинение входил строительный цех. Им непосредственно руководил заместитель Николаева Геннадий Александрович Кузнецов, который отмечал праздники вместе с «подчиненными», а «большой босс» приходил поднимать «бокалы» в довольно просторную комнату Конструкторского бюро.  Тётей Володи Николаева была довольно известная, но не мне, прима балерина. Поэтому племянник мог свободно посещать театр оперы и балета им. Кирова и принимать участие в массовках. Так я немного соприкоснулся с жизнью «богемы». Наш коллега рассказывал, как они немного «чудили» на спектаклях, выходя на сцену не совсем трезвыми или ещё каким соответственным образом. За кулисами «эрзац актеры» выходили послушать отдельные арии, а не целиком весь акт. Такое «гурманство» было мне недосягаемо, и я с долей интереса слушал Володю. Как вы понимаете праздники, я стал проводить гораздо интересней и познавательней. …
  … Будни так же стали под стать торжественным дням. Роза Ивановна жила недалеко от БДТ (Большой Драматический Театр) им. Горького. Это позволяло ей, взяв заявку на производстве, отстояв ночью в очереди, купить десять или пятнадцать абонементов на спектакли прославленного коллектива. Себе Роза Ивановна оставляла билет в третьем или пятом ряду портера. Так же имелись ещё места в бельэтаже. Остальным желающим, в число коих входил и я, доставалась галёрка. В театре всегда был аншлаг, поэтому и подобные места считались за счастье. За сезон мы просматривали шесть постановок. А я проработал в КБ два года. Всё это позволило мне стать в некотором роде театралом. На троллейбусе №3 я доезжал до Загородного проспекта. Потом доходил по переулку Джамбула до Фонтанки и, пройдя по маленькому мостику, оказывался у здания театра. На обратном пути удавалось «поймать» последний троллейбус. Такси для меня было роскошью, и им я не пользовался. Впрочем, маршрут иногда менялся, и до БДТ я доходил по набережной знаменитой речки от  Невского проспекта. Этот путь оказался «богат» на неожиданные встречи. Там я собственными глазами видел Николая Трофимова, идущего на работу или, как говорят актеры, на службу. Его маленькую фигуру в редком по тем временам кожаном пальто другой раз мне довелось встретить у нас на Кондратьевском проспекте. Там говорят, у него была кооперативная квартира в одном из точечных кирпичных домов на пересечение дореволюционной магистрали с проспектом Маршала Блюхера. В этот день, возможно, показывали «Ревизора», где Николай Николаевич играл одну из ролей. В главной же роли выступал Кирилл Юрьевич Лавров.  Его я с детства не «любил» за роль царского офицера провокатора дяди Вити в фильме «Андрейка», и это был единственный такой артист, выходивший на эти подмостки. Правда, по детским воспоминаниям имелся ещё один отрицательный персонаж в труппе. Одно из первых появлений Евгения Лебедева в кино была роль Ромашина в «Двух капитанах». Естественно герой в неокрепшем детском восприятии вызывал отвращение. Но когда я посмотрел мастерскую игру Евгения Александровича в «Деловых людях» и «Холстомере», даже не будучи совсем большим знатоком, то изменил своё мнение. В этих постановках ему подыгрывали Михаил Волков и Всеволод Кузнецов. Первого я знал по фильму «Путь в Сатурн» с продолжением. К симпатичному и мужественному советскому разведчику трудно было не проникнуться симпатией. Второй тоже сыграл запоминающуюся роль симпатичного и незадачливого завсклада на встрече одноклассников. Всех партнёров я не назову, но общее представление об окружение Лебедева и моей осведомлённости в среде Мельпомены вы, наверное, определённое представление получили. …
  … Пока немного продолжу далее о театральных воспоминаниях, что бы «не расплескать» их и ещё «просветить» читателя. В спектакле «Дачники» блистал недавно перешедший в театр Олег Борисов. Роль у него была не основная и с малым текстом, но Юрий Анатольевич просто восторгался в обмене мнениями, тем как прекрасный артист просто двигался. С ним я спорить не буду, хотя мне, как малоискушённому, этого не показалось. В пьесе «Наследство» я наблюдал игру замечательного трио Олега Басилашвили, Владислава Стрежельчика и Вадима Медведева. Последнего я с трудом узнал. Красавец герцог из «Лунной ночи» остался в прошлом, но пожилой актёр вполне убедительно играл, хотя время не пощадило его. Жена  Медведева Валентина Ковель была ведущей актрисой театра того времени и мне не раз удалось её видеть, хотя красавицей назвать её было трудно, но талант стоит на первом месте. На выездном спектакле в Выборгском Дворце Культуры я вживую увидел восходящую звезду БДТ Светлану Крючкову в «Хозяйке Нисковуоре». До этого мне полюбилась её песня из фильма «Большая перемена». Ещё, если не путаю, она мужественно сыграла роль старшей сестры оставшейся одной с чужими детьми. Их отец из ревности застрелил её бывшего мужа, а младшая сестра виновница драмы убежала. …
  … В массовке театра «суетились» молодые Андрей Толубеев и Георгий Штиль. Их имена, напечатанные мелким шрифтом, я запомнил по программкам. Ребята упорно продвигались к своей «будущей славе». Все спектакли и всех актеров вспомнить не возможно, но за период работы на ЛПХО «Возрождение» я сильно продвинулся в своём культурном развитии, и этого багажа мне хватило на всю жизнь. Теперь я мог свысока смотреть на театральную жизнь. Чем-либо удивить меня было трудно. Я прикоснулся к вершинам театрального искусства, каким, безусловно, является творчество Георгия Александровича Товстоногова. Повторить можно, но превзойти – ни когда. Это моё глубокое убеждение, позволившее мне в дальнейшем, сохранить силы и средства на приобретение билетов. Справедливости ради стоит заметить, что я, оказавшись оторванным от столь уникальной возможности посещения гремевшего на всю страну театра, попытался потом возобновить своё «увлечение». …
  …В те года, помимо недостижимого БДТ, был хорошо известен театр им. Ленсовета. Им руководил Игорь Владимиров. Спектакли театра также показывались по телевиденью. Авторитет главного режиссера помог осуществить постановку с песнями на слова нелюбимого властями Владимира Высоцкого. В телеэфире со сцены звучали слова: «Корабли постоят …, Если вы в своей квартире …» и т. д. Триптих из трех новелл, в одной из которых роль Сент-Жуста исполнял молодой, но уже прославившийся в «Трех Мушкетёрах», Михаил Боярский, мне «глянулся» не очень. Его жена Лариса Луппиан тоже часто мелькала на экране телевизора. Какой-то из этих спектаклей мне удалось посмотреть «вживую», но это не достоверно. Но зато совершенно точно один раз летом мне на глаза попались билеты с надпись «Ленсовета». Я очень обрадовался и купил «заветный» клочок бумаги. Я не учёл сезон года. Придя на представление, да ещё кажется с женой, я разочаровался. Летом на знаменитых подмостках выступала труппа провинциального коллектива. Актеры, было, видно очень старались, но так и не став  большим знатоком, их игра меня не тронула. Историю деревенского старосты при немцах, работавшего на партизан, я более подробно посмотрел по телевизору. Там «колобка» играл Лев Дуров, и это было более убедительно. Зато на спектакле присутствовал Игорь Владимиров. Он в ложе отсидел первый акт, и я смог «вдоволь» его рассмотреть. Больше такой возможности мне не представилось. После такого разочарования все дальнейшие попытки приобщиться к Мельпомене я оставил. …
  … Но тяга к культуре осталась. Книжек я читал много, но возможность заиметь собственную, пусть и маленькую, библиотеку появилась именно в период моей работы конструктором. В стенах объединения широко работало общество любителей книги. Роза Ивановна, а главное Александра Владимировна, занимающая какую-то «официальную должность», усиленно в нём работали. Движение действовало повсеместно и занималось полезной делом «внедрения» в массы не только интересных книг, но и всякой «макулатуры». Её продавали в нагрузку к популярным изданиям. Участие было добровольным, но другой возможности пополнить домашние «коллекции» практически не имелось. Полки книжных магазинов были завалены, но «достойной» продукции, даже для такого неприхотливого читателя как я, не имелось. Сейчас пытаюсь вспомнить книги, приобретенные в это время, но ничего на ум не приходит за исключением повести скандинавского автора в мягком переплёте «На смерть героя». Да и то, потому что зарубежные писатели с трудом отыскивали дорогу к советскому читателю. …
  … Общественная жизнь так же не оставляла меня в покое. С появлением свободных вечеров меня не преминули привлечь к дежурствам в ДНД. Все свои рейды помню смутно, но одно заняло особое место. Один раз нас бросили на усиление охраны производства, выпускающего Полюстровскую минеральную воду. Оно находилось на шоссе Революции напротив кинотеатра «Ладога» в организующемся парке имени 50-летия Октября. Там недавно была построена линия по выпуску Пепси-Колы, продукта для страны Советов диковинного. Местная охрана, видимо «срослась» с расхитителями и требовался посторонний взгляд. Но и мы на проходной, отстояв положенное время, не особенно усердствовали. Зато я попал на «экскурсию» вовнутрь предприятия. Там  с бешеной скоростью работал конвейер по розливу заграничного напитка. Правда он через каждые 20 минут ломался, и на устранение неполадок требовалось примерно столько же времени. Но всё равно зрелище было впечатляющим, и представляло определённый интерес, как возможность заглянуть в буржуазную жизнь. В довершении можно сказать, что за членство в народной дружине давали три дня к отпуску или может эту норму ввели позже, и мы тратили драгоценное свободное время совсем бесплатно. …
  … Такое же безвозмездное проведение досуга шло и на проведение переписи населения. Меня к ней привлекли в качестве рядового «сотрудника», пользуясь моим статусом «активного» комсомольца. Мероприятие представлялось мне совсем безынтересным, но, «скрепя сердцем», я согласился в этом поучаствовать. На мою долю выпал большой точечный дом на площади образованной пересечением шоссе Революции и проспектом Энергетиков. Все двенадцать или более этажей пришлось обходить раза три. Жильцы не во всех квартирах были на месте. Да и открывали двери без энтузиазма. Хотя компания рекламировалась по радио и телевидению. 100 % результата я так и не получил. Но у меня остались, кроме «незабываемых впечатлений», фирменная с соответствующей надписью ручка и блокнот участника переписи. …
  … Совсем «трудоёмкой» общественной нагрузкой стало моё обучение в вечернем Университете Марксизма-Ленинизма Ленинградского горкома КПСС. По идее туда по разнарядке направлялись члены партии, но допускалось и использование «активных» комсомольцев, за неимением первых или не имеющих желания партийцев. Спорить с Парткомом я не стал, и, пройдя комиссию Райкома, отправился на набережную Мойки, не далеко от Невского проспекта и моего родного ЛИТЛП им. С. М. Кирова. Здание, отданное под Университет, до революции служило кому-то особняком. Ещё сохранилась парадная лестница, и по остаткам изразцов  можно было догадываться, где находилось ванное помещение. А так залы, разрезанные перегородками, представляли собой неплохие аудитории для изучения различных предметов. Я попал на отделение научного атеизма факультета идеологических кадров. В течение целого учебного года один или два вечера в неделю я пуделял изучению четырех предметов. Маркситско-ленинская философия мне была известна по институту. С Научным атеизмом и другими я столкнулся впервые. Не то что бы всё это сильно меня интересовало, но определённый элемент любопытства присутствовал. К тому же процесс учёбы был неплохой «отмазкой» для возможности отдохнуть от домашних дел, а к концу первого «семестра» у меня родился сын. Всех кто преподавал, я уже не помню, но Юрий Андреевич, если не изменяет память, Трусов запечатлелся навсегда. Скромный, и в одежде тоже, человек доносил до нас все тонкости атеизма. Он педантично объяснял, что религия «опиум для народа», приглашая к дискуссии. «Пикантность» ситуации заключалась в том, что у него самого недавно умер отец. Его задумчивый взгляд немного не соответствовал материалу, который он излагал. Да и сам преподаватель говорил, что некоторые крупные партийные работники перед смертью завещали, что бы их отпевали в церкви. Я был молод и вопросы «души» меня не особенно интересовали. К тому же я искренне считал, что «пережитки» давно ушли из нашей повседневной жизни. Если даже старые работницы моей бывшей смены и верили в бога, то ни как этого не проявляли. Мои приобретённые навыки, мне вряд ли могли пригодиться. Так что темой я не особенно проникался. Единственно, что передо мной второй раз «замаячила на горизонте» Библия. Первый раз мне о ней «конкретно» рассказал Георгий Михайлович Лисицын. Трусов о «книге всех времён» упомянул в связи с её задержкой на границе, не помню точно по какому касательству, но видимо потаённое желание ознакомится с «фолиантом» у меня зародилось ещё тогда. А так я прослушал весь курс в Университете Марксизма-Ленинизма с оценками «хорошо» и получил диплом в конце весны 1980 года, когда на ЛПХО «Возрождение» уже не работал. В связи, с чем мои зыбкие надежды стать членом партии для, что «греха таить», карьерного роста рассыпались окончательно. …
  … Что бы ни сложилось впечатления, что я на работе проводили время в праздности и общественной работе, вернёмся снова к трудовой деятельности. Как я уже сказал, объединение готовилось к переходу на передовое оборудование. Новые прядильные машины требовали дополнительного удаления технологического воздуха, получаемого от «бешено» вращающихся камер прядения. Они были маленькие, но на одной машине их имелось 200 штук, и воздушной струёй, получаемой этими миниатюрными «насосчиками», скручивалась пряжа. «Отработанный» воздух требовалось принудительно удалить. Руководство заранее подготовилось к такой технической необходимости. Был заказан проект в СКБ ТП (Специальное Конструкторское Бюро Текстильной Промышленности). Оно располагалось в небольшом здании напротив фабрики им. Желябова. Там начинал свою трудовую деятельность мой непосредственный начальник. Руководитель вентиляционной группы Михаил Львович Миллер посетил наше производство с целью согласовать помещения, выделяемые под дополнительные вентсистемы. Необходимых площадей он не получил, и потому, когда к нам пришел проект оказалось, что проектировщики «своевольно» заняли все пристройки к производственным корпусам, а там находились лаборатория, училище, ОГМ (отдел главного механика) и т. д. Пришлось собственными силами по ходу реконструкции в «сжатые» сроки менять все ранее принятые решения. На «прорыв» Юрий Анатольевич бросил меня. В дипломном проекте я, насколько помню, сталкивался с воздуховодами, градирней и прочим, а может быть, и нет. Но это не важно. Имея образец, я легко всё «перекомпоновал». Предварительно, правда, пришлось сделать новый расчёт. Юрий Анатольевич, сам не являясь специалистом в этой области, показал мне соответствующую литературу, и я сосчитал, а он проверил. Вентилятор для первой группы машин БД 200 поставили прямо в цеху. Благо дело конфигурация помещения позволяла это сделать. Рециркуляцию воздуха, чтобы не замёрзнуть зимой, пустили прямо по крыше. Это, правда, немного испортило внешний вид фабрики, но деваться было не куда, и я ещё долгое время, проезжая мимо, «любовался» результатами своего труда. В процессе эксплуатации появились некоторые сложности. Моё детище работало не безупречно. Юрий Анатольевич срочно вызвал Михаила Львовича, что бы тот проверил наши дилетантские расчёты. К нашему удивлению Миллер не стал их смотреть, а сказал что это обычное дело. Теория расходится с практикой, из-за непредвиденных «недочётов» при монтаже. Смещение фланцевых соединений, любые вмятины на воздуховоде, попадание посторонних предметов и прочие приводит к образованию дополнительных завихрений воздуха, что в свою очередь влечёт увеличение значения сопротивления. Всё это снижает производительность вентиляционного оборудования по сравнению с запланированным объёмом. …
  … Но оборудование «прибывало». Со второй группой машин возникли ещё большие трудности, и вентилятор пришлось ставить на улице. Неожиданно меня с Юрием Анатольевичем «подстраховали». К процессу подключился непосредственно Генеральный Директор. Его приятели главный и «наиглавнейший» специалисты, какого-то проектного института для простоты изготовления предложили использовать «принцип» коллектора, который «местные умельцы» из ОГМ и сварили. «Варяги», которым потом Марк Ефимович с трудом заплатил через ПУ фабрики, сделали расчет, а  воплощать его на ватмане пришлось мне. Да и вся ответственность оставалась на нас. «Пришельцы» были вне зоны досягаемости, а мы рядом. На крыше появился второй «уродующий» элемент, а «вопросы» остались. Теперь, по пришествию стольких лет, я понимаю, в чём была принципиальная ошибка разработчиков БД 200. Они не учли, что система является «скрытой» пневмотранспортной, за счёт пыли, а не просто с чистым воздухом. Поэтому и прямоугольные воздуховоды и особенно постоянного большого размера «коллектор» в данном случае не годились. В них воздух терял нужную для транспортных систем скорость, приблизительно 15 м/сек, и там скапливались «заторы», что в свою очередь приводило к снижению производительности и, в конечном счёте, к выходу из строя всего оборудования. Обрывность возрастала, и процесс прядения прекращался. Приходилось воздуховоды очищать вручную. Всё это я понял позже, когда воспользоваться своими догадками не мог, так как находился уже в другом месте. …
  … А пока мы продолжали модернизацию. Для доставки маленьких тазиков, в отличие от больших «ёмкостей» чёсальных машин, после ленточного перехода в прядильный цех, Юрием Анатольевичем был разработан конвейер с тремя степенями свободы, тогда как, например цепь конвейера холстов, доставляющая холсты из приготовительного цеха к нам, могла двигаться только в одной плоскости. Для подъёма наверх приходилось использовать небольшой угол наклона, что требовало много места. Нас же конвейер из горизонтальной плоскости в вертикальное положение «перескакивал» без проблем на «одном пятачке». Элементы такого конвейера были разработаны и изготавливались в СКБ ТП. Наше КБ выполнило проект всего конвейера в целом. Была начерчена приводная, натяжная и прочие станции с расчётом мощности электродвигателя. Объём работ был большой, и пришлось задействовать все имеющиеся силы. Роза Ивановна выполняла сложные элементы. На долю остальных выпали менее ответственные места. Могу не без гордости сказать, что я принял самое непосредственно участие и на чертежах пары мест на трассе стоит моя фамилия. Юрий Анатольевич осуществлял проверку всего проекта. Кроме того он нашёл довольно интересное решение самой транспортируемой тары. Подвеска с двумя маленькими тазиками полуфабриката цеплялась к цепи конвейера с помощью нажатия на несложный механизм ногой, как более сильной частью человеческого тела, а не рукой. Поднявшись этажами выше, «люлька» так же ногой снималась с конвейера. Дело было «неизведанное» и экспериментальная база отсутствовала. Нашим «Кулибиным» приходилось все манипуляции проделывать на чертёжной доске с помощью прозрачной плёнки и изобретательности. Но в результате всё заработало. Конечно, эту работу можно было переложить «на худенькие плечи» работниц, но их нелёгкий труд мой начальник облегчил, чем вызвал мой самое искреннее уважение как конструктор и человек. Наши «картинки» воплотили в жизнь рабочие механического цеха, в первых рядах которых был дядя Рома отец моей одноклассницы Иры Рябухиной. Он имел пятый или шестой разряд и пользовался привилегированным положением. …
  … С соседом по дому мы сталкивались редко. Но он сыграл заметную роль в моём отношении к себе, как к конструктору. В прядильном цеху освоение новой технике как поммастеру, было поручено Грициану Павловичу Афанасьеву. Человек он был длинный, очень худой и непьющий. К нам в КБ он часто заглядывал, прося сделать чертёж какой либо детали вышедшей из строя и ещё с какими задумками для, явно полюбившегося ему, нового оборудованья. Однажды он принёс маленькую картинку из технического журнала или даже газеты устройства по очистке прядильных камер БД 200 сжатым воздухом.  К раскрытой камере прикладывалось всасывающее сопло идентичной конфигурации, работающее на эжекторном принципе. Для простоты восприятия, это похоже на устройство распрыскивающее одеколон после бритья. Таким образом, скопившийся мусор отсасывался в специальный мешок. Мне работа устройства была не очень понятна, и я предложил использовать не всасывающий поток воздуха, а выдуваемый напрямую, как я знал более мощный. Поскольку ни у Юрия Анатольевича, ни у меня опыта не было, то мы «отчаялись» на эксперимент. Роман Исаакович воплотил мою идею в жизнь и с любопытством принёс «штуковину» к нам в КБ. Испытание с крахом «провалилось». Можно было работу переделать, но Грициан Павлович так был разочарован, что обошёлся без нашей помощи, а я зарёкся заниматься чисто конструированием в связи с явным отсутствием способностей к этому делу. …
  … В своё время мне попалась книжка про судьбу конструктора авиационных двигателей. Главный герой имел, видимо, прообраз. Но не это главное. В повести живо показывался главные принципы процесса конструирования. Для создания, условно говоря, простого стула требовалось его начертить. Потом изготовлялся образец и проходил испытания. Выявленные недостатки устранялись на бумаге и снова «претворялись» в жизнь. И так не один раз. Всё это я «намотал на ус», так как не только разделял это мнение, но и вполне осознанно применял его в собственных разработках, когда те впадали. В действительности часто не было возможности на экспериментирование, и от тебя хотели, что бы всё «заработало» с листа. Подобных «коллизий» я старался избежать и к «ремеслу» конструктора всегда относился настороженно, а главное не чувствовал в себе не только таланта, но даже предрасположенности к этой профессии. В отличии скажем от Юрия Анатольевича, который чувствовал себя в конструирование «как рыба в воде». …
  … Но у меня постепенно «вырисовывались» свои предпочтения на пути «рыцарей карандаша и ластика». После завершения первого этапа работ по переходу на новое оборудование, а его сменили, опять же если не изменяет память, на третьем и четвёртом этажах «Старой фабрики». Возникла потребность реконструировать систему уборки «угаров» из-под чёсальных машин на «Новой фабрике». Существующий пневмотранспорт был выполнен специалистами из Германии. Ветераны производства ещё застали это время. По их рассказам специально для шеф-мастера, который осуществлял общий надзор за монтажом, завозили в фабричную столовую бутылочное пиво. Его зарубежный специалист пил во время обеда, придерживаясь своих традиций. Но времени прошло немало, и требовалась модернизация, так как «железо» состарилось и пришло в негодность. Хотя точной причины не знаю. Это «ответственное» задание поручили мне. Я, уже имея некоторый опыт, выполнил расчёты и сделал проект. Когда силами ОГМ (Отдел Главного Механика) его «претворили в жизнь», то оказалось, что он плохо работает в силу, как я думаю, уже вышеизложенных причин. Вообще практика часто не совпадала с теорией с разной степенью знаков. Например, со слов Юрия Анатольевича, электродвигатель цепного конвейера, посчитанный правильно по всем канонам, в действительности оказывался в два раза мощнее необходимого. Вентиляторы, подобранные по верным выкладкам, наоборот не обеспечивали нормальной работы системы во столько же раз. Юрий Анатольевич ответа, почему так получается, не знал, а я тем паче. И если на работе цепных конвейеров это мало сказывалось, ну разве что при попадании постороннего предмета и «заклинивание» весь металл «корёжило», то в случае с вентиляцией приходилось хуже. Но выход был найден и здесь. За счет оборудования, поступившего на строительство нового производства, был установлен вместо вентилятора номер пять более мощный ВВД-9 (Вентилятор Высокого Давления). Правда всё равно из-под самых крайних чёсальных машин «мусор» приходилось удалять в ручную, но в целом экономия дефицитной людской рабочей силы наблюдалась, что повышало общую производительность труда. В перерывах между «большими проектами» я не чурался обыденной конструкторской деятельности, что позволяло равномерно заполнять рабочее время и способствовало быстрому течению дней моей кабальной обязательной отработки после окончания ВУЗа. …
  … Жизнь текла спокойно и размеренно, правда не обходилось без происшествий. Вместо уволившейся копировальщицы нам из детской комнаты милиции прислали на перевоспитание трудного подростка, а точнее, если можно так выразиться, «подростку». Девочка была из «неблагополучной семьи», но, ни чем особым, не выделялась. Она даже быстро начала осваивать «рейсфедер и баночки туши». Я за это дело ни когда бы, ни взялся, так как оно требует усидчивости и аккуратности не свойственной мужчинам. Но новая сотрудница продержалась недолго. У Розы Ивановны из кошелька пропало десять рублей. Поскольку до этого у нас ни чего подобного не случалось подозрение пало на «свежего» работника. Прямых доказательств не имелось, опираясь, на что лично я, в силу своего вполне понятного и близкого мне желания больше доверять людям, пытался как-то защитить «обвиняемую», но «трудовой коллектив» настоял и девчушка, имени которой сейчас трудно вспомнить, «покинула» нас. Кражи прекратились, что косвенно подтверждало моё «искреннее заблуждение», но «точку» я бы так и не поставил. …
  … В нашей комнате имелись и «приходящие», почти на постоянной основе, условно товарищи. Таковым являлся Витя Алексеев. Он работал на участке по подзарядке аккумуляторов электрокаров. В своё время, по собственным словам, он злоупотреблял алкоголем. Потом «взялся за ум» и закодировался. Это положительно сказалось на семейной жизни, а у него была жена и сын, и появилась масса свободного времени. «Вакуум» он заполнил учёбой в техникуме, что ещё предполагало и повышение по «службе». Помогал Вити в занятиях Юрий Анатольевич. Он решал задачи по сопромату и прочие технические «проблемы» возникавшие у новоиспеченного студента порядком подзабывшего все школьные знания за время «вынужденного простоя». Однако, не сильно обременённый на рабочем месте, Витя так часто посещал четвёртый этаж административного здания, а у моего начальника даже на него возникла определённая аллергия в виде раздражительности, «назойливый» ученик своего добился. Больше «проконсультироваться» было не у кого. Родной брат Алексеева не последовал примеру родственника. А так Витя был не неприятным в общение представителем рабочего класса. …
  … Наша трудовая деятельность чередовалась с культурным времяпровождением. Один раз в выходной день мы поехали на автобусную экскурсию в Петродворец. Желающих, в путёвке по профсоюзной линии, собрался почти целый автобус. Но хватило места и для моего папы, который присоединился к нам, заинтересовавшись столь привлекательной возможностью узнать больше о пригородах Ленинграда. К тому же экскурсия была бесплатной, как и преимущественно всё связанное с её организацией. Папа познакомился с Юрием Анатольевичем, и они друг другу, по-моему, понравились. Не обошлось без обсуждения меня, но я старался не обращать на это особого внимания и не прислушиваться к их беседе. Сам Дворец и фонтаны я немного знал. Но целью поездки были окрестности главной достопримечательности. Первой нашей остановкой являлся Летний Дворец Николая I, расположенный между Стрельной и Петродворцом. Само здание напоминало апартаменты Петра I в Летнем саду. Видимо общий вкус у царей был одинаков. Нас провели вовнутрь здания. Единственное, что мне запомнилась, это линейка с помощью, которой царь самолично проводил трассу первой в России железной дороги до станции Царское Село в нынешнем Пушкине. Экскурсовод поведал нам, что самодержец был не силён в инженерном деле, и просто начертил прямую линию от Варшавского вокзала до конечного пункта назначения без учёта рельефа местности. Это создало существенные трудности строителям. Но «императорской воле» ни кто перечить не стал. Так что «самодурство» всевозможных начальников при советской власти имело свои далеко идущие корни. К счастью иногда в нашем государстве прислушивались к мнению специалистов, и страна развивалась, но не так  быстро, как хотелось бы. …
  … Дальше мы отправились во Дворец «Бель Видер». По дороге нам рассказывали о некоторых постройках встречающихся по ходу пути. Раньше они служили всевозможными коровниками и прочими зданиями «сельского обихода». Там царские дети приобретали навыки дойки коров и других сельских работ. Это была своеобразная игра, но факт имел место, хотя в дальнейшей жизни великодержавные отпрыски такими глупостями и не занимались. «Бель Видер» находился на вершине холма и был резиденцией кого-то из последующих монархов. Вид, открывавшийся с фасада здания, заслуживал восхищения достойного названию. На момент нашего визита там располагался, какой-то ведомственный Дом отдыха. Смотреть внутри было нечего, но мы с удовольствием полюбовались осенней природой и трудом архитектора. К стенам ЛПХО «Возрождение» мы вернулись наполненные приятными впечатлениями. …
  … Венцом наших гуляний стало посещение ресторана «Метрополь» на Садовой улице недалеко от Невского проспекта. Место было популярным в городе и входило в тройку престижных заведений, а потому попасть туда представлялось не простой задачей. Но двоюродный брат нашего начальника руководил музыкантами данного заведения, и у него была возможность «посодействовать» родственнику. Упустить такой случай я не счел нужным, хотя раньше бывал в «злачных» местах только строго «целевым» образом, и особых восторгов от них не испытывал. Зимним вечером в назначенное время Юрий Анатольевич встретил нас у входа и провёл в зал. Там около самого оркестра был, насколько я понял, «организован» специальный столик.  За него нашу компанию и посадили. В неё, кроме меня, входили Юрий Анатольевич, Роза Ивановна, Самуил Ильич, Лариса Ивановна, Саша Якимюк и Люда Сирота с мужем. Это только те, которых я точно помню. Возможно, там были кто-либо из Технического отдела, а может быть, и нет. Да это и не важно. Как я уже сказал в таком шикарном ресторане и без «специального повода», как то свадьба или моя «командировка», например, в Тулу, мне до этого бывать не приходилось, да и после толком тоже, как вы узнаете из дальнейшего рассказа. Я немного чувствовал «дискомфорт» от непривычной обстановки, но вида не показывал, и как мог, справлялся с ножом и вилкой, хотя навыков пользоваться ими не имел. В столовых ножей не давали, да и дома я ими не особо пользовался. Этими предметами, честно говоря, я нормально владеть так и не научился до сих пор, хотя некоторый «прогресс» и имеется. Но после первых пары выпитых рюмок, скованность немного прошла, и я стал более спокойно осматривать окружающую обстановку. Зал был заполнен «отдыхающей» приличной публикой. Ансамбль играл понравившуюся мне и только входящую «в моду» песню «Листья жёлтые», которые кружатся над городом, и другие популярные мелодии. Я, по-моему, пару раз пригласил на танец Сашу Якимюк. Покружиться с Ларисой Ивановной я «не осмелился», а с Розой Ивановной не очень хотелось. Да и потом все дамы были «заняты», включая Люду Сироту. Вторгаться в «чужие владения» не хотелось, да и подобных целей я не ставил. Во время перерыва игры музыкантов, к нам за столик подсел, приглашённый Юрием Анатольевичем, руководитель оркестра. Начальник произнёс тост с благодарностью двоюродному брату от имени всей компании. В разговоре мы тоже высказали слова признательности за прекрасный вечер и музыкальное сопровождение, что приятно услышать любому человеку, а тем более артисту. Потом веселье продолжилось. Долго засиживаться мы не стали, так как надо было успеть на городской транспорт, кончающий свою работу. На метро до Финляндского вокзала я доехал вместе Самуилом Ильичём и Ларисой Ивановной. Дальше наши пути разошлись к моему «удовлетворению», так как я очень хотел в туалет «по маленькому», а попутчики мешали. Я отправился домой на Площадь Калинина, а скорее всего, на Ключевую улицу, так как ещё пожалуй не женился, но точно на 107 маршруте. А Новожилова и не равнодушный к ней, чисто платоническими чувствами, Горовиц поехали на автобусе другого номера до проспекта Энергетиков, где поблизости друг от друга жили. …
  … К традиционным праздникам нашей комнаты, да и всего советского народа, Новому Году, 7 ноября, 1 и 9 мая, прибавился ещё один, моё бракосочетание. Приглашать на торжество товарищёй по работе не было возможности, да и необходимости. Традиция «проставляться» по месту трудовой деятельности широко использовалась и не представлялась чем-то особенным. Поскольку спиртным на второй день свадьбы я запасался по дороге с работы в большом магазине на первом этаже домов Пискаревского проспекта, то доставить несколько бутылок в КБ было не трудно. Из дома принёс кое, что из закуски. Для бутербродов, всё в том же магазине, закупил колбасы. «Сабантуй» прошёл нормально, правда выпивки оказалось чересчур много для интеллигентной компании, и по предложению Юрия Анатольевича её оставили на следующую коллективное «веселье». На что я с радостью дал своё согласие, поскольку являлся «распорядителем» и «главным виновником» сего мероприятия. Криков горько не было из-за отсутствия невесты и полу подпольного статуса торжества, но «галочку» о выполнении всех «требований времени» я со «спокойной душою» поставил. …
  … Примерно через год моего пребывания на инженерной работе Юрий Анатольевич, придя с совещания у директора, «обрадовал» меня заявлением, что на прядильном производстве, которое я подзабыл, меня помнят и не добрым словом, пытаясь до сих пор на меня «свалить» всю ответственность плохой работы смены «А». Тоня Лузан, по-видимому, тоже не смогла справиться с заведомо невыполнимой, без кардинальных мер со стороны начальства, задачей. В ответ я мог только «пожать плечами. Мне было лишь любопытно, как долго меня будут стараться «заклеймить позором, доведя ситуацию до абсолютного абсурда. … 
  … Не думайте, что я смирился со своим «рабским» положением, а особенно в части зарплаты. Примерно через полгода, немного освоившись и проявив творческий потенциал, я написал заявление об уходе. Отпустить меня, конечно, не могли, но оставить официально написанный документ без внимания тоже. Мне просто увеличили оклад до 115 рублей, тем более, что со стороны непосредственного начальника претензий к выполняемой мной работе не имелось. Я не то чтобы очень обрадовался такой щедрости, но решил, что «лиха беда начало». Через ещё какой-то промежуток времени, я написал следующую «реляцию», мотивируя это тем, что работаю не по специальности, а это было «сущей» правдой. Меня вынуждены были перевести в Мотальный цех на должность мастера с окладом 125 рублей. Меньше платить было нельзя. Этот участок, делающий из пряжи нитки и, кажется, навои для ткацкого производства, работал в одну смену, так что всё это было несомненным плюсом. Начальница цеха женщина ещё молодая и большая любительница кофе в любом виде, даже из цикория, не знала, что со мной делать, так как в моих «услугах» особенно не нуждалась. Что бы как-то занять меня, она предложила выполнить чертёж зубчатого колеса. Потом она собиралась заказать его в Механическом цехе. Карандашом и листом бумаги меня обеспечили, но нарисовать эскиз изделия «на коленке» без соответствующей литературы, а главное без Юрия Анатольевича, оказалось делом не простым, но я, как мог, справился. Не знаю, воплотились ли мои тогдашние «чертежи» в жизнь и как сложилась судьба моих новых товарищей, а у начальницы были ещё помощницы, про которых ни чего плохого сказать не могу, но всю «ненужность» ситуации понимали все, и меня возвратили в КБ, оставив оклад. …
  … Если вы думаете, что я «удовлетворился», так нет. Потом я женился. Ещё больше набрался производственного опыта. У меня «за плечами» уже имелся ряд проектов, которые даже «удостоились» упоминания в прессе. А произошло это так. Один раз начальница Отдела кадров познакомила меня с корреспондентом газеты «Смена». Журналист был не «молоденьким мальчиком» и достаточно внушительного вида, но для пущей солидности во рту он, насколько помнится, держал трубку. Мария Васильевна, говоря про меня, рекомендовала, как молодого специалиста, с самой хорошей стороны. Потом они отправились на производство, а я про этот эпизод и забыл. Но через какое-то время в газете «Смена» появилась статья, в которой обо мне лестно отзывались, как об энергичном и грамотном работнике. Но автор решил мне противопоставить отрицательный персонаж, и вывел молодую сотрудницу Технического отдела, недавно появившуюся у нас, как безынициативную и «считающую ворон» на работе. Лучше бы он этого не делал и остановился на мне. Девочка попала к нам на «Возрождение» сразу после окончания института по распределению. Не знаю, почему её минула «чаша» сменного мастера, возможно, не было свободных вакансий, но проявить себя у Самуила Ильича, как вы помните,  было трудно, и она справедливо обиделась на явную несправедливость. Ради «красного словца» наш «писатель» «перегнул палку». Она отправилась в редакцию жаловаться. К тому же у неё имелись какие-то связи. В результате не заслуженно обиженная девушка получила извинения с опровержением, а незадачливый молодой человек лишился места. Всё это я рассказываю «с долей вероятности», но про меня-то была написана «сущая  правда». Имея такую «славу» и «бедственное» положение молодой советской семьи, я пошёл на крайние меры и объявил «итальянскую» забастовку. Целую неделю я приходил на работу и ни чего не делал. Юрий Анатольевич с любопытством наблюдал за моими действиями, ни чего не предпринимая. Наконец «весть», не без помощи «доброжелателей», дошла до руководства. Утром к нам в комнату ворвался, недавно назначенный Главный инженер объединения и стал извергать возмущенные шипящие звуки. Сильно обострять ситуацию я не стал и преступил к исполнению служебных обязанностей. Скандал был не нужен и противоборствующей стороне. Мой оклад возрос до 135 рублей, что было пределом в вилке данной должностной тарифной сетки, но не моими «мечтами». Всё же я почти достиг моей зарплаты мастером и без вредных для здоровья ночных смен. …
  … Жизнь на производстве тоже не останавливалась, и не обходилось без происшествий. Одним из таковых стал несчастный случай с сыном начальника механического цеха Володей Париком. Его отец Август Александрович трудился на ещё фабрике «Возрождение».  Порученный участок работы «содержал» в хорошем состоянии, что позволяло справляться с задачами, возникавшими перед цехом. Там, например, была прекрасная инструментальная кладовая, в которой хранились «пробки» для замера диаметров отверстий. Это позволяло все наши допуски и посадки на чертежах «переносить» на металл. Слесаря и токаря так же являлись специалистами высокой квалификации. Чего стоил один Роман Исаакович Рябухин. Остальной коллектив ему не уступал. К себе токарем Парик устроил сына, который с мальчишеских лет неотвратимо был связан с ЛПХО «Возрождение», проводя лето в пионерском лагере, который находился где-то под Рощино. И надо же было случиться такой беде именно с ним. Во время заточки резца рука соскочила, и молодому человеку наждачным кругом отрезало два пальца. Главное, как заявлял сам пострадавший, придя после трагедии к нам в комнату, он был на этот момент абсолютно трезв. К счастью тяжелых последствий травма не принесла, и Володя даже смог продолжить выполнять свою прежнюю работу, но история получилась громкая. …
  … Не тихой стала и обстановка в КБ. В дирекции давно сложились противоборствующие силы. ОГМ в лице Главного механика Кольцова Алексея Андреевича конфликтовал с секретарем Парткома Аксёновым, имя и отчество которого, увы, не вспомню, так как имел с ним мало дел, а точнее их вообще не было. Вступить в партию для «дальнейшего продвижения по службе» было необходимым условием и обязательным пунктом моих планов, но в сложившихся обстоятельствах стало неисполнимой мечтой. Поэтому я не «дёргался», и партком посещал только в мыслях. Противостояние принимало не шуточные формы, так, например, при очередном переизбрании Аксёнов хоть и прошёл, но только с минимальными процентами преимущества, что было не характерно для того времени. Обычно «выдвиженцы» набирали все сто. И то это было достигнуто за счет пенсионеров коммунистов прядильного производства, которых призвала заместитель и одновременно возглавляющая парт организацию Елизарова. ОГМ голосовал против. Ещё одной стороной конфликтовавшей с Кольцовым, но уже чисто по техническим вопросам, был мой начальник. Не знаю как по «партийной» линии, но сторону Главного механика всегда занимал Генеральный директор, и Юрию Анатольевичу приходилось трудно. Обычная ситуация, как я понимаю, на производствах, не выполняющих план, где каждый хочет переложить вину за это на другого товарища. Понятное дело так долго продолжаться не могло. На работу был принят, заместителем начальника КБ, Злотников Абрам Самуилович, а Юрию Анатольевичу было предложено искать новое место работы. Дело оказалось не таким простым. Пойти работать рядовым инженером в возрасте под пятьдесят лет Юрий Анатольевич не хотел, а найти должность начальника было не так легко. Однако месяца через два после начало «всей катавасии» нужное место нашлось, в каком-то институте Гиппромтранса недалеко от Литейного проспекта. Специалист Блаер был хороший, если не сказать отличный, и я у него, что мог, перенял. На новое место работы Юрий Анатольевич взял Розу Ивановну. …
  …  Я к тому времени перешёл в ОГМ. Случилось это весьма неожиданно. После обеда я выходил из столовой и вдруг меня остановил Главный механик. Алексей Андреевич предложил мне освободившееся место старшего мастера вент участка. Он сказал, что мои «теоретические» знания в этом вопросе неплохо бы дополнить практикой. Кольцов видимо «оценил» мою работу в области вентиляции. Раньше на это место был взят некто Вореводин из наладчиков. Специалист он был опытный, но дружил с «зелёным змием», к тому, же он занял у Бориса Абрамовича Когана, работавшего жестянщиком у него в подчинении, 500 рублей. Отец пяти детей отдать деньги вовремя не смог, и по совокупности всех прегрешений был уволен. Я долго раздумывать не стал и согласился на приглашение Кольцова. Мой привычный «мирок» начал исчезать, и надо было что-то предпринимать. Но разваливающийся на глазах коллектив не устраивал нового начальника. В рамках сохранения кадров Абрам Самуилович предложил мне место своего заместителя. Это было не просто повышение в должности, а победа в негласном противостоянии с Генеральным директором. Я согласился, но оказалось, что это перемещение не было предварительно согласовано с товарищем Зильберовым, и несколько смущенный Злотников после посещения властного кабинета сообщил мне, что дело «не выгорело». Я особенно не расстроился, но «виктория» не состоялась. Одолеть «трёхглавого дракона» Марка Ефимовича Зильберова не удалось. …
  … Оказалось, что за этой неравной борьбой наблюдают и совершенно посторонние лица. Однажды идя с работы на трамвайную остановку, моей «попутчицей» оказалась, второй секретарь парткома женщина с виду не приметная, но, видимо, добрая. Она посочувствовала мне, и сказала, что мне не повезло с «наставниками». Раису Никитичну Семёнову она считала «молодым» начальником цеха, да и остальные не проявили ко мне должного внимания. Я был с ней согласен, но «скажи хоть тысячу раз слово халва, сладко от этого не станет», как гласит восточная мудрость. Однако я не терял ещё надежды на благоприятный исход и «навалился» на исполнение текущих обязанностей. …
  … Мой новый коллектив встретил меня вполне благосклонно. Я делил кабинет с непосредственным начальником Вадимом Александровичем Ильиным. В системе службы Главного механика он трудился давно, хотя к нам на «Возрождение»  пришёл сравнительно недавно. Человек он был спокойный и доброжелательный. В свободные минуты Вадим Александрович много рассказывал о своём житье-бытье. Жил он во Всеволожске в частном доме, имеющем троих владельцев. Его соседом был заведующий конторой вторсырья. Каждый рабочий день он получал 50 рублей «левых» денег и жил с молодой женой или любовницей вполне безбедно. Мне особенно понравился один случай, поведанный Вадимом Александровичем, связанный с этим персонажем. Один раз по их улице шёл цыган с весело визжащим мешком и предлагал купить у него ношу за 25 «целковых». Сосед предложил совершить покупку на двоих, и отведать молодой свинины. Сделка состоялась и когда горе покупатели извлекли приобретение из тары, то оказалось, что поросёнок очень маленький, и есть там особенно не чего. Как потом с улыбкой вспоминал Ильин, купили они только исходящий звук, а продавец сразу же исчез. Таких историй было великое множество в запасе Вадима Александровича, так что работать с ним было не скучно. …
  … Механик прядильного производства Звягин занимал отдельный кабинет, в котором я ни разу не был, но заходя к нам, тоже рассказывал интересные эпизоды из жизни. Сразу после войны он работал инструктором райкома на Западной Украине. Приходилось часто бывать в «командировках». Сельская местность «кишела» недобитыми бендеравцами. Оружия для самозащиты не полагалось, и юный Звягин носил с собою стартовый пистолет, в общем-то, бесполезный, но могущий наделать много шума. Один раз он ему даже пригодился в виде психологического фактора.  Не забывал меня и Главный механик. Однажды побывав на «ярмарке» неликвидов, он отправил меня в Уткину Заводь посмотреть, что собой представляет амортизационное устройство для вентилятора и ещё что-то.  Я в этом районе ни когда не был, и долго плутал между всевозможными складскими зданиями, пока нашел нужное мне сооружение. Кладовщик показал с дюжину пружин под раму вентилятора, о чем я и доложил начальству. Они были в производстве бесполезны, зато я прекрасно провёл целый рабочий день. Эти дни тянулись не так тягуче, как при работе мастером в три смены, но заполнить их чем-то осмысленным тоже было не просто. …
  … У меня в подчинении находилась бригада, состоящая из четырёх человек. Бригадир Михаил Николаевич Смирнов работал на производстве давно и знал в доскональности все тонкости вент компрессорного участка. За ним я был  как за «каменной стеной», но и мало чем мог ему помочь. Жестянщик шестого разряда Борис Абрамович Коган тоже был ветераном «Возрождения», и ему от меня было ещё меньше пользы. Ему помогал стучать киянкой сын бригадира Саша моего приблизительно возраста. Он мечтал накопить денег на «Жигули» и ни о чём другом не думал. Отец положительно относился к идее сына и готов был помочь ему материально. Свой автомобиль в семье не помешал бы. Слесарем третьего разряда в бригаде работал Сергей Мищенко. Молодой человек без особых претензий, но бригадир за трудолюбие и спокойный характер относился к нему хорошо. К тому же мама Серёжи работала у нас оператором или дежурной по компрессорам. Работа была сменной и в ней принимали участие ещё женщины, но их имена и как выглядели, я за восемь месяцев не запомнил, да и Мищенко старшую видел несколько раз мельком. В скором времени она умерла, и я присоединился к общим соболезнованиям своей трёшкой, как было заведено. Сергей остался один, так как мать воспитывала его одна без мужа. Что бы облегчить материальное положение Мищенко после постигшего горя, Смирнов организовал специальную комиссию, и присвоил Сергею четвёртый разряд. Рабочий класс товарищей в беде не оставляет. …
  … Ко мне отношение всех подчинённых было нормальное, и мы часто в слесарной или жестяной мастерской проводили свободное время за всевозможными разговорами. Главным рассказчиком являлся Борис Абрамович. Так я узнал его историю заболевания повышенным давлением. К ним в гости приехала какая-то родственница, да и осталась временно жить. Подробностей я не помню, но случился большой скандал, связанный с ней. Это сказалось на здоровье Когана, и с тех пор он стал страдать гипертонией, хотя был по его словам не виноват во всей истории. С тех пор он, когда чувствовал, что давление поднимается, расковыривал специально сосуд в носу, и тем самым спускал кровь, понижая его. Как говорил Борис Абрамович: «Пусть кровь потечёт лучше из носа, чем случится инсульт в голове». Этот «приём» я запомнил, хотя ни разу им не воспользовался. Ещё мне запомнился рассказ жестянщика, как он однажды подшутил над «товарищами» по работе. Сам Борис Абрамович алкоголь не уважал. Однажды после выходного дня «коллеги» пришли в понедельник с «сильного бодуна». Требовалось опохмелиться, но на проходной их, зная «не надежный характер», могли обыскать и сорвать все планы. За помощью обратились к непьющему коллеге. Коган согласился, но за «работу» потребовал себе 50 граммов. Собутыльники удивились, но возражать не стали. «Трубы горели». Принеся долгожданный груз, Борис Абрамович раскупоривать тару не стал, а налил в другую пустую бутылку, для чего и требовалась «легенда» объясняющая отсутствие пробки, из-под крана холодной воды. Когда «горемыки» выпили свои рюмки, то не поняли подмену, и с облегчением вздохнули. Каган не стал долго мучить приятелей, и поведал им о своей шутке. Те не обиделись, тем более что водку им отдали, и они смогли прийти в «рабочее состояние». Историй было так много, что всей их не рассказать, да и не вспомнить. …
  … Три года моей обязательной отработки «не заметно» подошли к кончу, но искать новое место работы не имело резона. В мою судьбу безапелляционно вмешалась родная Армия. Я был вызван в Райвоенкомат и мне сообщили, что меня призывают на военную службу. Городской Военком в звании генерала нашел время и уделил несколько минут каждому призывнику. Он задавал чисто риторический  вопрос, желаем ли мы добровольно послужить Родине? Отказываться не имело смысла, и я дал положительный ответ, как и остальные «защитники Родины». На комиссии мне повстречался с Вова Румянцев, и мы отправились ко мне домой ещё на Ключевую улицу, и отметили неожиданную встречу. Вова трудился на фабрике «Рабочий» в ОГМ. Он имел жену и дочь и был счастлив. Бутылки водки нам оказалось мало, и мы сходили за трёхлитровой банкой пива. У меня имелась вяленая вобла, что сослужило положительную роль в осушение ёмкости. У Вовы, правда, разболелся после этого живот, но я дал товарищу таблетку и проводил до трамвайной остановки. Это было наше последнее «свидание». Больше мы не встречались. … 
  … Забрать в «солдатчину» должны были осенью, и я остался работать на «Возрождении».  Но время шло, а военные про меня кажется, забыли. Тем более, что надо мной начали «сгущаться тучи». Всё началось со скоропостижной смерти Алексея Андреевича Кольцова. Он возвращался в город с дачи. На заправочной станции у него случился инсульт, и он замертво вывалился из кабины машины с пеной у рта. Все эти  подробности, как и рыдания жены на похоронах, оставшейся «без кормильца», я узнал из слухов, которыми полнилось объединение. Кончина такого человека была событием заметным. Не знаю, как она сказалась на производстве, но я «осиротел» и оказался без «крыши». Этим не преминули воспользоваться мои «недоброжелатели». Вентиляция новых машин БД 200 работала из рук вон плохо. Причину я понял гораздо позднее, но Грициан Павлович Афанасьев вместе с новой начальницей цеха прибежали ко мне и начали кричать, как будто я главный виновник всех бед. Видно старый поммастер припомнил мне ещё и старый инцидент, возникший между нами, по поводу его инсинуаций на счёт Юрия Анатольевича и Розы Ивановны. Я поведением Грициана был возмущён, но объяснить ему, что это недоработка разработчиков оборудования, которые не учли невольный транспортный характер отсоса воздуха, что, наряду с самоуправством Зильберова, послужило причиной наших бед, не мог. Вадим Александрович как умел, успокоил производственников. Он заверил их, что в выходные дни воздуховоды почистят, для этого наши «умельцы» выйдут на сверхурочную работу за соответствующее вознаграждение. ИТР (Инженерно Технические Работники) такой возможности не имели и в нерабочее время трудились бесплатно, имея только четырёх недельный отпуск за ненормированный рабочий день. Буквально через несколько дней я присутствовал при разговоре Ильина с коллегой  завода «Россия». Там требовался мастер вентиляционного участка. Вадим Александрович сказал, что при сложившейся ситуации мне спокойной жизни не будет, и посоветовал сменить место работы. Вакансия имеется, и он готов дать рекомендацию. Недолго думая с его резонами я согласился. Кольцова не стало. Юрий Анатольевич сменил место работы, как и Самуил Ильич, ушедший работать Главным инженером на нетканое объединение «Труд».  Все кто хорошо знали меня и были известны мне, покинули место моей первой трудовой деятельности. В обед я перешел Шоссе Революции и обговорил подробности перехода на место новой работы. Они были более чем хорошие. Я, правда, становился просто мастером с окладом 150 рублей в месяц, но имел сорока процентную прогрессивку, так как производство выполняло план. Как говорят: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». От текстильной промышленности я устал, и написал заявление по собственному желанию, которое и было удовлетворено. Больше в стены этот «гадючник» я возвращался, только видя не кошмарные сны, как могло бы показаться, а наполненные сладко-беспокойными ощущениями молодости. В них я снова штурмовал «высоты производства» на прежней должности, хотя ясно осознавал и возраст, и прошедшее время. Получалась этакая приятная фантасмагория. А трудности на трудовом пути не кончились, но это уже другие истории. …
 
 … А что бы поставить окончательную точку в этой главе, стоит рассказать о некоторых встречах с «персонажами», впрочем, мне дорогими, имеющими к ней отношение и с которыми я ещё столкнулся по жизни. С Самуилом Ильичём, объединение «Труд» которого я не нашёл после армии, мы встретились в троллейбусе. К тому времени он работал Главным инженером троллейбусного предприятия на Кондратьевском проспекте, в котором трудился отец Лёни Павлушева. Разговор получился коротким, но с чувством обоюдной симпатии. Через некоторое время, встретившись с Юрием Анатольевичем на проспекте Металлистов, я узнал, что Горовиц уехал в Израиль. С самим Блаером мы поговорили минут 15. Он всё ещё работал в своём проектном заведение. Я на тот момент только что перешёл работать в ВАМИ. Оказалось, что не так давно наши институты сотрудничали на проекте ТадАЗа (Таджикский Алюминиевый Завод), и мой бывший «шеф» хорошо знает, например Гусеву, с которой я на тот момент был едва знаком. В целом «ветераны» вспоминали с теплотой «былые сражения». Последний раз Юрия Анатольевича я видел в Зеленогорске на территории санатория «Северная Ривьера». Я навещал жену, где она работала в соседствующем пансионате «Ленинградец». На тихой аллее парка мы неожиданно «столкнулись». Видимо, Юрий Анатольевич проходил реабилитацию после инфаркта. Его спутницы, предположительно жена, которую я до этого ни когда не видел, с подругой, деликатно прошли вперёд, оставив нас наедине. Мы опять «чуть-чуть» поговорили. Шли уже девяностые годы. Блаер с горечью жалел время, потраченное впустую на строительство коммунизма. Я, поскольку был моложе, более оптимистично смотрел на жизнь, хотя в капитализм не особенно вписывался. Это наше расставание оказалось последним. Позднее я пытался с помощью «компьютерных возможностей» разыскать Юрия Анатольевича, но по адресу кроме супруги, ни кого не обнаружил. Хотелось надеяться, что ни чего плохого не произошло, и он просто уехал в теплые края. Ну а сейчас, возможно, и этой надежды не осталось…
  … Году 85-том встретил в больнице им. Красина одну из сестёр близнецов работавших в моей смене с прибалтийской фамилией созвучной Цыунчик. Точнее не вспомню. Я навещал жену, а она лежала там с каким-то не опасным, по её словам, заболеванием. Девчонка, ещё помнившая меня, болтала не переставая. От неё я узнал, что Зильберова, наконец, сняли за все его прегрешения с занимаемой должности. Он вместе с начальником Планового отдела Кузовковым исказили показатели ещё в мою бытность на производстве, и всё это в совокупности с последующими «прегрешениями» послужило к гневу начальства. На этот период приходиться, наверное, последний раз, когда я видел Генерального директора. Я спускался по экскаватору метро на Площади Ленина, а он поднимался наверх. До этого он ездил на персональной машине. Ещё мне было поведано, что на производство возвращался Александр Яковлевич Сац. Но он изрядно утратил былые навыки, даже, по мнению простых работниц, и его присутствие длилось не долго. Моя собеседница наговорила бы мне ещё много других подробностей жизни фабрики, но я был занят своими проблемами, и тех так и не услышал….
   … Уже живя на Васильевском острове, проезжая на автобусе по Наличной улице я мельком видел Бориса Абрамовича Кагана. Он куда-то спешил по своим делам. …
  … А так в дальнейшем, ещё раз подчёркиваю, я посещал «Возрождение» только в многочисленных снах, путая настоящее с прошлым. Уже изрядно повзрослевший и солидный человек возвращался на туже должность и ходил по знакомым и незнакомым лестницам и этажам. Но потом наступало пробуждение, и просыпался отнюдь не «в холодном поту». …

Подборка 14. Сороковые корпуса.
  … Исполнительная власть, войдя в наше стеснённое положение, предоставила смотровой документ. Знакомится с новым местом жительства пошли всей семьёй вместе с родителями. Комната находилась в трехкомнатной квартире занимаемой ещё двумя жильцами. Нам открыла пожилая дама бодрого вида. Она с любопытством смотрела на кандидатов в соседи и, по-моему, осталась довольна. Во всяком случае, явного нерасположения не выказала. Впрочем, нас эти нюансы интересовали мало, а главное внимание было приковано к самому жилью и удобствам. Этот квартал, который собой  представляли двенадцать корпусов дома N 40 по Кондратьевскому проспекту, был построен перед самой войной. Эти дома были прообразом «хрущевок», но рассчитанными на не отдельное, а коммунальное проживание. Они, конечно, отличались от «классических» коммуналок, с множеством жильцов, в лучшую сторону. Для своего времени такие «апартаменты» были «шагом вперёд». Единственное что они не имели, это ванны, да и кухни не «вдохновляли» своим размером. Мы с Тоней, намучившись по съёмным квартирам, не стали привередничать и с радостью согласились. В нашей комнате раньше, до своей смерти, проживала тётя нашей соседки. От прежней хозяйки оставался добротный платяной шкаф под дуб. Обустройство своего «гнездышка» я начал с него, разломав и выкинув на помойку расположенную рядом. Освободив «фронт работ» я как мог, побелил потолок, предварительно замазав трещины, впрочем, не достаточно квалифицированно. Вова Малахов выделил мне прекрасные жёлтые обои с осенними лепестками берёзы, которые я и поклеил. Дощатый пол я покрыл коричневой краской. Согласно аннотации одной банки должно было хватить на наши 13,87 метра в квадрате, но закрасилась только половина комнаты. Пришлось покупать ещё банку такой же краски, но она оказалась другого «колера» и пол приобрёл несколько «клоунский» вид. Впрочем, огрех вскоре нивелировался кроватью-диваном, раскладывающимся  столом типа конверт и парой стульев купленных родителями молодой семье. А когда своё место заняла стенка «Вега», которую я приобрел, опять же за счёт родителей и по очень «счастливому» случаю, то «границы» между половинами пола стало почти не видно. Новоселья, как такового, мы не отмечали, но возможно был небольшой «междусобойчик». А так, наконец, мы с Тоней получили собственное жилье и стали настоящими «полновластными хозяевами». Это способствовало нормализации всей «личной жизни». …
  … Соседка попалась тихая, но педантичная. Семья Александры Петровны Храмовой заселилась в квартиру перед войной. Отец Сашеньки был военным, и товарищ по службе предложил часть своего жилья другу. Потом началась Великая Отечественная и как судьба разбросала однополчан можно только предполагать. Провела Александра Петровна всю блокаду в городе или успела эвакуироваться, точно не скажу. Но по окончании боевых действий Храмовы так и остались на площади Калинина. От усердных занятий учёбой, по словам самой соседки, у неё возникли проблемы с позвоночником, что видимо, не позволило в дальнейшем обзавестись своей семьёй. Все свои нерастраченные чувства она перенесла на дочерей брата Бориса и их детей. Тем более что он женился второй раз. Племянница Ира приезжала с мужем Славой и сыном Андреем довольно часто. Оля, которая жила вместе с матерью и одна без мужа воспитывала сына Митю, если не путаю, бывала у тётушки реже, но тоже не забывала её. Своё одиночество Александра Петровна ещё компенсировала заботой о чистоте жилища. Выходные дни и по вечерам она проводила в скрупулёзной уборке. Когда появились мы, то установили график приведения в порядок мест общего пользования. Я хотя и помогал жене в этом, но основная «нагрузка» пришлась на неё и сдача дежурства протекала хоть без скандалов, но напряжённо. Третью комнату нашей коммуналки занимал сотрудник милиции, но он жил, где-то на Гражданке у жены. Комната пустовала. Он, правда, хотел её сдавать, но Александра Петровна категорически возражала. Без согласия соседки этого, почему-то, представитель органов сделать не мог. Все эти перипетии проходили до нашего появления, и о них я узнал по слухам. Самого соседа я так ни разу не видел, хотя он своё жильё очень редко, но посещал. Ну, вот, пожалуй, и всё о первом  времени на новом месте и о соседях. …
  … Сейчас трудно сказать, когда точно произошло переселение. До нового 1979 года или после. Но отмечание этого праздника у родителей, и наше, ещё не обременённое детьми, последующее возвращение в своё жильё по ночным морозным и заснеженным улицам на площадь Калинина, было точно. Жизнь казалась безоблачной и радостной с множеством радужных надежд. Однако в конце января случилась моя первая серьёзная жизненная утрата. Умерла бабушка. Случился приступ застарелой болезни. Он вроде бы миновал и мы с Тоней пришли навестить больную. Бабушка лежала на родительской кровати тихая и успокоенная. Последнее время у неё начинала отказывать память, но она ещё «держалась», так как главным её желанием было «умереть на собственных ногах и в своём уме». Так, в общем, и произошло. Стараясь приободрить бабу Дору, я говорил, что бы она нас так не пугала и жила долго. На следующий день её не стало. По паспорту «выправленному» после войны ей «стукнуло» сто три года. На самом деле было на десять лет меньше, но и до такого возраста, нам например, дожить трудно, а практически не возможно. А здесь следует учесть все испытания, которые выпали на долю бабушки и «закалили» её. Бабу Дору было ужасно жалко, но я понимал, что всё это неизбежно, и тем себя успокаивал. Отпевали бабушку в посещаемой ею Никольской церкви на Охте. Народу попрощаться с ней, было достаточно много для старого человека. Пришла вся многочисленная родня по Малаховской линии и соседи по дому. Всех сейчас не упомнишь. Родители Коли Веснина тоже хотели побывать на похоронах, но спутали Никольскую церковь с Никольским собором в центре города и прождали там напрасно. Кроме этой маленькой «накладки» всё было хорошо, если в таком событии может быть, чего ни будь хорошего. Я в последний раз поцеловал дорогого мне человека в лоб. Похоронили бабушку на Южном кладбище не далеко от памятника скорбящей Матери. Он ещё хорошо просматривался из-за молодой зелени. Сейчас его от могилки бабушки не увидишь. Стояла морозная погода и именно тогда мама простудилась, сильно заболев в конечном результате. Астма стала её преследовать всю оставшуюся жизнь. …
  … Ну ладно о грустном. Как я уже сказал личная и общественная жизнь потихоньку налаживалась. Мы понемногу «притирались» друг к дружке. Не обходилось без «шероховатостей». Один раз, находясь в гостях на Ключевой, я немного «перебрал», и мне себя стало так жалко после какой-то ссоры с Тоней, что я решил прыгнуть с балкона. Я понадеялся на Витю Малахова, присутствующего в тот момент на Ключевой улице. Но брат не стал препятствовать. Порвав несколько верёвок для белья, которые были натянуты на балконе, я «передумал» и успокоился. Покуражится, не получилось, а кончать жизнь самоубийством я не собирался. Жажда жизни во мне ещё «била фонтаном». О поведении двоюродного  брата я тогда не задумывался. Сейчас это наводит на некоторые размышления, хотя до конца всё и неясные. Себя я совершенно «не корил», считая своё поведение не красивым, но житейским. Тем более я всегда старался делать «уроки над ошибками» и их больше не совершать. Сам Витя к тому времени снял комнату недалеко от проспекта Славы в Купчино и вызвал жену. Маленькая Леночка пока осталась у бабушки в Акуличах на парном молочке и под присмотром дедушки и дяди, которые её боготворили. …
  … До лета знаменательных событий не произошло в обоих семействах близняшек, бывших Светловых. Единственное это то, что к данному времени бабушка Оля привезла внучку к родителям, и семья воссоединилась. Я с Тоней  на этом торжественном мероприятие присутствовали, о чём свидетельствуют фотографии, сделанные моим фотоаппаратом. Вообще мы стали частыми гостями в Купчино. В один из таких приездов мы отпустили родителей в кино «отдохнуть» от ребенка, а сами тоже не преминули «пикантно» воспользоваться предоставленной возможностью. Благо дело оставленный ребёнок был достаточно мал. Впрочем, в данном случае, возможно, я несколько «открутил назад», и площадь Калинина здесь не причём. С соседями по квартире Верой Матвеевной и Юрием Павловичем у Малаховых тоже сложились хорошие отношения, как и в случае с моей соседкой, а их жильё и вовсе представлялось предпочтительным по сравнению с нашим, да и Александра Петровна была человеком более сдержанным в своих чувствах. Вера Матвеевна воспитывалась в детском доме и, не имея с мужем своих детей, очень привязалась к Леночке. Юрий Павлович работал на Мясокомбинате и ходил на протезе. С продуктами у него проблем не было, и поэтому он иногда «баловал» молодых соседей. …
  … В другой раз тётя Оля отпустила меня с Наташей на киносеанс, давая возможность «расслабится» маме. Наши «половины» тогда отсутствовали по уважительным причинам, не помню каким. Мы с Наташкой «чинно» прогулялись, хотя, может быть, и испытывали друг к другу и некоторые другие ясно неосознанные чувства. Впрочем, возможно это чисто мои измышления. Подытоживая всё вышесказанное, могу констатировать, что Мартыновы и Малаховы жили дружно, если не сказать больше. …
  … Летом было принято решение посетить родные места Тони и Наташи. Это попытка совершить «моторизованный пробег» стояла под номером два. А первый раз мы попробовали до туда доехать осенью предыдущего года. Отправились на двух машинах. Своим недавно приобретенным «жигулёнком» шестой модели рулил Вова Малахов. Второй машиной из этой же серии управлял его свояк Володя Спичков. Путь предстоял не близкий, целых триста пятьдесят километров, а может и все четыреста с учётом блуждания по «пересечённой местности». Но все были молоды и, как любил говорить двоюродный брат: «Кабелю не крюк сто километров». До просёлочной дороги, последнего финишного рывка нашего путешествия, добрались без особых приключений. Потом начались трудности. Грунтовка, проложенная ещё немцами во время войны, «раскисла» в осеннюю непогодицу, и мы стали буксовать. К тому же стало темнеть. Пришлось разбивать лагерь прямо в лесу. Разожгли костёр. Подогрели еду, в чём нам помог примус «Шмелёк» гордость Вовы Малахова. Недостатка в «напитках» не наблюдалось и мы быстро «подняли настроение». От «избытка чувств» я зачем то пнул «игрушку» брата, детали которой он утром собирал по траве. К счастью, по-моему, все «железяки» нашлись. Переночевали, кто как мог. Благо дело дождя не было. До родительского  дома Светловых мы так и не доехали. Но лес ещё был не пустой. «Девочки» набрали каких-то осенних ягод, а «мальчики» побродили по лесу в поисках грибов, а главное что бы проветриться, так как нашим водителям вечером предстояла дорога назад. «Первый блин» получился немного «комом», но время провели, в общем-то, не интересно. …
  … «Второй блин» испёкся нормально, и всё прошло «как по маслу». Правда и тут следует ещё одна маленькая предыстория. Предварительно на «разведку» была отправлена на место Тоня с моим папой. Это были «большие» или просто выходные, но нашим «разведчикам» всё понравилось. Папа остался доволен местом, и новыми родственниками, тем более что с дядей Павлом было о чём поговорить за рюмкой. После «проверки боем» был «перетрясён» и состав участников «экспедиции». Взяты были только проверенные «кадры». Семьи двоюродных братьев в полном составе и мы с Тоней, но раздельно. В салоне машины Володи Малахова поместились; жена Галя с сыном Андреем; Витя с супругой Наташей и годовалой дочкой Леночкой; и Тоня. Специальных кресел для детей ещё не требовалось, поэтому, хотя народу набилось, «как селёдки в бочку»,  все остались довольными и устроенными. …
  … У меня отпуск начинался немного позже, и я поехал отдельно. Маршрут движения мне разъяснили подробно, так как в своё первое посещение моим «поводырем» была молодая жена, и на дорогу я не особенно обращал внимания. Доехав на междугороднем автобусе до Печор, я вынужден был там переночевать. Был вечер, и последний местный автобус нужный мне уже отправился. Где располагается гостиница, я не знал, да и не имело особого смысла останавливать в ней буквально на несколько часов. Пока солнце не зашло, я успел сделать небольшую экскурсию по незнакомому городу и дошел до входа в Печорский монастырь. Ночь пришлось коротать на скамейке со свежим воздухом. К счастью в этот день отмечали освобождение Печор от фашистских захватчиков и улицы города не были пустынны. А так было бы немного жутковато, поскольку здание автовокзала на ночь закрывалось. Утром на первом же автобусе я доехал до остановки Высокий Мост. Дальше предстоял десятикилометровый «марш бросок» до деревни Бабино. «Выкладка» была полная, так как мой рюкзак весил более десяти килограмм, а в руках я нёс сумку или две. Необходимо было иметь продукты, хотя бы на первое время. Мне было сказано идти прямо, ни куда не сворачивая. На перекрёстках дорог приходилось решать вопрос, где это «прямо». С поставленной задачей я справился, и часа через два вышел на край деревни, по дороге собрав несколько подберёзовиков, мимо которых трудно было пройти не сорвав. Основная «партия экспедиции» уже находилась на месте достаточно долгое время. Она разместилась в пустовавшем, но находившемся тогда ещё в хорошем состояние, доме Пирожковых, расположенном поодаль начинавшего «умирать» села, двоюродных родственников Светловых. Две комнаты с кроватями были хорошим пристанищем для семейств Малаховых. Нам с Тоней отвели ригу с сеновалом жилища тети Дуси и дяди Павла. Из нашей «спальни» открывался живописный вил на поле через выщербленные доски ворот. К тому же запах сена отпугивал комаров, что делало наш ночлег спокойным и умиротворяющим. Эту картину я вижу перед глазами и сейчас спустя столькие года. Но туда мы приходили только ночью, и иногда «перекусить» у тёти Дуси Иволгиной. А в основном же «хозяйничали» вместе с другими приезжими «дикарями» на «хуторе» Пирожковых. Количество занятий было обширно, и ни чем не ограничивалось. Конечно, все их, по истечении времени восстановить трудно, но с некоторыми познакомлю. …
  … Кудеб от дома, где мы «базировались», находился в пяти минутах ходьбы, поэтому не заниматься рыбалкой было бы «грешно». Я не большой любитель рыбной ловли, зато двоюродные братья развернули бурную деятельность. Помимо удочек у них имелись различные сети. Кое-чем снабдил дядя Павел. Кроме того Витя Малахов в свободное от учёбы и домашних дел время сам сплёл «неводы» для промысла. Капроновой нитью его обеспечивал мой папа, доставая на работе. Она там широко применялась. Установка сетей и ужение приносило свои «плоды». Постепенно мы насолили и завялили неплохие запасы плотвы, окуней и щук. Не скажу точно сколько, что бы ни соврать. Предприимчивая душа Малаховых на этом не успокоилась. Они решили еще заняться немного браконьерством. В этой связи на ум приходит  замечательный первый фильм Гайдая «Пес барбос и необыкновенный кросс». Динамита у родственников не имелось, но вместо него решили использовать огнетушители. Для этого съездили, куда-то в соседнее сельпо, и умыкнули со стенда пожарной безопасности баллон с пеной. Придя на речку, они отвинтили крышку и залили воды для возникновения химической реакции получившихся компонентов. Сложность заключалась в том, что бы быстро закупорить резервуар и отправить его на глубину до того как произойдёт «взрыв». К счастью в руках «устройство» не сработало, но к несчастью - в воде тоже. Или возможно «хлопок» был, но очень слабый, так что ожидаемого «улова» не получилось. Зато приключение вышло «на славу», чего я могу засвидетельствовать, хотя и не отчётливо. …
  … Ходил я с братьями и на охоту. Ружьём ещё даже Малахов старший обзавестись не успел. Но у моего тезки имелся настоящий немецкий браунинг или парабеллум. Я в этом не разбираюсь. Оружие осталось от первого мужа матери Тони и Наташи, который погиб в годы войны. Для жившей в лесу семьи Светловых, ствол был «не лишним». За долгое время «родные» пули успели все потратить. Последнюю обойму Витя успел ещё застать, и говорил, что оружие стреляло безотказно. Но к нему оказались пригодны патроны пистолета «Макаров». Они конечно тоже «на улице не валялись», но брат смог в свой первый приезд с Дальнего Востока провести на самолёте пару коробок боеприпасов «добытых» в части. Контроль тогда ещё не был таким строгим. Впрочем, когда он покидал берега Уссури, в аэропорту у него отняли десантный штык-нож. Единственное это то, что «расходные материалы» требовалось подточить напильником, и каждый раз после выстрела приходилось передёргивать затвор. Силы порохового газа не хватало, что бы автоматически доставлять патрон в патронник. Но эти проблемы были легко преодолимы. Походив по лесу, достойной добычи нам не встретилось. Зато на обратном пути мы постреляли немного из настоящего пистолета. «Старые служаки» в свои цели не попали. Мне же удалось «зацепить» верхушку ёлочки, почти как в старом фильме, название которого сейчас не назову, но молодой следователь неплохо стрелял из пистолета инкассатора, возившего деньги из таёжных поселков. Может быть ещё, и увижу этот фильм, тогда запишу название. …
  … В свой отпуск мы не только развлекались, но и трудились. Дядя Павел водил нас на сенокос. Скашиваемый луг находился недалеко от деревни на берегу речки. У нас было две косы, и мы по очереди показывали свои навыки. У меня их не было, но и я прошелся ряда два. Ребята более привычные к сельскому труду покосили до обеда, во время которого мы распили пару бутылок самогонки. После работа стала не так «спориться», и дядя Павел не стал нас утруждать, да и сам «утомился». Живности у него в хозяйстве было уже не очень много, так что заготовить сено он успевал. От трудового дня осталось приятное воспоминание о тепле, солнце и запахе свежескошенных трав. Так же остались фотографии, сделанные мной в один из дней. На них вся наша дружная компания во главе с хозяевами. Снимки с пойманными щуками. «Молодое» поколение в различных видах. …
  … Наши благоверные тоже не скучали. Они готовили еду, занимались детьми и заготавливали различные припасы из «добычи» мужей. В качестве награды «за службу родине» и внесения некоторого разнообразия «в серые будни», Вова Малахов один раз свозил «хозяек» в Псков и по окрестностям. Вместе с ними поехал, и дядя Павел развлечься. Из поездки он привёз пару «пузырей», которые «не отходя от кассы» и оприходовал. Для него развлечений в Бабино было мало, и не воспользоваться таким случаем, он не мог. Мы с Тоней не ездили, но она собрала «по своим местам» корзинку первых подосиновиков. Наш отдых подходил к концу. Мы стали собираться в обратную дорогу. Приводя жилище в порядок, мы выбрасывали «ненужные вещи». Дядя Павел немного рассердился, когда обнаружил, что закатанная банка свинины, любезно предоставленная хозяевами, так и не была использована и готовилась отправиться «на помойку». Продуктов у нас хватало и своих. Впрочем, недоразумение как-то уладили. Расставаться с обжитым местом было грустно, хотя Галочка , как её называл муж, Малахова говорила мне доверительно, что на личном автомобиле они могли бы прекрасно съездить и на Юг. Я с ней спорить не  стал. В дальнейшем она посещала и не раз столь вожделенный край, но было ли ей лучше, чем тем упоительным летом, не знаю. …
  … Малаховы на машине уехали первыми. Я с Тоней отправился вслед за ними «на общественном транспорте». В Печорах, пока ждали автобуса, сходили в гости к Тониной двоюродной сестре Люде. Хозяйка была не готова к приходу гостей, поэтому её я увидел только мельком, когда она вышла ко мне с женой на улицу. Родственница произвела на меня «интеллигентное» впечатление. С ней мы больше не встречались, хотя на склоне лет я приходил с Тоней к ней в больницу перед смертью, но в палату не пошёл. Наверное, инстинктивно не хотел портить давнее впечатление молодости. Далее следовало бы сказать, что на автобусе мы добрались до Ленинграда. Но «скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается». В Заполье наш автобус сломался. Полетел шарнир переднего колеса. Погода стояла хорошая. Старая разрушенная церковь, находящаяся на склоне, перед которой на траве мы с Тоней разместились, выглядела довольно живописно. Но вот часов пять ожидания резервного транспорта из Печор, совсем не входило в наши планы с «позитивной точки зрения». Еды и питья особенно не было. Половина пассажиров продолжила путь на попутных машинах, но у нас не имелось наличности, так как к такому обороту событий мы не были готовы. Пришлось, преодолевая лишения, ждать «у моря погоды». Наконец долгожданный момент настал, и мы добрались до своей родной и уютной комнатки. Там, используя возможность привлечь отложенные «на чёрный день» деньги, привели себя и дела в порядок, покончив с летними приключениями. …
  … Мы не только не только бывали в гостях, но и принимали сами «посетителей». Так к нам приезжала с мужем подруга Тони Лариса Ульянова, теперь носившая фамилию Васильевой. Посидев за столом, я решил, пока дамы занимались разговорами, развлечь гостя посещением сауны. У нас в пяти минутах ходьбы размещалась городская баня. В окружавших район домах не везде имелись ванны, и народ мылся в общественном заведении. К тому же летом на время планового ремонта горячая вода на месяц отключалась, и баня являлась не плохим «подспорьем».  В ней имелись мужское и женское отделения на втором и третьем этажах, куда я ходил один только раз, по какой-то «большой нужде». Там граждане просто мылись горячей водой, и имелась ли парилка, точно не скажу. Зато на первом этаже было организовано отделение класса люкс, или как это тогда называлось. Туда посетители запускались на два часа строго по расписанию. Билеты покупались предварительно и стоили два рубля. Дополнительно можно было приобрести простыни по двадцать копеек. Я брал две, что бы в одной посещать финскую парилку, а другой вытираться после мытья. Весь комплекс состоял из; раздевалки, где отдыхали в перерывах между процедурами; моечного отделения; русская и финской парилки; буфета, куда я почти не ходил. «Рюмку» я выпивал дома, до которого по ощущениям не шел, а просто «парил по воздуху» к спутнице жизни, уже попарившись и сняв накопленную за неделю грязь. С Серёжей Васильевым этот мой «здоровый» распорядок проведения процедур был, конечно, нарушен, но ему в целом всё понравилось, да и подобные места досуга ещё не имели широкого распространения. Подобный эксперимент я повторил с Витей Малаховым, когда они с Наташей пришли к нам в гости. Но с двоюродным братом мы «перестарались» и как возвратились, обратно не помнили. К тому же забыли грязное бельё, и жёнам пришлось идти в «заведение» на поиски пропавших рубах.  Больше «опытов» я не ставил, и посещал баню один. Впрочем, родительскую «ванну» я тоже не забывал. Учитывая дороговизну «сауны» и свои скромные доходы, её посещал не каждую неделю, а два раза в месяц. …
  … Довольно частым гостем у нас на Кондратьевском проспекте был естественно Коля Веснин. Но особенно ярких моментов связанных с ним в тот период я не припомню. Зато визит Толика Горбунова забыть трудно. Он брал почитать у меня книгу «Отец Иокинф». Книга была не то чтобы уж очень интересная, но приобрёл я её через общество книголюбов и дорожил ею. Толик, к этому времени разошелся с Верой, и вёл жизнь свободного художника с посещением «пленэра» (Писание картин на свежем воздухе). Со службой у него тоже не ладилось. Мою «драгоценность» он, где то посеял, и принес мне в возмещение пару выдавленных чеканок из меди. Листы этого материала он доставал по знакомству на заводе «Красный Выборжец». Произведения были сделаны хорошо, и я, немного грустя по утерянной книге, на Толика не сердился, понимая, что со всяким может случиться неприятность. С Толей мы посидели за столом, и он ушёл, как оказалось навсегда. По крайней мере, для меня. Службу в органах он покинул. Со служебной площади его «попросили», и он уехал в Клетню. Всё это я узнал со слов его брата. Дядя Паша (Горбунов) тоже недолго оставался с нами. Он тяжело заболел. У него признали цирроз печени. Когда он последний раз звонил на Ключевую улицу отцу, папы дома не было, и к телефону подошел я. Немного обиженный за «игнорированье» моей свадьбы, я стал называть старого знакомого по имени. Он меня поправил, напомнив о слове «дядя». Мне стало немного неловко, и я исправился, сказав, что сообщу о его звонке папе, что бы тот с ним связался. Не знаю, успел ли папа это сделать, так как  дяди Паши в скором времени не стало. Так понемногу обрывались «ниточки» связывающие меня с детством. Некоторые сведения о Толе доходили до меня. Он продолжал жить в Клетне и занимался, по-моему, живописью. Больше подробностей я не знаю. …
  … В одно из наших посещений Ключевой вместе с Витей и Наташей,  неожиданно позвони Коля сын тети Шуры маминой двоюродной сестры. Он пригласил меня с Тоней приехать к ним в гости на какое-то семейное торжество. Он вообще был сторонником наших более тесных родственных отношений. Так после окончания службы на Краснознамённом Балтийском флоте он нанёс визит двоюродной сестре матери, моей маме. Рассказ о морских буднях, и особенно об отсутствие «дедовщины», мне запомнился. Вообще он был приветливым и целеустремлённым молодым человеком. Это ему позволило окончить, один из гуманитарных факультетов ЛГУ, и работать толи психологом, толи социологом. На свадьбу мы приглашены не были, а тут он видимо решил исправить «оплошность». Я сказал, что не один, и со мной другие Малаховы. В глубине души я надеялся, что Коля «распространит» приглашение на такого же троюродного брата. Но этого не произошло. Возможно, мы друг друга не поняли. Обид с моей стороны, ни каких не было, но с родственником я больше не встречался. О его дальнейшей жизни я узнавал только от тёти Шуры и Нины, с которыми тоже не часто виделся. Так жизнь нас порою «разводит» по независящим от людей причинам. Но пока мы молоды, то не обращаем на потери внимания, но с годами об этом сожалеем, но изменить прошлое не представляется возможным, как бы, ни хотели. … 
  … В конце 1979 года умер дядя Петя отец Кольки Веснина. К тому времени они разменяли квартиру. Коля с родителями переехал на Кондратьевский проспект, а Витя с семьёй стал жить на улице Чапаева, не далеко от работы моего папы. Помочь с переездом пришли в основном знакомые семей Весниных. Витины друзья помогли загрузить машины, но разгружать они отправились на Петроградскую сторону. Вещи родителей в кирпичный точечный дом Кондратьевского проспекта пришлось таскать, кроме хозяев, мне с Игорем Шебекой. Грузового лифта в постройках этой конструкции было не предусмотрено, и крупногабаритную мебель на седьмой этаж приходилось поднимать по лестнице. Хотя таких предметов было немного, к окончанию работы мы все сильно устали, но дело сделали. О смерти дяди Пети мне сообщил поммастер Лешка Степанов, как его называл Петр Яковлевич. Я работал уже в конструкторском бюро и очень удивился, когда мне сказали, что меня разыскивает работник моего бывшего цеха. Он с Колиным отцом трудился вместе на фабрике «Возрождение» в «незапамятные времена». Потом дядя Петя ушел из цеха по состоянию здоровья в транспортный отдел, а потом и вовсе на пенсию. Но в цеху ветерана помнили. На похоронах было много народа. Тетина Катина родня, коллеги и знакомые провожали отца друга в последний путь. Его похоронили на Богословском кладбище в могиле первого ребенка. Валечка Веснина не прожила и одного 1946 года. Было морозно. По заснеженной дорожке мы несли гроб с другой стороны, чем как я пару раз посещал с другом место успокоения его сестры. Проезд там был видимо ближе. На поминках в разговоре со мной Коля, как «провидец», говорил, что и ему недолго осталось жить, а я дотяну до старости.  Я всё это воспринимал как пьяные разговоры. Но, к сожалению, он ошибался не намного. …
  … Жизнь продолжалась. Тоня готовилась стать матерью. Как мы встретили Новый Год 1980, точно не скажу. Мысли видимо были заняты другим. В начале февраля начались схватки, и Тоня на скорой помощи была доставлена в Родильный дом N6 на Свердловской набережной. Он находился рядом с моим «родным» тубдиспансером, украшенным целым «стадом» львов, «воспетых» в фильме Эльдара Рязанова «Приключения итальянцев в России». В комплекс объектов здравоохранения ещё входила больница, которую я ни разу не посетил. Все три здания представляли одно целое, впрочем, организационно не связанное. Место находилось в шаговой доступности, и проезжать одну трамвайную остановку не имело, смыла. По справочному телефону я, наконец, узнал, что у меня родился сын весом три с половиной килограмма и ростом восемьдесят один сантиметр. Конечно, молодой папа был доволен событием, но особых «радостных» безумств, как некоторые отцы, не совершал. Пока Тоня находилась в палате, я совершал все обязательные посещения и приносил требуемые передачи. Этому способствовало и то, что работа находилась еще ближе от дорого места, чем дом. …
  …В перерыве времени отсутствия жены я успел сделать вылазку на посещение новоселья Вовы Малахова. Он переехал в двухкомнатную квартиру. Я в это время был под впечатлением всевозможных гипсовых барельефов отливаемых умельцами из старинных образцов. Саша Пафомов тоже занимался этим. Брату на стену я задумал подарить такой же. Но на данный момент не было времени или денег и на подарок к новоселью, и я пришел без презента, но с обещанием оного, но слова под воздействием различных причин так и не сдержал.  Некоторую неловкость от этого я испытываю до сих пор, хотя брат об этом возможно и не помнит. …
  … Тайм-аут, отведённый мне судьбой, закончился, и пришло время забирать наследника из роддома. Маленький «кулёчек» с молодой мамой работники мед учреждения торжественно передали мне за полагавшийся выкуп. Мальчик стоил 25 рублей, а девочка - 20. Я сбегал и по морозному воздуху поймал «лебовскую волгу». Служебные машины имели номера с буквами ЛЕБ. Такси было сложно заказать в такой короткий срок. Машина нас отвезла не домой, а на Ключевую улицу. Опыта обращения детскими «причиндалами» у молодых родителей не было, а там нас ждала тётя Оля, специально приехавшая в гости к сестре по такому случаю. Она провела мастер класс по пеленанию малыша и вообще по уходу за ребёнком. Потом пришли с работы счастливые бабушка и дедушка, и наше беспокойство с Тоней «улеглось» совсем. Да и дело оказалось не таким уж «хитрым», так что дня через три я с семьёй переехал к себе. Начались «суровые будни». Ребёнок оказался беспокойным и кричал всю ночь напролет. Тоня сразу заявила, что с неё хватает дня, и ночью ей нужен отдых. Ночные «вахты» пришлось нести мне, закачивая сыночка в коляске, перешедшей к нам по наследству от Гоголей. Их дочь Лена уже переросла услуги данного транспорта. Не выспавшийся я отправлялся на работу, а меня сменял ставший ещё дороже человек, которому приходилось готовить обед и обихаживать ребёнка, куда входили обязательные прогулки. На «этой почве» она познакомилась с соседкой Верой Палеховой. Она жила на четвёртом этаже, и была «подругой по несчастью». Точнее счастью материнства. Сережу с Лёшей они вывозили на колясках гулять во двор на свежий воздух. Сами едва успев накинуть верхнюю одежду. Тоня до сих пор «чёрной завистью» вспоминает о соседке родителей по парадной Свете. Той поднимать и спускать сына с третьего этажа, помогала «свободная» бабушка. Сама юная мама имела возможность тщательно «накраситься», и выглядеть красивой в отличие от Тони с подругой, у которых «подмоги» не было, и они на ходу едва успевали, что-то перекусить всухомятку. Мы были «частыми гостями» на Ключевой улице, и поэтому моя радость являлась свидетелем «парадных» выходов дочери тёти Гали. …
  … Особой строкой вписано полоскание пелёнок, которые являлись, обязательным атрибутом и «приданым» молодой семьи, так как переходили из рук в руки от родственников и знакомых по наследству. Покупались и новые, но они служили по праздничным случаям. Впрочем, в скором времени, и они переходили в разряд рядовых вещей. Ванны в нашей коммунальной квартире не имелось, поэтому приходилось стирать на кухне в тазу. Иногда задействовалось не только помещение, но и рукомойник с раковиной. Меня до сих пор удивляет выдержка «чистюли» соседки. Александра Петровна стойко терпела все неудобства связанные с нашим присутствием и даже иногда, если не изменяет память, помогала мыть ребёнка в детской ванночке. Не использованные материнские чувства она перенесла не только на племянников, но и на нашего сына. Вид испачканной ткани у меня и по сей день вызывает «противоречивые» ассоциации. Зато по выходным дням мне нравилось гулять с колясочкой. Отдыхали все. Ребенок спал на свежем воздухе, и легко закачивался, в случае капризничая, при пробуждении. Мама могла некоторое время заняться собой, не думая о чаде. Папа тоже отрешался вообще от всего, бродя по окрестным местам, но, не забывая правила дорожного движения, которые представлялись сущими пустяками, по сравнению с повседневной реальностью. В этих походах я неплохо изучил место обитания. Особенно мне нравилось ходить по Лабораторной улице. Удаляясь от площади Калинина постепенно за спиной как бы «вырастал» Смольный собор. В непосредственной близости кинотеатра «Гигант» его видно не было. Видимо у зодчего планировавшего усадьбу, парк от которой ещё сохранился, была такая «задумка». Это являлось лично моим небольшим открытием, и я получал заслуженное удовольствие от маленького архитектурного чуда. Остатки аллей имения с вековыми деревьями так же представляло собой замечательное место для управления моим ручным средством транспорта. Когда в «дальние края» я не уезжал, то пересекал Кондратьевский проспект и за отделением милиции с вытрезвителем просто «рулил» по дорожкам небольшого сквера в начале улицы Жукова (Не путайте с проспектом маршала Жукова). …
  … Так в интенсивных трудах и заботах не скучно проходило время, которого ни на что более не оставалось. В этот отчетный период я поменял место работы и путь от завода «Россия» до дома немножечко сократился. Но это не главное. ЛПХО «Возрождение» я покинул под воздействием разных факторов, но основным было то, что на новом месте платили прогрессивку 40%. Таким образом, зарплата составляла 200 рублей, что было немаловажно для молодой семьи. Сама работа мастером вент участка была малопривлекательной. Трудовой коллектив подобрался хороший, но пьющий. Сам характер производства способствовал распитию спиртных напитков. Завод выпускал секретные радиолокационные установки на базе автомобилей. В гальваническом цехе вентиляционное оборудование и воздуховоды «летели» каждые три четыре месяца под воздействием паров кислоты, и требовалась «срочная» их замена. Авральная работа дополнительно «оплачивалась» этиловым спиртом руководством соответствующего производства, что не способствовало «трудовой» дисциплине вверенного мне подразделения. Недавно пришедший молодой начальник паросилового цеха, куда входил мой участок, взял меня на работу, что бы я как то воздействовал на своих подчинённых, но это было не в моих силах. Я попал «из огня в полынь». Когда мои рабочие «злоупотребляли», я мог только констатировать факт. Меня в этом не обвиняли, но я прекрасно понимал, что это до поры, до времени. На следующие после попойки утро запомнившийся мне жестянщик говорил, что так пить нельзя, а потом добавлял – надо больше. Как вы понимаете при такой «постановке вопроса», я мог только «разводить руками». Что бы «не видеть» всего этого и отдохнуть от «ночных вахт» я приспособился уединяться в тихое место на берегу пруда оставшегося от дачи Безбородко. Там по слухам ещё находили дубовые остатки барских купален. Немного переведя дух, я отравлялся «командовать» дальше. …
  … Как положительный момент отмечу, что один раз я использовал «служебное положение». Неожиданно поломалось транспортное средство ребёнка. В перерывах между его использованием по прямому назначению, Колька Гоголь отвёз на нём 40 килограмм макулатуры для получения двух томов «Графини де Монсоро» Александра Дюма. Это тогда широко практиковалось. Для этого он «очистил» всю кладовку на Ключевой улице. Действие производилось без моего ведома, и я лишился всех своих «архивов», включая «подлинники» школьных сочинений. Это обстоятельство меня расстроило, но делать было не чего. Когда коляска перешла к нам, не предусмотренная нагрузка сказалась, и уязвимая направляющая, на которой крепилась «кабина», переломилась. Вначале это коснулось одного места. Я отнёс сломанную деталь «к мужикам» и они её приварили обыкновенной сваркой. Но этим дело не кончилось. Когда я повёз Алешу в детскую поликлинику, находящуюся на другом конце Кондратьевского проспекта, к ортопеду, то на обратном пути вышли из строя «все четыре колеса». Мало того, что старая врачиха, сама имеющая проблемы с позвоночником, была «грозою» молодых мамаш, но приключилась и такая оказия. Мне пришлось в одной руке нести кулёк с ребёнком, а другой толкать «сложившийся» транспорт. Когда я снова принёс «металлолом» подчиненным, то бригадир отнёс детали в подразделение, в котором имелась дефицитная аргонодуговая сварка, и мою «беду» устранили. Этот человек являлся главным «нарушителем» трудовой дисциплины и одновременно моим «наставником» в вопросах вентиляции. Его имя и отчество, как и других членов бригады, «история» не сохранила за краткостью промежутка времени моего там пребывания. …
  … Впрочем, спать в коляске Лёше стало «не комфортно». Нас выручила чета Добреньких. Они жили на четвёртом этаже подъезда Малаховых. Лёша Добренький, как и Витя, учился в ПВСУ, имея звании прапорщика. До этого он служил в ГДР и был прекрасным наводчиком ПТУРСов (Противотанковый управляемый ракетный снаряд). У него с женой осталась от выросшего ребёнка очень симпатичная, а главное импортная, детская кроватка. Её они отдали нам совершенно безвозмездно. Память об этих хороших людях я храню и сегодня, хотя училище теска моего сына так и не закончил. Зато наше жилище стало приобретать почти «законченный» вид. …
  … Летом Тоня вместе с Валей Малаховой решили вывести своих полугодовалых детей на Родину последней «в Украину». Мамаши хотели, что бы Алёша с Олей подышали свежим деревенским воздухом, принимали солнечные ванны и вместе с родительницами набирались витаминами. Шаг был смелый, если не сказать безрассудный, но перечить жене я не стал, что бы хоть немного отдохнуть. К сожалению, моя передышка оказалась недолгой. Через две недели Тоня с сыном возвратились назад, хотя я так рассчитывал на месяц или два. Моего ребёнка кто-то сглазил, и он кричал целыми днями. Пришлось даже водить к местной ворожее и снимать «порчу». Здоровье малыша было дороже и «от греха подальше» мои путешественники вернулись домой. Грустить я не стал, тем более что события завертелись с бешеной скоростью. …
  … Меня призвали на службу в Армию. Событие было не то что бы неожиданным, его  я ждал почти целый год, но всё равно «сюрприз» застал меня врасплох, когда уже стал  забывать об «угрозе» нависшей надо мной. Я уволился с работы под пожелания начальника о счастливой службе и с просьбой, если будет возможность, достать ему военный полушубок с учётом моей должности в «войсках». Я, конечно, ни чего опредёлённого обещать не мог. У меня оставался небольшой промежуток времени до отбытия в часть. Погода стояла хорошая, и я решил немного попрощаться с памятными сердцу местами, тем более компанию нам с женой составила её сестра Наташа, оказавшаяся пока свободной от трудовой деятельности. По будням мы вместе с детьми ходили загорать и купаться на «Баваровку». Это каскад прудов Безбородковской дачи, простирающийся от Невы и заканчивающийся Пискарёвским проспектом вдоль улицы Жукова, которую он пересекал, и Полюстровского проспекта с другой стороны. От площади Калинина место находилось не далеко, но событий связанных с ним у меня было достаточно. Мы весело барахтались в воде. Один раз у Наташи даже слетел «предмет» прикрывающий молодую грудь, и я, сделав вид, что не обратил внимания на не немедленное приведение родственницы, тоже захваченной врасплох, себя в порядок, это, как видите, сохранил в памяти, хотя случай вроде бы, не «выдающийся». В выходные уже с двоюродным братом, присоединившимся к нам, мы поехали в Сосновку на «Пундоловку». Это было место моей «ностальгии» по «Пороховым» и лыжных вылазок. Там расположившись на берегу речушки Лапки,  хорошо провели время. Под воздействием выпитых напитков, потом, «форсировав водную артерию», отправились в гости к дяде Грише Гусакову. Григорий Васильевич на счастье был дома и красил с сыном Алешей свой старенький Москвич. Не скажу, что дядя Гриша очень обрадовался незваным гостям, но яичницу с салом поджарил и початую бутылку самогонки выставил. Угощение нас не особенно интересовало, и его «подчёркнутые» слова, что он является другом моего папы, нас особенно не волновали. Просто хотелось повидаться с дорогим по воспоминаниям детства человеком. Витька Малахов, хотя и видел дядю Гришу немного раз, тоже очень уважал этого весёлого человека. С ветераном войны мне видеться ещё доводилось, а вот Лёшу живым я больше не видел, и с трудом, но узнал, через сорок лет, его лежащего в гробу. Он был очень похож на свою мать тётю Шуру. Гусаковских черт лица я не нашёл. Разве что мужская стать пол метр девяносто роста, но возможно это акселерация всего поколения. Мой Лёша перешагнул и два метра. …
  … Что бы ни заканчивать «на грустной ноте» скажу, что перед самым отбытием на военную службу я посетил Вову Малахова. Мы, по-моему, попарились перед «долгой разлукой» в бане, и я даже переночевал у них. На следующее утра Вовка с Галочкой везли продавать молодую картошку на Кузнечный рынок и подвезли меня на своих  «Жигулях» до Владимирского проспекта. Там мы обнялись и отправились по своим делам. Я на Кондратьевский проспект, а ребята за прилавок. На «семейном совете» было принято решение отпустить меня одного, а семья остаётся в Ленинграде. Ребёнок должен был подрасти, а я «разведать» обстановку. …
  … Следуя заведённым «штампам», можно было бы сказать, что два года пролетели незаметно. Но это не так. Каждый день, зачёркнутый в написанном от руки календаре, давался не просто и был заполнен тягучему служению Родине. Однако всё кончается, кончилось и это. Отслужив, я с аэродрома на такси приехал к родителям, так как наша комната год пустовала, и требовалось её привести сначала в «божеский вид». На Ключевой мы пробыли день или два и переселились к себе. Впрочем, там пробыли не долго, и поехали проводить положенный по закону второй армейский отпуск в посёлок Эмари Эстонской ССР. Туда направили служить моего двоюродного брата Витю Малахова, недавно закончившего свою учёбу в Пушкине. Семью на место службы он забрал пока не полностью. Леночка на время осталась жить у соседки по съёмной комнате Веры Матвеевны. Это немного облегчало наше пребывание в комнате офицерского общежития, куда поселили «молодого» лейтенанта с супругой, сестрой моей жены. Само место в основном состояло из двух авиаполков с аэродромом и военного городка. Брат в это время лежал в госпитале, а Наташа, имея опыт преподавательской работы в институте Уссурийска и ПВВСУ, была сразу назначена директором гарнизонной общеобразовательной школы. Эта работа была ей не совсем знакома, но она стойко преодолевала все трудности. Я даже пытался давать ей советы на базе моей «хозяйственной» деятельности в армии, но тоже мало чем мог помочь. Вся эта теснота и производственные заботы не помешали нам неплохо проводить время, а особенно вечера с распитием красивых бутылок всевозможных напитков гарнизонного военторга. Так как тара была не только привлекательная, но и дорогая, то через две недели я заметил, что мой армейский капитал в тысячу рублей существенно «растаял». Когда я смогу «выправить» гражданский паспорт, устроится на работу и получить первую зарплату, было не совсем ясно. Поэтому я принял «мудрое» решение закончить отдых и отправится в Ленинград ждать всех вышеперечисленных событий. …
  … Дома родственники опять же помогли скоротать свободное время. В Пушкине двоюродный брат не успел забрать из ателье пошитую форму. Этим пришлось заниматься мне. Ехать «в ближний свет» по чужим делам не хотелось, но нарушить родственную «солидарность» я не мог. По тем же соображениям я без восторга принял контроль над погрузкой в контейнеры и отправкой личных вещей Малаховых. Впрочем, мои трудности не носили «фатального» характера и с ними я справился. Но время шло, а вестей из Райвоенкомата все не было. Деньги стали кончаться. Немного выручила бухгалтерия в/ч 31631, которая прислала рублей полтораста денег за вновь введённую секретность или ещё чего то. В знак благодарности я даже хотел послать Любови Петровне коробку шоколадных конфет, но не был уверен в том, что гостинцы дойдут бандеролью в целости и сохранности, и не сделал этого. Пришлось так же изыскивать внутренние ресурсы, и я понёс в комиссионный магазин свой новенький кожаный пиджак. Пару раз я одел его «на выход». Один раз сходил на Кондратьевский проспект к Весниным, второй раз съездил, как сопровождающий, с Наташкой, прибывшей к нам с «ответным визитом», в Колпино. Там жила её  подруга по работе на кафедре ПВВСТУ. За «праздничным» столом женщины говорили о своем, а я со знанием дела, как недавно тянувший армейскую лямку, вёл речи с отцом молодой хозяйки полковником, работавшим всё на той же кафедре. В общем визитом все остались довольны, во всяком случае, мы с Натулей. У нас с ней вообще складывались отношения несколько большие, чем родственные, но не подумайте чего, без всякого «криминала». Потом моё «шефство» над ней в её поездках по Ленинграду вошло в «традицию», и Тоня не препятствовала этому, а мы получали небольшую «отдушину» от повседневности. Однако, я опять «ушёл» немного в сторону. Так что пиджак был почти не ношенный, и я захотел получить туже цену, что и заплатил. Это немного замедлило процесс продажи, но недели через три я получил свои 500 рублей, и «призрак голода» нависший над семьёй отодвинулся. …
   … Месяца через два, наконец, пришли мои военные документы, и я смог получить гражданский паспорт, хотя военный билет тоже остался. Я стал офицером запаса, и можно было заняться поиском работы, имея о ней смутные представления. По закону ею должны были обеспечить с последнего места гражданской деятельности, и я направил свои стопы в отдел кадров завода «Россия», где я до этого проработал меньше полугода. Там мне сказали, что моё место занято и могут предоставить только должность мастера в одном из цехов. Заниматься совсем не знакомым делом мне не хотелось, и я вежливо отказался от предложения. Дальше я направился, обуреваемый «ностальгией» по текстильному прошлому, на фабрику «Советская звезда» выполнявшую по моим старым воспоминаниям план. Тамошних кадровиков моя персона не заинтересовала.  На соседнюю фабрику «Веретено», тоже бывшую на хорошем счету, я обращаться не стал ввиду бесперспективности. Последней моей попыткой «оправдать» окончание Текстильного института стало объединение «Труд». Оно хоть было не совсем по моему «профилю», но там главным инженером трудился Самуил Ильич Горовиц, знакомый мне по работе на «Возрождении». Точного адреса я не знал, но понадеялся наудачу и прошел всю Якорную улицу, так и не встретив нужной вывески. …
  … Отчаиваться я не стал, но задача не была решена. Безработицы у нас в городе, как впрочем, и во всей стране, не наблюдалось, и случай трудоустроиться вскоре представился. Тоня, гуляя с сыном, дошла до конца Кондратьевского проспекта. Там ей бросилось в глаза объявление о вакансии инженера по вентиляции. Она зашла в отдел кадров ЛНПО «Авангард» и расспросила подробности. Ей дали телефон и попросили подойти мужа. Я медлить не стал и пришел в проходную завода «Компонент», где тогда находился ОГЭ (Отдел Главного Энергетика) объединения. Ко мне вышел Владимир Фёдорович Мягков. Ознакомившись с документами и мной, первоначально обговоренную должность старшего инженера он не дал, но сумму оклада в 150 рублей сохранил. На предприятии так же имелась гарантированная ежемесячная сорока процентная премия, что обеспечивало 200 рублей «чистой» зарплаты, что меня устраивало. О большем мечтать было трудно, а на возможность прекрасной карьеры я уже не надеялся, смирившись с реальностью и приняв решение «плыть по течению» без вызовов судьбе. …
  … Жизнь стала входить в спокойное русло. Мы часто посещали родителей, которые жили «в шаговой доступности». Там я даже принял участие в «воспитании» племянницы Лены. Одну неделю сестра Галя была вечерами чем-то занята и дедушка с бабушкой тоже. Пришлось мне забирать племянницу из детского сада видного из нашего окна, но вовнутрь которого я, ни когда не проникал. Предварительно проинструктированный я прекрасно справился с не простой задачей, и воспитатели мне отдали ребёнка. Лена, как и все дети, росла «энергичным» чадом и один раз ещё маленькой сильно повредила с пришедшей в гости подругой мою любимую фотографию второго класса. Я сильно расстроился и отругал в горечах мамаш, чем чуть не довёл свою «кровиночку» до слёз. Но это был редкий инцидент. А так с сестрой мы были в нормальных отношениях, о чём говорит и моё вспоможение по мере сил. Впрочем, случаи такого «плодотворного сотрудничества» с обеих сторон были достаточно редки из-за нашей обоюдной самостоятельности, чего можно и всем пожелать. …
  … За своим же ребёнком в детский сад я не ходил по той причине, что Тоня устроилась туда работать вместе с ним. Ещё на Урале у Лёши выявили серьезные проблемы со зрением. Прибыв в Ленинград, жена прошла с ним более подробное обследование. У него оказался страшный «минус» и, что бы малыша устроить в специализированное воспитательное заведение, ей пришлось пойти туда работать. Садик находился от нас сравнительно далеко на Малой Охте. Каждый божий день мои «горемычные» садились на трамвай номера 23 и отправлялись «на работу». Это было не очень хорошо, но выбора у нас не имелось. …
 … Постепенно я входил в гражданскую жизнь. Возобновил своё посещение сауны на площади Калинина. Билет на два часа пребывания в классе люкс стоил 2 рубля. Плюс две простыни по 20 копеек. Как видите, цена за два года не повысилась ни на копейку, что сейчас трудно и представить. Остались неизменными и мои манипуляции. Одно полотнище использовал для посещения парилок, русской и финской, другая простыня шла на вытирание после всех процедур. Стоимость всего курса составляла почти два с половиной рубля, что и при достигнутой зарплате для простого инженера было дороговато. Поэтому для «барского» заведения я оставил график посещения раз в две  недели. Вот только брать билет стал преимущественно на шесть часов вечера в субботу, так что образовался своеобразный «костяк» посетителей, приходивших в одно и то же время. Знакомства мы не заводили, но часто встречающиеся лица создавали впечатление определённой общности, так что некоторых я помню до сих пор. Меня часто встречал перед сеансом бодрый старичок, который съедал в фойе обязательное яблоко, отдыхая после бани. Другая запомнившаяся мне компания состояла из офицеров какого-то военно-морского заведения, и даже присутствовал при обмытие очередного звания одним из завсегдатаев этого «братства». Несколько раз я видел спортивного вида парня очень похожего на моего одноклассника Серёжу Аркадьева. Но мы друг к другу не подошли, что бы подтвердить моё предположение. Таких «знакомых» набиралось почти половина присутствующих, но они запомнились хуже. При классе «Люкс» имелся буфет, но я, за неимением достаточных средств и при завершении перерыва своего любимого моциона, а также времени, его не посещал. Зато все положительные эмоции, после помывки «долететь» как на крыльях домой, а такое именно было ощущение лёгкости во всём теле, и выпить чего ни будь «вкусненького», остались. Сохранились, конечно, только более яркие впечатления, а их в первое время моего возвращения из армии было не так много, а потому стоит перейти к первому «послевоенному» лету. …
  … Чем занять в тёплый период сына представлялось не простым делом, но выручила жена. Тоня на лето устроилась воспитателем летнего детского сада, и уехала с Лёшей в Толмачёво на берег Луги. Я там проведывал их почти каждую неделю. Приезжая туда за 100 километров, мне вспомнился недавний мой знакомый по Кузь-Елге старший лейтенант Толмачёв. Воспоминания в целом были приятные, но с грустинкой. Нянечкой в Тониной группе оказалась её землячка Зина Жукова. Она с дочкой Юлей тоже каждый выходной ждали отца. Мы все были примерно одного возраста и довольно быстро подружились, особенно молодые мамы. Семья Жуковых жила в комнате на улице Комсомола рядом с Финляндским вокзалом, поэтому наше летнее знакомство продолжилось и далее. А пока мы с Колей, работающим шофёром на одном убирающем территорию города предприятии, часто встречались, особенно когда вместе возвращались домой. Дни после трудовой недели проходили не плохо на свежем воздухе, даже когда солнце отсутствовало. Меня даже кормили едой оставшейся после детей, но я это не очень приветствовал, чем немного обижал заботящуюся обо мне верную подругу. Но как бы, то, ни было, но лето запомнилось своей безоблачностью гражданской жизни без военных тягот. …
  … Жизнь вкатилась в размеренное русло и до следующего лета больше особенно запоминающихся событий не произошло. Зато лето запомнилось посещением Рубаньщины. Это не большое село рядом с тихим городком Суджа. Там, если вы помните, проживала мать мужа сестры. Варвара Фёдоровна в каждом письме к невестке передавала привет мне и звала погостить. Получив, полагающийся на новом месте работы, свой первый отпуск, я решил вместе с подросшим сыном отправиться в немного рискованное путешествие. И тем самым дать отдохнуть маме. До места назначения мы добрались нормально и с железнодорожной станции пешком дошли до маленького уютного домика радушной хозяйки, где нас ждал праздничный обед и кровать с пуховиком. А дальше время потекло размеренно и немного скучно, что после городской суеты было не так уж и плохо. При приёме пищи на столе меня всегда ждал чайничек с самодельным яблочным вином, а Лёшу дары сада и огорода, успевшие подрасти к тому времени. Ходить было особенно не куда, и я малышу до дыр зачитал пару прихваченных с собой книжек. Их мы перечитывали несколько раз и приключения девочки Алисы Кира Булычёва выучили наизусть, и я мог, не заглядывая в книжку, рассказывать её сыну перед сном, а он поправлял меня, если я в чём был не точен. Получалась своеобразная игра соревнование. Варвара Фёдоровна вместе с Зоей Фёдоровной были днем заняты на своей работе, поэтому время нам уделяли по вечерам. А так мы были предоставлены сами себе, и как то притом не очень скучали. Меня, правда, пытались привлечь к прополке сахарной свеклы, и я, имея опыт сельскохозяйственных работ на полях Ленинградского нечерноземья, не отказывался помочь хозяйкам выполнить установленную им норму, но от этой идеи отказались. Толи по тому, что кому то надо было всё равно сидеть с ребёнком, толи Фёдоровны боялись, что меня «совратят» интересующиеся мной односельчанки. Как бы то ни было, но в «общественно полезном» труде я не поучаствовал, о чем не сильно жалею, хотя, возможно, и лишился некоторых «романтических» приключений. …
  … В монотонную жизнь внёс лёгкое разнообразие наш визит с Лешей в общественную баню Суджи. Она мне напомнила подобное заведение Белорецка. За давностью лет я их, пожалуй, сейчас и не различу. Зато после водной процедуры Варвара Фёдоровна мне купила пару бутылок пива, что я не мог себе позволить при исполнении служебных обязанностей, да и этого напитка в этой таре было сложно найти на Урале. В общем, месяц у нас с ребёнком прошёл неплохо. Жалко только что это по достоинству можем оценить в прошествии лет. …
   … Дальше эстафету отдыха малыша приняла Тоня, и, возможно, отправилась к сестре в Прибалтику. Это я помню не точно, но следующее лето определённо местом их летнего пребывания стала Эстония. К тому времени наши «совместные» с женой родственники перебрались в трехкомнатные апартаменты из двухкомнатной квартиры. Я даже, находясь у них в гостях на Новый Год, помогал с переездом. Так что теперь на некоторое время нашей семейной «вотчиной» стало Эмари. Дорогу туда я изучил «наизусть». В зависимости скорее от желания, чем от времени года, до города Талина я добирался или поездом с Балтийского вокзала, или автобусом с вокзала на набережной Обводного канала. Транспорт был ночной, и поэтому в пути я высыпался, хотя спать сидя или на третьей полке общего вагона во время разгара сезона или перед праздником, было не совсем комфортно. Но жажда чего-то нового и радушие принимающих хозяев компенсировала все неудобства. Далее на местной электричке я ехал до городка Кейла. А там, на автобусе до пункта назначения. Дальше километра полтора надо было пройти пешком, но это была уже сущая мелочь. Я так примелькался в своей курточке со вставками из искусственного меха, приобретённой мне женой, что со мной один раз даже заговорили на эстонском языке представительница коренного населения. Я вынужден был гражданку немного разочаровать, хотя мне её обращение было приятно и вселяло чувство самоуважения. Принимали в доме Малаховых приветливо и хлебосольно. …
  … На чухонской земле взрослые занимались своими делами. Пили неплохие напитки, достойно закусывая, отличным от обычного снабжения, «деликатесами» Прибалтики. Тоня делала двоюродному брату массаж спины, снимая застарелый ревматизм. Я слегка ревновал и требовал такого же «обхождения» от сестры жены, благо дело к спорту они обе имели почти одинаковое отношение, и делать эти процедуры умели. На праздники мы иногда посещали Наташиных «подчиненных», что мне не особенно было интересно, но чуть разнообразило наш обычный уклад. Вообще особенностью «гарнизонных» торжества служила разнообразная иллюминация с помощью ракетниц имеющихся в распоряжение у военных. Весь гарнизон «утопал» в фейерверках. Один раз по рассказу брата петарда залетела «зеваке» на балконе в рот. К счастью всё обошлось без «летального» исхода. …
  … Дети проводили отдельный досуг. Первым их большим «свершением» стала поломка одной из полок мебельной стенки. Детишки забрались на неё, недооценив свой вес, и она не выдержала. Ленка попыталась, свалить всю вину на младшего брата, но «крепкое слово» досталось всем участникам. Больше таких больших промахов маленькие озорники не допускали, но проделок, в которых младшая Малахова являлась заводилой, хватало. Ребятам было не скучно вместе, и огороженная забором территория части представлялась замечательным местом для разнообразных игр. Но не думайте, что маленькие сорванцы были предоставлены самим себе. Взрослые им тоже уделяли внимание. Мы с ними ходили на речку, посещали лес и прилегающие поля. Там знакомили подрастающее поколение с флорой и фауной. В основном этим занималась Тоня, так как Малаховы были заняты на работе и службе. Я тоже приезжал редко. Правда, иногда наведывались «настоящие гости». Так в один из моих приездов бывших соседей посетили Вера Матвеевна и Юрий Павлович. Связь с ними не оборвалась после того как брат с семейством покинули Купчино. Да и Лена ещё некоторое время жила с этими хорошими людьми. Мы всей дружной компанией побродили по улицам Талина. Стояла солнечная погода и экскурсия удалась «на славу». Столицу Эстонии мы посещали и одни. Так однажды Наташа с детьми отправились провожать меня в Ленинград, и до отбытия поезда мы успели побродить по берегам пруда расположенного недалеко от вокзала. На память сохранились фотографии Лёши и Лены около с клонённой ивы. Не знаю, сохранилась ли та, по сей день, так как в Талине давно не был. …
  … В общем 1984 год я провёл «плодотворно», тем более что где то ближе к осени нас посетили неожиданные гости. С семьёй моего крестного мы связь поддерживали, но не очень активно. В ранней юности друзя-родственники детства мой папа и крёстный обменялись наручными часами, но потом после наших посещений Алени надолго расстались. Михаил Данилович переехал в Ростовскую область, а папа тоже перестал проведывать родные края. Раз или два в год обменивались письмами или поздравительными открытками к праздникам. Эту традицию прервала моя сестра. Уже учась в техникуме, она летние каникулы решила провести «на юге» и поехала, предварительно списавшись, к нашим Ростовским родственникам. Я в это время был в стройотряде и всех подробностей не знал, но практичной Галке поездка понравилась. Потом был небольшой перерыв в родственных отношениях. И вот по совету тёти Маруси жены крёстного нам нанесла в город трёх революций «ответный визит» её младшая дочь Наташа с мужем. Гостям мои родители были всегда рады и «чем могли» встретили их, тем более что мы с сестрой уже покинули Ключевую улицу и квартира «пустовала». На торжественном обеде по  случаю приезда дорогих гостей присутствовал и я с Тоней. Ребята нам понравились, и мы пригласили их и в наше скромное жилище на площади Калинина. У нас в доме, конечно, не имелось таких угощений как у папы с мамой или привезённых из деревни уток, данных в поездку тётей Марусей, но я продемонстрировал «фирменное блюдо» в виде зажаренных пельменей, которому меня недавно научила сослуживица Лида Хвощевская. Блюдо я готовил второй раз в жизни, но городская «экзотика» на сельских жителей произвела  положительное впечатление, и они даже кажется, собирались перенять опыт. А молодость и пару бутылочек вина доделали дело «сплочения связей» и все остались довольны. …
  … Конец года знаменовался подготовкой к заметному, мягко скажем, событию в моей семье. В стране тоже происходили важные изменения, получившие в народе меткое название времени пышных похорон, или что-то в этом роде. Но в тех «катаклизмах» я непосредственного участия не принимал, а только наблюдал со стороны без страха, но с настороженностью. Мои личные обстоятельства были важнее. Так вот мы с женой ждали прибавления в семье. Сказать, что оно было «жданным» полностью нельзя, но и «не жданным» тоже. Когда Тоня сделала соответствующее заявление, прибегать к помощи медицины я не захотел. Надоело, да и лишняя комната в перспективе приближающейся очереди на получение жилья не помешала бы. А ожидание своего жилья заметно замедлилось с проведением Олимпиады 80 го года и землетрясением в Ташкенте, что потребовало от страны дополнительных материальных ресурсов. Но это не главное. На семейном совете, так как супруга сильно не возражала, мы приняли это не простое решение, которое подтвердил и весь «подготовительный» период. Тоня лежала «на сохранение» в специализированной клинике рядом с Областной больницей и в больнице им. Красина, дорогой мне по детским воспоминаниям. В районной консультации мы так же являлись «постоянными» клиентами. Все эти преграды Тоня стойко преодолела и вышла на «финишную» прямую линию. Точно назвать время счастливого события врачи, естественно не могли, но ориентировочно оно должно было «совместиться» с днем рождения первенца, и мы с женой хотели, чтобы даты совпали. Это было бы «красиво» и указывало бы на некий «перст судьбы», что не маловажно в нашем «языческом» сознании. До 5 февраля я ужасно хотел, что бы роды ни начались раньше времени. С приближением даты я стал опасаться, чтобы не получилось в пустую оборвать заветный лист календаря. Перед днём «Х» я, проявив «волюнтаризм», отвёз жену в знакомый роддом, и стал ждать нужного результата. Но природа нашим желаниям не подвластна. Пятого числа ожидаемого сообщения от врачей не последовало, впрочем, как и шестого тоже. Докторам видимо надоела канитель и они искусственно «вызвали» роды 7 февраля. Я был немного разочарован провалом своей задумки, но не очень. Родилась симпатичная девочка. Мы с Тоней назвали её Машей. Точнее выбор имени сделала жена в честь своей мамы, но я не возражал, так как имя моего папы уже было «увековечено». С приездом нового жильца домой произошла некоторая «заминка». В морозный «по заведённой традиции» день я заплатил «положенные» двадцать рублей медицинским работникам, и, пойдя искать транспорт, смог найти только почтовый каблучок. Места в нем нам всем троим, хватило, но престиж, в сравнении с первым подобным транспортом, немного пострадал. Главная «виновница» этого не могла заметить, да и у счастливой мамы имелись свои заботы. Зато мы прибыли в своё собственное жильё, где сестру ждал заинтересованный брат, а обоих «дам» весте, заботливо приготовленная обстановка. Малютка заняла извлечённую с «антресолей» детскую кроватку. Старший брат окончательно и бесповоротно обосновался на купленном кресле-диване. Так что вся полезная площадь заполнилась. Осталось только небольшое пространство для прохода. …
 … Девочка оказалась «просто прелесть» и не потому, что была симпатичной сама по себе, но по ночам, в отличие скажем от старшего брата в её возрасте, не плакала. Этим она существенно облегчила участь уже не молодых родителей. Мне не надо было нести ночные дежурства, и я смог более плодотворно трудиться. А это оказалось особенно ко времени, так как я в мае поменял место работы, и пришлось осваивать совершенно новую специальность проектирования алюминиевых заводов. Дядя Коля Веснин называл малышку Синеглазкой, как героиню любимого нами мультфильма про Незнайку. Другие её способности пока не проявились. Так она и отправилась не полностью «раскрывшейся» на «курорт» в Прибалтику к тёте Наташе. …
  … Я же вынужден был переключиться на производственные темы. Для ознакомление с новым «поприщем» меня отравили в командировку в Таджикистан на почти достроенный ТадАЗ. Обо всех своих рабочих буднях там поведаю в другой главе, но оттуда я привёз штук пять настоящих восточных дынь, купленных на базаре в Душанбе. В Ленинграде их ещё не продавали, и мне с большим трудом удалось «не пойти на поводу» случайного глухонемого попутчика в 100 автобусе, который слёзно «молил» жестами продать хотя бы одну блаженно пахнущую дыню. Я проявил завидную «стойкость», так как хотел продукт отвести своим чадам в город Талин. Весь преисполненный благих пожеланий с нагруженной спортивной сумкой я добрался до своих «отдыхающих». Детвора гостинцам была рада. Взрослые, особенно хозяева, отнеслись к дарам Юга более сдержано. Мой двоюродный брат, что бы показать не особенную заинтересованность, сказал о каком-то подобном подарке со стороны подчинённых.  Я был немного разочарован и удивлён некоторой «чёрствостью», но особенно на этом внимание не стал «фокусировать». Меня правда насторожило то, что Тоня всё время уделяла внимание всем трём детям. Она походила на наседку. Наташа и Витя приходили с работы усталыми и ребятами почти не занимались. Но я решил, что сёстры разберутся сами, и моё вмешательство не требуется. А так всё остальное было, как всегда, и я со спокойной душой отправился домой. Следующий мой приезд случился 1 сентября. Мы с сыном проводили его двоюродную сестру в первый класс. Побывав на праздничной линейке, Лёша даже расстроился от зависти, что не он пошел в первый класс. Но детские переживания не долговечны и он их быстро забыл, завертевшись в городской круговерти. …
  … Осенью случилось два события. Во-первых, умер дядя Гриша Гусаков. Помогать с его похоронами сыну Алёше, так же названному в честь моего папы, ставшего ему крёстным, помогала, как председатель профкома, Надя Прилуцкая. Григорий Васильевич в своё время устроил её к себе в гараж на работу диспетчером. На похороны я прийти не смог, так как гулял с коляской Маши, а жена была занята ещё чем то. Позже я часто посещал Ковалевское кладбище, на котором похоронили дядю Гришу, но точного места захоронения так и не узнал, о чём искренне сожалею. Так ушёл из жизни последний папин друг, видевший войну без прикрас. …
  … Второе примечательное событие тоже связано с моей и Машиной совместной прогулкой. Я даже очень любил эти моционы. Закачивая малышку можно было побродить по окрестностям, предаваясь своим мыслям. Плодом этих размышлений стало неожиданное рождение в уме незатейливых строк. В классе в десятом я пробовал сочинять «вирши», но тогда, ни чего не получилось. И я, как на поэте, поставил на себе «крест». Но тут рифмы начали складываться сами собой и это занятие мне понравилось. Преодолевая на нашем «вездеходе» лужи, в голове родились первые мои стихотворения. Я отдавал отчёт в их несовершенстве, но они были моими и потому дороги мне, тем более со временем я их улучшил, хотя «до совершенства» так и не довёл. Особенно мне нравилось гулять по Лабораторной улице, как я уже не совсем уверенно упоминал при прогулках с сыном. Теперь совершенно точно, отдаляясь по данному маршруту от площади Калинина, постепенно сзади у меня вырастал Смольный собор и получался довольно красивый вид, не отмеченный во всевозможных открытках и фотографиях Ленинграда. Это я считал лично своим открытием, хотя конечно архитектор выполнявший планировку этого места «был в курсе», тем более, когда он творил сравнительно высоких зданий ещё не построили и его «задумка» выглядела более живописней. Рядом с местом, где улица, повернув, «перетекала» в проспект с идентичным названием, находились остатки старого парка, возможно, сановной усадьбы. По этим аллеям мы с Машей и «фланировали». Тут произошла третья запомнившаяся «оказия» этой прекрасной поры. В одну из прогулок из-за посадок на нас неожиданно «напали злоумышленники». Приглядевшись, я узнал своих друзей Колю Веснина и Лёню Павлушева. Лёнька прибыл в Ленинград по случаю отпуска из Баку, где он продолжил свою службу. Колька встретил его первым на проспекте Большевиков в коммунальной квартире, куда перебралась поредевшая семья Павлушевых после того, как умерла бабушка и вторая жена отца, а братья разъехались по местам службы. Наверное, немного отметив встречу, друзья решили сделать мне сюрприз, и приехали ко мне на Площадь Калинина. С собой они «прихватили» и дядю Васю, который остался ждать нас всех у меня в комнате. «Пир» получился «экспромтом», что не умаляет радости от нежданной встречи. За дружеским столом мы поделились подробностями своей жизни. В Баку Лёня теперь имел квартиру и должность заместителя начальника отдела одного из оборонных предприятий. Производство было закрытое, поэтому «военных секретов» друг не рассказывал, зато делился прелестями «мирной жизни». Много говорил о жене, двух дочках и о том, как тепло в столице Азербайджана, и какие там строгие восточные женщины. Я искренне порадовался за друга, который уже получил звание майора. Так что старая дружба не «заржавела», а долгое расставание пошло ей только на пользу. Прошлые связи моего общительного друга как-то «растворились» и, по словам Кольки, он снова стал «прибиваться к нашему берегу». …
  … Так что осень, а за тем и зима, прошли «обыденно». Детки подрастали под присмотром мамы. Это не помешало старшему брату из «ревности» попытаться, по его признаниям в дальнейшем, выколоть глазки сестричке пальцем. Впрочем, безуспешно. Мы ходили в гости к родителям. Иногда они заходили к нам. Так же поддерживали по мере возможности старые знакомства. Зимой мы с Лёшей встретили новогодние праздники в Эмари. Жена с дочуркой остались в Ленинграде. Таскать маленького ребёнка по холоду не хотелось. Нас, что называется, приняли хорошо. Из особо запомнившихся событий хочется отметить посещение Лёшей и Леной первой новогодней ёлки устроенной для детворы в школе, где Наташа работала директором. Это последнее обстоятельство и позволило сыну по блату попасть на праздник. А так его возраст ещё был не «призывной». Дошколят на общественные ёлки тогда не пускали. В дополнение ко всем приятным впечатлением Леша удостоился посидеть в настоящем кресле директора. …
  … Вообще все посещения Эстонии вызывали у меня воспоминания об Армии, её быте, и всех прочих «прелестях». Так в один из первых приездов я столкнулся с начальником тамошнего гарнизона, который состоял из двух авиаполков, базирующихся на местном аэродроме. Командир одного из подразделений и выполнял дополнительную должность начальника. Наташа, руководя школой, с ним часто контактировала по «производственным» вопросам. И вот, гуляя с Натулей по территории вверенного полковнику Гойла гарнизона после застолья, произошла наша встреча. Отмечали, какой-то праздник и все были «навеселе». Поинтересовавшись, кто спутник дамы, бравый летчик сказал в принятой у военных манере, что я свободен. Я на самом деле был свободен от армии, и мне очень захотелось, если не дать по морде, то ответить зарвавшемуся солдафону так же резко. Однако, чувство осторожности и нежелание  «подставить» родственников, которым предстояло там ещё долго «служить», возобладало, и я сдержался. Тем более что повод представлялся мне слишком мелким, да и спиртного выпито было недостаточно. …
  … В другой раз Витя с Наташей повздорили, по какому-то незначительному поводу, и мы с сестрой жены пошли погулять по местным дорожкам, что бы немного супруги поостыли. Во время прогулки мы вели себя вполне пристойно, и, побродив по морозу, вернулись в дом. Потом Наташа мне рассказала, что ревнивый супруг в прошествии времени признался ей, что он пошел за нами и следил, не привлекая внимания. Так что наша чисто платоническая близость выручила нас, и не дала брату поводов для «беспокойства» и очередного сюжета Шекспиру, если бы оный был ещё жив. Дальнейшие события, правда «скорректировали» моё отношение к «посёстре», но что-то не до конца осознанное в моей душе оставило определённый след. …
  … Началось всё достаточно спокойно. До очередного лета время пролетело в каждодневных хлопотах. Когда потеплело Тоня снова по заведённой традиции отправилась с детьми к сестре. Я их по возможности навещал, снабжая «финансами». Близился и мой отпуск на новой работе. Как-то возвращаясь от родителей по проспекту Металлистов в прекрасную солнечную погоду, мне пришла в голову спонтанная идея съездить в гости к своему крёстному. Написав ему письмо о своём желании, я получил незамедлительный ответ с приглашением. С собой я решил забрать сына. Опыт подобного мероприятия уже был. Приехав под город Талин к родне, я не сразу заметил некоторую «скованность» в приёме хозяев, а даже когда обратил на это внимание, не придал значения. Мало ли, что могло повлиять на настроение Малаховых. Но когда уединился с Тоней на прогулке, выяснилось, в чём дело. Постоянное летнее присутствие моего семейства Вите или Наташе, а возможно и обоим сразу, надоело, и они не двусмысленно показали докучным родственникам «на  дверь». Как это происходило в деталях я, естественно, не знал. Лично мне ни о чём таком не сказали. Я был несколько уязвлён, но как мог, успокоил расстроенную жену. Сказав, что ни чего страшного не произошло, я, в сложившихся обстоятельства, собрался забрать своих чад в Петербург. А там сёстры пускай разбираются между собой по-родственному. До этого случая сомнений в искренности из дружбы не было. Чтобы окончательно успокоить свою совесть в качестве шага к «примирению» я, на всякий случай, предложил взять с собой на юг и Лену. Хозяева на моё предложение неожиданно дали положительный ответ. Я «смело» решил, что «где один ребёнок, там и два». Сборы были не долгими. Прихватив с собой специфические военные «гостинцы» у двоюродного брата в виде пары ножей, изготовленных в соседней зоне «Рума», с которой тот был связан, как пожарный, и литра спирта с подведомственного аэродрома, я отправился со своими подопечными в Ленинград. Там отец прибавил новую спецовку для крёстного, и неплохо «экипированные» подарками мы отправились на берега Дона. На вокзале в Ростове нас встретил старший сын крёстного Лёнек. «Такси» нам служил его МАЗ, на котором он работал шофёром. Лихо, управляясь с огромной машиной, он повез нас в Кагальницкий район на хутор Дружный деревни Иваново-Шамшево. Крестный Миша ждал гостей со своей женой тётей Марусей на пороге добротного кирпичного дома. Встреча была радушной. Крестного я не видел лет двадцать с тех пор, когда посещал Алень в детском возрасте. Этого промежутка времени как-то не ощущалось, и мы сразу заговорили как родные. Я вручил свои немудреные подарки. Крестный показал мне своё хозяйство. Ближе к вечеру подошли другие «члены клана» Мартыновых, которых крёстный «перетащил» к себе жить на Черноземье. Это две сестры крестного Маня и Надя с семьями. Мужа Мани я знал раньше по посещениям Алени, а вот с избранником Нади увиделся впервые. Он с младшей дочерью дяди Дани познакомился, когда работал шабашником у них в колхозе. Мужчина он был простой и запомнился мне тем, что ему досталась спецовка присланная папой крёстному, которая тому не подошла по размеру. Поскольку имелись и другие «преподношения», то эта «замена» прошла спокойно, и отрицательных эмоций ни у кого не вызвала. …
  … В ближайшие выходные приехали Нина с Наташей, дочери крёстного, и привезли отдыхать к бабушке с дедушкой своих детей Вику с Владиком. Вся наша команда отдыхающих собралась в полном составе. Я был главным воспитателем, а тетя Маруся заведующей по «столовой». В саду фрукты ещё не совсем созрели, но зато в огороде было чем «полакомится». Особое мое внимание привлекла грядка с помидорами. Она находилась почти у входа и не выделялась особыми размерами. Но помидоров лежащих прямо на земле росло «как грязи». В наших «северных широтах» такого я не встречал. Утро начиналось с завтрака приготовленного заботливо-радушной хозяйкой. Затем я с «молодёжью» отправлялся на речку Пселл текущею неподалёку. Там мы купались и загорали. Я приглядывал за «малышнёй» бултыхающейся в воде, через каждые пять минут, пересчитывая их по головам, торчащим над гладью. На речке мы находились не одни, что создавало определённые проблемы. Так же я следил за графиком водных процедур, чтобы дети не перекупались. Потом мы шли на обед не менее вкусный. После обеда мы снова шли на речку. Вечером все собирались за ужином, поскольку днём крестный был занят на ферме, которую он сторожил, и хозяйственными делами в свободное от дежурства время. Каждую «свободную минутку» мы посвящали разговорам о своём житье бытье. Хозяева рассказывали о деревенской жизни, а я о городском существовании. Поскольку мы давно не виделись, то тем хватало. …
  … Долго испытывать «терпение» хозяев я не собирался. Через неделю я рассчитывал уехать «во своя си», тем более что моя «нагрузка» в виде двух детей, если не сильно тяготила, но всё равно не особенно привлекала. Своим формально троюродным племянникам я заказал обратный билет. Когда в выходной день они сообщили мне, что билеты купили с отправлением через ещё две недели за отсутствием таковых других, я прибыл в некоторое замешательство. Понимал, что на тётю Марусю ложится основная нагрузка то, когда ребята спросили моё согласие на этот вариант, мой взор обратился на жену крёстного, которая явного неудовольствия сложившимися обстоятельствами не выказала, а подчинилась «воле судьбы». Мне тоже не оставалось ни чего другого как согласиться. …
  … Так что наше неплохое пребывание на берегах речки, впадающей в Азовское море, продолжилось. Приехавшие на выходные дочери крёстного обстирали своих детей, а заодно и моих, так как наши запасы белья не рассчитанные на столь долгое пребывание в гостях «иссякли», и мы уже более размеренно продолжать гостить. Теперь после обеда детвора иногда отправлялась на «тихий час». Кирпичный дом, приобретённый сравнительно недавно семьёй крестного взамен их старого жилища, был оборудован ставнями, мне ранее не встречавшимися. Это позволяло днём создавать ночные условия, и в прохладной темноте наслаждаться послеобеденным сом. Кроме этого начался сезон арбузов. Мы с крёстным сходили на ферму где он «работал», и выбрали, за какие-то копейки, мешок первых «ягод» из загруженного до бортов прицепа. Крёстный научил меня тамошнему принципу выбора арбузов. Он был прост, и не требовал нажимания на плод, рассмотрения сухости «хвостиков» и прочих тонкостей известных мне по городской жизни. Выбирались самые крупные. Все арбузы были одинаково хороши, но в этих доля бесполезной корки была наименьшая. Дома мы все с энтузиазмом набросились на сочные и сладкие дары колхозной бахчи. Как результат ночью случилась неприятность, и дети описались. Тетя Маруся немного поворчала и перестала к вечеру выдавать лакомство, чем остановила дальнейшие «казусы». Хлопот ей мы доставляли, конечно, не мало, а человек она была не молодой и обременённый множеством «болячек». Один раз вечером во время обострения болезни кровь у неё из вен ног хлестала «фонтаном», но она стойко и привычно переносила все свои недомогания. …
  … Сам крёстный как мог, старался «развлекать» меня, поскольку детвора общалась между собой и находилась «при деле». Так один раз мы с ним пошли на рыбалку. И не просто побросали удочки с берега, а выплыли на середину реки при помощи, сделанной крёстным, лодки. Рыбак я, мягко говоря, не заядлый и мы особенно ни чего не выловили, но часа два покачались на водной глади. А впрочем, просто не было в тот момент клёва. Рыба в реке водилась. В другой раз крёстный пошел утром без меня, и к обеду принёс из своих «укромных» мест две большущих рыбины килограммов на пять десять. Точно я не скажу, как и название самих рыб. Но у меня осталась на слайдах фотография удачливого рыбака с уловом. С этой же целью, проведения мной насыщенного досуга, крёстный предоставил мне покататься велосипед. Он имел свою историю. Велосипед крёстного около магазина украли. Недолго думая «обиженный» хозяин повторил «трюк» и увел чужого «педального коня». Поскольку такая вещь в деревне приметна, он на старую свою раму перенёс ходовую часть и колёса. Таким образом «справедливость» восстановилась. К моменту моего пребывания и новая цепь порядком поржавела, и стоило мне чуть поднажать на педали, как она рвалась. Крёстный, правда, быстро с навыками старого механика её клепал, но это приносило некоторые неудобства, так как служило только до следующего раза. Всё же я успел проехаться до местного магазина, но ни чего стоящего купить в нём не смог. Там даже не было ржаного хлеба, по отсутствию которого я «страдал». Приходилось довольствоваться «белыми булками». Как говорит поговорка: «Бывают в жизни огорченья, вместо хлеба ешь печенье». …
  … Так что «курортная жизнь» текла спокойно, но в ней случались «крупные» события. Так этим летом крёстный изготовил памятник на могилу матери. Жена дяди Дани после смерти мужа переехала жить в Ростовскую область поближе к старшему сыну. Там она и закончила свой жизненный путь. Окончательное «оформление» места упокоения тети Насти я и застал. На кладбище собралась вся тамошняя родня. Из Алени привезли горсть земли с могилы дяди Дани, так что на фотографиях памятника были оба супруга, что позволяло дольше сохранить память о родителях. Особых «поминок» не было, но по рюмке мы выпили. К тому же на этом «мероприятие» я смог сфотографировать всех вместе. …
  … К запоминающимся моментам так же можно отнести посещение настоящей русской бани. Это заведение принадлежало семье Мани, дочери дяди Дани и сестре крёстного. Вообще в той степной местности «частных» бань, в отличие от лесной Брянской области, население не имело и все мылись, как придётся, да и долгий теплый период  позволял обходиться без этого «аксессуара» привычной для меня жизни. Но истинно русская душа мужа Мани дяди Пети этого снести не могла, и у них было «воздвигнуто» собственное строение для мытья, кстати, у единственных жителей не, только, на селе, но и из родственников. Наблюдалась некоторая нехватка дров, но из этого положения как-то выходили. Именно туда меня с моими «цыплятами» и пригласили. У Лёши это было первое посещение подобного заведения, и он ужасно боялся, что у него «отклеятся уши» или чего-то подобного. Ни чего страшного не произошло, и он прекрасно попарился с мужчинами. Про Лену ни чего сказать не могу, так как она мылась с женщинами. Так что мои ребятишки очень грязными людьми домой не возвратились. …
  … Мои тамошние мероприятия были связаны не только с отдыхом, но и «трудовой деятельностью». Её инициатором выступала тётя Маруся. Она мне как-то в невзначай рассказала, что её младший сын Коля, по приезде в отпуск к родителям начинал свой отдых с обязательной помывки полов, не смотря на то, что он уже был старшим офицером. Намек я понял и с готовностью взялся за тряпку. Кой-какой опыт у меня имелся. Да и я прекрасно понимал, что с тётиным Марусиным здоровьем ей не просто выполнять эти обязанности. Насколько моя попытка оказалась удачной не скажу, но больше помыть пол мне не предлагали, а я и не возражал тому. Так же с подачи хозяйки мы с крёстным убрали навоз из стойла их телёнка, то есть просто вынесли вилами оный из сараюшки, где животное «квартировало», в кучу находящуюся поблизости. На поля навоз не вывозили, так как и без того плодородная почва, этого не требовала и он «пропадал» зазря. Работа была не трудная, и я с ней справился для успокоения родственницы. …
  … Более масштабный труд предстоял по уборке картошки. На него приехали как всегда в свои выходные дни все дети крёстного, бывшие на то время в наличии, хотя посадки корнеплода этого и не требовали. Картофель на чернозёме рос плохо, и его сажали больше по привычке в небольшом количестве. Как шутил крёстный, два мешка сажали, и, может быть, три собирали. Зато был совместный труд, который объединял всю «расползающуюся» семью вместе и в этом была его основная задача. После «уборки урожая», на которую ушло от силы половина дня, все собирались за одним столом и отметили это событие, проводя время за разговорами. Вечером «праздник» не закончился, и вся молодежь пошла ночью на речку. Дневная жара спала, но было тепло. Вода в реке за день нагрелась, и была ещё теплее. В словах этого не передать, а надо просто пережить, чтобы полноценно понять всю прелесть той ночи. …
  … Но всё уходит. Уходило и наше «пионерское лето». От него остались только в памяти очень красивые дети Нади, сын Мани, гоняющий как сумасшедший на мотоцикле, и многое другое, что отдельными картинками всплывает неоткуда. Собирали Питерских путешественников всем кагалом. Особенно мне запомнилась трехлитровая банка масла «презентованная» Надей. Продукт был, конечно, ценный своим домашним изготовлением из семечек подсолнуха, но тяжёлый, и я даже не хотел его забирать с собой. Однако обижать отказом родственников не стал. Так до предела нагруженный двумя малыми детьми и поклажей, я уселся в местный автобус, и, помахав на прощание провожающим, отправился в Ростов на Дону. Там меня встретила Нина и проводила в свой дом. Он находился в центре города на одной из улиц названной именем одного из классиков русской литературы, но состоящей из одноэтажных частных владений. За его воротами произрастал настоящий виноград. Гроздья растения были ещё не созревшими, но их так и хотелось сорвать, не искушённому такой «экзотикой» северному жителю. До отбытия нашего поезда оставались почти сутки, и я успел, в сопровождении Саши мужа Наташи, немного ознакомится с городом в поисках водки, которую благодаря вошедшему в жизнь «сухому закону» было непросто найти. Она продавалась в ограниченном числе магазинов и мне её приобрести на торжество вечером по поводу нашего отъезда, так и не удалось. Выручили мои гостеприимные хозяева, у которых имелся запас горячительных напитков. Вечер прошёл в «теплой и дружеской обстановке». Молодое поколение детей крёстного собралось почти в полном составе. Не хватало только младшего сына Коли, который служил в ГДР. Его я так ни разу в жизни и не увидел, хотя он после демобилизации и поселился в Ростове. По задумке родственников Леня должен был нас рано утром отвезти на вокзал. Я как всегда перед отъездом был «перенапряжен» возможностью всяких случайностей и настоял, чтобы мы ночевали у Лёни, а не у Нины. Так я ознакомился с местом жительства ещё одного Мартынова и познакомился поближе с его семьёй. Утром ни чего экс ординарного не произошло, и Ленек отвез нас на поезд, на котором мы благополучно приехали в Ленинград. Потом я доставил Лену в Эстонию и забрал оттуда своё семейство. Но это я помню не отчётливо. …
  … Зато неплохо запомнилось отправление сына в 1 класс. Его первой школой стало учебное заведение на улице Михайлова. Такое дальнее расположение от дома было связано с тем, что жена устроилась с дочкой работать в детский сад на улице Комсомола, а от того места данная школа оказалась ближайшей. Так что всё находилось «под рукой». Так же рядом около Финляндского вокзала жила Зина Жукова, подруга жены по Толмачёво, и её старшая дочь Юля стала одноклассницей Лёши. Так что он оказался не одиноким в непривычной учебной обстановке. Вообще отношения Тони с Зиной из простого знакомства постепенно перерастали в вполне дружеские связи. После торжественной части  мы пошли все вместе в комнату Жуковых, попутно  сфотографировавшись у памятника Ленину на броневике, и отметили скромно знаменательное событие. Ещё это 1 сентября мне запомнилось вылазкой в лес на свою становившеюся любимой станцию Осельки. Как мне удалось выкроить время, точно не скажу, но я оказался на своих болотах, когда неожиданно ударил не предугадывавшийся мороз. Грибы стояли заледенелые, и я переключился на сбор клюквы. Её было достаточно много, но приходилось ягоды буквально выковыривать из замёрзшего мха. Проявив упорство, я набрал без малого полную корзину почти созревшего «урожая» и был очень удовлетворен плодами своего труда. Больше в этой местности я клюквы в таком количестве не собирал. …
  … Когда жизнь стала входить в размеренное русло, произошло одно немаловажное происшествие, которое на время окончательно испортило, мягко выражаясь, отношения сестёр Светловых. Деталей я особенно не знаю и не хочу быть сторонним сплетником, но к нам пришло гневное письмо, в котором я успел прочитать только первые строки и, оторопев, отдал послание жене. После того как она прочитала его полностью я понял что небольшая трещинка возникшая между нашими семействами превратилась в настоящую пропасть. Успокоив, как мог Тоню, я деликатно «свалил» всю вину в создавшемся положении на своего двоюродного брата. Но дело было сделано, и мы с Малаховыми перестали общаться на достаточно продолжительный срок, хотя до этого сёстры были как «не разлей вода». …
  … Впрочем, возможности, чем заполнить возникшую «пустоту», у меня с женой имелись. Во-первых, много времени уходило на занятия с детьми. Во-вторых, родители находились рядом и мы к ним часто ходили. Не прерывались отношения с моей сестрой, которая к тому времени переехала жить на проспект Маршала Захарова. Я им вместе с папой даже помог постелить в двухкомнатную квартиру паркет, взамен начинавшего «входить в моду» у строителей линолеума. Это покрытие делало жилое помещение казённым, и мне не нравилось. Паркетины и клей достались «по случаю» моим другим двоюродным братом Вовой Малаховым старшим. В магазинах этот строительный материал не продавался. Папа не был профессионалом в этом деле, но мы справились, и паркет немного скрипел только в одном углу. Хозяин, правда, когда вернулся из рейса, сетовал на это, но я тоже имел к нему претензии, что он не участвовал в «мероприятии», так что в итоге получилась «ничья», и мы продолжали дружно жить. …
  … Вообще с мужем сестры у меня складывались вполне близкие отношения. Они были даже можно сказать лучше, чем с Галкой. По заведенной традиции он каждый раз из плавания привозил, какие ни будь подарки родственникам. Так на улице я «форсил» футболкой пестрящей изображениями страниц западной прессы с полуобнаженными красавицами. В СССР такого не было, и я был немного горд своей одеждой. Или другой раз Коля мне привёз ремень с изображением агента 007 на пряжке. Таких аксессуаров поддерживающих брюки в городе я не встречал, и поэтому выделялся из прочей публики. Потом я как то решил коллекционировать оригинальные пробки для винных бутылок, чтобы мой бар в стенке выглядел солидно. Для этого я заказал родственнику привозить из-за границы оные. Одну такую «затычку» под бронзу Николай и привез из очередного рейса в Бельгию. Она представляла собой «Писающего мальчика». По местной легенде однажды маленький король потерялся  и его нашли в таком «интересном» положение на городской улице. Так что как видите «плавающий» новый член семьи меня не забывал, уже не говоря о жевательной резинке и прочей мелочи. Из таких «тонкостей» и складываются настоящие дружеские связи. …
  … Кроме этого мы принимали гостей и у себя дома. В основном это были дни рождения детей. А поскольку они у них были почти рядом, то мы их естественно совмещали, и это представляло некоторую экономическую выгоду. Не приходилось собирать два праздника, а подарки получали оба именинника. Как правило, собиралась разношёрстная компания, и это привносило определённый дополнительный интерес к «посиделкам». Так один раз на праздник пришла воспитательница Лёши. Жена уже сидела с Машей и в старом садике не работала. Девушка была юная и интересная. Я с Гоголем проявил к ней такое внимание, что проводили  домой на такси. Назад по домам мы возвращались пешком. Толи у нас кончились деньги, толи такси из-за позднего времени со Ржевки поймать было не возможно. Сначала мы дошли до Ключевой улицы, а потом я поплёлся на площадь Калинина. Время стояло глубоко за полночь. Позже от жены я узнал, что Таня вышла замуж за машиниста метро, с которым познакомилась в пассажирском поезде, как и моя сестра со своим мужем. Такие совпадения судеб, хотя конечно и случайные,  наводят на всевозможные «эмпирические» рассуждения. …
    … Так же, когда мы в другой раз отмечали наш детский праздник, случилась другая непредвиденная встреча. Во время перекура на улице, Колька Веснин натолкнулся на Толика Анохина из десятого первого. Тот гулял с маленькой дочкой в коляске. Раньше Толя жил в одном доме с Леней Павлушевым, только в крайней парадной и на пятом этаже. Однажды я даже очутился по случаю в его квартире уже после окончания школы. А сейчас мы оказались соседями. Он жил в восьмом или седьмом корпусе и то же дожидался очереди на получение жилья. У него росли две дочки, и я с Колей над ним немного подтрунили, что он мол «бракодел». На что он ни сколько не обиделся, а только сказал, что это «тонкая работа» производить девочек. К себе в гости я Толю не позвал, и больше мы не встречались, возможно, вскорости сменив место жительства. …
  … До лета мы дожили благополучно, но с наступлением тепла пришлось решать вопрос досуга. Тоня со свойственной ей энергией устроилась работать в пансионат «Ленинградец» воспитателем в детскую комнату, куда родители оставляли своих чад, что бы отдохнуть от них. На этой должности предоставлялось служебное жильё. Моё семейство поселилось в одной из комнат дачного домика принадлежащего пансионату. В другой комнате жила напарница жены с маленькой дочкой ровесницей Маши. Вдвоём сменяясь, они обеспечивали присмотр за чужими детьми, естественно не забывая про своих малышек. Так что мои домашние были пристроены и, несмотря на капризную питерскую погоду, по крайней мере, дышали свежим морским воздухом по качеству не уступающему прибалтийскому. Я посещал своих «работничков» по выходным и тоже немного приобщался к их дачной жизни. …
  … Правда, иногда отсутствовал по уважительным причинам. Одним из таких пропусков стал приезд Лёни Павлушева со своим семейством на лето в город на Неве. Ленька созвонился со мной, и мы назначили встречу на воскресенье. Гостей мне пришлось принимать одному без хозяйки и что бы несколько разукрасить скудный праздничный стол временного холостяка, я в субботу сходил за грибами. Станция  Осельки меня как всегда выручила, хотя стоял конец июля или самое начало августа и грибов в лесу было мало. Но я набрал первых лисичек достаточно для «жаренки». Остальная еда представлялась заурядной, но это не было самым главным. Более существенным представлялось то, что я встретился с женой и детьми друга. Тамара была спокойной и миловидной сибирячкой именно такой, которая и могла «обуздать» моего любвеобильного товарища. Дочкам близнецам было лет по одиннадцать, и  они были очень похожи на бабушку Женю маму Лёни, а различить их не представлялось возможны. Одну из них звали Ириной, я догадываюсь в честь кого, а вторую Мариной, наверное, имя дала жена. Всё это лишь досужие домыслы, не основанные на прямых доказательствах. Как бы то ни было, но время застолья мы провели непринужденно, в приятных беседах, рассказывая о своих «буднях». В конце «праздничного обеда» я подарил одной из дочек занятную игрушку заполненную жидкостью с возможностью играя набирать очки. Подробней сказать не могу за давность времени, но она в моей семье пользовалась достаточной популярностью, и я оторвал её буквально от сердца. Второй Лёниной дочке достался такой же неплохой сувенир, но он полностью стёрся из памяти. Девчонки вроде бы остались довольны подарками, хотя они не шли ни в какое сравнение с автоматом Калашникова, который Лёня подарил моему сыну в один из своих приездов в Питер. Потом мы пошли гулять, попутно фотографируясь, и дошли до старого Лёниного дома. По дороге я раскрыл дочерям «страшную тайну» папиной детской клички «Пончик» с его разрешения, может быть и не очень охотного, но выпитое нами вино сделало своё «анестезирующее» дело. Потом я посадил своих гостей на трамвай или они взяли такси, и отправились в «весёлый посёлок» где к тому времени жил дядя Вася, Лёнин папа. Больше живым друга я не видел. …
  … Не будем забегать вперёд. Лето подошло к концу. Началась ни чем не запомнившаяся осень, а затем зима. Новый год отмечали у родителей. Потом был день рождения детей. На него мы пригласили кроме обычных гостей Серёжу и Надю Прилуцких. Это был первый, и последний раз, когда они посетили моё жилище. Мне очень хотелось с ними общаться, но как это часто бывает в жизни не «сложилось». Хотя было ответное официальное приглашение, и мы с Тоней побывали у них на проспекте Луначарского. К тому времени Сережа с Надей жили вместе с бабушкой Полиной, которой было далеко за восемьдесят. Так что она играла роль «свадебного генерала». Дядя Коля к тому времени уже умер, и она съехалась с внуком. В беседе за столом Полина Ивановна рассказала кое-что интересное о молодости моих родителей. В частности то, как моя мама очень быстро освоилась с непривычной городской жизнью. В высказываниях старой женщины звучал некоторый «снобизм», но я не стал к этому придираться, так как в целом хорошо относился к Сережиной бабушке. Какими прекрасными людьми являлись папа и мама, я знал и сам. В похвале немного обывательских «Пороховых», как считал, они не нуждались. Это был последний раз, когда я тётю Паню видел живой. Она пережила младшую сестру на достаточно большое время. Кроме нас на встречу были приглашены семьи Пафомовых и Петровых. Хотя визит не был неожиданным, Надя встретила гостей поначалу в простом халате, но потом всё наладилось. Был накрыт стол с принесённым и хозяйским питьём. Закуска была «зоной ответственности» принимающей стороны, и её тоже хватило для приятного времяпровождения. Продолжения наши совместные «пирушки» не получили. Видно было не судьба. А с Прилуцкими, хотя и редко, но встречался. Правда, я ещё один раз посещал по делам этот адрес. Серёжа с Надей «пристроили» нам морскую свинку и пришлось ехать за ней. Свинка у нас долго не задержалась и по моему умерла, успев перегрызть шнур домашнего телефона, чем расстроила соседку Александру Петровну. Так что не скажу, что эта наша «посиделка» оставила неизгладимый след, но, как видите, запомнилась. …
  … Понемногу дни сменялись днями и дети подрастали. Лёше был куплен первый «трёхколёсный» велосипед, который легко преобразовывался в настоящую «взрослую» машину. Что мы незамедлительно и сделали. Довольно быстро мальчик её освоил, и свободно гонял по родному двору сороковых корпусов. Один раз это сыграло с ним «злую шутку». Бордюр, отделяющий проезжую часть от пешеходной зоны, был достаточно высокий, и ребёнок, не справившись с управлением своего «коня», с него ковырнулся. Слёз натекло море, но к счастью серьёзных повреждений не случилось. Маша тоже становилась старше. Её красивые сини глаза превратились в карие, почти как у папы, и былые восторги дяди Коли Веснина «растаяли как дым», что ни сколько не уменьшило её привлекательности, как очень симпатичной девочки. К тому же в Мане открылся не частый дар. Она могла, как с помощью магнита, удерживать на лбу небольшие металлические предметы. Так что, когда собирались гости, их, было чем развлечь. …
  … Но всё хорошее рано или поздно заканчивается, и начинается, не подумайте плохо, новое хорошее. Жизнь меня в основном «баловала» и чего ни будь «отрицательного» в ней почти не припомню. Не стало исключением и весна 1988 года. Наконец подошла долгожданная очередь на получение новой квартиры. А долгожданной она являлась и в прямом и в переносном смысле. С момента поставки на учёт для предоставления нового жилья я успел послужить в Армии и поменять три места работы. У меня родился второй ребенок. Так что изначально предполагавшиеся пять лет растянулись на десять. Тому имелись объективные причины, случившиеся в стране. Это было землетрясение в Ташкенте и Московская Олимпиада. Эти «мероприятия» потребовали много материальных ресурсов и отодвинули сроки моего маленького счастья в два раза. Но нет худо без добра. Во-первых, мне уже полагалась не двухкомнатная квартира, а трёхкомнатное помещение. Во-вторых, по сложившемуся тогда порядку, я получал жилплощадь не от места проживания, а от работы, которая и оплачивала получаемую квартиру, на что на предприятие выделялись деньги, которые не на что другое использовать было нельзя. К этому времени я трудился в организации ВАМИ и смотровой документ получил на жильё во вновь построенном доме на Васильевском острове, а негде ни будь в районе озера Долгое, на что мог рассчитывать, работая в объединении «Авангард». Правда, не обошлось без маленьких «проволочек». В сдаваемом доме часть квартир предназначалась строителям, в случае ели бы они построили дом в положенные сроки. Но они не уложились «по традиции» в назначенное время и их квартиры передали очередникам. По этому, когда я получил в Профкоме адрес предполагаемого «гнёздышка» и приехал после рабочего дня с женой на место, то наблюдал некоторое «брожение» народных масс. Меня это немного насторожило, но я старался не обращать внимания на «пикантность» положения и дал своё согласие даже на 12 этаж, а не на пятый, тем более что свою квартиру я видел только условно на единственно открытом втором этаже. Потом всё понемногу уладилось, и мы получили предназначавшийся нам пятый этаж. Как позже узнал в эти «апартаменты» хотел заселиться местный прораб, и поэтому они были отделаны с особой тщательностью и, например, покраска батарей отопления сочеталась с цветом обоев в каждой комнате, на что обратил внимание даже мой «не просвещённый» глаз. Так что оставалось только уладить некоторые бюрократические формальности. …
  … Непосредственно с переездом нам помог Коля Жуков. Он договорился с товарищем по работе в распоряжении, которого имелся подходящей грузовик. Фура самого Коли была слишком большой для нашего скромного скарба. Для перетаскивания вещей, за неимением профессиональных грузчиков, ещё я позвал Колю Веснина, хотя по состоянию здоровья он мало подходил для этой роли. Как бы то ни было, мы быстро вчетвером освободили нашу старую комнату и поехали на Васильевский остров. На улице Кораблестроителей, нарушив немного правила движения, наш транспорт благополучно прибыл к дому номер 36. Оказалось что у нашего «водилы» в доме 38 жила сестра, и поэтому он хорошо знал микрорайон. Разгрузка заняла больше времени, так как приходилось таскать вещи на 5 этаж по лестнице, хотя грузовой лифт был, но не работал. Мы с Весниным заметно вспотели, когда как наши напарники, более привычные к физическому труду и отличающиеся здоровьем, усталости испариной не выказали. Это я отметил к своему «стыду». Приехавшая на помощь моя радостная мама накормила работников импровизированным обедом, состоящим в основном из отваренной картошки с сосисками. Правда мы так и не смогли найти, как включить электроплиту. Обошлись с помощью кипятильника, а с электропроводкой пришлось разбираться позже. С теми, кто был не за рулём, я выпил по рюмке водки, а с шофёром расплатился, что мне стоило рублей пятнадцать, если не изменяет память. Ребята на правах хороших знакомых  денег не взяли. …
  …В сороковых корпусах мы ещё задержимся на некоторое время. Предстояло сдать старую жилплощадь для прописки в новое жильё. Для этого необходимо было сделать ремонт нашей маленькой комнаты. Чем я и занялся, отправив домашних загород. Кое-как, заделав, имеющуюся в потолке трещину, я побелил его с помощью родительского пылесоса  «Вихрь», имеющего необходимую функцию. Оклейку обоев усложнять не стал, и новые листы прилепил на старые «картинки». Эта моя «самодеятельность» позже после высыхания в некоторых местах отклеилась от стены. С покраской пола обошлось без «шероховатостей». Уже имелся опыт и краски хватило. Не давая поверхности просохнуть, я быстро побежал в расположенную неподалёку жилищную контору и привел ответственную девочку для приёмки моего труда. Она, с порога осмотрев внешне красивую комнату, сделала мне соответствующую отметку. При более тщательном осмотре могли возникнуть определённые трудности, а так обошлось без претензий. Впрочем, мои старания были напрасны. Новый жилец, какой-то кавказской национальности, при въезде сделал новый ремонт. Это я узнал со слов Александры Петровны. А так своё былое жилище я не посещал, и только по случаю наведываясь в те места, с грустью смотрел на дорогие окна, вспоминая о прошлом. Лёша по старой памяти несколько раз бывал у старой соседки, которая к нему хорошо относилась. Потом значительно позднее и Александра Петровна покинула площадь Калинина. Старая блокадница дождалась расселения, но полагавшейся ей однокомнатной квартирой попользоваться не смогла, так как по состоянию здоровья сразу была устроена племянницей в пансионат для престарелых, а её жилье заняла дочка Семёновых Марина. «Сороковые корпуса» в настоящее время, как памятник какой-то мам архитектуры, ждут момента своей реставрации. …
Подборка 15. Армия.
  … Изначально «тянуть лямку» в рядах Вооружённых Сил СССР не предполагалось. После окончания военной кафедры и учёбы в институте мне, конечно, присвоили звание лейтенанта, но оставшихся в родном городе трёх революций в Армию не должны были забирать, так как такой надобности в Ленинградском военном округе не было. Я спокойно приступил к гражданской трудовой деятельности. Даже моя попытка, после «бурно» начавшейся производственной жизни, добровольно связать свою судьбу со службой в рядах защитников Родины закончилась безрезультатно. Но время не стоит на месте. Обстоятельства изменились. Где то «на верху» было принято решение усилить строительные и железнодорожные войска должностью начальника вещевой службы. Это обстоятельство круто изменило мою судьбу, по крайней мере, на два года, а может быть и вообще повлияло на неё. Когда я был уже готов закончить свою обязательную трудовую деятельность, меня вызвали в Военкомат и сообщили, что Родина нуждается в моих «военных навыках». Деваться было не куда, и генералу городскому Военкому я возражать не стал. Но время шло, а военные меня не беспокоили. Я даже подумал, что «сия чаша» меня миновала. Но оказалось, что место, куда меня направили, было «очень» засекречено, и потребовалось дополнительное время на бюрократические проволочки. Когда все формальности были улажены, меня известили, что б я закончил гражданскую трудовую деятельность и прибыл в распоряжение «дяденек» с погонами. Там мне выписали предписание прибыть в Уфу-105, если не изменяет память. Туда мне выдали проездные документы через Свердловск. «Родные и близкие» проводили меня с платформы Московского вокзала. В далёкий путь я отправился налегке. У меня с собой имелся портфель «Дипломат» и фирменный полиэтиленовый мешок. Так же с собой я забрал 40 рублей денег и крепкую память о жене и полугодовалом сыне. Им так же предстояло перенести все тягости и лишения военной службы, но в этом я был не виноват. …
 … Так началась моя «военная одиссея». Доехав на поезде до Свердловска, я не успел ознакомиться с достопримечательностями Столицы Урала, хотя в распоряжении и оказалось половина дня. В кассе меня направили в Челябинск, так как сами точно не знали моего конечного пути. Из Челябинска я поехал в Магнитогорск. На горе Магнитки я не задержался и отбыл в Белорецк. Там в комендатуре мне сообщили, что надо проехать на автомобиле ещё 100 км. К счастью туда направлялась «попутка», которая и довезла меня до места назначения. В расположение части я прибыл под вечер. Мне сообщили, что меня примет заместитель командира полковник Коломиец. Но после «уточнений» я удостоился чести лицезреть самого командира полковника Субботина. Грузный спокойный мужчина с мешками под глазами и электронными часами с калькулятором меня встретил приветливо и произнёс несколько «дежурных» фраз. Потом меня отправили в «бочку», где располагалось своеобразное офицерское общежитие. Эти жилища были изготовлены из 10 тонной цистерны переоборудованной под проживание и поставленной на колеса для пущей мобильности. Они могли функционировать как автономно, так и подключённые к местным сетям жизнеобеспечения. Впрочем, об этих подробностях я узнал позднее, да и они меня на тот момент мало интересовали. Главное я впервые за последние три дня получил возможность провести ночь на нормальной постели. …
  … В ЦУБе (Центральный Универсальный Блок) я оказался соседом старших офицеров, но поскольку был одет в гражданскую одежду, то особых неудобств в общении со старшими по званию не ощутил. «Ребята» по-товарищески помогли мне гвоздём открыть замок моего «дипломата», ключ  от которого я забыл в Ленинграде или «посеял» по дороге. В портфеле находилась банка отечественного растворимого кофе, которым я и поделился в знак благодарности с новыми соседями. За этот короткий вечер я познакомился с майором Колесниковым. Он занимал должность санитарного врача УИРа  (Управление Инженерных Работ). В Строительных Войсках это примерно соответствует дивизии. Колесников курировал вопросы, связанные с эпидемиологической обстановкой, и косвенно наши должности пересекались. Мы оба были заинтересованы в отсутствие педикулёза и прочих ненужных явлений. Впрочем, всех этих «тонкостей» я опять же пока не знал, но нас сблизило, то обстоятельство, что майор кончал Военно-Медицинскую Академию в Ленинграде, да и сам был родом из Петродворца. Мы приходились почти земляками. В беседе за чашечкой кофе Колесников успел поведать немного о своей службе. Его карьера начиналась не плохо. Он успел послужить в ГДР, что считалось очень выгодным обстоятельством. В Восточной Германии Колесников мог и продолжить службу, для чего ему предложил «посодействовать» один деловой прапорщик. Но гордый офицер вместо того, что бы согласится, дал низшему чину по морде. Этот инцидент и «забросил» соседа на Южный Урал. Впрочем, утром наши пути немного разошлись. Непосредственно моя в/ч 31631 находилась в 30 километрах от расположения «дивизии», куда я и отправился на попутном транспорте, так как рейсовых маршрутов туда не было практически до конца службы. …
  … Деревня называлась Кузь-Елга. Там одноимённая речка впадала в Инзер. Щитовые казармы части находились непосредственно перед населённым пунктом. Их разделяла дорога, ведущая к горе Яман-Тау главной цели всего затеянного строительства. Штаб составляли два вагончика разделенные на две части. Один занимал командир майор Кривенко Владимир Александрович с комнатой для совещаний, а в другом находились все остальные службы. Строевую часть возглавляла жена командира Тамара Владимировна. Поскольку её непосредственным руководителем являлся Начальник штаба, то такое допускалось. Прямой родственной связи не было. «Отсек» она делила с нормировщицей Марьей Степановной женой заместителя командира по хозяйственной части майора Валерия Фёдоровича Рудакова. Во второй комнате этой бытовки находились: начальник продовольственной службы старший лейтенант Василий Михайлович Шарапов, товаровед Ирина Николаевна Зубкова. В штабные помещения наведывались заместитель командира по политической работе майор Беляев и солдаты срочной службы «закадычные друзья» Логинов и Васютин занимающие должность калькулятора и заведующего продовольственным складом. Со всем «штабом» я познакомился если не в первый день, то в самое короткое время. Так же на ближайшей планёрке командир представил меня офицерскому «корпусу» части. Но о них расскажу попозже. А пока требовалось решить самые «насущные» вопросы. Во-первых, обеспечить питание новому сослуживцу. Весь командный состав питался дома при помощи любимых жен. Общепита в окрестностях не наблюдалось. С этой задачей прекрасно справился Вася Шарапов, который в отсутствие начальника, бывшего на курсах повышения квалификации, ведал всеми делами «тыла». Он показал меня солдату посуда мойщику, и приказал тому обеспечивать меня завтраком, обедом и ужином. Для чего мне требовалось, только обратится к нему в ужасной толчее, случающейся во время приёма пищи личным составом. Вопрос с жильём представлялся более трудным. Но командир нашел и тут выход. Меня поселили в комнату, принадлежащую временно отсутствующим двум молодым офицерам. Она была, как-то открыта и туда затащили ещё одну кровать и постельные принадлежности. Когда хозяева вернулись, они  особого восторга не выказали, но и с командиром сильно спорить не стали. Оставался последний «штрих», это облачить меня в военную форму. Этот вопрос выглядел ещё сложнее двух первых. Недели две я приходил в гражданской одежде на службу и добросовестно отбывал положенное время с перерывами на еду. Приступить к выполнению служебных обязанностей представлялось совершенно не возможным, да и сами они были не очень определёнными. Владимир Александрович хотел меня назначить заместителем командира второй роты, а на должность начальника вещевой службы к нему должен был перевестись прапорщик от «заказчика», так именовалась строевая часть под командованием полковника Ефимова, курирующая строительство и приёмку всего объекта. …
  … Сотрудничество смежных родов войск вообще было достаточно тесным, и даже на моей судьбе значительно отразилось. Приблизительно через две недели командиру надоело моё бесцельное времяпровождение, и он через вещевую службу всё того же «заказчика» под честное слово достал мне форму ПШ (Полевая Шерстяная). К ней добавилась полевая фуражка и портупея 1 номера. Что бы её одевать пришлось самолично проделать два отверстия на самом конце ремня. На складе родной части кладовщик Урдиханов отыскал мне яловые сапоги с портянками и телогрейку. Там же была получена необходимая фурнитура: погоны, петлицы, звёздочки, эмблемы. Когда я это всё, не имея навыков, нашил на одежду, то стал почти настоящим офицером немного партизанского вида, но почти перестал выделяться на фоне товарищей. …
  … Теперь я смог свободно ездить в населённый пункт Татлы, где «квартировал» наш УИР и куда я первоначально прибыл. В отделе тыла мне выписывались различные накладные, и я получал имущество. Это делала товаровед под командованием майора Деркачева. Продовольственной службой ведал старший лейтенант Дурнев, но он был не моего «профиля», и с ним я почти не контактировал. Мне он запомнился больше редкой и своеобразной фамилией. Самим отделом командовал морской капитан второго ранга или подполковник. Точнее его флотское звание не назову, да это и не важно. Главное что «бороздя» сухопутные дороги, и особенно летом, его чёрная форма от пыли становилась серой, что вызывало «злорадство» коллег. Рядом с отделом тыла в другом вагончике помещалась бухгалтерия моего строительного батальона. Муж главного бухгалтера Любови Петровны Мозговой служил в Татлах, и ей было не «с руки» добираться на место работы за 30 километров, да и чисто функционально данное месторасположение представлялось удобным. Не скажу точно как остальные офицеры части, а я получал денежное довольствие по расчетной книжке у неё непосредственно в «кабинете», так как был там частым «гостем» по различным служебным делам. Кстати первую зарплату я получил, только, через два месяца, что вызвало у меня серьёзное беспокойство за положение семьи. Однако всё закончилось благополучно. Получив, наконец, двухмесячный оклад, я отослал жене с ребёнком сразу 500 рублей, что позволило той раздать накопившиеся долги. Впрочем, я «забежал» немного вперёд. …
  … Получение и выдача вещевого имущества осуществлялась разово и носила сезонный, а потому редкий, характер. Основной моей каждонедельной служебной деятельностью являлась помывка личного состава. Она осуществлялась в бане части, которая была нескрываемой гордость командира. Довольно большая «изба» пятистенка была возведена собственными силами. В помывочное отделение были врезаны две 10 тонные цистерны. Одна, из них, имела топку. Дежурное отделение наполняло ёмкости и, заготовив дрова, нагревало воду. Я контролировал процесс и обозначал своё обязательное присутствие. Все это происходило в субботу, и ротные офицеры игнорировали мероприятие, хотя тоже должны были присутствовать. Приходилось всё «делать» самому, но это меня не сильно «огорчало». Отвоз грязного белья в стирку за сто километров в Белорецкий Банно-Прачечный Комбинат с последующей доставкой чистых вещей назад тоже входил в круг моих обязанностей. Непосредственно всем этим занимался кладовщик вещевого склада. От меня требовалось только присутствие при этом процессе, да и то не очень обязательное, и я, как офицер, был старшим машины. В первый же приезд в местную столицу я в фотоателье сделал снимок себя в военной форме и отослал домой в Ленинград, что бы мои малыши ни забывали «папочку». На нем я запечатлён даже без подшитого подворотничка, что свидетельствует о моей неопытности в военных вопросах. «Старшие товарищи» меня поправили, и я больше подобных ошибок не допускал. …
  … Оторванный тот привычной среды, я постепенно входил в новую обстановку. Пришлось отвечать на элементарный вопрос. Где то мыться? Тамара Александровна, просматривая видимо моё личное дело, обнаружила, что у меня среди офицерского состава есть земляк. Командир чётвёртой роты Витя Радькин тоже происходил из Клетнянского района Брянской области. Его деревня, правда, была на западе района, и её названия я даже раньше не слыхал, но всё равно заиметь земляка в данных обстоятельствах представлялось редким и счастливым случаем. Тем более что солдат из Витиной роты «работал» в бане-вагончике для гражданских строителей. Мы с Радькиным проявили естественно друг к другу взаимный интерес, и я попросил его, что бы он мне организовал помывку. Моя просьба была удовлетворена, и я в первый раз за чуть ли не месяц службы принял водные процедуры в комфортных условиях, да ещё и «по блату». После бани Витя пригласил меня к себе домой. Там его жена, по-моему, Рая накормила нас вкусным домашним борщом. На этом, правда, наше «близкое» знакомство закончилось, но оставило приятное воспоминание. Посещая два раза в неделю Белорецк, я быстро открыл для себя, что кроме стирки белья там в этом же заведении можно весьма недорого помыться и сделать «постирушки» в отдельном «кабинете», чем и стал пользоваться. Необходимость в услугах Радькина отпала сама по себе. …
  … Вообще себя я не назвал бы человеком сильно общительным. Во всяком случае, с людьми схожусь не очень быстро, но зато «крепко». Так даже «прописавшись», праздник 7 ноября я встретил в одиночестве, не считая таково же одинокого прапорщика «заглянувшего» ко мне «на минутку». Однако всё по порядку. О традиции покупать ящик водки вновь прибывшему офицеру мне не навязчиво намекнули впервые же «часы» моего пребывания в части. Я ничего против этого не имел, но как вы помните, зарплату получил не сразу. Меня, правда, перед этим проверили, как я думаю, «на вшивость» кормлением мяса. Группа офицеров предложила мне отведать свежее сваренную для всей части тушу. Ножом отрезались куски мяса и съедались без хлеба, слегка посыпаемые солью. Это выглядело как некий религиозный обряд, но я не стал этому «препятствовать», и, наверно, благополучно прошёл испытание. Этот вывод  делаю из того, что больше подобное не повторялось. Получив, наконец, денежное содержание я «отдал долги» семье и смог безболезненно купить в поселковом магазине, как только туда был «завоз», ящик «Сибирской водки» повышенной крепости. Другого ассортимента в наличие просто не имелось. Тару я собственноручно дотащил до жилища, в котором обитал, с другого края Кузь-Елги. Об этом я сообщил «коллегам» особенно не беспокоясь о закуске, как меня предупредили. Но общего «сабантуя» не получилось. Первыми на мою «инициативу» откликнулось начальство. Командир вместе с заместителем по хозяйственной части сообщили, что заглянут ко мне вечерком. Валерий Фёдорович Рудаков к тому времени вернулся «из командировки». Он оказался жгучим брюнетом кавказского вида, не соответствующим «инициалам». Его не высокая, но плотная фигура полнеющего человека, располагала к покладистому характеру, что он и демонстрировал в полной мере. С непосредственным начальником мы существовал мирно, без каких либо заметных инцидентов, на протяжении всего срока службы. Я гостей, которые «разносолы» в виде зелёных солёных помидор, принесли с собой, принял, чем мог. Встреча прошла в «дружеской и непринуждённой» обстановке. Все стороны остались довольны. О «происшествии» узнали остальные офицеры и немного забеспокоились. Командир второй роты, в которую я так и не попал, капитан Кравцов, являющийся не формальным «предводителем дворянства», быстро организовал охоту на зайцев, как повод для того, чтобы «увеселительный продукт» не «испортился». 10 бутылок, затребованных для этого мероприятия, мне даже не пришлось нести на руках. Был задействован трактор Беларусь, в тесной кабине которого я и довез груз на место назначения. В мероприятие участвовали не все сослуживцы, но главный костяк. На дюжину человек приходилось два охотничьих ружья. Мы углубились в лес за территорию части не особенно далеко и облюбовали вековую ель, под кроной которой и разбили импровизированный «бивак». Под немудрёную закуску и охотничьи байки наша тара незаметно опустела. Тренироваться в меткости на пустых бутылках не стали, а выбрали мою полевую фуражку, которую я пока носил. На мой резонный вопрос как я буду обходиться на службе без головного убора, меня заверили, что можно не беспокоиться. И, правда, на следующий день Виталя Кравцов принес мне почти новую полевую фуражку взамен изрешеченной дробью моей. В полевой форме одежде мои сослуживцы почти не ходили и, наверное, у них имелся определённый запас этой амуниции. Банкет закончился за неимением салюта, поджиганием раскидистых ветвей приютившего нас дерева. Я боялся, что нешуточный огонь перекинется на другие растения, но этого не случилось. Мои товарищи видно были опытными в этом деле. Пострадали только нижние ветки лесной красавицы. Закончилось всё прочесыванием леса цепочкой изрядно выпивших охотников. На моё удивление нам даже удалось подстрелить пару зайцев, ещё водившихся поблизости. Первое время по дороге в Белорецк часто дорогу перебегали лисы. В дальнейшем зверья стало попадаться мало. Всё оно видно перебралось глубже в лес, подальше от человека. А пока мы славно поохотились почти, не покидая службу. Командиру «доброжелатели» похоже, доложили о нашем мероприятии, но разыскать неожиданно пропавших офицеров он не смог, что его сильно раздосадовало. Но это были его проблемы. Я ожидал «продолжения банкета» с заячьей свежатиной, но меня не позвали, что меня немного удивило, но не расстроило. Я свой «долг» выполнил и стал почти равноправным членом «команды». …
  … Однако, как я уже сказал, 7 ноября я провел в одиночестве. На минутку ко мне забежал прапорщик Ананьев Владимир Александрович, но и, то только для того, что бы, как он выразился «разогреется». Водка у меня ещё оставалась, и я налил однополчанину стакан. Закуска у меня была скромная, но Владимир Александрович сказал, что дальше праздник он продолжит сам. Это был тот человек, место которого я ненароком занял. «Зла» на меня он не держал и обратился за «помощью» в этот праздничный день, не просто так, а в долг, на что я не сильно рассчитывал. С потреблением спиртных напитков у прапорщика были «проблемы», но на службе его пьяным я никогда не видел. Вообще этот приятный сорокалетний мужчина производил впечатление правильного «служаки» и его фотография могла бы украсить обложку любого военного журнала, если таковые были. Позднее весной Ананьин своё слово сдержал и устроил маленький пикник мне с Шурой Менялкиным, «хозяином» моего первого пристанища на службе у которого тоже, наверное, был в долгу. Перед этим, правда, ещё имелся один эпизод нашего совместного общения. Мы с Менялкиным уже потеряли свою уютную комнатку и жили в вагончике рядом с частью. Поздним вечером к нам заглянул Владимир Александрович изрядно навеселе. Он хотел погреться, перед тем как пойти домой и, по его словам, убить жену, с которой имел «сложные» отношения. Мы с Сашей его как могли, уговаривали этого не делать, понимая неадекватное состояние. Наши увещевания не подействовали и Владимир Александрович «ушёл в ночь», но к счастью без трагических последствий. Так что пребывание в Армии не было совсем скучным. …
  … Однако вернёмся ненадолго в моё первоначальное жильё. Этот сруб, разделённый на четыре «отсека», остался ещё со времён раскулачивания. Сосланные зажиточные крестьяне, и вкупе с ними, размещались в этих комнатах из расчета одно помещение на семью. Сколько было человек в семье, во внимание не принималось. К нашим дням строения опустели и пришли в негодность. Когда в деревню пришли военные, то они вынуждены были поселиться там, предварительно отремонтировав избы. Кроме трёх молодых офицеров, включая меня, в доме проживали ещё три семьи. Рядом с нами жил старший лейтенант Володя Янченко с женой Надей. Его, как и меня призвали на два года, и он «работал» врачом нашей части. Рядом с ним соседствовала семья, «двоечника», по словам доктора, Володи Табурчану.  Он был замполитом пятой, по-моему, роты. Его призвали из Молдавии как молодого коммуниста, а до этого он был, чуть ли не председателем колхоза. Во всяком случае, после демобилизации он занял именно эту должность. В четвёртом помещении жил ещё один собрат «по несчастью» Юра Подкопаев. Все ребята «загремели» в Армию на год раньше меня и служить им оставалось меньше. Как понимаете, жили мы, дружно, невзирая на разницу выслуги лет. Об этом говорит тот факт, что когда Володе Табурчану пришла посылка с родины, в которой имелся самогон, он пригласил всех нас отпраздновать такое «знаменательное» событие. «Горючего», как выражалась моя тетя Оля, имелось в избытке и мы неплохо повеселились. Юра Подкопаев показывал, как он владеет броском через бедро и это у него, на горе доктору, неплохо получалось. Потом, правда, он исчез на некоторое время, и вернулся с надорванным кончиком носа. Даже протрезвев, причину случившегося мы так и не выяснили, а Юрка остался со шрамом на лице, как воспоминание о той попойке. Я же утром проснулся со страшно болевшей головой и решил на службу в этот морозный ясный день не ходить. Но не тут-то было. Командир решил послать меня с грязным бельём на машине соседней отдельной роты капитана Макарова.  На третье «приглашение» где-то к обеду я «откликнулся». Но когда я предстал перед Володей Макаровым, отправлять меня старшим по машине тот не рискнул, такой у меня был вид. Владимир Александрович  в свою очередь «пожурил» меня, так как сам был не без греха в этом плане, и посоветовал сосать «гавно через тряпочку». Немного потолкавшись «на работе» я отбыл домой приводить себя в порядок. Так закончилась наша эта «вечеринка». …
  … Но военная служба всё время изменяется. К нам в комнату подселили четвёртого. Им оказался вновь прибывший замполит Олег Нитченко. До военной службы он работал прорабом строителем в Омске. Но членский билет КПСС сослужил ему плохую службу и оторвал его от семьи. В УИР он прибыл в составе «команды». Для их обмундирования специально пришли комплекты одежды, что позволили и мне самому «приодеться». С Олегом мы быстро сблизились, тем более что все обстоятельства способствовали этому. Он был «накаченный крепыш» интеллигентного вида в очках с располагающим к общению покладистым характером. …
  … Потом командир пятой роты, в которой служил Юра Подкопаев, старший лейтенант Толик Решетняк получил квартиру во вновь построенном доме, в общем-то, «барачного» типа, для семей офицеров. Раньше он жил на соседней улице Кузь-Елги тоже в восстановленном деревянном доме с печным отоплением. Подкопаев решил занять его жилище и привезти жену с сыном. По поводу этой «сделки» и состоялась дружеская попойка, на которую попал и я. Жена с сыном Толика была в отъезде. У нас получились холостяцкие «посиделки». Ни кто не мешал, и мы неплохо «погуляли». Особенно мне понравилась возможность посмотреть телевизор, от которого я уже отвык. С собой у меня не было даже ни какого радиоприёмника. Я вообще находился оторванным от цивилизации. Весть об избрании в США президента Рональда Рейгана до меня «докатилась» только через два месяца, хотя перед отбытием в армию об избирательной компании в стане врагов говорилось на «каждом углу». Впрочем, такая отрешённость от «мировых процессов» мне даже понравилась своей «провинциальной» размеренностью и покоем. От Решетняка так не хотелось уходить, хотя всё уже было выпито и съедено, а телевизор показывал рамку, по тому, что он работал только до часу ночи. …
  … Подкопаев послужил «первой ласточкой» разрушения нашего уютного мирка. Попросили освободить, занимаемую площадь и нас с Олегом. Предназначенный для нас вагончик установили не далеко от бани, что мне было удобно для «производственных» целей. Нашу комнату отдали недавно женившемуся прапорщику Оздоеву, который торопил нас с переездом. Мы с Олегом, сколько могли, оттягивали этот момент. Наши соседи, и фактические хозяева помещения, были  как всегда в командировке. Из солидарности на самоуправство командира части, сделавшего такое распоряжение, хотелось дождаться товарищей, пусть они сами бы разбирались. К сожалению ни чего не вышло, и мы с Нитченко переехали в новый «дом». С Менялкиным и Сажновым ситуация тоже разрешилась. Саша стал моим соседом по секции в вагончике, а Игоря перевели в Татлы командиром комендантской роты. Олег поселился во второй половине «бытовки» и остался моим соседом. …
 … Что ещё интересного рассказать про наше жилище? Оно отапливалось самодельными отопительными приборами. На асбестовую трубу наматывалась спираль из нихромовой проволоки.  Она часто перегорала, и приходилось места разрыва просто накидывать друг на друга. Под воздействием электрического тока они «сваривались» и продолжали служить до следующей «аварии». Со временем наш нагревательный прибор пришёл в полную негодность. Пока достали новую проволоку, которая зимой пользовалась спросом и представляла определённый дефицит, пришлось перебиваться без обогрева. На улице мороз стоял – 35 градусов. В помещение было теплее, всего – 15 по Цельсию. Вечером на себя одевалось всё, что только можно. Теплое бельё, шерстяной физкультурный костюм, повседневная форма, полевая куртка с брюками и шинель с зимней шапкой ушанкой с опущенными ушами составляли обмундирование спящего «полярника».  Наверх набрасывалась пара шерстяных одеял. Все это позволяло ночью не замерзнуть, хотя к утру около рта образовывались наросты из инея от дыхания. Зато встав с кровати, можно было сразу идти на службу, не тратя время на одевание. Единственное, что бриться приходилось ледяной водой, что вкупе с тогдашними лезвиями «Нева» или «Слава», не доставляло удовольствия. Всё это было опробовано на личном примере в течение чуть ли не двух недель. …
  … Жизнь не останавливалась на месте. Ещё на военной кафедре нас предупреждали, что в течение первых двух недель при заступление на должность необходимо сделать ревизию всего вверенного хозяйства. Я, как только приступил к исполнению обязанностей, обратился к командиру с подобным пожеланием, но он сказал, что скоро будет плановая проверка и спешить не стоит. Сильно возражать я не стал, за что слегка и поплатился. Когда настал «час Х» силами части была создана комиссия в составе товароведа Ирины Николаевны Зубковой, нормировщика Марьи Степановны Рудаковой и возможно ещё кого-то из штаба и ротные командиры честно показали положение дел. У них уже имелся опыт. После предыдущей проверки прапорщик одной из рот покончил жизнь самоубийством под грузом недостачи, которую на него «повесили». Когда часть только сформировалась, то спали в палатках. Казарм и каптерок естественно не было. Хранить имущество в надлежащих условиях не представлялось возможным, и оно растерялось. Чего говорить об этом, когда картофель убранный осенью в бурт, весной превратился в нелицеприятную жижу. Правда, командир третьей роты Володя Коренев сказал, что его старшина поспешил. Он выписал своим подчинённым отпуск за каждый день, которого тот должен был привезти по комплекту одежды оставшейся у друзей после демобилизации. Таким и другими способами недостача была в целом ликвидирована. В результате Вова заплатил только за утерянные фляги для питьевой воды, что согласитесь было мелочью, из-за которой лишаться жизни не стоило. Поэтому очередную «беду» в размере 40 тысяч рублей все встретили спокойно. Условия хранения вещей улучшились, но не настолько сильно. Однако в УИРе всполошились и прислали свою комиссию из женских представителей отдела тыла. Те, что можно было, списали и снизили «урон» до 5 тысяч. Его расписали на материально ответственных лиц, и получилось максимум по месячному окладу, что было конечно неприятно, но не смертельно. Главное, что все остались живы и даже не попали под суд. Меня, правда, тоже лишили трети месячного содержания, но спорить из-за ста рублей я не стал, отчасти солидаризуясь с товарищами. …
  … Менялось в лучшую сторону и «лицо» в\ч 31631. Было достроено здание столовой с продовольственным складом внизу. Вместо вагончика, где ранее складировалось всё имущество части, было выделено подвальное помещение под вещевой склад. Там «священнодействовал», взамен демобилизовавшегося Урдиханова, новый кладовщик Суюнов, сложно выговариваемое туркменское имя, которого вспомнить не берусь, так как звал его просто «Суюн».  Зато имя и фамилию Каха Язкулиев, помощника и сторожа этого деревенского, в отличие от городского вида «начальника» выглядящего мальчиком, запомнил твёрдо. Все эти новые сооружения были возведены недалеко от мота станции, вырабатывающей электрический ток и расположенной на самом краю места нашей дислокации. …
  … Возможно, все вышеперечисленные обстоятельства подвигли командование провести показательный приём нового призыва на базе нашего войскового подразделения. Ранее каждый отдельный батальон принимал новобранцев автономно. Поэтому мне, как начальнику вещевой службы, предстояло всё необходимое имущество объединить «в одно целое», что бы переодеть прибывший контингент и провести учебные сборы для дальнейшего принятия воинской присяги. Для осуществления всего этого меня командировали в Татлы, где я снова должен был временно жить в общежитии, для обеспечения, по крайней мере, двух рейсов в день с имуществом, получаемым по накладным в разных частях, для возложенной задачи. Начальником всех сборов был назначен подполковник Хорошавин заместитель командира нашего УНРа. Меня он принял, стряхивая со стола несуществующие крошки, что, как я позже узнал от прапорщика Владимира Ивановича Давыдова, ранее служившего с ним, где то под Красноярском, являлось признаком явного неудовольствия подчиненным. Я всего этого не знал и приступил к выполнению приказа без особого рвения, но достаточно добросовестно. Это в наступившие морозы было не просто, но я в целом справлялся. Хотя дефицит времени ощущался, и последние рейсы я проводил при непосредственном присутствии самого Хорошавина, который старался убыстрить процесс. Так, загружая буквально последнюю машину, он взялся контролировать правильность погрузки двух ярусных военных кроватей, когда как я в это время получал имущество в другом месте. Прибыв на место «домой» и, пересчитав полученные «лежаки», я обнаружил недостачу 1,5 штук. Видимо прапорщик комендантской роты, воспользовавшись подвернувшимся случаем, списал на меня нехватку имущества. Я предложил Валерию Фёдоровичу обратиться за «разъяснениями» к Хорошавину, но тот сказал, что большой начальник просто спустит «палкана» и, ни чего мы от него не добьемся. Так на мне «повисла» первая недостача. Но она оказалась не единственной. Получая в одной из «подшефных» частей на морозе шинели мы с Суюном не заметили, что изделия хитро сложены в пачку, и в результате недосчитались 10 штук, а каждое стоило 40 рублей. Пришлось выкручиваться. Нас выручил командир роты стоящей «на горе», так мы называли место дислокации основного объекта строительства, где и бурилась шахта, или прокладывался тоннель. Это мне не известно точно до сих пор. А так по правилам секретности официально говорилось первым отделом, что мы занимаемся изысканием редкоземельных элементов. Ну, это некоторое отступление от темы. А так старший лейтенант Толмачёв, кажется Вова, отдал нам почти новые шинели, имеющиеся у него в излишке, и снял нашу «головную боль». Суюн тоже поделился с ним неучтёнными вещами, имеющимися у нас, но я к этим делам был не допущен, да и не очень хотел «влезать» в такие «подробности». На этом мои неприятности не кончились. Уже во время «учебки» полковник Коломиец, курирующий от УИРа мероприятие, обнаружил, что солдатское бельё, полученное мной в одной из частей, подгнило. Он стал меня распекать. Я, как недавний штатский, попытался резонно заметить, что это не моя вина. Я только исполнитель, который выполнил свою задачу. В противном случае переодевать молодое пополнение было бы вообще не во что. Если кто ответственен, то это прежние владельцы, да и то частично. Имущество хранилось в обыкновенных палатках, и предохранить его от попадания сырости, не представлялось возможным. К счастью наш разгорающийся «спор» успокоил майор Рудаков, который предложил перестирать испорченные изделия. На том и порешили, а то мне пришлось бы плохо. …
  … Учебные сборы продолжались. Новобранцы пребывали. Мы их мыли и одевали в военную форму. В отдельной казарме полностью отданной «зелёным» товарищам с ними проводили, какие-то занятия, но это я знаю понаслышке. У меня хватало и своих забот. Из призывников выделялись жители Чеченской АССР. Они отличались недисциплинированностью и независимым характером. Так прапорщик Давыдов, являющийся на тот момент заведующим столовой, сначала даже подумал, что три старослужащих, пришедших без разрешения в зал для принятия пищи, раздели «молодых». Оказалось, что нет, эта троица представителей чеченской национальности была из нового пополнения, что сильно удивило повидавшего всякого «вояку». Двое из нарушителей были в скором времени осуждены военным судом, за какие-то преступления. Я с сочувствием отнёсся к приехавшим матерям и в «отместку» Кривенко, накричавшему перед этим на меня, посоветовал им съездить к прокурору. За год из части осуждали примерно двадцать человек на лишение свободы или в дисциплинарный батальон, и неизвестно, что было хуже. Такими жёсткими мерами поддерживалась дисциплина. Мамам своим «сочувствием» я, конечно, не помог, а к каждодневной ругани понемногу привык и не стал обращать на неё особого внимания. Как говорил Игорь Зубков: «Надо просто «перещёлкивать» выключатель и не слышать громоподобные тирады командиров». …
  … Мои «мучения» закончились раньше времени. Начальству видимо надоела вся эта морока и буквально за один день молодежь «разлетелась» по своим частям. Они с собой увезли имущество и постельное бельё, числившееся на нашей части без оформления соответствующих документов, которые мы не успели составить из-за срочности случившегося. Поэтому жизнь в спокойное русло не вошла. Пришлось брать списки перемещения личного состава, и на основании их составлять накладные. Дело было не простое. Молдавские и Узбекские фамилии, не привычные для русского Человека, часто повторялись, а иногда совпадали и имена с отчеством, и привязать их к конкретному человеку было трудно. Главная же трудность заключалась в том, что подписывать накладные приходилось «задним числом» после совершившегося факта. Для этого мне пришлось объездить все воинские подразделения, куда выбыло молодое пополнение. К счастью ответственные лица всё подписали за малым исключением. Установить, кто в этом виноват, представлялось не возможным, поэтому пришлось «выкручиваться» собственными средствами. Так у нас на складе оказались двуспальные простыни, которые числились в штуках без соответствующего обозначения. Для военных нужд такая ширина не требовалась, и мы разрезали изделие надвое, ликвидировав недостачу. Кое-как уладили и с другими позициями отчётности. Новый Год можно было встречать более или менее спокойно. …
  … Сам праздник я встретил в «необычной» можно сказать обстановке. Как не обременённого семейной нагрузкой комбат послал меня 31 декабря в Белорецк старшим по машине. Утром 1 января мы должны были загрузиться свежее испечённым хлебом и приехать назад. Кроме этого Виталя Кравцов возложил на меня дополнительную задачу доставить в расположение роты старшину из города для несения праздничной службы. Вася Савинов встречал сам праздник дома с молодой женой и новорождённым ребёнком. Меня такой расклад вполне устраивал. За четыре месяца вдали от Ленинграда я изрядно устал от одиночества, и хотелось ощутить хоть чужой семейный уют. Тем более что в двухкомнатной квартире прапорщика я уже бывал, по какой то, служебной необходимости и видел мимолётом его супругу. Очень молодая женщина в домашнем халате произвела на меня благоприятное впечатление, и провести новогоднюю ночь в её обществе мне представлялось заманчивым даже в обществе мужа. Ни каких далеко идущих планов я не строил, но в этой юной особе было, что-то притягивающее внимание мужчин, и это было «проблемой» Васи. Дома чету Савиновых мы не застали. Тогда шофер и экспедитор повезли меня куда-то на окраину Белорецка, где не без труда разыскали «избушку» матери прапорщика.  Но и там молодых не оказалось. Они ушли встречать Новый год, в какую-то кампанию, оставив внука бабушке. Хозяйка нам хлебосольно предложила переночевать у неё и встретить 1981 год. Мы согласились, тем более, что особого выбора у нас не было. Я, правда, уже раньше отправленный на хлеба комбинат проводил ночь на полу, но это выглядело не совсем удобным. Вытащив заранее купленную бутылку десертного вина «Переница» или «Фитяска», точно не помню, я уселся вместе со случайно образовавшейся «разношерстной» компанией за накрытый по-домашнему праздничный стол. Вино досталось, кажется хозяйке, а мужчины выпили по паре, или чуть больше, рюмок водки. Праздник получился не таким, как я предполагал, но вполне сносным. Закончился он вообще замечательно. Меня положили спать на диван под пуховое одеяло с подушкой. От накрахмаленного пододеяльника, наволочки и простыни веяло забытыми детскими воспоминаниями. Стоит ли говорить, что я заснул блаженным сном, оказавшись впервые за долгое время в такой «сладкой» обстановке. Утром нам накормили остатками праздничных угощений, и с гулянья прибыл Савинов. Его состояние не располагало к возвращению на службу, но я не без труда уговорил его поехать с нами, чем исполнил желание ротного. Случись это на год позже, то не стал так рьяно «мучить» прапорщика, да и не взялся бы за поручение, но жизненный опыт приходит со временем. А пока я был достаточно молодой «службист», что и показал своим чрезмерным старанием. …
  … Моя неосведомлённость в «нюансах» ощущалась прямо с первых шагов службы. Так один раз, поехав сдавать бельё, наш ЗИЛ-157 сломался в городе. Полетело шарнирное устройство переднего рулевого колеса. На ремонт потребовалось некоторое время. Пока раздобыли нужную деталь и установили её, стемнело. «Подчинённые» предложили переночевать у знакомых девушек на съёмной, кажется, квартире. Деваться было не куда, и я согласился. Но, как мне представлялось, соблюдая субординацию, заходить к хозяйкам я не стал. Даже когда мои подчинённые, вполне «сердобольные» ребята, предложили хотя бы провести ночь в постели, гарантируя нормальный сон, я делать этого не стал, и остался спать в кабине под роскошным штатным тулупом. На улице уже было холодно, но кто-то должен, же был сторожить вверенный транспорт. Главное задание было выполнено и в расположение части мы, хоть и с опозданием, вернулись. …
 … Такое бурное начало моей армейской службы, ещё более усилило тоску по дому. Однажды, находясь в Белорецке, моё внимание привлекла вывеска кассы Аэрофлота. Я зашёл туда и спонтанно заказал билет на самолёт в Ленинград с таким расчётом, что бы прибыть в родной город ко Дню рождения сына, которому исполнялся год. Я формально уже отслужил полгода и имел право на отпуск. Когда я написал соответствующее заявление, командир части пришел в некоторое недоумение. Он не мог понять, зачем я иду отдыхать зимой. О том, что у меня уже приобретён «проездной документ» я ему не сообщил. Наши доброжелательные отношения после прописки перешли в чисто служебные и Владимир Александрович начал как мог «притеснять» меня. Впрочем, так по «долгу службы» он поступал и с остальными подчиненными. Единственно, моё «угнетение» усугублялось тем, что я должен был отбыть два года и принципиально расходился с начальником в вопросе понимания службы. Сам он, как и остальные офицеры, подписался на 25 лет и немного «завидовал» мне. Этим объяснялось то, что самодельный календарь, на этот срок, висевший у меня в комнате на стене с зачеркиваемыми днями, пару раз срывался не очень трезвыми сотоварищами, и приходилось его возобновлять. Неизвестно ещё, чем бы закончилась моя «авантюра», если бы часть не постигла очередная напасть. Появился педикулёз. Он конечно не куда не исчезал, но тут приобрёл такие масштаба, что требовалось предпринимать какие-то меры. Командир пообещал, что отпустит меня, если я справлюсь с поставленной задачей. Но осуществить её было не просто. Агрегат делавший «пропаривание» белья и постельных принадлежностей части не работал. Мне порекомендовали одного старослужащего готовящегося к демобилизации. Что бы его стимулировать я пообещал ему на «дембель» свой прекрасный «дипломат», с которым сам прибыл на службу. Аппарат, хоть и через «одно место» был запущен и работа по уничтожению вшей «закипела». В течение недели роты приносили к бане зараженное имущество и его дезинфицировали. Мероприятие было проведено. Я расстался со своим «сокровищем» и не взял двадцать рублей, которые мне за него принёс мой «спаситель». Он, верно, не понял безвозмездности сделки. С командиром дело обстояло сложнее. Он не спешил с выполнением своего слова и всячески оттягивал его до самого последнего момента. Наконец в пятницу документ был подписан с таким расчётом, что бы я ни успел получить положенные деньги. В субботу бухгалтерия, которая находилась в Татлах, не работала.  Меня это не остановило. Денежный вопрос я решил отложить на потом. На подвернувшейся попутке доехал до железнодорожной станции Юша, находящейся в трех километрах от расположения нашей «дивизии». До прибытия пригородной электрички оставалось ещё много времени, и это меня сильно беспокоило тем, что появится командирский УАЗик и расстроит мои планы. Поэтому ждать не стал и попросился в кабину машинистов первого остановившегося товарного поезда. В первом, из трёх тянувших состав дизелей, мне отказали, а в последнем меня пустили. Так я доехал до станции Инзер одноименной речки, протекающей в этой местности. Там  пересел на следующий электропоезд и, не доезжая до Уфы, сошёл в районе местного Аэропорта, предварительно расспросив обо всех подробностях. В вагоне, правда, случилось одно происшествие. Группа местной молодёжи отправляющейся в «столицу» республики затеяла конфликт с боле старшим по возрасту гражданином. Пассажиры не вмешивались. Я единственный в вагоне имеющий, хоть не милицейскую, а военную форму, не знал, как поступить. К счастью нашёлся авторитетный односельчанин «бузотёров» и  инцидент был исчерпан. В Аэропорт прибыл, когда уже стемнело, но на свой самолет успел. Родной город встретил меня не очень ласково. Я отвык от каждодневной толкучки, и, когда переходил около строящегося подземного перехода площади Ленина, меня окатило грязными брызгами проезжающее такси. Увернуться не получилось, так как были потеряны навыки городского жителя. Зато дома на площади Калинина меня встретила обрадованная заспанная жена и изрядно подросший сын. Свою шинель и прочее военное обмундирование я сбросил в угол, где оно и провалялось до конца отпуска. …
  … Отдохнул я не плохо. День рождения наследника отметили сравнительно скромно, но отметили. Вообще подробности пребывания в городе на Неве в этот раз как то стерлись из памяти. Единственное, что «врезалось», это решение финансового вопроса. Встретившись в гостях на Ключевой улице по случаю торжества устроенного родителями по поводу моего прибытия или связанного еще, с каким праздником, я попросил у двоюродного брата Вовы Малахова в долг на месяц 200 рублей. У того по его словам нужной суммы не оказалось. Получилось несколько неловкое положение. С тех пор занимать деньги стало не в моих правилах, хотя и до этого я не злоупотреблял подобным. Пришлось тратить сумму двоюродной сестры Тони Риты, которую она прислала на приобретение каких-то вещей. По прибытии на место службы я, как только смог, быстро покрыл «недостачу». Ритуля как то узнала обо всех манипуляциях и взаимоотношения с двоюродной сестрой на определённый период испортились. Но это дело сестёр. Я же, поправив нервную систему, отправился «во своя си». Снова прибыв в Уфу, у меня возникла безумная мысль послать всё к чёрту и сесть на обратный самолёт до Ленинграда. Преодолев навязчивое желание, я, скрипя сердцем, продолжил своё движение согреваемый радужной мечтой летом вернуться назад и забрать свою семью к себе на Южный Урал. …
 … Но до этого знаменательного события «воссоединения» семьи оставалось ещё почти полгода, и до него надо было  «дослужить», чем и продолжил заниматься. Все мои действия приняли более осмысленный и рутинный характер. Новенькая первое время военная форма, что было видно невооружённым взглядом, обвесилась, и я стал, мало чем, отличаться от кадровых офицеров. С ними всеми я боле или менее обзнакомился, и служебное время мы «коротали вместе». Личный состав расходился на работу и исполнять другие обязанности, где использовался солдатский труд. Там у них были свои штатские и военные начальники, и свободного времени у непосредственных командиров до обеда и потом до ужина оставалось много. Но беда заключалась в том, что использовать его по своему усмотрению они не могли. Приходилось с 8 часов утра и до 20 часов вечера находиться на территории части. Ты в любой момент мог понадобиться командиру, и ни куда нельзя было отлучиться. Конечно, кое, какие дела связанные непосредственно со службой были, но они много времени не занимали, и приходилось придумывать, что-то ещё. Выручала игра в карты. Свободные офицеры собирались в штабе, какой ни будь роты, и расписывали пульку или держали банк. В бытность ещё до меня в красном уголке третьей роты стоял биллиардный стол, купленный на средства личного состава. Но один раз, когда разгневанный отсутствием подчинённых Владимир Александрович пришёл туда, участникам партии пришлось выпрыгивать в окно и с зелёным сукном попрощались. Карточную игру в служебное время майор Кривенко тоже не одобрял, но «застукать» нарушителей дисциплины было трудно, так как в основном «дулись» в его отсутствие, да и убрать карты и придумать правдоподобную версию «сборища» не составляло труда. Игра носила волнообразный характер. Одна, «модная» на определенный момент, «забава» надоедала. Находились «радетели», знавшие правила другого развлечения, и оно входило в популярность до следующего «кризисного» момента. Забава, в отличии скажем от предшествующего века, в нашей части не носила ярко выраженного азарта. В основном играли просто так, а не на деньги. Поэтому и я принимал в этом участие. Но иногда, ради разнообразия «сражались» и на «интерес». Являющимся принципиальным противником этого, и мне пару раз пришлось дать слабину, проиграв трёхлитровую банку яблочного сока, которую все игроки совместно распили, и во второй и последний раз, «погореть» на блок сигарет Игорю Зубкову. Как понимаете это всё ерунда, связанная с долей определенной скуки наблюдавшейся у нас в «захолустье». …
  … Учитывая «безвозмездность» карточного мероприятия, ни каких конфликтов за «игральным столом» не происходило. Но и тут не обошлось без исключений, хотя непосредственно с игрой в карты, и не связанных. Один раз я с парой прапорщиков закрылся во второй роте перекинуться в картишки. Начальства в расположении не было, и я от хорошего настроения немного расслабился. Когда мимо окна промелькнула, чья-то тень и раздался стук в дверь, я послал посетителя на три буквы от «избытка чувств». В армии дело весьма банальное, да и ни чего плохого я не имел в виду. Моим «визави» оказался командир четвёртой роты Витя Радькин. Он, очевидно, был в плохом настроении, и его это взбесило. Когда ему, наконец, открыли дверь, он набросился на меня чуть ли не с кулаками и даже сбил с головы фуражку. Все мои попытки объяснится, и успокоить нервного товарища окончились безрезультатно. Он требовал, что бы я покинул, зачем то, помещение. Так как дело могло кончиться дракой, я как не одобрявший  физическую силу, выполнил «пожелание» Радькина и удалился, хотя мне этого очень не хотелось. Вступать в конфликт с кадровым офицером мне не хотелось. Да и как к этому отнесутся остальные, я не знал. Они же восприняли случившиеся весьма индифферентно, и даже особых пересудов не было. Так что, видимо, я поступил взвешенно, не нагнетая ситуацию. Вообще Витя был сложным человеком. В часть его перевели из населённого пункта Карталы, где он занимал должность начальника штаба и готовился получить звание майора. С майорскими погонами Радькин несколько преждевременно даже ездил в отпуск на родину в Клетню. Однако, лучезарным надеждам не суждено было осуществиться. На службе случилось, какое-то происшествие, что в строительных войсках дело не редкое, и Витю понизили в должности. Так он оказался в Кузь-Елге немного чужаком в нашей части, хотя и прибыл туда раньше меня. Прохладные отношения у него складывались не только с офицерским составом, но и с подчинёнными. Пока Радькин ездил в отпуск, кто-то отрубил его роскошному рыже-белому коту хвост. Это очень испугало супругу по возвращении. И немудрено. Зрелище неприятное, когда к вам на колени бросается такое чудо природы. Так что на товарища капитана я не сильно обиделся, с учётом его личных особенностей. Он, поостыв, тоже в дальнейшем, не вспоминал мне про этот случай, и зла мы взаимно не держали. …
  … Ещё одним развлечением для меня стала игра в шахматы. Популярной её среди моих сослуживцев я бы не назвал, но и тут нашёлся подходящий партнер. Саша Курочкин был москвич и занимал должность  командира всё той же четвёртой роты. Он был высок и статен. Мне Саша немного напоминал поручика Ржевского из кинофильма «Гусарская баллада». Только выглядел даже симпатичнее Юрия Яковлева и гораздо моложе с юношеским пушком над верхней губой. У Курочкина был, правда, один изъян. Он «страдал» близорукостью, но очков не носил и обозревал жизнь, щурясь. Этим, возможно и объяснялся его выбор стройбата, хотя он пошёл по стопам старшего брата, который к тому времени имел уже звание майора, и был личностью довольно известной своей карьерой в войсках. Саша этим похвастаться не мог, но, пожалуй, единственный в части знал правила древней игры и составил мне компанию за шахматной доской. Играл он несколько слабее меня, даже не смотря на то что, «от дел» я давно отошёл, но имел «амбицию» вызвать меня на «официальный» поединок из десяти партий, где я взял «обязательства» выиграть десять раз. Турнир продолжался не один день, а когда было свободное время. В некоторых партиях я стоял на проигрыш и только «мастерство», которое не пропьешь» позволяло мне «выходить сухим из воды». Где то после седьмой партии Сашин энтузиазм угас, и турнир мы так и не доиграли. …
  … Так в ристалищах закалялся мой «боевой характер». Этому способствовало и отношения командира, который как мог, старался усложнить мою службу. Я посылался старшим по машине в рейсы, не имеющие прямого отношения к моим непосредственным служебным обязанностям. Меня это устраивало, правда, об этом я не доводил до сведения «командования». Каждый такой день зачёркивался с особым удовольствием в моём самодельном календаре. Ещё я оказался введённым в график дежурств по части. Как офицер штаба, этим заниматься был формально не обязан, но  это позволяло мне с наслаждением зачеркнуть две цифры в импровизированном и ранее «разрекламированном документе». После обеда в день заступления на дежурство я на законных основаниях отправлялся готовиться к оному. В пять часов вечера происходил развод «караула», на котором старая смена передавала свои полномочия вновь заступающим. На первом подобном мероприятие я не знал, что надо делать, и на мой недоумённый вопрос «старшие товарищи» посоветовали просто посмотреть на процесс. Сделав это, большей ясности не получил. Кое-как я принял своё первое дежурство, а потом и сдал. Потом понемногу пообвык, но до конца так, наверное, и не освоил все «премудрости». Однако это ни как не мешало мне «соприсутствовать» на  ужине и проводить отбой всякий следующий раз. Потом на долю дежурного выпадало курирование приготовления завтрака и прояснение всех возникающих вопросов с этим связанных и не только. Всю ночь приходилось не «дремать» и вместе с дневальными по роте охранять сон личного состава. Этого конечно не делалось. К часу или, в крайнем случае, к двум ночи все «трудности» преодолевались, и часть погружалась в покой, но это было большой тайной, а проверять, ни кому в голову не приходило. Из мало-мальски нештатных ситуаций могу вспомнить два случая. Первый раз сломалась водовозка ГАЗ 66 с цистерной, и пришлось дежурному наряду таскать тазы по обледенелому на тридцати градусном морозе насту тазы с водой прямо из речки, протекающей метрах в двухстах от столовой. Во втором случае наряд чистящий картошку обратился ко мне с «воплем» о невозможности отыскивать картофель в жиже гнилья. Я, не являясь специалистом в этой области, поднял калькулятора рядового Логинова, и мы нашли «компромисс». Военным строителям пришлось ещё немного поработать до минимально необходимого количества продукта достаточного для приготовления обеда, хотя их можно было понять и посочувствовать. …
  … К весне я неплохо познакомился с младшим и средним «командным» составом в/ч 31631. Поэтому на нём можно остановиться, немного подробней, что бы иметь наиболее полное представление о сослуживцах окружавших меня. Первой ротой командовал старший лейтенант Гена Бугриев. Все мы были примерно одного возраста, поэтому по отчеству друг друга не называли и о полных инициалах просто не имелось информацию или они забылись, правда, имелись исключения, так что обойдёмся «по простому». Гена был личностью не броской, но уважаемой. Его рота находилась на неплохом счету. Во всяком случае, запоминающихся инцидентов связанных с ней не имелось и на совещания у командира Бугриева «прорабатывали» меньше чем остальных. Размещалось подразделение сначала вместе со второй ротой, а потом когда столовая перебазировалась в отдельное помещение, перебралось к третьей роте. Заместителем у Гены «ходил» лейтенант Юра Мехонцев. Его достаточно высокая худощавая фигура не производила «устрашающего» вида, но, как я узнал позже, он имел звание кандидата в мастера по военному многоборью и мог на руках пройти весь строевой плац, что у меня вызывало чувство уважения. Впрочем, Юра этим не «кичился», хотя я видел пару раз, как он демонстрировал своё умение. …
  … Второй ротой «руководил» капитан Виталий Кравцов, о котором я уже упоминал. Заместителем по политической работе у него был лейтенант Витя Чугай. Он уже имел опыт военной службы на предыдущем месте и находился в очень хороших отношениях со своим непосредственным начальником, хотя формально им руководил замполит батальона майор Беляев. Как я уже сказал, до этого костяк части служил в населённом пункте «Конечная», где то на севере Казахстана. Возводились шахты для пуска ракет, которые были разбросаны в радиусе 100 километров от места жительства семей. Всю рабочую неделю приходилось проводить вдали от дома и приезжать только на выходные дни. Да и то выпадало кому-то по очереди дежурить в это время. Оставаясь «наедине» с личным составом, у дежурного случались различные происшествия. Так Вите один раз пришлось разнимать массовую драку, где он, по образному выражению Виталия, летал по воздуху, вцепившись в лом одного из дерущихся участников. Потом Кравцов «подтрунивал» над синяками зачинщиков, хотя Вити в сам момент инцидента было не до смеха. Так что служба мёдом не казалась, но она сдружила офицеров. …
  … Третьей рота была под началом старшего лейтенанта Вовы Коренева. Он был самым высоким в части и его перебитый нос боксёра не вызывал желания с ним спорить и сослуживцам, и подчинённым. Впрочем, Вова имел флегматичный характер и ни с кем не конфликтовал. Вообще между собой наши офицеры не ссорились и жили дружно без всяких скобок, хотя на предыдущем месте службы были серьёзные «трения» с другими воинскими подразделениями вплоть, словам Кравцова, до угрозы жизни. Так что передислокация имела и положительный результат, хотя это не отменяет тот факт, что выбор пал на батальон майора Кривенко, как самый плохой из имеющихся подразделений. Политическим воспитанием подчинённых в третьей роте занимался Серёжа Писов. За это за давностью времени не поручусь, но с Вовой они были друзья «не разлей вода». Так вместе ходили выяснять отношения с зарвавшимися солдатами пункта комендатуры,  расположенного в Кузь-Елге, которые обидели «отдыхающего» после службы Корнева, кажется, без знаков различия. Они им объяснили их неправоту так, что после третьего удара сползла пряжка солдатского ремня. Это было лучше, чем попасть под суд. На том воспитание молодёжи и закончилось.  Вообще нравы в стройбате не были очень изысканными. Писов рассказывал, как в ротную комнату приводили «проштрафившегося» представителя чеченской национальности и проводили с ним всем офицерским составом «разъяснительную работу» до обрызгивания белых парадных рубашек кровью. Провинившаяся сторона сама была не ангельской, и жалоб не поступало, а дисциплина поддерживалась. В мою бытность подобного не наблюдалось, но официальные суды работали с постоянной  методичностью. …
 … С представителями четвёртой роты я вас немного познакомил. Остаётся только добавить, что когда в часть прибыл Олег Нитченко, его направили повышать политическое образование личного состава именно туда. С начала у него это получалось не очень хорошо. Начальство ругало его на каждом совещании и не только «местечковое», но и на уровне политотдела УИРа. Ему это надоело, и он положил на стол свой новенький партийный билет. Неприятности были не нужны ни кому и от Олега отстали. А он понемногу оброс активом, помогающим ему делать наглядную агитацию, и служба вошла в нормальную «колею». Ну, это так, «к слову». …
  … Казарма пятой роты располагалась напротив четвёртой роты в одном ряду со второй. Посередине между ними и третьей находился плац для проведения утреннего развода и других строевых «экзерциций», которых впрочем, было не много, и память их не сохранила, но в неё врезалось прохождение парадным шагом в валенках по утрам в тридцати градусный мороз под бодрые аккорды марша «Прощание славянки». Состав пятой роты получил прозвище «пингвины». Их казарма находилась «на отшибе» теплотрассы. Когда температура переваливала за определённую отметку, то «воинам» приходилось накрываться вторым матрасом, что бы ни замёрзнуть ночью. Командир роты старший лейтенант Толик Решетняк был в этом не виноват. Против природы мы бессильны. Он как мог, заботился о вверенных ему бойцах. Когда мой кладовщик Суюнов обсчитал их при выдаче выстиранного белья, он поднял шум и после проведённой срочной ревизии на складе восстановил справедливость. Правда, с меня за это командир с превеликим удовольствием, в рамках своей политики по отношению ко мне, снял треть оклада. Здесь уже возмутился я и обратился, ища справедливости, в прокуратуру. Там разбираться особенно не стали и оставили всё, как было, но с «малым» изменением. Треть оклада сняли и с моего начальника майора Рудакова. Прямых «преимуществ» своим спонтанным демаршем я не получил, но начальники видимо решили меня не трогать «до поры, до времени», против чего мне не было смысла возражать. Так всё это было «рабочим моментом», то особых обид с моей стороны на Толика и Валерия Фёдоровича на меня не произошло. У самого же Решетняка имелось две запоминающихся особенности. Во время разговора он часто вставлял выражение «***в сумку», но сам при этом «болезненно реагировал», на какое, ни будь «физиологическое» высказывание. Это вызывало у старшего лейтенанта позывы рвоты, чем в шутку иногда пользовались сослуживцы, впрочем, не часто, так как к Толику относились по-товарищески, что было свойственно взаимоотношениям и всех остальных между собой. Заместителем командира пятой роты был Юра Подкопаев. С Толиком они неплохо ладили, хотя один был кадровым офицером, а другой отбывал воинскую повинность только два года. …
  … Шестой ротой командовал капитан Асханов Валерий Михайлович. Он учился вместе с командиром батальона в одной группе, и поэтому по службе проблем у него не возникало, если не считать, что общая карьера не задалась, но к этому он относился спокойно, а это было основной чертой его характера. Рота была «усечённой» и спокойно соседствовала с четвёртой ротой в одном помещение. Заместителем Асханова являлся такой же ветеран старший лейтенант Ринат Гибадулин. Они гармонично дополняли друг друга и какие-то недопонимания не случались. Семья Рината жила в Татлах и ему приходилось часто курсировать в том и другом направление. Чтобы закончить упоминания об этом не плохом человеке скажу, что Гибадулина потом перевели командовать ротой располагавшейся на станции Юша, и он вывел её в передовые. Возможно, справедливо стоит заметить, что мной «распределены» не все офицеры. Всё это связано с массой времени прошедшего с тех событий. Игоря Сажнова довольно скоро перевели в Татлы. Саша Менялкин то исчезал, то появлялся на моём «горизонте». После того как его выжили из собственной «квартиры», а так все-таки можно назвать «отсек» в бараке, который имел отдельный вход, и он немного пожил со мной в вагончике, Менялкина перевели в Татлы в роту капитана Рачковского. Тот был известен во всём УИРе чрезмерным употреблением физической силы в отношение с подчинёнными. Саша, видимо, решил не отставать от своего «боевого командира». Один раз задержавшись «в дивизии», я даже ночевал в казарме их части, когда Менялкин был дежурным и предоставил мне свободную койку. Та правда оказалась не занятой, но только не от вшей, которых я и привёз к себе домой. Кроме «педикулёза», мне ещё запомнилась сцена выравнивания кокарды прямо на голове дневального, которую продемонстрировал Шура, в знак назидания не скажу кому, зрителю или подчиненному. Особым изуверством всё этого назвать было трудно, но некоторое представление о том, что творилось у них в роте, можно было получить. Командование не осталось безучастным ко всему происходящему, и, в конце концов, отдало Рачковского пол суд, «укрепляя дисциплину» не только рядового состава, но и чрезмерно перестаравшегося офицерского контингента. Эта компания коснулась и Саши, которого тоже чуть не посадили в тюрьму, но учитывая молодой возраст и не сильное «усердие» ограничились выговором и переводом в батальон к майору Румеге под «гору».  Там Менялкин видимо «прижился». Он с искренним уважением отзывался о своём новом командире. Тот, в отличие от большинства старших офицеров, давая приказ, досконально «проговаривал» его, и подчинённому оставалось только выполнить поручение. Обычно начальники не очень озабочивались деталями и их распоряжения в целом сводились к широко известному сказочному выражению: «Иди туда, не знаю, куда и сделай то, не знаю что». И это была повсеместная «практика», которую не раз мне пришлось испытать «на собственной шкуре», и потому я проникся, со слов Саши, искренним уважением к новому начальнику, которого и видел то раз или два мельком, Менялкина. …
… Самому мне в такой привлекательной части удалось побывать только один раз, да и то старшим по машине. Её отправили по служебным делам и выписали пропуск, без которого доехать до подошвы Яман-Тау было нельзя. Сама часть своими стандартными постройками особого впечатления не произвела, но сам путь мне запомнился. Шофёр Учаев находился в приподнятом настроении из-за близкого «дембеля» и вед ГАЗ-66 с излишней лихостью, так что мне приходилось постоянно его «притормаживать», на что он, впрочем, мало обращал внимания. Поэтому мне пришлось понервничать за сою жизнь, несясь по серпантину уже построенной четырёх рядной бетонки на бешеной скорости. Фамилии других водителей части за давностью времени «вылетели из головы», но были они преимущественно из Прибалтики после окончания техникума, и, в общем, автомобили водили хорошо. В этом я убедился, когда на смену им пришли новобранцы после курса шоферов из военкомата. Меня «спасло» только, то обстоятельство, что машины в части «быстро» поломались от двухгодичной эксплуатации по бездорожью. Как сейчас вижу ситуацию, когда наш двух приводной вездеход без фактически управления рулём упорно движется по переполненной грязью колее между деревьями, чтобы не забуксовать. Надежда только на педаль газа. Или другая картина. В примерно подобных обстоятельствах плывёт по жиже ГАЗ-21. С тех далёких пор я проникся уважением к этому пассажирскому автомобилю. …
  … Однако под воздействием воспоминаний я немного опять отвлекся. Так же не возможно с документальной достоверностью вспомнить принадлежность к подразделениям Вани Бабакова и Володи Табурчану. Первый на службе отметился, ещё до моего появления, синяком, полученным от Корнева после дружеского застолья. В агрессивном настроении Ваня выскочил на улицу, ища приключений. После того как получил увесистый удар от бывшего боксёра, немного придя в себя, мог только сказать: «А, «Корень», это ты». Хотя след на лице остался, но это оказался, как потом выяснится, не единичный случай. И на этом стоит остановиться поподробнее, так как «шрамы» украшают мужчину, но войны не было, а потому приходилось обходиться «подручными средствами». Следующий «фингал», уже при мне, заимел Юра Подкопаев. И, по-моему, не после той истории, о которой я уже рассказал. Подробностей не помню, но Юра положенное время ходил на службу с «отметиной». Через не большой временной промежуток «награду» получил командир части майор Кривенко. К этому по слухам свою руку приложила его супруга, которую он вывел «из себя» своим поведением. Но это уже чисто домашние разборки, и я скромно умолкаю. Владимир Александрович с досадой потом узнавал у Юры длительность «следа», так как ему надо было скоро ехать на совещание в Татлы и афишировать свою «болезнь» не хотелось перед руководством. Подобным образом отличился и скромный Витя Чугай. Ему тоже пришлось претерпеть некоторое неудобство на службе, чему я явился свидетелем, но не информированным очевидцем. …
  … Что бы у вас не создалось ложного впечатления о «слабости» только наших «доблестных» офицеров, следует упомянуть моего товароведа Ирину Николаевну. Один раз она проводила проверку склада, кавычек я здесь уверенно не ставлю, с нашим непосредственным начальником майором Рудаковым. Это стало известно Игорю Зубкову и не понравилось. Дома, видимо, прошло выяснение обстоятельств, и на следующий день Ира пришла на работу с «повреждённым» глазом. Вела себя она стойко, но не без некоторого смущения неловкостью ситуации. В конце концов, всё проходит, и это прошло и забылось, без каких ни будь трагических последствий. Чего не бывает в семейной жизни? …
  … Хотя один раз произошло и более серьёзное ЧП (Чрезвычайное Происшествие). Как я уже, по-моему, упоминал, рядом с нашими вагончиками около бани поставили и более приспособленный для жилья ЦУБ. Там поселилась семья Васи Савинова. Наши соседи жили спокойно и не чем особенно не выделялись. Беда случилась «как гром с ясного неба». Один раз, придя на службу, я часть застал «как растревоженный улей». Быстро выяснились подробности случившегося. Накануне отмечали какой-то всенародный или сугубо местный праздник. На нем присутствовали все участники происшествия. Командир второй роты Кравцов, его старшина Савинов с женой. Все подробности мне по понятным причинам не известны, да и особенно не интересовался, но Виталя как то уединился с женой подчиненного в одной из деревенских изб. Видимо сердце старого, и не очень, Дон Жуана не выдержало, а молодая особа была очень притягивающей к себе мужское внимание, и это говорю без тени сальности, как испытавший чары сам. Где в это время были супруги наших «голубкой» и с той и с другой стороны не знаю, но жене капитана донесли о месте нахождения, и она учинила большой скандал. Фактом своего «провала» Виталя потом искренне изумлялся, но чего другого можно было ожидать от проживания в деревне. Это не большой город. Как бы то ни было, но утром взбудораженного Васю Владимир Александрович отправил в срочный отпуск, «от греха подальше», и  разбираться с женой. С Кравцовым у него тоже, видимо, был разговор, но через месяц всё более или менее успокоилось. Супружеские пары между собою договорились, и Савинов даже не перешёл в другую роту, хотя прежних отношений верно не было. Я «душою», был на стороне Васи, но и Виталия осуждать «рука не поднималась», да и не моё это было дело. А так на службе больше таких «громких» историй не случалось, и наш коллектив хранил полное взаимопонимание и сплочённость. Это констатирую без доли иронии с моей стороны. …
  … А служебная жизнь шла своим чередом. Приближалась весна и обновление природы. К этому времени сменился состав продовольственной службы. Калькулятор Логинов и кладовщик Васин демобилизовались. Правда перед этим они смогли «отличится». Один раз, получая продукты с «центрального» склада, они смогли «умыкнуть» лишний мешок какой-то крупы. А воспользовались друзья состоянием тамошних кладовщиков, которые находились «под хмельком». Протрезвев, те быстро вычислили причину, но «поезд ушёл». «Лиходеям» оставались считанные дни до полного освобождения от службы, и они продали товар на сторону, а на складе более не появлялись. Может поэтому на нашу часть пострадавшие заимели «зуб» и в следующий раз не додали мне пилотки, воспользовавшись тем, что я не стал их пересчитывать, понадеявшись на нашего нового начальника продовольственного склада. Парень он был «солидного вида» под стать УИРовским кладовщикам, которых я про себя именовал «басмачами». Но тут я дал промашку, хотя двадцать солдатских пилоток по рубль с копейками не стоили того чтобы о них тут упоминать, но всё же пополнили счёт моих не многочисленных потерь на вещевом поприще. Суюнов, правда, попробовал вступиться за «честь» командира, когда мы в следующий раз приехали в Юшу. Но силы были не равны, да и повод слишком мелкий, и я успокоил схватившихся «за грудки» противников. К тому времени мой верный подчинённый заметно возмужал. В качестве вознаграждения за хорошую службу он получил отпуск, правда, не от меня, на родину. Из столицы Туркмении, где жил, он прибыл вовремя, но с синяком на половину лица. Его немного пожурили, но непосредственно к службе это отношения не имело, и всё успокоилось. …
  … Неожиданно в середине мая месяца выпал достаточно толстый слой снега. Сантиметров десять пятнадцать и чуть ли не на две недели. Уже успевшие прилететь птички не перенесли «сюрприза» природы. Утром, идя на службу, можно было видеть то тут, то там лапки бедных пичуг, торчащие из «сугробов». Помочь им не было ни какой возможности. Зато через две недели снег сошёл под воздействием неотвратимого тепла, и из него показалась уже изрядно подросшая трава. Так мы прямо из зимы оказались в лете, а там меня ждал положенный отпуск для воссоединения семь. Владимир Александрович, нехотя «поскрипев» и посетовав, что два этих мероприятия надо было бы совместить, подписал «отгул» на десять дней. В Ленинград я прибыл, насколько помнится, воспользовавшись на пересадки услугами Аэрофлота. Из примечательных событий в дороге можно отметить разве что встречу в одном из аэропортов подполковника Хорошавина. Он видно тоже отбывал на отдых. С ним мы сделали вид, что не знакомы. Я, конечно, не собирался так быстро расставаться с любимым городом, и хотя можно было просто «прогулять» ещё десять дней, а потом отметится в военкомате и спокойно прибыть в расположение части, как это, например, сделал Вова Коренев, без существенных неприятностей, но пошёл официальным путём. Тонина сестра Наташа, которая успела обзавестись кое какими связями, а она уже преподавала ПВСУ, обещала достать больничный лист о моей якобы болезни. Однако, времени даром терять не следовало и я стал готовиться к «переезду» семьи на далекий Южный Урал. Папа на работе в строительном цеху заказал два нестандартных почтовых ящика. В них поместился весь наш скромный скарб, так что лететь предстояло почти налегке. Правда, не обошлось без исключений. Володя Янченко, доктор части, заказал две бутылки сухого вина, как символическую плату за своё освобождавшееся жильё, где моей семье предстояло провести целый год. Он, отслужив положенный срок, покидал ряды Вооружённых Сил. Ещё майор Рудаков попросил меня привезти зелёного попугая, на что выделил рублей двадцать пять, хотя цены сейчас я и подзабыл. Сходив на Калининский рынок, я купил птичку с клеткой. Больше поручений не было, и двадцать дней пролетело незаметно и хорошо. Коля Веснин «пригнал» со своей работы машину с грузчиком и водителем, мне немного знакомым по прошлой поездке на их ведомственную «дачу», и мы отвезли вещи на Московский вокзал с дальнейшим оформлением багажа. С помощниками я, не торгуясь, расплатился и у меня «свалилась гора с плеч». С медицинской справкой возникли некоторые затруднения, но и они разрешились. Документ, удостоверяющий острое осложнение ангины я получил. Правда его пришлось заверять в комендатуре города, но и там полковник в белом халате придираться не стал. Он поставил свою подпись, немного расспросив о течении несуществующей болезни, и мне очень понравился, несмотря на различие званий. По дороге на такси в Пулково путь на набережной Невы, недалеко от Литейного моста, нам перегородили клоуны, похожие на группу Вячеслава Полунина. У них было, какое-то театрализованное мероприятия, но и они не смогли мне помешать исполнить воинский долг и вернуться по месту службы, хотя и заставили немного понервничать. …
  … Перелёты на самолётах мои домашние перенесли нормально. Попугайчик не стал исключением, хотя клетка и причиняла небольшое неудобство. Маршрут Ленинград Уфа и Уфа Белорецк прошел штатно. Дальше на попутках от Белорецка до Татлов и далее на Кузь-Елгу мои городские жители добрались без особых приключений благодаря моему многочисленному опыту подобных поездок, хотя подробности уже «затушевались» временем. Первые дня три мы провели в моей давно освободившейся половине вагончика. За этот отрезок я успел побывать на совещание у командира. Мои документы были в порядке, но Владимир Александрович пришёл в тихую ярость от того факта, что я покинул зону его досягаемости на целых десять дней дополнительно. Это было ему как «кость в горле». Догадываясь об истинном происхождение медицинской справки, он очень «нервно» обещал мне послать запрос в Ленинград, и вывести меня на «чистую воду». Но мной «излучалось» полное спокойствие, а « козырем в кармане» было отсутствие воинской присяги. «Экспромтом» я нашёл правильное решение и честно подтвердил «опасения» майора. Он как-то сразу «сбавил обороты». Толи он блефовал, запугивая меня. Толи ему самому не надо были лишние скандалы в батальоне. Не знаю. …
  … Потом нам любезно оставили «сторожить» свою квартиру чета Зубковых. Они отправлялись на месяц в отпуск. Двухкомнатная квартира с кухней, да ещё обитая обожжённой вагонкой, покрытой лаком, на ближних произвела хорошее впечатление, а то, особенно Тоня, они немного приуныли, попав в моё не мудрёное жилище. Клетка с попугаем могла ещё на время остаться с нами, так, как выяснилось, «заказ» сделала Ирина Николаевна через Валерия Фёдоровича видимо для пущей надежности. Она могла напрямую обратиться ко мне, и я бы не отказал. А так я сразу вручил покупку майору, и как они там передавали друг другу не в курсе. Но всё равно, конечно, жильё было чужое, и находились мы там «на птичьих правах». О чём свидетельствует тот факт, что после нашего «переезда» на законное место, у моего товароведа остались некоторые претензии. Их она высказала не мне, а в случайно подслушанной мной беседе с Тамарой Владимировной на работе. Поскольку это я слышал «краем уха», то и вникать не стал, посчитав «бабьи пересуды» выше своего достоинства. …
  … Как бы то ни было но «хождения по мукам» закончились. Доктор уехал к себе по месту «мирной жизни», а мой семейство заняло своё «выстраданное» гнёздышко. Первое время было не до конца комфортно из-за отсутствия основных вещей и посуды, но мы не унывали, пользуясь последними днями лета. А оно в этот год выдалось жарким. Вода в горных волах Инзера нагрелась достаточно, что бы можно было купаться. К тому же экскаваторами в нескольких местах были вырыты искусственные «виры», что делало принятие водных процедур ещё более привлекательным, и составляло конкуренцию курортам Крыма и Черноморского побережья Кавказа. На Инзер я потом ходил после службы почти до конца сентября. Вершина Яман-Тау уже покрылась снегом, и вода была соответствующей температуры. Но я смело окунался в ледяную воду и предполагал продолжить своё «моржевание» до зимы. Но моим планам закалить организм не суждено было осуществиться. Комбат направил меня на станцию Инзер в командировку начальником патруля. После недельного перерыва я не осмелился лезть в «освежающую» купель, к тому же стало рано темнеть и по таким неблагоприятным условиям пришлось завершить свой «эксперимент». …
  … Осенью подошёл конец службы моих непосредственных подчинённых из Туркмении. Для того что бы «передача власти» прошла «плавно» в тот раз они поехали в Белорецк усиленным составом вместе с готовящейся сменой. Поездка не задалась с самого начала. В Татлах у нашего ЗИЛ-157 «пропала искра» зажигания. Сутки у нас ушли на её «поиск». Мы сменили все узлы, имеющие отношения к этому процессу: свечи, магнето и карбюратор, если не изменяет память. Только утром следующего дня пришедший на помощь гражданский механик привёл в «действие» нашу машину. Когда мы выехали с нашей «бетонки» на основное шоссе, то оказалось, что на одном колесе обломалось, половина пластин амортизатора. Дальше ехать пришлось с осторожностью. Приехав в Белорецк и сдав белье, мои подопечные предложили остаться в городе на сутки, а не терять время на ещё рейс. С приёмщицами банно-прачечного комбината они договорились, что бы бельё постирали на следующий день. Это было резонно, и я согласился с их доводами. Предоставив подчинённых самим себе, а нам даже не выдавали положенный сухой паёк, и помочь им ни чем не мог, я отправился в гостиницу ночевать в первый раз за службу. Отдохнул я не плохо и утром отправился разыскивать своё «войско», а оно понесло существенные потери. Дембелей не оказалось на месте. Мне рассказали, что они переоделись, что бы погулять, в гражданскую одежду и их задержал патруль. Все вопли «Суюна», о своей не военной принадлежности не возымели действия. Своей внешностью он отличался от местного населения, а документов у него не имелось. Я поехал в военкомат. Там мне сообщили, что задержанных бойцов следует искать на станции Юша. Я рванул туда, но не успел вызволить арестантов. Их уже отправили в Татлы. Пришлось с «молодёжью» «разруливать» ситуацию. Мы получили выстиранное бельё и отправились в обратный путь. Молодой шофер дороги не запомнил и когда мы попали на множество наезженный дорог, то не там свернули, и в итоге оказались в Бердагулово, а не попали прямо в Татлы. Деревня находилась в стороне от нашей трассы, и представляла собой живописное поселение на фоне возвышающихся утёсов. Но мне было не до красот природы. Бердагуловский поворот славился, как место нападения волка на человека. Жертв не было, но что бы добрать до «магистрального пути» следовало пересечь вброд горную речку. Я сильно опасался за сломанные рессоры, и упросил проделать этот манёвр гражданского водителя показывавшего нам путь. На своих молодых «водил» я не надеялся. Наконец водная преграда была форсирована, и мы продолжили свой маршрут. В скором времени наш «караван» вышел на привычную «траекторию». Когда до вожделенной цели оставалось несколько километров у нас закончилось горючее. К счастью это оказался «заключительный аккорд» наших злоключений. У первых же проезжающих гражданских машин мы «одолжили» пару тройку вёдер бензина, и, в конце концов, прибыли на «базу». У майора Кривенко претензии ко мне имелись, но «боевая задача» была выполнена и особенно «придираться» он после моего рапорта он не стал. В субботу личный состав помылся и переоделся в чистое бельё. Ещё до истечения срока гауптвахты моих подчинённых, меня командировали в Татлы, и я вызволил из заточения Суюнова и Учаева. До демобилизации ребятам оставалось «с гулькин нос» времени, и гнев начальства их не особенно волновал. Вскорости они отбыли на родину. С Кахой Язкулыевым мы через неделю встретились в Белорецке. Он видимо на некоторое время задержался в русском городе, прежде чем отправиться к себе в сельскую местность Туркменистана откуда был родом. Наши начальственно подчинённые связи уже не имели значения, и мы просто по-товарищески перекинулись парой фраз. Он, правда, позвал меня продолжить беседу за бутылочкой водки, но у меня были какие-то дела, да и «праздник жизни» был не мой. Так закончилась последняя встреча с «соратниками» начала «военного» пути, но он ещё продолжался, и на смену пришла новая команда из Казахстана. Их простые казахские фамилии я уже и не назову, но лица молоденьких мальчиков помню. …
  … В целом моё приключение с дембелями можно отнести к разряду не особенно опасных происшествий для самой  моей жизни. Но в своё время я насчитал примерно полтора десятка аварий, случившихся со мною, которые могли закончиться неизвестно чем. Всех их я уже и не назову, но с наиболее яркими и запомнившимися происшествиями могу познакомить. Так первый такой инцидент произошёл «на заре» моей воинской карьеры, когда я только ещё надел свою полу партизанскую форму. Породу деятельности мне часто приходилось бывать в Татлах. Там располагалась не только вещевая служба УИРа, но и бухгалтерия нашей части. Обмундирование я получал не всегда, и тогда в моём распоряжении машины не было и приходилось использовать попутки. Начальство видимо перестраховывалось на всякий случай, или были «прецеденты», и на всех дверцах автомобилей имелась надпись, строго запрещающая перевоз пассажиров. Но пассажирского транспорта не имелось, и водители «входили в положение», перевозя попутчиков «на свой страх и риск». Все всё знали и понимали, но «крайним» делали «стрелочника». Однажды возвращаясь под вечер в Кузь-Елгу, меня  подобрал один такой «сердобольный доброхот». Всю дорогу мы вели непринуждённую беседу, во время которой мой «водила» рассказывал мне тонкости спуска по обледенелой трассе. Там требовалось переключать скорость на пониженную, что бы удерживать машину за счёт мотора в контролируемом положении. А именно такие погодные условия и были. Но мы прекрасно справлялись на изобилующем подобными препятствиями маршруте. Подъезжая к Кузь-Елге, на последнем спуске мой «лектор» не успел среагировать вовремя на изменение рельефа и наступил на «свои же грабли», о чём недавно и рассуждал. Шаланду гружёную кирпичами начло вращать с бешеной скоростью вокруг своей оси и она, пробив «импровизируемый» ледяной барьер, который видимо нас и спас, кабиной повисла на краю 15 метрового крутого склона обрамляющего с одной стороны дорогу. Обрыв над «пропастью» был не такой уж высокий и отвесный что бы представлять серьёзную опасность для жизни, но вот груз таил её в себе. Если бы мы слетели вниз, то штабеля кирпичей смяли бы нас. Но «если бы, да кабы». В этот раз «пронесло». До дома было «рукой подать» и я дальше пошёл пешком и не стал далее испытывать судьбу, отказавшись от любезных предложений шофёра дождаться проезжающей машины, которая вытащила бы нас. Проследовав мимо «сахарного поворота» я благополучно спустился вниз и оказался на краю Кузь-Елги. Примечательно название этого места. Один раз грузовик со сладким грузом не справился на спуске с маневром и упал набок в придорожную канаву. Пока ходили за помощью, ручей, протекающий по ней, «вымыл» весь груз. В результате, когда автомобиль вернули в штатное положение, он оказался пустым, а «народная молва» метко окрестило данное место. …
  … В другой раз я ехал на машине в Татлы за каким-то грузом. Спускаясь с одного из «перевалов» у нас на ГАЗ-66 отказали тормоза, и мы понеслись по «серпантину» вниз. Навстречу нам поднимались два гружёных лесовоза. Не знаю как бы с ними «разъехались» на узкой бетонке, если бы мой солдат водитель не отыскал на склоне «кармана», позволившего нам остановить «бег» нашего «железного коня». Оказалось, лопнула медная трубка с тормозной жидкостью. Её на «скорую руку» заклепали и продолжили свой путь. А ведь спасительного места могло не оказаться, и страшно подумать, чем бы кончилась создавшаяся коллизия. Но это опять всё из области предположений. …
  … В следующий раз я уже с молодым шофёром из нового пополнения подъезжал к Татлам, и мы почти выехали на «равнину». Мальчик не справился со скоростью и начал вилять из стороны в сторону по всему полотну дороги, состоящему по ширине из четырёх плит. Встречных машин, к счастью не было, но откосы были ещё достаточно крутыми. Особенность торможения на ГАЗ-66 заключается в том, что на педаль тормоза надо нажать несколько раз, а на это у моего «молодого» времени не было, так как ему приходилось крутить руль, чтобы не «слететь» в кювет. Одновременно то и другое делать он был не в состоянии из-за своей неопытности. Неизвестно, чем бы всё окончилось, но наш вездеход достиг, наконец, более или менее приемлемого участка, и мы съехали с дороги, и за тем резко повернув в противоположном направлении, остановив автомобиль. …
  …Дорога «полна неожиданностей» и с бывалыми водителями. Наши машины в части уже вышли из строя. Я «фрахтовал» транспорт на БАМе (База Автомашин)  в Тотлах.  Её заведовал подполковник Письменный. Для этого утром я ехал туда. Договорившись с водителем, возвращался в Кузь-Елгу за «грузом». Потом мы отправлялись с моим кладовщиком в Белорецк. День, в тот раз, стоял солнечный и морозный, и мы благополучно проделали с гражданским водителем на ЗИЛ-159 первую половину пути, успешно преодолевая обледенелые спуски, а главное, на скорости, встречающиеся подъёмы. На последнем тридцати километровом отрезке дороги домой мы стали подниматься на один из перевалов утром успешно преодолённом. Но перед нами ехали «Жигули», которые медленно, но верно «карабкались» вверх. Нам пришлось вынужденно сбросить скорость, и мы как по «ледяной горке» покатились вниз. Шофёр обречённо оставил бесполезную «баранку» и отдался на волю судьбы. Она была благосклонна к нам, и мы внизу оказались в метрах десяти от дороги в сугробах снега, которые несколько смягчили наш «спуск». Домой я вёз упаковку яиц, купленных «по случаю» в Белорецке. Наше «посадка» было не полностью «мягкой» и треть моего «бесценного» груза разбилась. Мне, находясь немного в шоковом состоянии, пришлось выкинуть на снег испорченный продукт сразу после незамедлительной «ревизии», хотя его можно было бы и оставить, перегрузив в другую тару. В общем, опять отделался «лёгким испугом». …
  … Хотя с «использованием» гражданских водителей риск попасть в «неприятную» ситуацию и снизился, но это не являлось стопроцентной панацеей от всевозможных бед. На БАМе у меня появилась своя «клиентура». Два брата близнеца, работающие там, соглашались сотрудничать со мной за непомерно высокие путевки в тонно-километрах, которые я им подписывал. Наша бухгалтер Любовь Петровна Мозговая даже, в конце концов, предупредила меня, чтобы не «лез» в эти дела, а пусть ставит свою подпись Валерий Фёдорович Рудаков мой начальник. А то, как бы чего не  вышло. После её совета стал осторожней, да и коллизия разрешилась сама собой, но разговор не об этом. Как-то возвращаясь из Белорецка, мы с одним из близнецов попали в «сложное» положение. На скользкой дороге машину развернуло поперек, и колёса попали в обледенелую колею. Освободиться из «ловушки» своими силами ни как не получалось. День был выходной и на этом участке других машин, могущих помочь нам, не наблюдалось. Мороз стоял в районе тридцати градусов, и приближалась ночь. Возможность замёрзнуть становилась вполне реальной. Прапорщик Оздоев, попав в подобную ситуацию, бросил машину и пошёл пешком. К счастью, промучившись с час, мы вырвались из «плена» и благополучно прибыли на место назначения, но этого могло и не случится, и писать эти строки было бы некому. Более «мелкие» случаи не заслуживают внимания, да я их уже не помню толком. Но повторяю, что их было полтора десятка по моим подсчётам. …
  … Не смотря на такие «естественные» трудности, мою следующую «большую» командировку можно рассматривать всё в той же парадигме усложнения службы, которую избрал майор Кривенко по отношению ко мне. Я считал всё наоборот и воспринимал всё как благо. Наша игра в «кошки мышки» продолжалась. По мнению комбата с приездом семьи ко мне его возможности «насолить» мне возросли, и он ими сполна воспользовался. Отправляясь в очередную командировку, я обеспечивал «тыл», просив помочь Тоне в случае чего Олега Нитченко, с которым достаточно подружился. К тому времени в нашем секционном общежитии на окраине Кузь-Елги произошли существенные изменения. Доктор и Табурчану, а Подкопаев ещё раньше, покинули его. Прапорщик Оздоев перебрался с одного края «барака» на другой. Шура Менялкин привёз в своё законное помещения молодую жену, на которой женился летом. Комнату доктора занял я, а в «апартаменты» другого Володи въехал Юра Мехонцев с женой и дочкой Юлей ровесницей моего сына Алёши. Поэтому, когда Олег приходил к моей жене в моё отсутствие принести воды или наколоть дров, Галка Мехонцева ехидно завидовала, предлагая помочь и ей. На что Нитченко резонно заявлял, что у неё на это есть свой благоверный, который, правда, как и большинство кадровых офицеров не особенно хозяйственными вопросами занимался. Их основная задача была служба, а быт они перекладывали на жен и рядовых, что приветствовалось командиром. Так что за семью я был спокоен, и козни Владимира Александровича прошли «впустую». …
  … Моя следующая «ссылка» тоже не вызвала каких ни будь неудобств. На станции нёс службу постоянный патруль, состоящий из двух солдат и сержанта. Они были военнослужащими, и не имели  непосредственного отношения к военным строителям. Даже у нас в батальоне взводами командовал такой контингент. Для обеспечения офицерского «пригляда» за «низшими чинами» и выделялся на сменяемой основе начальник патруля. Прибыв на станцию Инзер, я отыскал временных подчинённых в местном «пряничном домике». Так мы называли у железнодорожников гостиницу-общежитие для сменных бригад товарных составов. Они определили мне койку и объяснили, где находится столовая. На мой вопрос как нести службу, ответили, что могу этого и не делать, так как справляются сами, и всё время можно использовать по собственному усмотрению. Однако, для порядка, я один раз сходил к прибывающему поезду, а они останавливались не больше четырёх раз в сутки, и убедился, что ребята правы. Делать там мне было не чего, и мне пришлось углубиться в прочтение книги, прихваченной мной, с перерывами на завтрак, обед и ужин. Прогулки по окрестным местам, после северной столицы, тоже не представляли интереса. В общем, неделю я пробыл в «доме отдыха». Испытать «все тяготы и лишения воинской службы» у Владимира Александровича для меня опять не получилось. …
  … К своим «кровинкам» я вернулся отдохнувшим с ещё зачёркнутыми семью днями календаря. Семья тоже перенесла маленькую разлуку без проблем. Тоня, правда, успела сходить к командиру части и высказать своё «фи» по поводу всего случившегося. Это она сделала не просто так, а по «рекомендации» подруг, которыми стала, понемногу обзаводится. К Владимиру Александровичу жёны притесняемых офицеров обращались не раз. Это ему, как не странно, даже нравилось, не смотря на то, что приходилось выслушивать много «нелицеприятных» слов в свой адрес. Может в этом он находил правильность своей «линии» по отношению к подчинённым. Может его, развлекал вид разгневанных молодых женщин. Как бы то ни было, а после таких «встреч» его «гнёт» уменьшался к конкретным товарищам. Не скажу, правда, точно, на сколько, демарш моей жены сказался на мне, но это и не суть важно. …
  … К этому времени до нас «медленной скоростью» доехал наш багаж. Не обошлось, конечно, без «шероховатостей». Моим официальным адресом была Уфа-105. До Уфы груз как то дошёл. Куда его отправлять дальше железная дорога не знала, и прислала мне уведомление. Пришлось мне снова отпрашиваться со службы и посетить столицу Башкирии. Это моё «телодвижение» у начальства, как ни странно, особых возражений не вызвало. К тому же у меня оказался попутчик. Летом Саша Курочкин женился, и ряды холостяков в батальоне практически сошли на нет. Как и мои ящики, благоверная Курочкина дальше Уфы дороги не знала, и Саша поехал туда её встречать. Симпатичную молодую особу мы благополучно отыскали, как и я успешно перенаправил свой груз в Белорецк или прямо на Юшу, точно не скажу. Машина у меня всё время была «под рукой», поэтому не столь важно было, где забирать «поклажу». Время не сохранило точного имени, но образ довольно милой москвички не изгладился из памяти и по сей день. Она с Сашей представляла очень и даже очень приятную пару. До отхода поезда мы, беседуя, смогли немного побродить по городу, и даже посетили один из ресторанов, который, правда, в дневное время работал как столовая, что на утоление чувства голода сильно, в прочем, не повлияло. На место в Кузь-Елгу мы добрались без происшествий. Молодые отправились к себе «в альков» подготовленный Сашей в несколько обособленную часть деревни при въезде, а я на другой берег речки к себе так же «на край села». …
  … С прибытием необходимых вещей жизнь совсем наладилась, но приближалась зима и возникла необходимость заготовить дрова. Командир не поощрял «отвлечение» подчинённых от службы. Силами части мне к дому привели машину свежее спиленных берёзок, а в воскресенье выделили двух бойцов грузинской и ещё какой-то национальности для распилки и расколки «горючего» материала. Не скажу, что бы ребята сильно старались, и понять их можно, но за трудовой день задание было выполнено, и Тоня накормила работников не плохим обедом, во всяком случае, лучше, чем в солдатской столовой, хотя и там кормили сытно, что я знал, как вы помните, на собственном опыте. Как бы то ни было, но основные хозяйственные вопросы были решены и я смог отдаться «любимой» службе. Между тем мой командир не расстался с «навязчивой идеей» усложнить её. Это можно было бы приравнять при желании к «закалке» молодого офицера и как можно больше «воспитать» его. Но для лейтенанта я был далеко не молод, и в мои цели не входило «горение» на работе и старание служить «без остатка», чего хотел Владимир Александрович. К тому же такого рвения не наблюдалось со стороны «коллег», хотя майор на совещаниях и говорил, что когда он залезает, извините за выражение, на бабу, а думает о службе. …
  … В осенний призыв товарищ Кривенко отрядил меня в командировку за новым пополнением. Из батальона выбор пал на трех человек. Кроме меня на ответственное задание отправились Виталий Кравцов и Игорь Зубков. Если с моими «подельниками» вопрос был ясен, то по идее мне как начальнику вещевой службы дел и так хватало, но волевое решение командования освободило меня от них, с «надеждой», что иные испытания окажутся труднее. Перед «дальней дорогой» мы прошли инструктаж в УИРе. Ответственный за это мероприятие, кажется начальник отдела кадров, предупредил, как вести в тех или иных обстоятельствах и не попасть «впросак». Контингент ещё не принял присяги, и мог, если бы узнал место назначения заранее, прилететь туда на самолёте, пока старший группы нервничал бы, и это был не самый плохой вариант. Всё это было взято из опыта предыдущих наборов. Наконец «мой час» настал. Меня вызвали в Татлы, и дали соответствующее предписание с проездными документами отправится в город Карши Таджикской ССР. Добираться туда предстояло с пересадками. До станции Кинель я доехал без особых приключений, хотя в тамбуре ко мне пристал один бывший подвыпивший сержант, раньше служивший во Внутренних Войсках, который всё допытывался номер моей в/ч. Как поступать в таком случае я не знал и назвал опознавательные знаки. Парень отстал удовлетворившись. В Кинели я взял билет на первый прибывающий поезд до Ташкента. Он оказался почтовым, а не скорым, что меня в и «спасло» без всякого умысла с моей стороны, потому что более быстрый состав, в не близком пути, обогнал нас чуть ли, не на сутки. В столице Узбекистана до ожидания транспорта в горную местность, я пробыл ещё день. Успел пройти почти весь красивый проспект Шота Руставели, возведённый после землетрясения. В его самом конце можно было посмотреть сохранившиеся глинобитные постройки старого города и сделать очевидное сравнение. На уличном базаре я приобрел жене в подарок две «фирменные» кофточки «Адидас» местного производства. Подобные вещи были дефицитом даже в Ленинграде, а разницу изделий нарождающихся «цеховиков» я понял только после пары стирок. Кроме того в местном продуктовом магазине мной был выполнен заказ Владимира Александровича и приобретён килограмм зелёной редьки, хорошо «идущей», по словам командира, в качестве закуски. На вокзале мне запомнилась пара «дембелей» из ВДВ. Молодые стройные и подтянутые десантники видимо возвращались из Афганистана и отдали мне честь, как старшему по званию, на что я, наверное, неуклюже ответил. Что там в «братском государстве» подлинно творилось, мы достоверно не знали, опираясь только на официальные реляции. Ещё зал ожидания был заполнен призывниками. Но я на это тогда внимания не обратил. В Карши я прибыл утром и, узнав, где находится военкомат, отправился незамедлительно туда. Там меня ждало радостное или огорчительное, не знаю, известие. Моя команда, не дождавшись меня, отбыла к месту назначения пол началом местного прапорщика. С некоторой неохотой, но была поставлена печать в мои документы, и мне предстоял путь назад «налегке». Впрочем, не обошлось без затруднений. Молоденький лейтенант дежурный помощник коменданта дружелюбно выдал разрешение на билет из «брони». Но когда я обратился к кассиру, у неё, видно, в старых тарификационных справочниках не оказалось станции Инзер, и она не смогла туда выписать билет. Ситуация оказалась «патовая», как говорят шахматисты. Немного с ней «поторговавшись» я взял билет до станции Инза, находящейся на одном направление, но с пересадкой в узловой станции Кинель. Так проездной документ был «справлен», хотя и через «одно место». До отправления поезда я успел походить по экзотичным улочкам восточного города. Так далеко на юг страны я ни когда больше не забирался. Южнее была только Кушка, но там я не был, в отличие от ограниченного контингента советских войск вошедших в Афганистан. Времени у меня ещё хватило, чтобы сходить в парикмахерскую для приведения себя в «порядок», так как электрическая бритва в поездах не работала. На мой вопрос: «Сколько с меня»? Молоденький мальчик брадобрей ответил: «Сколько не жалко». Пришлось расстаться с «трёшкой», что окончательно «подорвало» мой бюджет, но не приподнятое настроение в связи с близким свиданием с родным домом, тем более я вёз «множество» подарков своей второй половине. Обратно до Ташкента я доехал в купе, с группой старших офицеров. Они даже, кажется, угощали меня, оторванного продолжительное время от дома, своими припасами и напитками, но совершенно точно отнеслись ко мне без субординационного чванства. Попутчиками в плацкартном вагоне до Кинели оказались приветливые узбеки, которые ехали, куда-то в Россию, устанавливать коммерческие связи. Они даже пытались проконсультироваться у меня по этим вопросам, но я был не в теме, о чём сразу и сказал. Интерес к моей личности немного уменьшился, что не сказалось на восточном гостеприимстве. Через строго установленное время они принимались за чаепитие зелёного чая с лепешками и обязательным приглашением меня, как «гостя». Отказаться было неловко, так как в противном случае это могло вызвать «кровную» обиду попутчиков. По идее, наверное, надо было делать ответные приглашения, но у меня, ни чего «вкусного», да и вообще почти, ни чего, не было. Поэтому моя совесть оставалась «чиста», и я лишился необходимости «голодать». В Кинели по моему разработанному плану предстояло самое главное. В проездном документе я переправил название Инза на сходное и необходимое мне наименование Инзер. Пришлось немного подтереть последнюю букву и добавить ещё одну. Получилось не очень качественно из-за отсутствия необходимого оборудования, но в кассе не заметили «подлог» и выдали необходимый билет. До конечного пункта назначения станции Юша я доехал на электричке. По прибытии в Татлы я первым делом отправился в отдел кадров «закрывать» командировку. Сначала кадровик не хотел ставить подпись с печатью на соответствующий документ и оплачивать моё «путешествие», так как мной формально не было выполнено задание, привезти призывников. На это я возразил, что моей вины нет. Меня слишком поздно отправили в дальний путь, и успеть вовремя приехать мне фактически не представлялось возможным. Подполковник ещё немного «поартачился» и наконец сдался. Особенного волнения не возникло и потому что, некоторые денежные потери мог себе, в конце концов, позволить. Главное было зачеркнуть в календаре ещё одну неделю. …
  … Моё спокойствие при выполнении поручения «пополнения рядов» подтвердила и «судьба» моих товарищей из части, в целом повторивших «мою участь». Так Игорь Зубков тоже опоздал прибыть к назначенному времени. Ему в тамошнем военкомате посоветовали срочно на самолёте догнать свою вверенную группу. Он, уставший с дороги, этого делать не стал, а «завалился» в местную гостиницу и «отдохнул» сколько ему захотелось. Опытный Виталий Кравцов изначально не собирался привозить новобранцев. Из своей роты он выбрал двух человек родом из Молдавии, откуда должен был привести большую партию молодёжи, и «немного погостил» в доме у родителей подчиненных. Когда истёк срок командировки, он отправил солдат побывших в родительском доме назад, а сам ещё десять дней дегустировал молодое вино в подвальчике радушных хозяев. Потом капитан, что бы ни наступило время уголовной ответственности, отметился в военкомате и отправился «на хауз», как говорят немцы. Начальство разных уровней в восторге от его поступка не было, но практически сделать ему, ни чего не могло. Так что все посланцы из нашего батальона вернулись с «пустым неводом». Этот «печальный» опыт сослужил хорошую службу остальным «однополчанам». Их больше к подобным мероприятиям, насколько я помню, привлекать перестали, а использовали местные кадры, на которые можно было больше повлиять, в отличие нас, находящихся «на отшибе». …
  … Тоня спокойно смогла осваиваться в подзабытой деревенской обстановке и обзаводится новыми знакомыми. А человек она была очень склонный к этому и с людьми сходилась легко. Не могу знать как, из своего вечного пребывания на службе, но она познакомилась с женой Вовы Корнева, и нас пригласили на день рождения её сестры, проживавшей вместе с родственницей, который совпадал с праздником 7 ноября. На торжестве присутствовала «лучшая» половина офицеров батальона «во главе» с моим непосредственным начальником майором Рудаковым. В такое общество я попал впервые и от приподнятого настроения, как это редко, но случалось со мной, расслабился. Начало застолья и дорогу домой, где мы с супругой о чем-то яростно спорили, я не отчётливо, но помну. Кульминацию же всего мероприятия «отрезало» начисто. На следующее утро я проснулся с больной головой, синяком под глазом и с полным провалом памяти. Вдобавок ко всему мне пришлось идти на службу в фуражке, так как зимнюю шапку, по словам «вредной» Тони, я забросил в сугроб незнамо зачем. На улице уже стояли морозы больше двадцати пяти градусов ниже нуля, и это представлялось не комфортным. На службе Валерий Фёдорович смотрел на меня удивлённо косо, на что я ему сказал о своем беспамятстве и дальше углубляться в тему не стал. Возможно, «инцидент» случился во «взаимодействие» меня именно с ним. Как вас я уже подготовил ранее, подобные эксцессы в нашем дружном коллективе случались, то остальные на мою «беду» особого внимания не обратили, а жена, смиловавшись, вернула зимний головной убор, который она, как верная «боевая подруга» подобрала,  дня через три. Подобные «ошибки» я не анализировал и не разбирал, а просто старался их не совершать, и больше пяти случаев за жизнь назвать не могу, и это мой главный жизненный принцип, который помог мне дожить до довольно преклонных лет. …
  … В подобной компании мы больше не встречались, но это не значит, что кадровые офицеры стали меня чураться, просто моя благоверная была человеком очень общительным и легко заводила новые знакомства, как и свободно прерывала старые. Возможно, на этой вечеринке она познакомилась с Людой Писовой. Они видимо сблизились на том, что одна была родом из города Талина, а другая провела всё детства вблизи с границей Эстонской  ССР, и часто посещала последнюю, так  как границы между союзными республиками имели чисто формальное значение,  да и у неё там находилось многочисленная родня. Так, что женщины были почти землячки. Люда до своего замужества с Сергеем работала в сфере торговли, и продолжила своё поприще, оказавшись в Кузь-Елге. Она имела отношение к распределению товаров, а это для дам представляется очень и очень заманчивым. Преддверие Новогодних праздников мы отмечали в «близком кругу» нашего «барака». Благо дело в наличие имелось двое детей, наш Алёша и Юля Мехонцева, для «украшения» события. Но на сам Новый Год нас пригласили Писовы. По графику я должен был заступить на дежурство по части 31 декабря. Командир выбрал «самое слабое звено». Гулянье у наших приятелей начиналось с обеда, и я решил немного попраздновать, а потом пойти на развод. Но после двух выпитых рюмок «служебное рвение» куда-то улетучилось. Установленная норма алкоголя «растаяла», и я подумал, будь что будет, оставшись за праздничным столом. 1 января я явился на службу, прикинувшись, что перепутал числа. Поскольку в этот день найти желающих дежурить было ещё меньше, то начальник штаба, отвечающий за порядок в батальоне, не очень на меня «обиделся», хотя перед этим несколько раз тщетно приезжал ко мне домой, пока не выловил какого-то бедолагу прапорщика. Ни каких происшествий за время моего дежурства с «больной головой» не случилось, и я с честью вышел из очередного трудного положения уготованного мне майором Кривенко. …
  … Хотя разницы между кадровыми военными и временными не ощущалось, но она присутствовала. Поэтому отмечать «знаменательные» события и проводить редкий досуг, мы старались отдельно со «своими». На смену «выбывшим бойцам» к нам с Олегом Нитченко прибыло новое, хоть и менее многочисленное, «пополнение». Витя Жабинский и Валера Омелюсик призвались из Белоруссии. Витя приехал с молодой женой после окончания, какого-то механического института, и стал служить в пятой роте заместителем у Решетняка. Юноша он был скромный и исполнительный, так что скоро вызвал уважение у товарищей и начальства. Даже Владимир Александрович пару раз отмечал его успехи по службе и ставил на совещаниях в пример. Держался Витя, как семейный человек, немного особняком, но был готов откликнуться на товарищеские предложения. Валера Омелюсик жил в Борисове, и был сыном начальника строительного треста. Он имел рост под 190 см и спортивный разряд по какой-то борьбе. Принадлежность к «высшему свету» позволяла ему вести «раскованную» жизнь и один раз в ресторане произошёл не приятный инцидент. Он «сильно» повздорил с одним военным. Что бы «спустить всё на тормозах» папа с согласия сына отправил того в Армию. Так Омелюсик младший оказался на Южном Урале у нас в глуши. Всё это я узнал со слов самого Валеры, за дружескими разговорами в образовавшемся у нас тесном кругу. К тому же Омелюсик неплохо играл на гитаре и исполняемые им песни Окуджавы и Дольского добавляли дополнительный колорит всевозможным посиделкам у нас в «квартире», как самой удобной по вместимости и месту расположения, а большинство собирающихся лиц жило в вагончиках. …
  … Общительная Тоня подружилась и с местным населением. В соседнем доме, поделенном на две части, жили башкирская семья и подальше от нас русская чета. Вера и Гриша Смагины имели отношение к сосланным поселенцам 30-ых годов. Родители Гриши были тогда детьми и застали «лихое» время, из которого вынесли некоторую угрюмость, но внутренне сохранили не навязчивую доброту. Все эти качества они передали сыну, который работал шофёром и был заботливым и любящим мужем. У них имелся сын Миша крупный увалень лет двенадцати. Чтобы он не прибавлял беспричинно в весе, мама заставляла его каждый день заниматься физическими упражнениями. Вот эта семья и стала Тониными приятелями по времяпровождению, а Вера Петровна стала почти подругой жены. Тоня часто бывала в гостях у соседей, и мой сын называл эту приятную и статную женщину запросто: «Петровна», по-детски симпатично и непосредственно коверкая отчество. Один раз даже я попал на их домашний праздник. Особенно меня поразили настоящие сибирские пельмени, приготовленные из свежего мяса бычка, специально выращивающегося к зиме. Двух таких пельмешек хватало, что бы наестся «от пуза», а стол еще был завален всевозможными другими яствами. Такого изобилия я не часто наблюдал в служебной обстановке, хотя ни когда и не голодал. Так с местным населением, можно сказать, установились тесные контакты. И когда у меня посреди зимы кончились заготовленные берёзовые дрова, мы не пропали. Тоня через свои связи заказала пару стволов «вековой» лиственницы, которые притащили на тракторе к нашему жилищу и распилили бензопилой на чурбаны. Потом я их расколол и до конца зимы дровами мы были обеспечены. Горели эти полешки не просто хорошо, а издавали гудение ракетного двигателя, которое само по себе грело сердце. …
  … Холода подходили к концу. Приближалась весна. В части особых событий за это время не произошло. Зато в Татлах случилось пару ЧП, которые дошли и до нас. Там заживо «сварился» в котле для разогрева битума военный строитель, который его обслуживал. Солдатик, греясь на краю устройства, заснул и свалился в кипящую массу. Врачам спасти его не удалось. Так же трагически погиб один из замполитов призванный повышать политический уровень из Сибири. Об этом мне поведал его «коллега» заместитель по этим вопросам соседней отдельной роты капитана Макарова. Сам «сосед» был из борцов и имел внушительные габариты, но и он уважал пострадавшего за его физические и волевые данные. И вот такому «гиганту» не повезло. Когда он на ходу спрыгивал с замедляющего своё движение состава перед станцией Юша, его затянуло под колёса вихревым потоком воздуха. Поэтому всегда предупреждают, что бы близко не стоять перед идущим поездом. Это опасно. Случаи подобные редки, но мне известны не только из прессы, но и по собственной жизни. Старший лейтенант ещё три дня оставался жив, но победить смерть не смог. Особенно возмущало моего рассказчика отношение к этой трагедии кадровых офицеров в Татлах. Там «связи» между ними и двухгодичниками были более «напряженные» чем у нас в Кузь-Елге, и по тому они чуть ли не радовались. …
  … Что бы более не возвращаться к нашим первым «соседям по гарнизону», расскажу о судьбе их командира что знаю. Володя Макаров был «служака» и смог «выдрессировать» свою роту, хотя это и стоило ему не малых трудов. Его рвение заметило начальство и назначило командиром батальона в Татлах, который находился «на плохом счету». Володя за новое дело взялся с присущим ему «энтузиазмом». Он мог по часу держать по стойке смирно своего начальника штаба в звание подполковника. Чего уже говорить об остальных подчиненных. Ездя в машине нашего комбата на совещания, он с воодушевлением рассказывал про свои дальнейшие планы получить в кратчайшее время звание полковника. Умудрённый жизненным опытом Владимир Александрович говорил в ответ «мечтателю», что тот не взлетит по карьерной лестнице, а «слетит» с неё. Предположения Кривенко оказались «пророческими». Буквально месяца через три капитана Макарова сняли, и он навсегда исчез из поля моего зрения. …
  … Но и самого «предсказателя» постигла не менее неприятная участь. К нам в «забытый богом уголок» для инспекции и ознакомления с ходом строительства, должен был прибыть командующий Строительными Войсками маршал Шестопалов, или намечалось что-то в этом роде. Не буду говорить, какой поднялся ажиотаж по случаю такого события, когда и простая инспекция из УИРа вызывала крупные треволнения. Помню, как перед одной такой проверкой я выразил своё пренебрежение поведению Васи Шарапова чуть ли не самолично, разметающему территорию перед столовой. Как он на меня «окрысился». Мало того он доложил командиру, и тот отчитал меня на совещании. Больше «обличать показуху» «собратьев по оружию» мне расхотелось. А тут прибывал «целый» маршал, который, правда, только мог предположительно отклониться от маршрута на триста метров и заглянуть в наш военный городок, но «чем чёрт не шутит». Надо было предусмотреть все возможности, что бы «не ударить в грязь лицом» перед таким высоким начальством. В Кузь-Елге был выделен отдельный коттедж, на случай если вдруг Шестопалову вздумается отдохнуть. Туда собрали обстановку со всего «гарнизона». Тамара Владимировна всё возмущалась потом тем, что раскритиковали её холодильник, у которого был чуть потёрт один угол. Наконец «долгожданный» день наступил. Вся часть построилась на плацу, в ожидании «гостей». Не хватало только самого командира. Сначала мы даже не обратили на это особого внимания. Мало ли почему наш комбат задерживается. Но время шло, и начальник штаба стал беспокоиться. Сначала он послал за начальником машину. Потом съездил сам. Результата не было. Не знаю, как Василий Иванович объяснялся с курирующими мероприятие и везде снующими УИРовцами, но Кривенко в этот день мы так и не «лицезрели». Как и не видели кортеж маршала, который промчался из Татлов «на гору» и быстро вернулся назад. Все приготовления, в общем, были напрасны. Коллизия с Владимиром Александровичем тоже потом разъяснилась. Как на грех накануне он «выловил» бойца с коробкой «Переницы» или «Фитяска». Тот, видимо, обслуживал магазин и нес «гостинец» товарищам. Это было нарушением дисциплины, и «контрабанда» конфисковалась. Не распить бутылочку одну вторую «было грех». Но остановиться вовремя наш бравый комбат не смог. Так он пропустил приезд высокого начальства, а местное руководство ему этого инцидента не простило. Месяца через два майора Кривенко разжаловали до капитана и отправили заместителем командира по хозяйственной части в Татлы. Оправиться от такого «удара» Владимир Александрович не смог. Впоследствии его говорят, даже видели валяющимся пьяным на одном из пригорков Кузь-Елги. Один раз он зашел в свою старую часть, и при встрече со мной сказал, что мне сильно повезло. Если бы он оставался командиром, то устроил бы мне «весёлую» демобилизацию. Что ответить, этому незаурядному, но опустившемуся человеку, я не знал. В моей памяти майор Кривенко навсегда остался моим комбатом. Потом от навещавших меня «однополчан», я узнал, что в скором времени его не стало. Всё своё здоровье он «оставил» на службе Родине. …
  … В части начиналась «эра» нового начальства. Командиром был назначен майор Закурдаев. Укреплять дисциплину он начал с первого построения, на котором  надеялся увидеть 100% личного состава. «Первый блин» получился комом. Специфика нашей службы состояла в том, что военные строители не только строили, но и были заняты на должностях в качестве кладовщиков, сторожей и т. д. Оторвать от «службы» всех представлялось практически не возможным. Понимал это новый командир или не знал с чего начать и выбрал самое простое, по его мнению, решение, но он не успокоился. Вечером объявил новую перекличку, но с тем, же результатом. Тех бойцов, которые отсутствовали утром командиры рот «выловили», но «исчезли» новые. Майор проявил недюжинное упорство, и вся эта канитель продолжалась трое суток. Итог получился «плачевным» и Александр Владимирович, будем так его условно и по аналогии с предыдущим командиром называть из-за «прорех» в памяти, «сдался». Чисто производственные «деяния» нового начальника, я не назову, так как меня эти вопросы не касались, а непосредственно меня он своими нововведениями сильно не беспокоил. На службе я был почти «дедом» и его особенно не интересовал по причине скорой демобилизации. Он сколачивал новый «актив», куда вошел, например, Витя Радькин, так как костяк офицеров батальона попал из-за Кривенко в немилость, и должен был покинуть часть. Правда, всё это произошло не при моём присутствии. …
  … Я же на правах «старослужащего» добивал свои положенные полгода. А они проходи без серьёзных «служебных» потрясений, правда, одно не связанное непосредственно с «работой» происшествие следует отметить. У Олега Нитченко в роте служил тогдашний заведующий продовольственным складом. Он предложил по сходной цене консервированную тушенку, которая была в излишке. Выписывали её на всю численность, но часть солдат в части, почти не питалась, да и присутствовала редко. Особого криминала не было, но тушёнка имелась. Супруга Васи Шарапова говорила, что та ей ужасно надоела, но моя жена этого мнения не разделяла. Я к продукту непосредственного отношения не имел, а «клянчить» у «коллег» не хотел по причине гордости, да и отсутствия особой необходимости. Хотя мне бы, думаю, не отказали, но «влезать» в  дела продовольственной службы не хотелось. Так вот через «свои связи» Олег договорился с моей «малышкой» достать ящик тушёнки. Заодно она попросила раздобыть ещё один для заведующей почтой, открывшейся недавно в Кузь-Елге. Они как то познакомились и достаточно «коротко» подружились. Вся эта операция «ы» произошла без моего участия. Мне только было «велено» забрать товар у Олега из вагончика, что я и сделал, правда, тащить весь ящик целиком было тяжело, и с десяток банок были оставлены у нашего друга до следующего раза. Вот тут и случилась «беда». Ящик, предназначенный для Тониной подруги, и мои «остатки» пропали. Их как быстро выяснилось, да он сам и не скрывал, «увёл» прапорщик Головин сосед Нитченко по вагончику. Такого «вероломства» от Вовы ни кто из нас не ждал. Прибыл в часть Головин приблизительно в одно время с Олегом и производил положительное впечатление. Его я даже привлекал в качестве свидетеля при оформлении какой-то недостачи не по нашей вине. Но «гнилое нутро» сказалось, и не зря его видно попросили из «органов», где он служил «целым» младшим лейтенантом. Взывать к совести «низшего чина» было бесполезно. Обращаться в правоохранительные органы мы не могли из-за некоторой сомнительности самой «сделки». Можно было «поговорить, по мужски», но навлекать неприятности перед «дембелем» не имело смысла, как и уже не имелось времени, пользуясь моим «служебным положением», наказать «обидчика». Всё это Головин, верно, учёл, идя «на преступление». Пришлось «дело спустить на тормозах», а мы с Олегом понесли некоторые материальные потери. Мне перед другом было немного неловко, но ведь это не я втянул его в эту авантюру, а невольной «виновнице» происшествия было высказано несколько нелицеприятных слов. Наказание главного виноватого я предоставил Богу, который всё видит. Хотя по дошедшим до меня сведениям, он с «возмездием» не спешил. Прапорщик купил себе автомобиль и стал «доверенным лицом» майора Закурдаева, которого иногда подвозил на личном транспорте. Всевышний видимо начал свой план «издалека». И новый комбат, хотя мне ни чего плохого не делал, а только имел дело с «запятнанным», ненамного пережил предыдущего командира. Надеюсь и до Головина «очередь» дошла. …
  … А по мере увеличения стажа к материальным потерям я стал относиться спокойней. Так один раз я должен был доставить в столовую части холодильные камеры. Погрузив их, я отправился в обратный путь. Светило весеннее солнышко. На одном из подъёмов я увидел, что стройная тень отбрасываемая «поклажей» стала изломанной. Было впечатление, что один из холодильников повредился. Я даже не стал останавливать машину, что бы посмотреть что случилось. Уже изменить ни чего было нельзя. Так стоило ли лишний раз беспокоиться. Прибыв в пункт назначения, выяснилось, что одно из мест груза просто опрокинулось на край борта, но не повредилось. Мне повезло, но везёт, перефразируя известное выражение, спокойнейшим товарищам. Это было, пожалуй, моим последним заметным служебным «приключением». …
  … Потом началась полоса досуга, на который я стал уделять больше времени. Как я уже сказал, в число Тониных знакомых вошла заведующая почтой. Сама она имела квартиру в Белорецке, а в Кузь-Елгу приехала «на заработки» с маленьким болезненным сыном. В один из выходных она предложила Тоне свою пустующую квартиру, что бы провести воскресенье. Ни куда не выезжающей из деревни жене, представлялся неплохой случай побыть в городской обстановке. Я бывал в городе два раза на неделе, но тоже не отказался помыться в ванне и побродить по асфальтированным улицам, не одолеваемый служебными заботами. Точно не скажу как, но я доставил своё небольшое семейство в цивилизацию. Мы немного отвыкли от городской жизни, но быстро освоились. Еда была приготовлена на газу и спали мы на мягком диване, насколько помнится. Утром мы пошли погулять по городу. Посетили местные достопримечательности, которых было немного, но все равно они особенно не запомнились, и магазины. Всех покупок не назову, но целлофановый мешок, куда поместились 10 мороженых, не изгладятся из памяти, ни когда. Но это «малышам». А папа в такую же тару налил 3 литра разливного пива. Больше такой «расфасовки» я не встречал ни в одном месте. В Ленинграде, как пример, любители «прохладительного» напитка наполняли молочные бидоны или трёхлитровые банки. Так что обед получился воистину праздничным. Но всё хорошее рано или поздно кончается. Закончился и этот выходной день. Возвращение в Кузь-Елгу так же осталось «во мраке». …
  … Вообще все выходные я стал стараться проводить дома. Главный надзиратель за ненормируемым днём «покинул» нас, а его «сменщика» моя личность не особенно интересовала. Так в другое воскресенье нас пригласил на шашлыки по поводу дня рождения кого-то из домочадцев наш сосед по дому Мусса Оздоев. Сама вечеринка была не плохая, но, ни чем особенным не выделялась. Зато мне запомнилось приготовление главного блюда. Во-первых, прапорщик, как истинный мусульманин, делал его исключительно из баранины. Даже «микроскопическое» присутствие свинины он, по его словам, мог определить в еде. Во-вторых, меня заинтересовал не процесс приготовления, а сам «мангал». Стандартного приспособления у нас в «глуши» не было, да его и не требовалось. На пологом склоне, недостатка которых рядом с домом не ощущалось, Мусса вырыл ямку под размер шампура, у которой одной стороны не было из-за рельефа местности, но зато туда мог свободно проникать «вентиляционный» воздух для обеспечения процесса жарки мяса. Для Кавказа, откуда был родом Оздоев, это представлялось обычным делом, но я увидел впервые такой способ, и мне он понравился своей практичностью. Для его осуществления требовалась только «малость» иметь «гору». Как видите, с соседями по жилищу мы были в хороших отношениях и поводов, для каких либо конфликтов не имелось, а то бы я о них рассказал. …
  … Немного поменялся «состав» жильцов. Юра получил новое жильё, и семья Мехонцевых от нас уехала. К ней «на смену» вселись гражданское население со своеобразной фамилией Кисель. Глава семьи работал прорабом на строительстве в военном СМУ. Жена «сидела дома» и занималась воспитанием двух мальчиков подростков. У одного из них был энурез, и мама постоянно сушила простыни. Так что дел у неё хватало. У нас проблем с новыми соседями не было, но вот сосед по дому Веры Петровны один раз прибежал к нам с ведром воды, что бы загасить разведённый папой мальчиков костёр, так как поднялся сильный ветер, который мог стать причиной пожара. А так всё было тихо и спокойно в месте нашего многонационального проживания. …
  … Имея надёжный «тыл» моя семья могли свободней чувствовать в обыденной жизни. 9 мая я решил с семьёй сделать «небольшую вылазку» на Инзер и там провести праздник, который чтился всеми в нашей стране. Первомайские торжества я, видимо, был занят на службе, а тут «подвернулась свободная минута». Выйдя за деревню ниже или выше по течению Инзера, сейчас уже и не вспомню движение воды, мы расположились на месте, где недавно встречали 1 мая геологи. От их пребывания остались «свежее сколоченные» столы и скамьи. Для моего маленького семейства они в таком количестве не требовались, но «маслом кашу не испортишь». День выдался солнечным и тёплым. Мы смогли снять не только верхнюю одежду, но и позагорать. Был разведён костер, на углях которого потом мы испекли картошку. Из дома принесли и другие «яства» незатейливые, но вкусные. За победу мы с женой выпили по рюмке водки, а потом и по другой «ёмкости», из запасённой бутылки. Кроме принятия солнечных ванн, решили совершить небольшую «вылазку» на противоположный берег реки, которую смогли «форсировать» вброд. Переправа находилась у основания пригорка, который окаймлял «девственный» каменный участок. По нему мы и задумали подняться вверх. Во время «восхождения» я заметил невдалеке двух крупных змей или полозов, греющихся на солнышке. С Тоней я не поделился своим «открытием», так как она панически боялась этих пресмыкающихся. О них я рассказал ей, только когда мы вернулись назад в «базовый лагерь» и «опасность» миновала. Так «насыщено» прошел ещё один день жизни «военной», который я смог с удовольствием отметить перечёркиванием. А их оставалось всё меньше и меньше. …
  … В следующий поход по изучению «родного края» мы отправились в видоизменённом составе. Было решено покорить ближайшую к части и Кузь-Елге вершину. «Медвежья гора» буквально «нависала» над нашей местностью и имела высоту около 1000 метров. Ребёнка в столь рискованное мероприятие мы, естественно, не взяли, и он остался, кажется, с Верой Петровной. Мы с Олегом, который присоединился к нам с Тоней, были на службе, поэтому незаметно уединились в лес прямо в военной форме. Любой горный склон представляет собой как бы «атлас» географических широт. Там по мере восхождения можно встретить: джунгли, лес, подлесок, полосу камней, тундру и т. д. . Малина, например, растёт полосой. Не выше по склону, не ниже зарослей этой ягоды не встретишь. Высота нашей вершины была не большая, но почти во всех этих зонах мы побывали. Подъем занял пару часов. Потом мы на «вершине» пообедали, и даже, кажется, без спиртного. Затем мы фотографировались, и залезали на небольшие «замки». Так называются характерные «останки» прежних выветрившихся вершин. Спуск был уже почти что знакомым. Так я удачно совместил службу с культурным отдыхом. В батальоне моё отсутствие не заметили. …
  … Еще больше я преуспел в этом, когда мы в другой раз задумали организовать шашлыки на высоком берегу речки Кузь-Елги, буквально напротив нашего «гарнизона», откуда на него открывался живописный вид. Стояло воскресенье. Начальства ни кого не было. Я, «как всегда» находился на дежурстве. Пользуясь своим «высоким» и бесконтрольным положением я на пару часов, а может быть и больше, отлучился «на минутку». В тот раз мы собрались все «двоечники», по меткому выражению доктора Янченко, который давно оставил нас, вместе. Кроме моей семьи на пикник пришли: чета Жабинских, Олег Нитченко и Валера Омелюсик. Шашлыки получились не плохие. Валера играл на гитаре и пел походные песни. Мне пришлось ограничивать себя в принятие спиртного, но это не испортило общего хорошего настроения. Скучные армейские будни скрасились, и ни каких ЧП не произошло. Поэтому больше об этом дне писать не чего. …
  … Так в повседневных заботах и хлопотах приближалась «последняя осень» моего пребывания на Южном Урале. Начиналась грибная пора, и я решил сходить позаниматься своим любимым делом. По заявлению местных жителей особых грибов в их лесу не было, но можно было прособирать опята. Они в небольшом количестве мне и встретились. Поняв, что особого «улова» не будет, я экспромтом принял неожиданное решение «взять» гряду «угасших» гор, что вдалеке на западе представлялись каждодневному взору и манили меня своей неизведанностью. Расстояние до цели моих вожделений составляло более 10 километров, но это меня не остановило, как и наличие медведей, по словам старожилов. Часы у меня имелись, а отсутствие компаса компенсировалось естественными ориентирами в виде всё тех же «замков» украшающих гряду и вершину «Медвежьей горы». Я надеялся не заблудить, а подобное приключение пропускать не хотелось, да и немного «пощекотать нервы» было не лишним. Иногда хочется испытать себя, не подвергая особому риску, а «трезвого» расчёта я в данном случае не терял. Заветные ориентиры иногда исчезали за кронами деревьев, но потом появлялись снова. Так я часа через два добрался до выбранной цели. Сам «замок» представлял собой скалу с почти отвесными стенами, но не гладкую, а изъеденную временем с множеством щелей, так что подняться было весьма реально. Оставив внизу корзину с грибами, я, преодолевая врождённое чувство страха высоты, стал карабкаться, задрав голову вверх и стараясь не смотреть вниз. Я боялся не разбиться, что при самом плохом раскладе было не реально, а упасть и сломать ногу. Тогда обратное возвращение домой выглядело бы весьма и весьма затруднительно. К счастью всё закончилось благополучно. Я оказался на вершине. С неё открывался красивый вид на окружающую местность в купе с нашей деревней и всем строительством. К тому же необходимость проделывать обратный путь «по вертикали» отпала. С противоположной стороны спуск оказался совершенно пологим. Больше рисковать я не стал и пешком добрался до своей поклажи. Медведей, или какой другой живности, я не повстречал и на обратном пути. Домой вернулся к 6 часам вечера, так что «домашние» стали немного волноваться, но не очень. Таким образом, близлежащие вершины мне покорились, и только Яман-Тау «сияла льдом» как недоступная мечта. Олег Нитченко сходил и на неё. Но у того было больше свободного времени и желания изведать «запретный плод», так как зона была закрытой и туда без специальных пропусков попасть не представлялось возможным. …
  … Последний свой поход, или скорее прогулку, мы с семьёй совершили не далеко от деревни на другой берег Инзера. Подвесная переправа именовалась «Мостиком любви». Согласно «поверью» девушка, перешедшая с парнем по нему, не в праве была сопротивляться на домогания партнера, так как заранее знала, зачем её перевели туда. Мы с женой были достаточно давно вместе, что бы «следовать преданию», но сама местность была достаточно привлекательной и изобилующей некоторыми лекарственными растениями, которые Тоня собрала в свою «коллекцию». Так что время не пропало даром, и ребёнок расширил свой детский кругозор. Тем более что раньше он ограничивался двором дома и «походами» к Вере Петровне. Правда один раз мы сделали экскурсию по селу и даже фотографировались на фоне древних амбаров колхоза, но это было всё же «ближний круг». …
  … Наше расставание с Южным Уралом приближалось с неотвратимой быстротой. Первым наши дружные ряды покинул Олег Нитченко. Ему пришли документы на увольнение, и он на радостях даже сделал «отвальную». «Прописку» он в отличие от меня не делал. Как то не было случая и желания. Хотя офицеры батальона смотрели на это весьма «демократично», но ярких событий серой гарнизонной службе случалось мало, поэтому все с воодушевлением встретили предложение Олега, и дружно собрались на поляне не далеко от села. На свежем воздухе произносилось много тостов, но весь собравшийся костяк батальона достойно «принял на грудь» дозу алкоголя и безобразий, ни кто не учинил. Единственно, по завершению пикника Валерий Фёдорович безуспешно искал свой маленький сувенирный ножичек, которым он нарезал колбасу. Тот был очень красив со своей деревянной, красиво выточенной, отполированной и покрытой лаком ручкой. Уже начало смеркаться, и мой начальник так и не смог обнаружить своё «сокровище» в «складках» местности. На следующее утро я пошел помогать Олегу, прибрать импровизированный стол и наткнулся на пропажу Рудакова. Сначала я честно хотел вернуть потерю владельцу, но потом под воздействием «разных обстоятельств» передумал и оставил «холодное оружие» себе, как память о начальнике и былых днях. Как это часто случается со мной, я быстро потерял к «игрушке» всякий интерес, а небольшие угрызения совести остались. Поэтому по приезде в Ленинград, я подарил вещицу папе, у которого она и «канула в небытиё». Позже я подобные ножички в изобилие видел на прилавках сувениров в Прибалтике, но меня они уже не завлекали. …
  … Не зачёркнутых дней в моём самодельном календаре оставалось всё меньше и меньше. Он у меня был расчерчен до конца 1982 года, но я понимал, что служба закончится раньше, и это меня воодушевляло. Понемногу я стал сдавать дела. Мою должность занял Владимир Иванович Давыдов. Прапорщик не стал особенно «придираться» и делать ревизию. Во всяком случае, таковое на память не приходит. У меня появилось масса свободного времени. Ходить на службу в часть потеряло всякий смысл, и я даже, от нечего делать, взялся помогать семейству Смагиных убирать картошку. Она росла в огороде родителей Гриши, мужа Веры Петровны. У самих «молодых» таких посевных площадей не имелось. Я впервые так близко познакомился с этими угрюмыми с виду, но доброжелательными людьми из тридцатых годов. За совместной работой мы ещё больше прониклись взаиморасположением. Грядки тянулись достаточно далеко в длину. Мужчины выкапывали клубни вилами, а женщины подбирали извлечённый из земли корнеплод и затаривали его в мешки. Работа требовала приложения определенных физических усилий, но я и Тоня имели некоторый опыт и не отставали сильно от хозяев. Весь процесс занял дня два или три. Нас кормили в перерывах работы вкусным обедом, но его я не запомнил. Зато в конце «страды» наши «работодатели» предложили оплату в денежном эквиваленте или мёдом. Мы с женой трудились, не сговариваясь бескорыстно, по-соседски, и о деньгах даже слышать, не хотели, но вот от трёхлитровой банки меда, что бы ещё и не обидеть хозяев, не отказались. Этот ценный продукт даже повезли с собой в Ленинград, несмотря на то, что он был достаточно тяжёлым. Эти «сельскохозяйственные работы» стали последним запомнившимся эпизодом пребывания в Кузь-Елге. Кстати в переводе с башкирского языка само, название речки и деревни связано, по-моему, с зайцами, в изобилие водившимися когда-то в тех краях. …
  … Наконец прибыли долгожданные сопроводительные документы. Я со своим товароведом Ириной Николаевной Зубковой «порешил» все спорные вопросы, и кое за что заплатил. Другие «накладки» Ира справедливо посчитала не моими, и подписала обходной лист. Так «в лету» канул, например, зимний полевой офицерский комплект, за который я дал расписку начальнику вещевой службы УИРа в своё время, но в его «отсутствие» не был виноват. А он стоил 40 рублей. Сумма не малая по тем временам. Рудаков в это время, по какой-то причине отсутствовал, а новому командиру до меня не было дела. Основной личный груз уже был отправлен всё в тех же папиных ящиках, которые пришлось немного подремонтировать. Наиболее ценные вещи поместили в красивый чехословацкий чемодан, приобретённый «по случаю» в военторге. В него вместились: прекрасный лайковый пиджак, долг за который я Нитченко сполна вернул, Фотоаппарат «Зенит», купленный в Белорецке, масса красивых детских вещей сыну, приобретённых в промтоварном магазине Кузь-Елги, который снабжала Прибалтика, и где товароведом работала Люда Писова. Туда, по-моему, еще вошли кофточки жене из командировки в Ташкент и на этом, пожалуй, остановлюсь. Все «дорогие сердцу» приобретения в основном отмечены.  В Ленинграде всё это было дефицитом, так что и в этом отношении служба «не пропала даром». …
  … Попрощавшись с однополчанами и другими общими знакомыми, мы отправились в Белорецк. Провожать нас взялся Валера Омелюсик. В районном центре я ещё успел заглянуть в комиссионный магазин и «погреть глазки» кожаным пальто. Денег мне под увольнение выдали около тысячи рублей, но вещь не до конца нравилась, да и расставаться с половиной суммы я «скаредно» не рискнул. И, как выяснилось позже, правильно сделал. Потом на автобусе мы отправились в местный аэропорт. Транспорт, почему то, до конца не ходил, и последние полтора километра мы шли пешком. Чемодан для этого оказался слишком тяжёлым, и я быстро «выдохся». На помощь пришёл Валера и на плечах донёс его. Билетов до Уфы не было, и я послал на их добывание «пробивную» Тоню. Валера этого немного не одобрил, но меня это не сильно волновало, да и в конечном итоге оказался прав, так как билеты были добыты. Попрощавшись с другом, мы улетели. В  Уфе с проездными документами было немного проще, и через три часа моё семейство прибыло в Пулково. Пока ждали багажа на мою парадную форму и «бравый вид» обратила внимание одна молодая особа, и сказала своему мужу, что бы в следующий раз он «нарядился» так же. Эта случайно услышанная беседа меня немного возвысила в своих глазах, но это было только малой толикой того чувства счастья, которое переполняло меня в связи с окончанием «солдатчины». Я «выжил» и это было главным. До развода мостов мы успели на такси доехать до Ключевой улицы, где нас ждали счастливые родители. Своё «гнездышко» надо было приводить в порядок за время долгого отсутствия. …
  … «Эхо войны» ещё некоторое время напоминало о себе. Дало о себе знать семейство Писовых. Люда до замужества жила в Талине, где у неё находилась на попечении матери почти взрослая дочь, и добиралась «на побывку» транзитом через Ленинград, так как прямого сообщения между столицами Эстонии и Башкирии не было. Но первым площадь Калинина посетил Сергей. К нам он прибыл из Таллина. Там возвращаясь из ресторана на такси, он оставил шофёру в залог 25 рублей, что бы дома взять мелочь для оплаты проезда, но тот не стал ждать подвыпившего пассажира и «был таков». Эту «грустную» историю Сергей рассказал мне, что бы объяснить своё «стеснённое» материальное положение. Меня такие подробности мало интересовали, и я принял сослуживца гостеприимно, как только мог. В следующее своё посещение Талина ко мне Писов не заезжал, но побывал в гостях у Малаховых в Эмари и немного «уменьшил» коллекцию ножей из зоны двоюродного брата, возможно, по «пьянее». Нас на Кондратьевском проспекте один раз посещала и его супруга. Мне даже пришлось сопровождать Люду в поездке по городу по её делам. Потом до нас дошли слухи, что чета развелась, и с ними я больше не встречался. …
  … Город на Неве притягивал к себе «граждан» СССР и посему нас навещали и совершенно незнакомые жители Кузь-Елги. Так у нас в семье гостили две работницы тамошней столовой. Адрес им дала Люда Писова или ещё кто то. В другой раз к нам в «гости» приехал по каким-то делам зять начальника «Заказчика» полковника Ефимова. Его женитьба в своё время стала заметным событием в жизни наше глухой деревни, хотя самого «виновника торжества» я до этого нашего посещения ни когда не видел. Парень пробыл у нас дня три. Во время таких «визитов» моему семейству из-за тесноты приходилось оставлять комнату гостям, а самим переезжать к родителям на Ключевую улицу. Это было немного обременительно, но не «смертельно». Гостеприимство и отзывчивость второй Столицы к этому обязывало. Из моих действительно близких знакомых так ни кто и не наведался. Олег Нитченко собирался попутно заехать в наш город, но видно «не срослось. В Риге жили родственники жены. Через год, находясь в командировке в Минске, я имел большое желание позвонить в Бобруйск Валере Омелюсику. Но быв не совсем уверен, что он в конце сентября уже демобилизовался, не сделал этого. Так с армейскими друзьями встреч больше не было. …
  … Когда мы уже жили на улице Кораблестроителей к нам неожиданно «нагрянул» наш Кузь-Елгинский сосед Кисель. Он привёз сына поступать учиться, что бы стать военным строителем. Но чадо, увидев свою перспективу, быстро передумало, и гости также скоропалительно отбыли. Это было, пожалуй, последнее зримое напоминание о «боевом» прошлом. Уже в новом тысячелетие неожиданно пришло поздравление с Новым Годом от Рудакова. Валерий Федорович сообщал, что он вышел в отставку и, находясь на заслуженном отдыхе, возглавляет Совет Ветеранов Ярославля. От Ленинграда, в общем, это недалеко. Мы с ним стали поздравлять друг друга с праздниками  в продолжение нескольких лет. Один раз он даже позвонил мне, и сообщил, что лечился в Ленинградском военном госпитале, но мой адрес не взял с собой и связаться со мной не смог. Я, естественно приглашал его к себе в гости, но он так и не выбрался. На очередное моё поздравление с праздником ответа я не получил. Так оборвалась последняя связь с напоминанием о былом, хотя в Анапе я ещё встретил Шуру Менялкина, но это отдельная история. …
  … Из всех этих общений я узнал кое-какие подробности о дальнейшей жизни некоторых моих «братьев по оружию». Мой первый комбат, вскорости умер. Ненадолго его пережил и Закурдаев, хотя внешне ни каких предпосылок к этому не ощущалось. Видно слишком «нервная» у них была «работа». Капитанов Асланова и Кравцова перевели в другое место, и они стали начальниками штабов. Старшие лейтенанты Шарапов и Корней раньше времени и не по своей воле покинули ряды Вооруженных Сил. Вася Савин развёлся с женой и лечился от алкоголизма. Его бывшая супруга вышла замуж за другого прапорщика.  Хотелось рассказать хотя бы немного о судьбе других участников моей «военной эпопеи», но достоверных сведений не имею. Раньше мне казалось, что два моих года пропали зря, но сейчас я не столь категоричен, так как всё наше существование не однозначно. На этой «философской ноте» и закончим эту часть моего «бытописания». …
Подборка 16. ВАМИ.
  … Полная расшифровка данной аббревиатуры выглядит довольно прозаически и гласит Всесоюзный Алюминиево-Магниевый Институт. Туда я попал не сразу после окончания военной службы, а используя, как говорят летчики, аэродром «подскока» прежде чем достигнуть «основной базы» своей трудовой деятельности. Тем более, что ЛНПО «Авангард», куда я пошёл работать «предварительно» имеет с ВАМИ «субъективную» связь. Однако всё по порядку. Благодаря «стараниям» мне досталось место в ОГЭ (Отдел Главного Энергетика) учреждения занимающего со своим филиалом заводом «Компонент» участок земли ограниченный Кондратьевским проспектом, проспектом Мечникова, Богословским кладбищем и Бестужевской улицей соответственно с востока, севера, запада и юга. Правда между ними «вклинилось» какое-то транспортное предприятие, но это не имеет существенного значения в моём повествовании. ОГЭ и ОГМ «Авангарда» из-за недостатка «производственных» площадей, один корпус основного здания был ещё не достроен, размещались на территории «родственного» завода и занимали комнаты второго этажа. Из их окон открывался вид на погост, что создавало спокойную производственную атмосферу. Мне назначили должность инженера по вентиляции с соответствующим окладом в 150 рублей, к которому прилагалась ежемесячная 40% премия, называемая «прогрессивкой». До работы я добирался пешком, совершая, для ровного счета скажем, часовую прогулку утром и вечером. Что, несомненно, было полезно для здоровья и «кошелька», хотя последнее обстоятельство не являлось главным. Эти четыре остановки можно было проехать и на троллейбусе №38, но они ходили не часто, поэтому по времени, то на, то и выходило.  Желать себе лучшего, после постоянной «нервотрёпки» военной службы, не приходилось, и я был, если не счастлив, то доволен. …
  … Трудовой коллектив встретил меня вполне благосклонно. Главный энергетик Напалков Алиппий Иванович был родом из Коми АССР. Я, два года проработав в строй отряде этого сурового края, и потому считал его почти земляком. По крайней мере, мне северные народы были не в диковинку, хотя с коренным населением, на момент моего пребывания в Сыктывкаре и Ухте, сталкивался редко, а вот тут довелось. Ещё фамилия нашего «босса», у меня ассоциировалась с чемпионом и рекордсменом мира по прыжкам с трамплина Гарри Напалковым, но это так «для слова». Пройдя сложный трудовой и жизненный путь, мой начальник достиг этой очень высокой для него должности и сдержанно гордился этим обстоятельством. В минуты редкой «передышки» Алиппий Иванович рассказывал, как мальчишкой наблюдал картину прибытия эшелонов с заключенными. Их высаживали в «чистое поле», и Зэки сами себе натягивали колючую проволоку. По своему «жизненному образованию» наш «главный» являлся теплотехником, и до своего назначения работал начальником котельной. ОГЭ имел более разнообразную структуру, поэтому осуществлять руководство Напалкову приходилось, опираясь на других специалистов. …
  … Владимир Фёдорович Мягков, принимавший меня на работу, был начальником бюро, в которое входила вентиляционная группа. Старшим инженером в этой группе, и моим непосредственным начальником, являлась Нина Александровна Выходова. Поскольку всё связанное с вентиляцией и кондиционированием воздуха не всходило в круг знаний Главного энергетика, он буквально «заглядывал в рот» этой властной женщины, что было положительным моментом для нас «простых смертных», а коллег у меня ещё было два человека. Это Маргарита Владимировна Воронцова и Сергей Батькович Ковалёв. Риту можно назвать условно в нашей маленькой «семье» «старшей сестрой», а Серёжу «младшим» братом, тогда как я приходился «Макаром». Ну а нашей служебной «мамой» безусловно, являлась Нина Александровна. Она нас укрывала «от бед и невзгод» высшего начальства в лице Алиппия Ивановича, что было не трудно делать, так как мы представляли собой «послушных детей», да и особенно обременены служебными обязанностями не были. Впрочем, всю эту «градацию» я составил сейчас, а тогда не о чём таком не думал, а просто наслаждался жизнью «маленького винтика» в сложной государственной системе. А в ней самой начали происходить, как потом оказалось, необратимые процессы. …
  … Не успел я поступить на службу, назвать это работой «не поворачивается язык», как «почил в бозе» Генеральный Секретарь нашей, но не моей, Коммунистической Партии. На смену ему пришёл такой же старенький дедушка. Впрочем, продержался он не долго, и последовал за предшественником. Его замена была не такая старая, но очень больная в прямом смысле и тоже «приказала долго жить», запомнившись в основном «набегами» в рабочее время на бани с целью выявления нарушителей производственной дисциплины. Моих коллег это не коснулось, так как мы трудились на очень закрытом производстве и утром сдавали свои пропуска на проходной. Их нам возвращали только вечером. Для местных командировок выписывались отдельные документы за подписью высокого начальства. Наконец в Политбюро поняли свою ошибку и назначили достаточно молодого «кормчего», который взялся за дело с энтузиазмом и довёл его до логического конца, который я встретил на другой работе, но забегать вперёд не будем. Вот на такой исторический период и пришлось моё пребывание в стенах «Авангарда». Объединение меня надёжно защитил от «волн истории» на этом этапе. …
  … Однако вернёмся к моей трудовой деятельности и дальнейшему ознакомлению с одноимённым сплочённым коллективом. Большую часть времени я проводил за рабочим столом, не зная чем себя занять, но поскольку «денежки капали», и свой оклад я получал исправно, то волноваться не приходилось. Впрочем, меня постепенно вводили в «курс дела». Так с Серёжей Ковалёвым мы пару раз ходили на вызовы. С умным видом мы выслушивали жалобы на работу систем вентиляции в помещениях и, пообещав всё исправить, удалялись. Всё это носило характер чисто психологического значения. Что на самом деле делалось с замурованными в стенах и потолке воздуховодами мы не имели возможности знать из-за «захламленности» комнат, и поэтому приходилось обходиться пустыми заверениями, так как чертежей мы толком тоже не имели. Сергею всё это было не в новинку, а я привыкал к «трудовым будням». Иногда Алиппий Иванович поручал мне и более ответственные дела. Я ходил по кабинетам и собирал, на какую ни будь «бумажку», соответствующие подписи и печати. Эта работа мне даже нравилась своей значимостью, и она была «не пыльной». …
  … Постепенно я знакомился с сослуживцами, имеющими специальности, отличными от моего профиля. Непосредственно рядом с мебелью нашей группы располагался стол Леонилы Андреевны Кудриной. Она просила не путать её с Леонэлой Пырьевой и ведала вопросами водопровода и канализации. Вообще с этими старинными именами такая путаница, что не приведи господь. С Ниной Александровной Леонила находилась, если не в дружеских из-за разницы возраста, то в очень доверительных приятельских отношениях. Почти всё свободное от работы время, а его было не мало, они проводили в задушевных беседах. Из них я невольно, находясь в физической, без какой либо интимности, близости, узнал, что Леонила замужем и имеет двоих детей, сына Диму и  младшую дочку Лизу, если не изменяет память. Так же у неё самой были две сестры, вышедшие гораздо удачнее замуж и находящиеся вместе с мужьями военными в ГДР. По крайней мере, одна из них точно. Отец трёх девочек работал инженером строителем, и смог довольствовать только садоводческим участком со строительным вагончиком. Её фамилия была не совпадением и на самом деле она имела близкого родственника мужа в Москве. Уточнять какого из двоих «гремящих» по стране я не стал. Это вполне мог быть или член правительства или не то не менее известный журналист международник или дипломат. Ещё меня с Леонилой объединял не маловажный факт. Её муж учился в 516 школе, только на год постарше. Его я, конечно, доподлинно не помнил, но он вполне мог быть тем четвероклассником, с которым у меня имелся конфликт и кому я не уступил. Остальные сотрудники ОГЭ, хотя и не имели с моей группой таких личных и производственных доверительных отношений, но представляли собой вполне спаянный коллектив. …
   … Из сослуживцев находившихся непосредственно в нашей комнате выделю Лиду Хвощевскую. Дополнительно к своей должности она ещё занималась профсоюзными делами у нас в подразделении. Такая загруженность не мешала ей иметь двоих детей и мужа из семьи военных, которые проживали в офицерских домах на Кондратьевском проспекте, насколько я понял из разговоров. Ещё Хвощевская открыла мне секрет приготовления пельменей на сковороде. Правда, воспользовался я им только один раз, но всегда имею его в виду. …
  … Рядом с Лидой сидела Нина Владимировна Николаева, ведавшая, не помню какими, вопросами, как и сами «опознавательные знаки» этой милой увядающей, но не сдающейся, женщины. Зато память отчетливо сохранила её лицо и рассказы, о любимце спаниеле, который чуть ли не спал с ней в одной постели, и с которым она гуляла по Аннинскому проспекту во дворах и на пустырях Пискарёвки. Её непосредственным начальником был Саша Михеев. Он занимал должность старшего инженера. Являясь по натуре добродушным человеком, он имел, как и многие представители подобного склада характера, пристрастие к спиртному. Впрочем, на работе в этом замечен не был, но жена была заметно старше его, что позволяло с одной стороны авторитетно попечительствовать над мужем, а с другой надежно удовлетворять, наверное, свои женские потребности, впрочем, это не моё дело. Так же и то, что супруге Михеева в «курирование» благоверного помогала дочь, почти ровесница Александра. Подобная информация сродни сплетням, а я не являюсь сторонником пересудов, но от кривотолков и праздных разговоров в открытом помещении укрыться нет возможности, поэтому вам всё это и пересказываю. …
   … Еще вопросами электричества в нашей комнате занимался Альберт Сергеевич Беляев. Он имел рост под 190 см. Его лицо, не отмеченное особой красотой, а я бы сказал, что и более того, и вся фигура напоминало немного Кису Воробьянинова в исполнении Николая Боярского. Человек с такими внешними данными вполне мог сойти за отрицательного персонажа, но Альберт Сергеевич, ни в чём подобном замечен не был. Он не комплексовал и вёл жизнь нормального человека. Живя с женой и дочерью в однокомнатной квартире на Апрельской улице, он запросто рассказывал историю получения данной жилплощади. Не помню точно уже, по каким причинам, ему пришлось фиктивно развестись со своей супругой. В советское время дело это представлялось не таким простым. Закон, как только мог, оберегал «ячейку» общества. Но самая большая трудность предстояла потом. Альберту предстояло, после обретения жилья, воссоединиться снова с женой. Сергеевич очень опасался попасть на того же судью, что и в первый раз. Всё это могло создать, мягко говоря, неловкую ситуацию. К счастью «недоразумения» не случилось, и опасения оказались напрасными. …
  … Рассказывая о «жильцах» нашей комнаты нельзя ни упомянуть о Валентине Ивановне Кузнецовой. По специальности Валя была теплотехником. Она себя уверенно чувствовала как профессионал своего дела. С такой же уверенностью она водила и свой «Москвич». В этом я убедился, когда один раз она повезла меня на нём в местную командировку. Не женская «хватка» ощущалась во всех Валиных движениях, что резко бросилось в глаза даже мне профану в этом деле. Жила Кузнецова в пятиэтажном кирпичном доме на улице Васенко. То есть мы были почти соседями, но наши пути на работу и обратно не пересекались, так как «транспорт» у нас был разный. Валя иногда рассказывала в общих разговорах, а не со мной персонально, о сыне тихом мальчике, который был любителем ловить корюшку «в страду» на Неве протекающей не так уж и далеко от района общего жительства. Таким же спокойным был и муж Валентины, с которым они жили не в очень хороших отношениях, судя по разговорам. Валю не устраивала в супруге отсутствие энергии и решительности, а так он был вполне симпатичный мужчина, пусть и не богатырских данных. Его я один раз видел по случаю. …
  … Так же я имел возможность лицезреть и супруга Тани Рябининой. Он, наверное, заезжал за женой на работу. С ним была связана и история, рассказанная супругой «честной» компании. Таня, со свойственным ей чувством юмора и раскрепощением, поведала благодарным слушателям, как однажды, наводя порядок в гардеробе мужа, приготовила старые трусы на утилизацию. Для этого заботливая жена вырезала нижнюю часть повреждённого временем интимного изделия и получила красивенькую ветошь. Муж, впопыхах собираясь с друзьями в сауну, случайно взял трусы из этой аккуратно сложенной пачки. Теперь можете представить смех товарищей, когда он натянул на себя это «творение» Татьяны. Трусы представляли собой скорее мини юбку, ничего не закрывая от досужего взора. Получилось такое вот «недоразумение», впрочем, не повлиявшее на взаимную симпатию Рябининых, а Таня была очень и очень даже привлекательной для своего далеко непреклонного возраста и тех изменений, которые обычно вызывает рождение сына, ещё не достигшего даже школьного возраста. …
  … Немного особняком в памяти находится Ира Реброва. Несколько приземлённая молодая особа не приковывала внимания моего мужского взгляда. Впрочем, это скорее говорит о её скромности и нежелании привлекать интереса к своей персоне. А так она имела дочь и воспитывала её одна без мужа, с которым они разошлись. Дело, как вы понимаете, не лёгкое, и молодой маме приходилось подрабатывать дворником, обслуживая мусоропроводы отведённого ей участка. Работа далеко не инженерная и «специфическая» своими запахами, но приходилось терпеть. Чего не сделаешь ради ребёнка. Ещё про Реброву можно казать, что она одна из отдела не имела высшего образования, а довольствовалась средним техническим, но это «недостоверно». Ну, вот, кажется, мы со всеми познакомились, кто находился в нашей комнате. …
 … ОГЭ  же занимал два помещения. Первое из них было проходное и в нём, кроме выделенного кабинета Главного Энергетика, размещались два заместителя, секретарь и инженер, ведающий электрической безопасностью. Про них всех и продолжу рассказ по «должностному» порядку. Хотя Алиппий Иванович разбирался и сам в котельных, но имел и заместителя по этим вопросам. Тот имел простое имя и отчество, их «хоть убейте» вспомнить не могу, с фамилией Аксёнов. Мне даже неудобно перед этим хорошим человеком, но в оправдание себе хочу сказать, что он был пенсионного возраста.  Проработал при мне не долго, да и седели мы в разных помещениях, а может быть, и нет. В любом случае я виделся с ним нечасто, но всё же, успел кое, что узнать про него. Во-первых, он недавно приобрёл «Жигули», но всё время восторженно рассказывал о неприхотливом «Запорожце», которого имел до этой своей покупки. Всё расхваливал непритязательность и простоту в эксплуатации данного автомобиля. Во-вторых, у меня не выходит из головы одна история рассказанная Аксёновым. В молодости он работал на ТЭЦ расположенной в Кировском районе не далеко от железнодорожного полотна Балтийского вокзала. Один раз, возвращаясь с работы и опаздывая на электричку, молодежь заставила бежать, увлекая за собой, одного пожилого коллегу, которого в этот момент «прихватило» сердце. На поезд дружная компания успела, но через пару дней этот «горемычный» сотрудник умер от инфаркта, и Аксёнов в прошествии времени, и порядочного его количества, всё винил себя в случившемся, хотя был не один, а с товарищами. Вообще заместитель главного энергетика по теплотехническим вопросам был приятным собеседником и человеком, но он в скором времени ушёл на пенсию. …
  … Всем электричеством в отделе ведал Лопатин Геннадий Петрович. Поскольку я по роду своих занятий был далёк от этой сферы деятельности, то с ним непосредственно по службе не сталкивался и про него, как специалиста, почти ни чего сказать не могу.  Но Геннадий Петрович являясь непосредственным начальником Саши Михеева, был его наставником и другом, не смотря на разность возраста и положения. Их объединяло пристрастие к спиртному, к которому оба были не равнодушны. Часто после работы можно было видеть «неразлучную парочку» направляющуюся к близлежащему пивному ларьку на Бестужевской улице. Это «заведение» иногда посещал и я, находясь в гостях у Коли Веснина, чей дом по Кондратьевскому проспекту находился рядом, но тоже без всякого вреда для трудовой деятельности. А моим сослуживцам это шло и на пользу общему делу. …
  … Не формальным заместителем Алипия Ивановича являлась его секретарь Нимфа Дмитриевна. По фамилии её я ни когда не называл, поэтому память её и не сохранила. Такую «высокую» должность Нимфе Дмитриевне удалось получить благодаря личным деловым качествам и «близости душ» с начальником. Я интереса к подобным делам не проявлял, но «земля полнилась слухами» и они не могли пройти совсем бесследно мимо моих ушей. Косвенно молва, конечно, подтверждались зигзагами карьеры этой уже не молодой с изюминкой женщины. До своего «секретарства» она охраняла завод «Компонент» и сидела на проходной. Потом судьба сделала «зигзаг» не без некоторых «фривольных» подробностей. Но «свечку я не держал», и «за что купил – за то и продал». Ещё следует отметить, что наш секретарь находилась в очень даже не плохих отношениях с моёй непосредственной начальницей, и это позволяло и мне находиться в сени её благосклонности. А так «влиятельные» в наших кругах женщины обменивались информацией в дружеских беседах, и та доходила до ушей Алипия Ивановича. Все это было «краеугольным» камнем подержания порядка в коллективе. …
  … Последним человеком, находящимся не в «общей комнате», был Сергей Викторович Агибалов. Сергей в объединении ведал вопросами, относящимися к электрической безопасности. Как официально называлась его должность старшего инженера, точнее не скажу. Серёжа получил хорошее образование, окончив ЛИАП (Ленинградский Институт Авиационного Приборастроения). Но конструирование приборов для самолетов ему не очень нравилось, да и было сопряжено с множеством командировок. Это отрывало от семьи, жены, работавшей в фотоателье, и сына, готовившегося поступать в школу. Ребёнок Сергея поступи в школу интернат находящуюся на Бестужевской улице. Там кроме английского изучали язык хинди, и она была, по-моему, единственным подобным учебным заведением Ленинграда. Чтобы отводить и забирать с учёбы ребенка, Сергей, видимо, и перешел на работу в «Авангард». …
  … Когда вместе со мной и Серёжей Ковалевым Агибалов шёл по поручению начальства, за каким либо делом, мы представляли собой живописную троицу «гренадёров» или «мушкетеров», где возвышалась 185 сантиметровая фигура сослуживца. Иногда нас сопровождала и «миледи» в лице Риты Воронцовой. Так безмятежно, не смотря на все фатальные события в стране, проходило на первых порах мое пребывание на работе. Потом оно не сильно ухудшилось, но забот прибавилось, хотя они только позволили проводить рабочее время с меньшей скукой. Потребовалось выполнить один небольшой проект системы вентиляции. Подобным делом отдел не занимался, но тут из-за срочности нам с Ниной Александровной пришлось «тряхнуть стариной». Она свои старые навыки не потеряла и сделала соответствующий расчёт. Я тоже «не ударил в грязь лицом» и выполнил всю графику, так как Нине Александровне самой это было делать «не с руки». Для «изготовления» чертежей мне предоставили, где-то «выкопанный», кульман. Я пересел к окну, отгородившись от «остального мира» этим внушительным препятствием. По окончании работы моя «диспозиция» сохранилась, что представляло собой дополнительные удобства в «уединении». Ещё после этого производственного «свершения» я снискал определённое уважение своей начальницы и руководства. За мной закрепилась репутация конструктора-проектировщика, что мне пригодилось в дальнейшем. Так следующей работой стало выполнение обмерочных чертежей одной из вентиляционных систем. Раньше я подобного не делал, но мне на помощь пришла другая моя коллега Рита Воронцова. Она ввела меня в курс дела, направив на место своей прежней работы. На улице Салова в одной из контор старые сослуживцы Риты мне продемонстрировали идентичную документацию, что позволило справиться с заданием. Так на новом месте я понемногу осваивался. …
  … Кроме трудовых будней мы уделяли, как и все трудовые коллективы страны, внимание праздникам. У нас, кроме штатных дат, не буду их перечислять, имелся дополнительный праздник, День Энергетика. Большие торжества сотрудники отмечали в складчину. Сбрасывались по определённой сумме. Женщины закупали еду, а мужчины доставляли к праздничному столу спиртные напитки. Первое время всё шло гладко. Не мешали даже и проверки, проходившие в стенах производства. Но потом объявили «сухой закон» и положение усложнилось. Расстаться с праздниками народ не мог и прибегнул к всевозможным ухищрениям. Так один раз мы отмечали один из «теплых» праздников на могилке Богословского кладбища. В обеденный перерыв дружная компания вышла «подышать воздухом». Особого внимание люди осуществляющие якобы поминки не вызвали, а трудовая дисциплина не была нарушена. Это был, конечно, очень экзотический вариант. В холодную погоду мы стали собираться на территории вентиляционных камер. Они имелись в изобилии и находились в нашем ведении. Я бы не назвал это пребывание очень комфортным, но определённая романтика и сопричастность к «подпольной работе» имела место. К малым датам относилось отмечание Дней рождений сослуживцев. Именинник обычно приносил  торт к чаепитию, а товарищи преподносили ему скромный подарок, на который сбрасывались вполне определённой суммой. Вся эта ситуация похоже показана в фильме Эльдара Рязанова «Служебный роман». …
  … Моя трудовая деятельность не оставалась на месте. Так в сентябре 1984 года меня отправили в первую дальнюю и очень ответственную командировку. Потребовалось привезти из Белоруссии оцинкованные воздуховоды для нужд производства. Подобную продукцию можно было изготовить и на месте, но плановое хозяйство создавало, если не полный дефицит материалов, то неравномерность их распределения, поэтому приходилось всячески выкручиваться, и «чесать правой рукой левое ухо». Это были, конечно, не мои проблемы, но поучаствовать в их преодоление должен был я. Руководство, как могло, мне помогало. Для начала меня отправили к заместителю генерального директора объединения. Он по телефону договорился с устройством меня в гостиницу и выделением транспорта. Взамен я должен был попутно захватить ещё какое-то оборудование  из Минска. Выслушав мой доклад, Алиппий Иванович вскользь заметил, что стараться в выполнении дополнительной нагрузки не стоит. Мало ли что может случиться с дорогостоящими приборами. Я всё это «намотал на ус». Дорога на поезде в столицу братской Республики прошла без примечательных событий. Прибыв на место, я отыскал нужного человека, который занимал довольно ответственную должность, и по его звонку устроился в гостиницу, что по тогдашним временам было не простым делом. Утром я приехал на нужное авто предприятие для обеспечения меня транспортом. В тот день свободной машины не оказалось, и девушка диспетчер после обеда отправила меня отдыхать. К этому моё руководство и я были готовы. Закупив кое-какие продукты и пару бутылочек пива, я отправился в свой двухместный номер, в котором, насколько помню, проживал один. Такое времяпровождение затянулось на целую неделю. С утра, как на работу, я приезжал в диспетчерскую автопарка и с надеждой заглядывал в лица девушек, которые «вершили мою судьбу». К концу рабочего дня ни с чем возвращался в свою «берлогу». Поскольку свободного времени оставалось достаточно много, то после работы я успел немного изучить Минск. Во всяком случае, мною были пройдены две основные магистрали города Ленинский и Партизанский проспекты. Просторная и озеленённая столица Союзной Республике мне понравилась, хотя моё сердце оставалось на берегах Невы. Кроме чистого ознакомления, я имел в уме ещё одно мероприятие. По моим расчётам Валера Омелюсик, мой товарищ по Кузь-Елге, должен был к этому времени отслужить положенный срок и вернуться к себе в Борисов. Его домашний телефон у меня имелся, но я точно не знал срока демобилизации «однополчанина», а попусту беспокоить родственников не хотелось. Промучившись сомнениями, я так и не позвонил Валере, хотя очень хотелось поговорить по телефону, а возможно и встретиться. Этот контакт был отложен на более позднее время и впоследствии так и не осуществился. Срок же моей командировки заканчивался, как и время, отведённое мне в гостинице. Я начал немного волноваться, но в пятницу моё терпение было вознаграждено. Один из водителей выказал желание съездить на выходные в Ленинград, тем более что ему был обеспечен обратный груз и «порожняком» он не возвращался. Мы с шафёром отправились в мастерские по изготовлению воздуховодов и загрузили выполненную не до конца продукцию, но этого по большому счёту и не требовалось. Важны были сами листы оцинковки. Со своим делом мы провозились до вечера, поэтому я с чистой совестью смог сообщить лицам, заинтересованным в отправке дополнительного груза, донимавшим меня целый день своими звонками, что помочь им не могу.  Благополучно закончив порученное дело, я рассчитался в «отеле» и купил обратный билет на поезд. Теоретически можно было добраться и на вверенной мне машине, но на железной дороге имелось больше комфорта. К тому же в эту ночь осуществлялся переход с летнего времени на зимние, и мне было интересно, как с этой задачей растяжки расписания справятся кудесники путей сообщения. Они её решили благополучно, и я, проснулся утром и прибыл в Ленинград в назначенный срок, не заметив увеличения дороги на час. Ещё, если не изменяет память, я успел с соседом по вагону сыграть пару партий в шахматы. В этой игре я давно не практиковался, поэтому постоянно зевал фигуры и результат был не в мою пользу. В воскресенье я, гуляя с соскучившейся женой и сыном около своей работы, видел мою машину, ожидавшую после выходных дней разгрузки. Со спокойной душой в понедельник я пришёл на работу и с гордостью объявил Алиппию Ивановичу о выполнении задания. Он, видимо поимев нелицеприятный разговор с заместителем генерального директора, выказал мне своё недовольство. Я был немного удивлён его попыткой свалить всё на меня, тогда как мной выполнялись исключительно его инструкции. Но поскольку особого «наезда» не имело место, то я решил применить своё, понемногу начинавшееся вырабатываться, правило: «Обращая внимание, не придавать значения». Но первая маленькая тень от облачка омрачила моё беспечное пребывание вблизи Богословского кладбища. Всё гладко в производственных процессах не происходит, но я настойчиво продолжал встречать «ветер перемен». …
  … Следующим моим заметным действием на поприще службы стала уже местная командировка на станцию Металлострой. Это район на границе города был «густонаселён» всевозможными складами и засекреченными научно-производственными заведениями. В своих наименованиях они имели только номе почтового ящика без указания точного адреса. В этих «дебрях» мне предстояло отыскать производство, на котором по телефонной договорённости моего начальства с местным руководством, и получить сломавшуюся у нас деталь печи высокой частоты. Причем сама печь была нужна для закалки ломов на субботник к 7 ноября. В помощь мне дали проверенного рабочего из энергетического цеха объединения. Он должен был удостовериться в подлинности нужной нам детали, так как в отличие от меня разбирался в данном вопросе. Сойдя с электрички, я с напарником отправился в расположенный не далеко от станции НИИ токов высокой частоты им. Патона или ещё какого-то выдающегося деятеля середины века занимавшегося этой проблематикой. В проходной охрана нам сказала, что у их заведения другой номер почтового ящика. На это мой товарищ «по несчастью» «успокоил» меня и сказал, что ему в молодости приходилось заниматься подобным делом в командировках по провинциальным городам и не таким, уж маленьким, но он с честью выходил из непростого положения. Приободрившись, я отправился по длинной и единственной улице Металлостроя, заглядывая во все закоулки и вопрошая заветные цифры. Примерно на десятом производстве мы, наконец, отыскали нужное место. Позвонив по местному телефону, мы связались с «доверенным» человеком и прошли на строго охраняемую территорию. Товарищ отыскал находящуюся у них в «закромах» и, как я понял, совершенно ненужную «вещицу» оставшуюся с «былых времён». Мой «эксперт» подтвердил её соответствие нашим «вожделениям». Так же бывший владелец «столь значимого» предмета, предупредил, что пронести «загогулину» официально не имеется возможности. Поэтому он «умывает руки» и, в случае чего нас не знает. Мой напарник сразу же сказал, что его консультативная часть закончена и «углубляться» в проблему  не желает. Пришлось всё «брать на себя». Деталь представляла собой обмотку трансформатора размеров достаточных, что бы укрыться почти не заметно у меня под просторным болоньевым зимним пальто, носимым мной ещё со студенческой поры. Но на проходной могли обыскать и обнаружить нарушение «контрольно пропускного режима». Это всё было, конечно, маловероятно, но определённый риск нельзя было «сбрасывать со счетов». Что бы себя немного успокоить, я твёрдо решил, что отвечать один не буду, и, в случае чего, сдам всех высокопоставленных «подельников»,  а там пусть решает советский суд «самый справедливый в мире». К счастью всё обошлось хорошо. Я беспрепятственно минул проходную, и к экстраординарным мерам прибегать не пришлось. Для себя же на будущее решил, что проявлять подобного «служебного рвения» не имеет смысла, а то можно и правда «загреметь на нары». На начальство, а особенно Алипия Ивановича, я «заимел зуб». Так «подставлять» подчиненных мне представлялось не допустимым, но ставить руководство в известность не стал. Всё хорошо, что хорошо кончается и пока менять роботу я не собирался. …
  … Жизнь ОГЭ текла своим чередом. Состав работников менялся слабо, но претерпевал определённую трансформацию. Аксёнов ушёл на пенсию, а на его место пришёл Дежкин. Человек он был мягкий и интеллигентный. К тому же данная должность, насколько я знаю, у него была «промежуточная». Его готовили Главным механиком на один из филиалов объединения, и поэтому имя и отчество этого хорошего человека «кануло втуне». Ещё наши ряды пополнились сотрудницей одинаковой с моей фамилией. Маша Мартынова имела мужем слушателя военной академии в звание полполковника. Его я, может быть, и видел то мельком. Жили они в одной из «высоток» на пересечение Кондратьевского проспекта и Бестужевской улицы. То есть добираться на работу этой приятной внешности молодой женщине далеко не приходилось. Маша была урождённой одесситкой, и у нас сразу возникла чисто дружеская симпатия. Я даже  как-то, находясь на общем «мероприятии» в нашей комнате, пошутил, что попав в гипотетическую командировку, мы бы могли бы разместиться в одном номере, как муж и жена. Инициалы, мои, и её благоверного, не полностью, но тоже как-то совпадали. Администратор впопыхах могла этой неточности и не заметить, а нам, возможно, было бы «удобно и приятно». Впрочем, на этом мой «флирт» с этой приятной без кавычек дамой и закончился. Остались только смутные впечатления. А так наш скромный коллектив других существенных изменений не претерпевал. …
  … Немного освоившись и обжившись на новом месте, я даже попытался сыскать особое расположение коллег. Один раз, находясь на торжестве у Пафомовых, кто-то из гостей развлек собравшихся эпиграммами Валентина Гафта. До этого момента я, в общем-то, симпатизировал данному актёру, но об этой грани его таланта не знал. Короткие но остроумные строки мне до того понравились, что я попробовал распространить их яд и на своих знакомых. На празднике 7 ноября продолжил опыт на сослуживцах, «продекламировав» свои «творения». Они, конечно, были далеки от совершенства, но коллегам своей «свежестью» понравились. Встретив «всеобщее одобрение», я решил и дальше на постоянной основе «радовать публику». К Новому году подготовил очередную порцию колкостей в адрес товарищей по работе. Сам присутствовать на встрече я не смог по уважительной причине необходимости быть на свадьбе подруги жены в Псковской области, и перепоручил чтение «бессмертных строк» Нине Александровне и Леониле. Вернувшись на работу, когда все торжества отшумели, я, естественно, поинтересовался у своих «поверенных», как было воспринято моё творчество. Оказалось, что до широкой публики оно доведено не было и ограничилось их личным ознакомлением. Из туманных объяснений автор понял только одно. Общественную цензуру мои вирши не прошли, и я решил на всякий случай таких попыток больше не предпринимать. Тем более что этот весь творческий процесс занимал у меня массу времени и просто «физических» усилий. …
  … Моя же «звезда» на служебном поприще начала восходить. Так вызвав меня как-то после обеда, Алиппий Иванович предложил воспользоваться моментом его хорошего настроения «удава после еды» для моего карьерного роста, и он согласится выполнить любое моё желание. Так, к примеру, я мог бы стать ответственным за газовое хозяйство всего объединения «Авангард». Постановка вопроса оказалась по-восточному витиеватой и припудренной. А главное сводилась якобы к моему собственному желанию. Но общий смысл был понятен. За всем этим увеличения зарплаты или повышения в должности я не видел, но ввиду своей не сильной загруженности согласился «загадать такое желание» и «поработать» на призрачную перспективу. Соответствующее распоряжение по отделу было подписано. Сначала некоторое изменение моего статуса особых беспокойств не принесло. Разве что дополнительно главный энергетик навесил на меня и обязанности профорга отдела. Лиде Хвощевской видимо её общественная работа «наскучила» и она «безропотно» передала мне обязанности. Я, к подобному роду вида деятельности, восторгов не испытывал, но перечить начальнику не стал из тех же практических соображений и личной скромности. «До кучи» на меня ещё нагрузили и подписку профсоюзной газеты «Труд». Её раньше получала Валя Кузнецова на домашний адрес и доставляла на работу. На прессу скидывались всем отделом. Это была своеобразная общественная нагрузка. Валя жила видимо ближе всех к месту работы, а поскольку я находился ещё ближе то и перехвати эстафетную палочку и занял «соответствующую должность», что и позволило слияние профсоюзных «нагрузок» в одном лице, которое оказалось моим. Мне пришлось идти к Ивановне на квартиру, имеющую немного неприбранный, но домашний, как и сама хозяйка, вид и, взяв квитанцию, переписать её на свой адрес. От всех вышеперечисленных изменений у меня немного закружилась голова и в прямом и переносном смысле. Я стал с вожделением ждать результата, который надеялся, в дальнейшем обеспечит рост моего благосостояния и вообще общественного положения. К сожалению мечты так и остались мечтами. Реальность оказалась более прозаической и суровой. …
  … «Гроза грянула» в виде плановой проверки инспектора Гостехнадзора. Я, как сопричастный с недавнего времени ко всему этому человек, присутствовал на данном мероприятии. По неопытности я даже и не мог подозревать о последствиях. Меня не насторожило и то, что сопровождая инспектора, инициалы забыты не из-за значимости персоны в моей судьбе, а количеством чистого времени общения,  Григорьеву на филиал в Горелово, мне пришлось заплатить штраф в три рубля на обратной дороге. Мы в город её отвозили после долгих переговоров на личной машине одного местного начальника и своих денег у того, за нарушение правил движения при переезде Канала Грибоедова между Мариинским театром и площадью Труда, не оказалось. Зато после обнародования результатов проверки, где выявилась масса нарушений, прояснилось моё незавидное положение. Опуская недочёты, не касающиеся непосредственно меня, скажу лишь о своём «аховом» положении. Я оказался во всей этой ситуации «на птичьих правах». Мой статус оказывается, должен был быть подтверждён приказом по всему предприятию, а не каким-то распоряжением по подразделению. А главное заключалось в том, что я не был аттестован подобающим образом. Моей вины в создавшейся ситуации, как я совершенно справедливо считал, не было, но «расхлебывать» пришлось мне вместе с Алиппием Ивановичем, который, как более опытный человек во всех этих делах, должен был предвидеть последствия. Преисполненный энтузиазма и беспечности я приступил к «работе над ошибками». «Исправив» допущенные нарушения главный энергетик отправился в контролирующий орган на Моховую улицу давать взятку в 120 рублей главному специалисту Козлову. Предварительная договорённость была достигнута в общении всех заинтересованных лиц, при участии заместителя главного инженера Русакова. Он то и являлся главным инициатором данной «операции «Ы». Человеком тот был переведённым с партийной работы, как я понимал, сравнительно недавно и поэтому Алиппий Иванович слегка скептически смотрел на действия своего непосредственного начальника. Кстати говоря, необходимой суммы в статьях расходов не было, и Русакову, напоминавшего мне, внешне, а не по складу характера этого в целом не плохого, кажется, человека, доктора Геббельса, пришлось отдать личные деньги, за которыми Напалков ездил к нему домой. При «исторической» встрече на Моховой присутствовал и я, для введения «в курс дела». Таким образом, проблемы Алипия Ивановича разрешились, но мои остались. Для их решения Козлов назначил мне экзамен, который должна была провести Григорьева. В назначенный день и час мы с моим начальником стали ждать экзаменатора.  Перед этим я с неделю зубрил «Правила эксплуатации газового хозяйства». Эта не очень объёмная книжечка в красной тонкой обложке пере издалась недавно, и я прибрёл её для личного пользования в магазине технической книге на Среднем проспекте Васильевского острова. Тогда я ещё и предположить не мог, что этот район станет мне «родным». А пока Григорьева задерживалась, и рабочий день подошёл к концу. Наконец уставшая и «замотанная» она достигла стен завода «Компонент». Инспекторша, и сама видимо давно не заглядывавшая в основополагающий документ, стала задавать вопросы скорее из повседневной практики, а не те к которым я готовился. Может, это было связано и с другими причинами, но разбираться мне было некогда, и экзамен мной был не сдан. У Алипия Ивановича тоже возникли некоторые сомнения в правомочности предложенных «тем», о чём он потом уточнил у меня, но спорить с представителем государственного органа мы не стали. Я сделал не утешительный вывод. Поскольку у меня имелся собственный опыт получения «корочек» на эксплуатацию «сосудов под давлением» в ЛПХО «Возрождение», а буквально незадолго до описываемых событий проводился идентичный экзамен со всеми нужными сотрудниками теперешнего места работы, мне стало ясно что, при данном раскладе и независимо от моего старания, был просто обречён на «фиаско». При «правильной» организации «тестирования» всем нет необходимости воскрешать студенческие годы и не обоснованно волновать. Всё происходит в «штатном режиме» без суеты и нервотрепки. Моя же строгая экзаменаторша посоветовала мне пойти на соответствующие курсы, чем я незамедлительно с одобрения руководства и воспользовался. Для этого отправился в район Комсомольской площади. Здание явно бывшей школы, где «квартировали» курсы, находилось недалеко от дома Серёжи Щёкина, моего однокурсника, около которого я немного погрустил, вспоминая былое, но заходить в знакомую квартиру не стал. Прошло много времени, да и находился в этом районе по другому вопросу. Секретарь в приёмной довела до моего сведения, что группа  по нужной мне теме будет формироваться не раньше весны. Я оставил свою заявку, и довольный тем, что у меня «масса» времени до возвращения в пору «школярства» со спокойной душой доложил результаты Алиппию Ивановичу, который тоже не очень огорчился. Перспектива опять «сесть за парту» в 30 лет меня уже немного тяготила. …
  … Размеренное течение дней продолжилось, хотя некоторый дискомфорт и взаимные претензии между мной и главным энергетиком пока не явственно, но наметились. Произошло некоторое «разногласие» между мной и лояльной ко мне Леонилой Кудриной. На «моих глазах» она успела получить с мужем трехкомнатную квартиру на Ириновском проспекте и развестись. Куда поехал после размена жилплощади муж не знаю, но Леонила с детьми перебралась на улицу Руставели. Это было тоже не далеко от места работы, хотя там и не ходил служебный автобус, который забирал по утрам сотрудников из «Весёлого посёлка». Поменяв «личный статус» Леонила стала чаще на перекурах мило беседовать с Сергеем Агибаловым. Это не укрылось от моего взора. Некоторая ревность или зависть к этой прекрасно гармонирующей молодой паре пробудила во мне «вспышку» глубоко дремлющих поэтических наклонностей, и я написал безобидную, на мой взгляд, эпиграмму по этому поводу. Отказавшись от массовых выступлений, как вы, верно, помните, я ознакомил с моими двумя строками в частном порядке «виновницу торжества». Звучали они так: «Налетай, подешевело. Стала свободной Леонела».  Рифма, конечно, не бог весь какая. Да и имя воспроизведено не точно, но сердце «героини» моё «творение» тронуло. Она ужасно обиделась. На следующее утро меня ждало разгромное послания тоже в стихах. На двух листах Леонила повествовала все, что думает обо мне и моём творчестве. Высказывания были нелицеприятны, и я потратил субботу и воскресенье на достойный ответ. Этому способствовало и то, что меня ни чего не отвлекало в квартире Пафомовых, которую я «сторожил» на время их отдыха в Одессе. Не сломившись Кудрина, извините за тавтологию, ответила и на него. Я за это время немного успокоился, и продолжать «сказку про белого бычка» не стал. Удовлетворившись тем, что последнее слово осталось за ней, Леонила успокоилась, хотя с ней мы стали общаться только по служебным делам, которых, в общем-то, и не было. Да и другие события отвлекли наше внимание. …
  … Неожиданно скончался Геннадий Петрович Лопатин. Саше Михееву стало не с кем наведываться на перекресток Кондратьевского и Бестужевской, но он получил должность руководителя группы, и стал заниматься всеми вопросами бывшего начальника. Наш отдел переехал с «филиала» в достроенный корпус основного здания. Теперь мы созерцали Богословское кладбище с высоты последнего этажа, и нам прекрасно был виден главный вход со стороны проспекта Мечникова. Посещать сауну организованную начальником котельной Кулиничем на территории завода «Компонент» руководству отдела стало сложнее, но зато мы могли, например, наблюдать церемонию похорон одного из последних ветеранов революции Виноградова, разговаривавшего с самим Владимиром Ильичем Лениным. Об этом эпизоде он долгое время на моей памяти рассказывал на встречах с молодёжью и пионерами. Различные президиумы так же не обходились без него. Теперь наблюдая за скорбной суетой, лафетом, воинским почётным караулом и прочими «атрибутами», среди сослуживцев помню, возник вопрос об имени усопшего. Тогда Альберт Сергеевич Беликов с серьёзным видом назвал имя Максим. Все немного удивились, так как оно ни как не ассоциировалось по отношению умершего старого человека. Альберт Сергеевич объяснил просто, приведя народную поговорку: «Умер Максим, ну и чёрт с ним». Напрямую, конечно, это выражение достойного представителя старой когорты не касалось, но косвенно говорило о нашей бренности, что соответствовало истине, и с чем было трудно спорить. Этот эпизод я отметил для себя. …
  … Переезд на новое место работы к тому же расширил степень нашей свободы. Если раньше приходя на работу, мы оставляли пропуска на проходной и получали их после окончания рабочего дня, то теперь документ оставался у своих владельцев, и не требовалось дополнительного разрешения, что бы покинуть территорию. Мы конечно, если надо было, все эти препоны преодолевали, но без них «свободнее дышалось». Как яркий пример моих ухищрений могу привести своё посещение Осельков в рабочее время. Съездить в лес за грибами я имел возможность только в выходные дни, если на грибную пору не выпадал отпуск, что случалось не часто. А мне очень хотелось предаться любимому занятию в будний день, когда конкурентов меньше, а «дичи» естественно больше. Один раз и предпринял соответствующую вылазку. После начала трудового дня я якобы отправился по делам в местную командировку, задачи которой решены были заблаговременно. Съездив домой и, переодевшись, на последней электричке перед дневным перерывом я умчался в милые сердцу места. Вознаграждение за мою предприимчивость оказалось «царским». Надо мхом излюбленного болота блестели на солнце после дождичка шляпки черноголовников. Самая большая из них имела диаметр моей малой корзины. Большую тару я не взял, так как особенно не рассчитывал на удачу, да и пора была слишком ранняя. Хотелось просто побродить по лесу без встреч с другими грибниками, а тут набрал полную корзину отборных трофеев. …
  … Так же тихо, как и появился, покинул нас Дежкин. Перед этим мы успели с ним съездить на площадь Мира и в одном из её закоулков посетили, какую-то контору, в которой подписывали бумагу о сдачи шамотного кирпича после ремонта котельной. Это действо было сущей формальностью, так как сам материал, по-моему, ни кто планомерно не утилизировал, но правила требовали соответствующей печати. …
  … Кроме чисто канцелярской работы я продолжал вникать в практическую деятельность. Этому способствовало физическое приближение к энергетическому цеху «Авангарда». Начальником в нём был Сергей Петрович Гаджиев. Он был постарше меня, но достаточно молод. В нем подкупала простота общения и деловые качества. Главный энергетик не являлся его непосредственным начальником, поэтому он держал независимую линию и сам отвечал за порученное дело, так, по крайней мере, казалось мне. Он не считал зазорным прислушиваться к мнению своих подчинённых. Так по рекомендации начальника одного из корпусов Гаджиев не слил воду из систем теплоснабжения на лето, и осенью не пришлось преодолевать дополнительные трудности при пуске. Как звали этого начальника корпуса, не помню, но он внешне очень напоминал мне моего преподавателя студенческой поры Самарского. …
  … Всю эту информацию я получал став больше общаться с «практиками», и возможно в дальнейшем и сам мог стать квалифицированным специалистом в данной области. Тогда бы я возразил руководству при постановке вентилятора большого номера в заведомо не пригодное по высоте помещение, что значительно снизило его производительность. Но неожиданно эта проблема перестала меня касаться, и всё по воли рока, который распорядился по-своему. Однажды проходя по коридору, я столкнулся с Алипием Ивановичем. Неожиданно он начал кричать на меня. К такому обхождению привычки я не имел, да и повода особого не давал. Судорожно проанализировав дома создавшуюся ситуацию, на следующий же день написал заявление об уходе с работы. Главный Энергетик, кажется, этого только и ждал. Моё заявление было принято молча. Оставалось отработать положенные две недели. Время на размышления у меня имелось, чем и занялся более в спокойной обстановке. Во-первых, была совершенно не известна причина столь резкого поворота событий. На неё я списал свои свободные разговоры среди коллег о деятельности на посту ответственного представителя за газовое хозяйство. Тайны из этого я не делал и своё отношение не скрывал. Возможно, всё это через штатных осведомителей дошло до  главного начальника, и он решил со мной расстаться. В этих своих подозрениях я «грешил» на Нимфу Дмитриевну, как главного «наушника», но она не так часто посещала нашу комнату, да и разбираться во всех этих «тайнах Мадридского двора» времени не было. Во-вторых, настала пора срочно решать свои насущные проблемы. Я ещё не терял некоторой надежды, что Алиппий Иванович образумится, и не отпустит столь ценного работника, к тому же обременённого массой общественных обязанностей. Для предания дополнительного веса своей персоне, я распространил слух, что у меня есть предложение на должность главного механика одного небольшого предприятия. Легенда имела под собой основание. У меня состоялся разговор по данной теме с папой, но это было давно. Мои ухищрения не подействовали. Должность профорга опять незамедлительно перешла к Лиде Хвощевской, а остальные нагрузки в виде подписки на газету и прочее, которое так и не стало реальностью, рассосались сами собой. Оказавшись перед дилеммой дальнейшего пути, не особенно беспокоился, так как безработицы в СССР не было, но предстояло быстро решать этот вопрос, и я пока не знал как. Положение усугублялось наличием у меня уже двоих детей. Неожиданно ко мне на помощь пришла мой непосредственный начальник Нина Александровна Выходова. Она сказала, что у супруга на работе есть вакансия, хотя при желании можно было устроиться и в отдел вентиляции этого института, в котором раньше работала сама вместе с супругом. Разбираться в тонкостях я не стал, а в «расширенный» обед смотался на Средний проспект Васильевского острова на собеседование. Меня встретил солидный по виду мужчина. Николай Иванович Выходов, в не менее внушительном здании, проводил меня к главному инженеру отдела. Александр Николаевич Смородин побеседовал со мной, и мы обо всём договорились. Мне предложили должность старшего инженера с окладом по штатному расписанию и сорока процентную прогрессивку, которая, как заверили меня, выплачивалась ежемесячно. В общей сложности выходило рублей 200, что меня вполне устраивало, да и других вариантов, честно говоря, не имелось. Я стал спокойно дорабатывать последние деньки на ЛНПО «Авангард». Алиппий Иванович, правда, попытался использовать меня, предложив выполнить «аккордную», по его словам, работу по согласованию прокладки газопровода, который вели на завод «Компонент», в надзирающих органах. Я на это дело, естественно, не «подписался», а только мысленно покрутил у виска указательный палец, показывая свое отношение к происходящему. Настаивать главный энергетик не стал, да и не мог. В качестве эпилога к своему пребыванию около Богословского кладбища скажу, что примерно через год потребовалась справка по зарплате с предыдущего места работы.  Я её заказал по телефону, позвонив туда, а вынесла мне её на проходную Леонила. Прежние обиды как-то стушевались под спудом времени, и мы спокойно пообщались, и мое спасибо за оказанную услугу прозвучало вполне искренне. …
  … Смена места трудовой деятельности послужила разворотом на 180 градусов, по моим рассуждениям, в профессиональной сфере. Это не являлось для меня «в новинку», и силы на подобное изменение курса ещё имелись. Я оказался в конструкторской группе сектора электролиза Алюминиевого отдела. В этом проектном институте это было основное профильное подразделение. Как говорил Николай Иванович: «Мы являемся закоперщиками всего процесса проектирования алюминиевых заводов». Технологи  сектора являлись, конечно, главными «идеологами», но они делали только пояснительную записку и осуществляли контроль, подписывая чертежи. А сам проект выполняли конструктора. Они то и осуществляли, собственно говоря, функцию проектирование. Строители и монтажники оборудования работали на основании нашей документации. Таким образом, сектор делился непроизвольно на «чёрную и белую кость». Всех этих тонкостей я пока не знал, а пытался как можно скорее освоить мало знакомое дело, а навыки владения карандашом и кульманом у меня имелись….
  … Коллеги, особенно те, что находились в одной со мной комнате и составляли группу, встретили меня настороженно, но без явных признаков недоброжелательности. Руководитель группы, который на тот момент ещё кажется, назывался заведующим, сам взял шефство надо мной и поручал не сложную, но нужную работу, связанную с близкими мне трубами системам пневмотранспорта и сетями сжатого воздуха, определённый навык работы с которыми у меня имелся. Так же мне поручались монтажные чертежи, на которых наше оборудование в виде прямоугольников «вписывалось» в планы строительных чертежей. Все это выполнялось в  СПД (Система Проектной Документации). Но нам приходилось делать и чисто конструкторскую работу по ЕСКД (Единая Система Конструкторской Документации). В этих системах разнились не только штампы, но и обозначение размеров. В одном случае это были стрелки, а в другом засечки. Даже карандаши, насколько я знал ещё со школы, затачивались по-разному, но этой особенностью на описываемый момент стали пренебрегать, и хоть в этом было маленькое «послабление». Так что приходилось одновременно быть и конструкторами и проектировщиками. Это накладывало дополнительные трудности, хотя и делало моих коллег «универсалами». Если вы думаете, что такой труд особенно ценили и оплачивали, то ошибаетесь. Об этом говорит тот факт, что за кульманами подчас находились люди совершенно другой сферы деятельности, ни как не связанные с данным поприщем. Но своё дело они знали, и алюминиевые заводы строились. В этом с некоторых пор стал помогать и я. …
  … Сначала к моему приходу  на данную работу весьма скептически отнёсся и главный конструктор сектора, и непосредственный начальник Николая Ивановича, Вячеслав Александрович Шрамко. Видимо в подведомственном ему подразделении имелась определённая «текучка кадров». Несмотря на его скепсис меня, решили испытать по-настоящему и отправили в командировку на ТадАЗ (Таджикский Алюминиевый Завод). К подобным командировкам я был не привычен и проявил определённый интерес. Со мной на самолёте аэрофлота отправились по своим делам Николай Иванович и Спиридонов Павел Александрович. Паша был на три года старше меня, но являлся старожилом ВАМИ, начав работать чуть ли не со студенческой скамьи Ленинградского горного института, где кончал вечерний факультет. Таджикистан он знал хорошо, так как успел поработать на тамошнем заводе несколько лет в авторском надзоре. Это «выездное» подразделение осуществляло контроль над строительством и устраняло мелкие недочёты в проектирование. Под характерные слова иностранной песенки в салоне самолёта: «… бай, бай … », мы прекрасно продремали ночь и благополучно приземлились в Душанбе. Потом на рейсовом автобусе, или на транспорте, присланной за нами, точно не помню, преодолели километров шестьдесят до городка Турсунзаде. Рядом с ним и достраивался один из  флагманов алюминиевой индустрии. Непосредственно на заводе, выписав пропуска на основание командировочных документов, отравились в бюро, где трудились наши представители. Там меня познакомили с Игорем Сухоплечевым, который на тот момент исполнял должность начальника. Паша попал в своё время на ТадАЗ вместе с Игорем, поэтому хорошо его знал, да и с Николаем Ивановичем они были «не чужие». Так что нас приветили хорошо и определили на место временного проживания. Им оказались  трехкомнатные коттеджи, построенные специально для французских специалистов монтирующих технологические краны для корпусов. По истечению надобности иностранцы отбыли на родину, а симпатичные домики стали использовать в качестве гостиничных номеров. Рядом с апартаментами росли растения, на которых зрели настоящие гранаты. Подобной экзотики я еще не видел и ужасно расстраивался, что время сбора урожая ещё не пришло, так как стоял только июль месяц. Впрочем, моё «разочарование» скрасили горячие национальные лепешки, изготавливающиеся и продававшиеся в ларьке недалеко от места нашего обитания. Их мы на ужин купили вместе с сочными южными помидорами, которые стоили рубль килограмм. Мне такая пища так понравилась, что я каждый вечер «заставлял» сослуживцев её питаться. Дело дошло даже то того, что моим товарищам при прогулке по городу пришлось под «благовидным» предлогом оставить меня и пойти полакомится шашлыками. Их организм требовал мяса и вегетарианская еда, на которой настаивал я, не устраивала. Когда наша неразлучная троица воссоединилась, мои компаньоны имели очень довольный вид. …
  … Свободного времени у нас как вы понимаете было предостаточно. Командировка была рассчитана на 10 дней, а «неотложные» дела быстро закончились, и на производстве мы появлялись в основном, что бы отоварить талоны на молоко за вредность, которыми нас снабжали знакомые по ТадАЗу Николая Ивановича. Впрочем, я немного преувеличиваю ситуацию. Бесплатный продукт нам достался раз-два, но с заводом меня ознакомили достаточно хорошо. Это касалось не только самих корпусов, но, например, и склада глинозёма, имевшего космическую сферическую форму. Находясь внутри грандиозного сооружения, с трудом можно было представить, как при пуске его в эксплуатацию, вся конструкция смогла сорвать крепёжные болты и сдвинуться сантиметров на двадцать в результате «недосмотра» проектировщиков, не учетших ничтожно малое избыточное давление от работы насосов пневмотранспорта. Потом крепление было усилено и внесены другие изменения в проект, чем занималась, кстати сказать, специальная субподрядная организация, в которой работал мой бывший начальник Юрий Анатольевич Блаер и о чём он мне рассказал при нашей случайной встрече на проспекте Металлистов. …
  … Вернёмся, однако, к основному повествованию. Загруженность у нас, как я уже говорил, была не большая, и один раз в обед мы решили освежиться в горной речке протекающей вблизи завода. Дело оказалось не таким простым. Стояла жара под сорок градусов, и подыскать в обмелевшей речушке пригодного места было затруднительно. Когда, наконец, наша троица кое-как приняли водную ванну, то оказалось, что она отошла от производства довольно далеко, и возвращаться назад не имело смысла, так что неизведанными путями мы отправились к месту проживания. Примерное направление горе путешественники знали, но дорогу преграждали всевозможные арыки. Наблюдать за процессом орошения, когда местные жители регулировали подачу влаги путём несложных манипуляций с почвой, то закрывая, то открывая русло земляными перегородками, было любопытно, но извилистый путь по «огородам» занял много времени. Добравшись до «цивилизации» мы чуть ли не залпом выпили по две кружки пива, продававшегося из бочки, такой, из которой в Ленинграде торговали молоком. Для такого «драгоценного» любому мужчине напитка в нашем городе давно служили на улице пивные ларьки. …
  … Следующей нашей вылазкой стало посещение местного селения, находившегося километрах в пяти десяти от Турсунзаде. Собственно говоря, нас интересовал поселковый магазин, в котором можно было приобрести товар, который интересовал не то Николая Ивановича, не то Пашу. Что это была за вещь или продукт и результат, я уже не помню, но прогулку по жаре Средней Азии забыть нельзя. Впрочем, это был или национальный таджикский нож или такое же оружие с кнопками, одна из которых выпускала лезвие, а другая убирала. Во всяком случае, греза о таком предмете у меня сохранилась, чуть ли до сегодняшнего времени, но в Душанбе мне больше оказии не выдалось, а в своих редких посещениях юга СССР подобная вещица мне не попалась. …
  … Все хорошее, как известно, кончается. Подходил к своему логическому завершению и срок нашего вынужденного посещения братской республики. Настало время отбывать «во своя си», как выражались наши предки. Но осуществить это, оказалось очень и очень затруднительно. Билеты на самолет было не достать, особенно учитывая летнюю пору и специфику взаимоотношений в национальных республиках. Наши другие коллеги стояли в очередях за заветным «клочком бумаги» целыми сутками. Николай Иванович принял решение идти другим путем. Приобрести  железнодорожные билеты представлялось реальным. Этим дорогой мы и пошли, хотя тут не обошлось без проблем. По словам Николая Ивановича в шестидесятые годы для командировок использовался исключительно наземный транспорт, и поскольку объекты в основном находились в Сибири, то добирались туда неделями. Потом руководство сочло, что такое использование ценного инженерного времени не рационально, и специалисты стали летать в дальние «вояжи» по воздуху. Этим своим поступком мой начальник нарушал установленные правила, но наша «команда» находилась в весьма трудном положении и мой шеф, как заместитель председателя профкома, имел определённый авторитет, то мы поехали на поезде. …
  … Купив предварительно билеты на стальные магистрали, мы командой из четырёх человек, а с нами «скооперировался» ещё один «страждущий» из города на Неве, прибыли в Душанбе на служебном транспорте. До отхода состава имелось время, и мы посетили городской базар. Там были закуплены продукты на дальнюю дорогу. Мне приглянулись местные дыни. Стоили они рубль штука в независимости от размера. В  Ленинграде данной вкуснятины ещё в продаже не водилось, и я прикупил пять подходящих экземпляров. Не успели ещё мы, толком освоится в купе, как к нам проводник «подселил» пятого пассажира. Предполагалось, что тот будет спать в багажном отсеке над входной дверью. Нарушать «национальные» традиции не имело смысла, и наш вполне «оформившийся коллектив» согласился. Как безбилетник собирался спать в месте, предназначенном для чемоданов, я не представлял, и узнать это мне не «посчастливилось». Возникла непонятная суета, и местный товарищ, куда-то последовал за проводником и больше его мы не видели. Как воспоминание о нём осталась авоська с помидорами и другой не мудрёной едой. К ней долгое время не прикасались в надежде, что хозяин объявится, но потом решили использовать. Не пропадать же добру. А испортится, в данной поездке, могли не только продукты, но и люди. И всему виной служила июльская жара под сорок градусов. Наш купейный вагон имел кондиционер. Ехать в нём было не то что бы комфортно, но сносно. Проблема заключалась в том, что на многочисленных и сравнительно продолжительных  остановках система охлаждения воздуха отключалась. Момент остановки состава  просто не возможно было пропустить, даже если не заострять внимание на это. Пот начинал «течь градом». Но все, же нам, максимально облегчив одежду, удавалось сохранять «цивилизованный» вид, чего нельзя сказать о пассажирах общих и плацкартных вагонов. В них стояла постоянная жара. Мужчины и женщины сидели в одних трусах, но готовы были скинуть и их, от этой нестерпимой «пытки». По другому назвать данную ситуацию я не мог, проходя по необходимости пару раз по соседним вагонам. Как не было летальных исходов для меня до сих пор остаётся загадкой. Когда поезд  стал преодолевать территорию Кара-Кума и прочего положение не улучшилось. Немного спасала ночная прохлада. Днем же по пути следования безрадостную картину пустыни скупо дополняли останки верблюдов встречавшиеся то тут, то там. Проезжая поздним вечером станцию рядом с Каспийским морем на остановке вагон посетили продавцы сушёной рыбы. Мои попутчики хотели «побаловаться» ей с пивком, но цена на удивление не устроила. Пришлось отказаться от затеи. …
  …  Наконец преодолев всю экзотику средней Азии, мы оказались на исконно русской земле. Переехав по мосту через Волгу прибыли в Волгоград. Там остановка была не долгой и по имеющейся на некоторых станциях традиции подцепили тепловоз с другого конца, и как бы поменяли направление движения. Но это была только видимость. На самом деле поезд мчался к Москве. При осуществлении замысловатого манёвра, я успел из окна вагона посмотреть на Мамаев курган с памятником Матери Родины и корпуса ВАЗа (Волгоградский Алюминиевый Завод). На одной из станций расположенной поле города-героя, я купил ведро спелой вишни вместе с тарой по «смешной» цене. За всё мной было заплачено семь рублей. Так что на вокзал столицы я прибыл весьма обременённый багажом из фруктов. Она нас встретила не очень гостеприимно. Проводилось очередное мероприятие по приёму иностранных гостей, и город был «зачищен» от нежелательного элемента, а заодно это касалось и простых граждан страны проезжавших транзитом. Так что посмотреть красоты Москвы не удалось, да и времени не имелось. До Ленинграда наша дружная компания доехала без приключений. Там мама сварила вкусное вишнёвое варенье, а дыни отправились в Эстонию, где проводило лето моё семейство. …
  … Приняв «боевое крещение», я продолжил преодолевать испытания судьбы. Николай Иванович ушёл в отпуск на месяц собирать грибы и ягоды. Что бы на этот период занять меня, каким ни будь делом, а до этого момента я находился, как новый сотрудник исключительно под его опекой, он предоставил мне возможность выполнить рабочие чертежи по модернизации ошиновки объекта №8 КрАЗа (Красноярский Алюминиевый Завод). Номер корпуса я не помню точно. По соображениям секретности на данном заводе одно и то же здание имело разную нумерацию объекта и корпуса. Это видимо делалось для того, что бы запутать вражеских шпионов, да и вся работа нашего учреждения носила секретный характер, хотя я и не помню процесса подписки о не разглашении государственной тайны и первый отдел меня как-то не беспокоил. Как бы то ни было Анатолий Анатольевич Иткин, а официально Анцель Анцельевич, занимавшийся в секторе вопросами транспорта в должности руководителя группы, снабдил меня расстановкой электролизёров. Николай Иванович дал для образца альбом чертежей предыдущей работы и отправился отдыхать, особенно  ни на что не рассчитывая. Я же, воспользовавшись предоставленной мне свободой, начал спокойно и планомерно разбираться в «хитросплетениях» не знакомой дела, и за отпущенный месяц выполнил его на удивление пришедшего после отдыха наставника. Будучи опытным человеком и предвидя все «подводные камни» Николай Иванович поручил проверку, обязательного элемента процесса проектирования, Геннадию Михайловичу Азиатскому. Тот занимался этим делом в должности ведущего инженера отдела по конструированию самих электролизёров, но иногда помогал и «смежникам» по «старой дружбе». Раньше этот отдел входил в наше подразделение на правах сектора. Геннадий Михайлович был из бывших беспризорников и получил свою фамилию, да, наверно и имя с отчеством, в детском доме согласно своей внешности. Товарищ он был предпенсионного возраста много повидавший. Поэтому свои обязаннлсти выполнял не спеша, впрочем не менее положенных четырех листов формата А1 в день. Мой «труд» имел большой объем в этих единицах измерения и, чего «греха таить», множество ошибок связанных с неопытностью «автора». На устранение «погрешностей» у нас с контролёром ушло два месяца, что, в это число раз, превосходило время непосредственно моей работы. Мы чуть было не сорвали сроки, но нашли в себе силы довести дело до «победного конца». После этого моя «продуктивность» была оценена, и я через некоторое время стал основным инженером выполнения данной работы в нашей группе. Хотя такой должности не было, и свой «статус», я поменял не так уж скоро. …
  … Мои успехи не «оставили равнодушными» и коллег. Так Валентина Павловна Печникова стала при мне вслух выказывать свое недовольство Выходову моим чрезмерным «возвышением». Она, как работник, трудящийся в институте  «сызмальства», считала, что я не по праву получил должность такую же, как у неё, а была она тоже старшим инженером. Не разделяя её мнения, мне казалось что, уступая ей, может быть, в «компетенции», я раза в три превосходил в «производительности», и поэтому ко всему относился спокойно и в «жаркие» дискуссии между начальником и подчиненной не вступал, хотя испытывал некоторую неловкость ситуацией. …
  … Другая моя коллега Наташа Горяева, до моего прихода выполнявшая вещи соответствующие моей  работе, явного недовольства не проявляла. Вообще «девочка» она была умная и лёгкая в решении практических вопросов. Ей не составило труда разобраться в сложившейся ситуации. По моим соображениям она, надеявшаяся сделать достойную карьеру, поняла что «конкурировать» со мной бесполезно и по любимой своей присказке о всяком окончании рабочего дня, закрыла рот и поменяла место работы, перейдя в другой организации на должность руководителя группы. Это я рассказываю сейчас, а тогда задумываться обо всём этом не имелось времени и желания. Новая и интересная работа захватила меня «полностью и без остатка». …
  … В нашу группу ещё входила Наталья Александровна Уголкова. Она имела должность техника-конструктора. То есть высшего образования у неё не имелось, но сотрудник она была опытный и с успехом выполняла чертежи деталей ошиновок и другую работу «попроще». Жила она в доме квартала расположенного между Наличной улицей и Морской набережной между универсамами находящимися на правом берегу речки Смоленки. Муж у неё имел звание подполковника и научил хорошо стрелять взрослого сына, занявшегося этим видом спорта. Это всё что я успел узнать про Наталью Александровну за то непродолжительное время, что работал с нею вместе. Причину её ухода назвать не могу, но что в том не моя «вина», это точно. …
  … Последним членом нашего небольшого коллектива, по порядку моего перечисления, но не по «значимости личности», охарактеризую Нину Александровну Оськину. Человек она была примечательный во многих отношениях. Работать в ВАМИ Нина Александровна стала после окончания техникума, а, может быть, и раньше. За продолжительное время нахождения в стенах института головокружительной карьеры не сделала, но успела выйти замуж и родить мальчика и девочку. Потом рассталась с мужем и получила двух комнатную квартиру на первом этаже дома по Наличной улице рядом со станцией метро Приморская, но на другой стороне Смоленки. Всё это было не просто сделать, так как Нина Александровна выдающимися внешними данными не отличалась, и, например, при бракоразводном процессе, симпатии девушки делопроизводителя, по словам самой Оськиной, были на стороне мужа. Однако, алименты на содержание детей были присуждены и жилплощадь получена. Такое же упорство и настойчивость Нина Александровна проявила и в воспитание детей. Сын окончил близлежащую тридцатую физико-математическую школу и поступил на соответствующий факультет университета. Младшая дочь пошла по стопам брата и проделала этот же путь только парой лет позже. Всё это тем удивительней, что сама мама Бори и Юли особым пристрастием к науке не отличалась, да и в своей производственной деятельности, мягко выражаясь «звёзд с неба не хватала», а в её чертежах было столько «неточностей», что Николай Иванович только «хватался за голову» и метал «громы и молнии». Не стоит думать, что при этом Нина Александровна была ненужным совсем работником. При отправлении проекта на объект требовалось приложить к нему чертежи всевозможных дополнительных инструментов нужных на производстве и разложить уже всю документацию по порядку в девяти экземплярах. Тут Нина Александровна со своей скрупулёзностью была незаменима и буквально священнодействовала. Мы с ней испытывали друг к другу чувство взаимного не афишируемого уважения, и я, имея детей двоечников, где то в «глубине души» немного завидовал «белой завистью» этой несгибаемой маленькой женщине. Хотя и она отдавала честь моему уму и узнавала мое мнение по некоторым вопросам. Так, например, когда её сын рано женился, она поинтересовалась у меня, кто выбирает себе пару мужчина или женщина. Я со свойственной молодости беспечностью, немного подумав, назвал сильную половину человечества, наверное, частично не согласуясь с мнением сомой спрашивающей. В прошествии времени я немного бы скорректировал свою формулировку. Выбирает, конечно же, мужчина, но из числа женщин, которые выбрали его. У меня как всегда «хорошая мысля, приходит опосля». … 
  … Я быстро переключился с реконструкции старых корпусов на строительство СаАЗа (Саянский Алюминиевый Завод). Если в проектировании третьего и четвёртого корпусов я принимал участие на окончательном этапе, то пятый и шестой корпуса уже стали моими полностью. Работая над этим объектом, я в основном окончательно ознакомился со всем процессом проектирования. Он состоял в том, что всё начиналось с составления объёмов работ предстоящей стройки года за два до получения окончательных чертежей. Это делалось для того, что бы Госплан включил нужные материалы в свою документацию. Для этого Николай Иванович писал расширенную Спецификацию Оборудования, ориентируясь на предыдущий объект с увеличением цифр на 20%. Этим он занимался собственноручно, не доверяя даже мне, когда я полностью овладел «процессом» проектирования, как та кошка, которая воспитывая маленького тигра, не научила его только одному. Малыш не умел лазить по деревьям. Это приёмная мама предусмотрительно сделала на всякий случай, для обеспечения собственной безопасности, когда «пасынок» вырастет. Так что данное «творчество» стало основной реальной работой начальника в группе, за исключением общего руководства. Остальное время Николай Иванович посвящал общественной деятельности. Впрочем, меня такое положение вещей устраивало и не тяготило. Однако продолжим ознакомление с процессом проектирования. Далее в течение этих двух лет выпускалась, на всякий случай, проектная документация взятая так же с предыдущего образца, и это происходило, по крайней мере, раза два. За это время испытывались опытные группы электролизеров на других объектах. Наконец выбранное оборудование примерно за полгода до сдачи проекта попадало в окончательные чертежи. В них входили опытные участки для последующих «трудовых свершений. Теперь вы должны понять, я с коллегами от безработицы не страдал, и слова Николая Ивановича об отдыхе и повышении собственной квалификации на учебных курсах, после сдачи очередного проекта, так и оставались словами. …
  … В нашем секторе, почти как у космонавтов, имелась запасная конструкторская группа, располагавшаяся в комнате напротив. Из её двух окон открывался вид внутреннего двора института, тогда как мы могли обозревать сад Василеостровец. Но не это главное, а, то, что проверку чертежей мы выполняли в основном друг у друга. Это и делало наше сотрудничество сродни с дублированием покорителей космоса. Руководила соседним родственным коллективом Галина Павловна Лебедева. Сверстница Николая Ивановича прониклась ко мне симпатией, когда проверяя мои ранние «опусы», «очаровалась» моим умением аккуратно заклеивать «бракованные» участки чертежей чистой бумагой и проводить новые линии. Это позволяло избегать «грязи» от применения ластика, особенно в местах изобилующих карандашными линиями. Я ответил взаимностью, и на мои взаимоотношения с этой уважаемой и знающей женщиной ни когда не набегало даже «маленькое облачко». Из скудных личных сведений могу сказать, что Галина Павловна растила сына, по-моему, Кирила. Этого рыжего юношу я видел только раз, да и то мельком. …
  … Ещё мою работу проверяла «правая рука» Лебедевой старший инженер Алла Алексеевна Зыкова. Она была моложе Галины Павловны и в «матери» мне не годилась. В отличие от старшего инженера родной группы чувства конкуренции ко мне не имела и относилась довольно приветливо и по-товарищески. С мужем они давно расстались, и Алла Алексеевна помещалась с семьёй дочери в двухкомнатной квартире Купчино, воспитывая внука. К зятю относилась «прохладно», но будучи человеком позитивным, ни с кем особенно не конфликтовала. Рядовыми во «взводе» Лебедевой служили Галина Ивановна Осьмехина и Наталья Гариевна Лойконнен. Галина Ивановна была чуть постарше, а Наташа моей ровесницей, поэтому опыта им было не занимать. Нам с Валентиной Павловной проверять их чертежи не составляло труда, что не гарантировало избавления от ошибок, но это, впрочем, для конструкторского поприща нормально, и не является чем-то «из ряда вон выходящим». Хотя наши комнаты находились рядом, но представляли собой «отдельные государства» и из скудной информации мне было известно о Наташе и Галине Ивановне, что жили они с мамами и своей половиной пока не обзавелись. Если у старшей из них Осьмехиной были проблемы со здоровьем, то моя сверстница Лойконнен находилась в «сонме» невест отдела и надежд на счастье не теряла. Личная жизнь коллег меня интересовала мало, и я довольствовался их деловыми качествами, которые не позволяли в себе усомниться. Поскольку помещение группы Лебедевой имело просторную площадь, то там еще находилось пару конструкторов, из какого-то смежного подразделения Алюминиевого отдела, но с ними по работе я не общался, и плохо их помню, да и в скором времени они перебазировались в другое место. …
 … Вторая половина сектора состояла из технологов, которые занимали две проходные комнаты рядом с комнатой Галины Павловны. В малом отсеке этого пространства, кроме непосредственного начальника, Николая Ивановича и Галины Павловны, Вячеслава Александровича, «господствовал» начальник сектора электролиза Игорь Кириллович Цыбуков. Крупный мужчина с рыжими волосами и внешностью ничуть не претендующей на звание красивой. Но это не смущало его в поведение с женщинами и подчинёнными. Первых он не чурался, по словам Валентины Павловны бывшей с ним по молодости в командировках и имевшей настоятельный наказ не распространять компрометирующую информацию на женатого коллегу, тогда ещё не такого большого начальника. Ко вторым относился тоже без особого чувства стыда, что позволяло «железной рукой» распределять всевозможные премии, не забывая себя, но и без злопамятности на возмущение со стороны подчинённых. Всё это делало Цыбукова вполне приемлемым руководителем. По чисто деловым качествам он, по словам некоторых сотрудников, о которых расскажу позже, представлял собой целую эру в развитие алюминиевой промышленности страны, как, например, его предшественник некто Руль, которого я не застал «по уважительной» причине. С этим мне трудно спорить, да и не в моей компетенции. Институт ВАМИ являлся монополистом в своей области, а наш сектор был профильным подразделением ведущего отдела. Так что его начальник в известной мере отвечал за всё, что творилось в данном направлении индустрии. …
  … «Правой рукой» Игоря Кирилловича и «главным идеологом» всей работы сектора был Николай Павлович Буткевич. Он занимал одно помещение с начальником и от его «ока» не ускользала не одна неточность в чертежах, когда он подписывал их. В годы войны, будучи ещё мальчишкой, Николай Павлович избежал смерти от карателей, когда те пришли в родное белорусское село и подожгли амбар, куда согнали жителей. Ребёнку, одному из немногих, удалось выбраться из охваченного пламенем строения. Это, наверное, наложило свой отпечаток на дальнейшее развитие подростка. Вместе с упорством в учёбе и труде он представлял собой немного педантичного человека и в общение с женщинами несколько не «от мира сего». Это, однако, не помешало ему жениться и родить дочь. С женой они, правда, потом разошлись, но девочку он любил и продолжал заботиться о ней. Второй раз повторить попытку налаживания личной жизни Николаю Павловичу не удалось, и тому виной нескладный характер. Так однажды одна из сотрудниц пригласила Буткевича на встречу вдвоём Нового года. Что может быть романтичнее после просмотра фильма «Ирония судьбы, или с лёгким паром». Но Николай Павлович явился на праздник с бутылкой водки завёрнутой в газету. Как вы понимаете, это не разожгло соответствующих чувств «избранницы» и история логического конца не имела. Эти сведения мне сообщила всё та же Печникова, со слов «участницы событий» являющейся ей приятельницей. От Валентины Павловны я узнавал много интересного о частной и общественной жизни института, «ходячей энциклопедией» которой она являлась, а с Николаем Павловичем мы ни когда не конфликтовали даже по производственным вопросам. Сориться с хорошими людьми, не в моих правилах. …
  … Ещё один стол в этой комнате занимал главный специалист Смыслов Владимир Викторович. По должности формально он был выше Буткевича, но так как курировал старые производства, которые время от времени приходилось «латать», то своей должностью не «чванился», хотя периодически спорил с Цыбуковым, которого по компетенции считал, по крайней мере, «ровней себе». Я всеми делами, связанными с «древними» пятидесятыми годами, не занимался, поэтому со Смысловым контактировал редко, и о его деятельности был мало осведомлён. Знал только, что ещё он занимается вопросами, связанными с производством алюминия высокой и сверхвысокой чистоты. Этот материал получался соответствующей дополнительной «перегонкой» обычного алюминия на отдельных участках или производствах. Об этом я был не осведомлен, так как все сведения представляли «страшную» государственную тайну и сами материалы использовались редко и в не больших количествах. Обо всём этом я узнал от Вячеслава Александровича позже, когда мне пришлось «каким-то боком» заниматься данной проблематикой. Он образно сравнил данный продукт с колбасою полу копчёной и твёрдого копчения, а сам процесс, добавлю от себя, напоминал вторичную перегонку самогона, до получения 96 процентного спирта. …
  … Плавно переходя к обитателям проходной комнаты технологов, скажу, что помогал Смыслову в его работе Сергей Анатольевич Веприков. Он имел должность  ведущего инженера и выполнял «черновую» работу. По тем же причинам, что и с его руководителем, с Сергеем мы общались редко, но я, понемногу узнал, что он женат, имеет двоих сыновей и с родителями, жившими на Васильевском острове в доме, первый этаж которого занимал ЦФТ (Центр Фирменной Торговли), был в сложных отношениях. По слухам они не очень одобряли выбор сына, который, однако же, получил жильё с окнами, выходящими на улицу Кораблестроителей, и я теоретически мог видеть Сергея на другой стороне магистрали из своего окна. Ещё Веприков, будучи тремя годами старше меня, отрастил окладистую бородку, как у Николая I, что прекрасно гармонировало с его флегматичным характером. …
  … В этой же комнате размещались Валентина Фёдоровна Булышева и Галина Ивановна Климова. Они имели должность руководителя группы, хотя не одного подчинённого не имели и всю работу осуществляли единолично. Они писали пояснительные записки к проектам конструкторов и в качестве «надзорного органа» визировали их, разделяя свою долю ответственности. Валентина Фёдоровна в свое время окончила школу и ВУЗ с красным дипломом и продолжала оставаться отличницей в дальнейшем. Она служила образцом уверенности в себе не только на профессиональном поприще, но и в повседневной жизни. Была замужем и имела дочь, а её семья жила рядом с институтом на улице Шевченко. Сведений о Галине Ивановне у меня было ещё меньше, так как она, находясь в долгосрочной командировке, занималась авторским надзором на СаАЗе и в родной город посещала «урывками». Мне было известно, что у неё есть взрослый сын, который даже одно время работал в нашем секторе, но это было задолго до моего появления в ВАМИ. А так по деловым качествам и учитывая вообще харизму, Галина Ивановна мало в чём уступала своей коллеге, а по некоторым пунктам и превосходила. …
  … По словам коллег в «сибирскую ссылку» Климова попала не сразу. Первоначально туда должен был отправиться ведущий инженер Сергей Гоби. Отчество моего сверстника память не сохранила, да и вместе мы проработали не очень долго. Серёжу подвело его пристрастие к пагубной привычке, проявленное не вовремя. Как результат, не он отправился повышать должность, а другая. На тот момент они, кажется, с Галиной Ивановной находились на одной ступени карьерной лестницы. Пристрастие к спиртному Сергей, не сделав соответственных выводов, не оставил, хотя лично я ни чего подобного за этим интеллигентным молодым человеком с приятной внешностью на рабочем месте не замечал. Однако случился прогул без уважительной причины, хотя нарушитель его объяснял попаданием под лед Финского залива во время зимней рыбалки. Начальство ему не поверило, и Гоби не заметно исчез с моего «горизонта». …
  … Вторая комната технологов, как я уже сказал, была просторная, и в ней ещё размещались группа «транспортников». Возглавлял её формально, по моим ощущениям, Анатолий Анатольевич Иткин, но Нина Васильевна Гусева второй участник этого обособленного «товарищества» имела идентичную должность и даже не меньший авторитет. Поэтому транспортные дела они вели на равных. Закалила Нину Васильевну молодость, проведённая в изыскательских партиях. Там молодая выпускница ВУЗа, обременённая определённой ответственностью, имела даже личное оружие, но не для воздействия на подчинённых, а для защиты от медведей и других хищников, водившихся в изобилии на глухих местах трудового поприща. Впрочем, случаев применения винтовки, по признанию самой Нины Васильевны, не случилось ни разу, хотя это и могло бы внести определённые краски не только в её рассказ, но и в моё повествование. С нынешней работой Гусеву дополнительно связывали и «цепи Гименея», так как Нина Васильевна являлась второй, по порядку перечисления, а не по значению, женой Азиатского. Ходили целые легенды по коридорам института, доведённые до моего сведения всё той же Валентиной Павловной, как «романтично и в муках со слезами» образовывался данный союз. Геннадий Михайлович на тот момент достаточно давно оставил первую супругу. Нина Васильевна тоже была свободна. Но зрелый возраст «любящих сердец» привносил определённые сложности во взаимоотношения. В конечном итоге всё уладилось, и один раз сев в трамвай с неразлучной парой, я наблюдал картину, как Нина Васильевна коршуном оттесняла гражданку, толкнувшую в сутолоке драгоценного мужа. Во мне это вызвало умиление. Надо отметить, заканчивая рассказ о наших «транспортниках», что со службой и Иткина связывали дружеские, без кавычек, чувства к Алле Алексеевне Зыковой. Их часто можно было видеть беседующих вместе. Иных сведений у меня не имелось, хотя они и не возбранялись, учитывая свободу от других обязательств товарищей по работе. …
  … Сравнительно недолгий период кабинет технологов занимала Ира Свердлова. В секторе она работала изрядно, но всё ещё оставалась «молодым специалистом», хоть не броской, но привлекательной наружности. Но не это особенно заботило ещё не ставшую увядать девушку, а, видимо, личная жизнь и тщательно скрываемое желание той под маской скромности. Предполагаю, что «разрешить вопрос» помогли поездки в подшефный совхоз, и вы очень удитесь такому совпадению, «Фёдоровское». Да моя проектная организация помогала летом и осенью в уборке урожая в не безразличном мне пригороде Ленинграда. С двоюродным братом во время этих «вылазок» не встречался ни разу, поэтому могу рассказывать о данной местности в разных частях повествования свободно порознь без нарушения «каймы». Да и «географические» места совхоза разных целей посещения отличались. Если при встрече с Малаховым в основном мы отдыхали, ограничиваясь жилыми строениями самого поселка и подсобными помещениями, то при трудовой деятельности я досконально изучил поля хозяйства по обе стороны дорог от Глинок до Фёдоровского, и от него до Аннолово. Во время прополки моркови и срезания кочанов капусты было немало пролито пота на скудную неплодородную землю. Так вот в один прекрасный момент я стал замечать «тесное» общение Иры со Шрамко. Возможно, это можно было видеть и на работе, но технологов я посещал не часто. Мои наблюдения вскоре «разрешились» «неравным» браком. Разница в возрасте была существенная, что не помешало Ирине в скором времени уйти в декретный отпуск и родить мальчика, которого Вячеслав Александрович называл «электролизёром», чтобы отвязаться от назойливых расспросов коллег о имени малыша. На самом деле мальчика нарекли Борей. По уходу за ребёнком женщинам предоставляли возможность отдыхать на тогдашней стадии социализма до трёх лет, и Ира Свердлова к нам в коллектив больше не вернулась. Ребенок требовал не только заботы, но и материальной поддержки, чего зарплата рядового инженера обеспечить не могла. Это моё предположение…
  … Ну и последним жильцом помещения технологов был Марк Цейтлин. Фамилию назову условно, так как она у меня «выветрилась». Причуды человеческого мозга. Например, фамилию Миши Верховского друга и однокурсника Марка помню, хотя он и не работал в нашем отделе, а работавшего «бок обок» сотрудника нет. Возможно это связано с тем что отец Миши работал в ВАМИ ГИПом, но и того я не разу не видел. Как бы то ни было, а шатен с веснушками производил приятное впечатление и «с товарищами по работе поддерживал хорошие отношения», как писали в характеристиках фильма «Семнадцать мгновений весны». Как на самого молодого работника, на Марка возложили самую труда затратную работу. Он занимался расчётом магнитных полей и тока распределения электролизёров. Процесс ответственный, но нудный большим количеством вариантов и самих электролизеров. Марк этим занимался «от зари до зари» не поднимая голову, и более опытные коллеги не посвящали его ни во что другое, даже если бы хотели, а молодой специалист этого, наверное, очень желал. По крайней мере, у меня складывалось такое впечатление, хотя я и не эксперт «человеческих душ». Ну, вот с ближайшим окружением и первыми шагами в освоение неведомого дела вас познакомил. …
  … Год пролетел не заметно. Так как с уходом Горяевой и Уголковой образовались вакансии то Николай Иванович,  видимо, стал  задумываться об устранении «брешей». Его, как и в случае со мной, выручила жена. Один раз вечером мне неожиданно позвонил Сергей Агибалов и поинтересовался моим новым местом работы на предмет его перехода туда. Я пребывал в хорошем расположении духа и как «на духу» поделился своими славными ощущениями от теперешнего своего положения. Это соответствовало действительности и перспектива появления «старого знакомого» меня искренне обрадовала. И она не заставила себя ждать. Кульман Сергея занял своё место у окна в углу напротив моего. Здесь стоит рассказать о расположении наших рабочих мест. Входная дверь находилась не посередине комнаты, а была смещена вправо. Оставшееся малое свободное место занимал специальный комод, в котором хранились листы ватмана. К нему компактно примыкал рабочий стол и стул руководителя группы. Николай Иванович не обладал отдельным пространством, как начальник подобного подразделения в кинокартине «Самая обаятельная и привлекательная», а находился в «гуще народа». Напротив него находился стол, стул и чертёжная доска Валентины Павловны. Около них находилось идентичное место Нины Александровны. Другой угол этого ряда, как я уже отметил, занял Агибалов. Поначалу у меня было просторно, но потом пришлось потесниться. Шкаф около входной двери слева с подручными документами, где у нас хранились альбомы выпущенных работ, развернули и «подвинув» меня, место заняла Сусанна Михайловны (Мамиконовна) Гарифулина. Она имела армянские «корни» и носила фамилию умершего давно мужа работавшего в нашем институте слесарем-сантехником. Имея среднетехническое образование, Сусанна Михайловна перешла к нам в группу из технического архива, где занимала уважаемое, но мало оплачиваемое положение, для получения перед пенсией более высокого денежного вознаграждения, которое могло рассчитываться за последний год перед уходом на заслуженный отдых. Во всём этом и помог ей Николай Иванович её давний знакомый. Тем самым наша комната заполнилась под завязку, а шеф заимел приятного во всех отношениях работника ещё не забывшего навыки молодости, а в коллективе установились, если не сердечные, то вполне деловые взаимоотношения. …
  … Теперь можно немного поговорить и о досуге именно на «производстве». К первому запоминающемуся событию институтского масштаба, можно смело отнести новогоднюю ёлку в стенах родного заведения, которая для сына стала первой в жизни, когда он стал школьником. На неё Лёшу доставил дедушка с площади Калинина. О впечатлениях основного посетителя не берусь судить, но сама обстановка и здание, в котором его не пустили дальше вестибюля, так как в актовый зал мальчика уже вёл я, произвели неизгладимое впечатление на моего папу. В личном разговоре об этом он и сообщил мне, что вызвало чувство некоторой сыновней гордости. В остальном от праздника мне запомнились лишь настоящий, хотя и не крупный, медведь, встреченный мной и ждавший, или уже закончивший свое выступление, на лестничной площадке, когда я этот день направлялся в столовую. …
  … Кроме больших праздников, которые отмечались традиционно за столом при запертой двери, мы умудрялись отдыхать и в рабочие дни.  ВАМИ, представляющее собой букву «П», делилось на две примерно равные половины. Левую от входа часть строения занимал проект, а правую - научные подразделения. Кроме центральной лестницы, расположенной посередине, имелось две боковые. Наша вела кроме всего прочего в столовую, которая находилась на первом этаже. «Научная» лесенка заканчивалась аналогично расположенным «Кафе». Из-за дальности и отсутствия необходимости его я не посещал, а ограничивался ближайшим местом общепита. Там кормили вполне сносно и быстро, что являлось не маловажным фактором, так как, наскоро покушав, можно было использовать обеденное время для проведения шахматных турниров, которые проводились в нашей комнате за столом Николая Ивановича. …
  … Таких «точек» в ВАМИ было несколько, и они использовались попутно для тренировок перед большими институтскими соревнованими, о которых я поначалу не подозревал. Однако скоро занял подобающее моему первому разряду положение. Играли с часами в блиц на вылет. За обед успевали сыграть несколько партий. Не принимавшим участие в данной партии не возбранялось активно подсказывать играющим, что позволяло вовлекать в игру большее количества народа, и делало её более привлекательной. Часто активные подсказчики приводили своими стараниями одного из игроков к аховой позиции, и дальше предлагали самому выпутываться из создавшейся ситуации, что было уже безнадёжно. При этом «шуме» моё превосходство в классе над товарищами несколько «нивелировалось», и я побеждал не всегда, хотя соперники у меня были достаточно сильными. …
  … Теперь настала очередь поговорить и о моих друзьях-противниках. Здесь хозяин предоставляемого места не являлся главным. Начать стоит с Виктора Михайловича Чивикова. Раньше он даже работал одно время под началом Николая Ивановича. Но потом пошёл на повышение в соседний сектор газоочистки и стал там возглавлять конструкторов. Видимо это изменение произошло не так давно. Оськина, наверно по привычке, постоянно путала моё отчество, называя меня Михайловичем. Я не обижался на неё за это, входя в положение. Наши комнаты располагались рядом, поэтому нет ни чего удивительного, что Виктор Михайлович был у нас постоянным «гостем». Играл он в силу второго разряда, что делало его второй доской нашей отдельческой команды. Являясь разносторонним спортсменом, Чивиков ещё играл за отдел и в баскетбол. Николай Иванович, не отличающийся подобными талантами, в шахматах же приближался к «мастерству» Виктора Михайловича, но занимал только третьем место, что было вполне почетно. По условиям соревнований в команде должна была присутствовать женщина. Эту функцию выполняла Галина Ивановна Климова, но с нами совместно она не тренировалась, предпочитая в обеденное время заниматься другими делами. Судить о её квалификации я не могу, учитывая то, что женские шахматы имеют свои особенности и силу на порядок меньше мужских, но Климова приносила довольно много очков, когда приходила после трудового дня на «ристалища». Забегая немного вперед, стоит дополнить, что запасным игроком нашей организовавшейся команды стал сам Вячеслав Александрович Шрамко, хотя наш «кружок» не посещавший, но тоже умевший передвигать шахматные фигуры. В своё время в комнате технологов имелись свои любители этого дела, но об этом попозже. …
  … Ещё наш «круг по интересам" посещал Павел Александрович Тенилов. Он был выходцем из нашего сектора, где раньше работал технологом. Потом его перевели в ГИПы. В шахматы он играл не очень сильно, но любил присутствовать в качестве зрителя. Из воспоминаний Николая Ивановича, я узнал, что в своё время его сделал знаменитым в «местных масштабах» выигрышный лотерейный билет. По нему он стал владельцем автомобиля «Запорожец». Такое событие считается большим и редким не только по тогдашним временам, но и в наши дни. Впрочем, воспользовался Тенилов самой «вещью» или взял выигрыш деньгами точно не скажу, так как этим особо не интересовался. А так Павел Александрович расточал импозантность и интеллигентность своей аккуратной бородой. …
  … Другие посетители комнаты Выходова представляли иные отделы. Например, Алексей Иванович Полежаев работал Главным специалистом Глинозёмного, если не изменяет память, отдела. Мужчиной он был поджарым и педантичным при достаточно высоком росте. Ходили целые легенды из уст Нины Александровны Выходовой о его взаимоотношениях с её подругой Ирой Эпельбаум во время длительной совместной командировки ещё при живой жене. Когда же супруга Полежаева умерла, то он сказал, освобождая плательный шкаф от женских вещей, что ими мебель больше не заполнится ни когда. Так ни чем и закончилась романтическая история, а Эпельбаум была женщиной запоминающейся и иногда мне согласовывала «СО», вместо своего начальника в Отделе оборудования. …
  … Не менее сильно владел шахматным искусством Владимир Тихонович Протасов. Он спускался к нам с пятого этажа, где располагался его строительный отдел, в котором он занимал должность руководителя группы. Высшего образования у него, как и у моего начальника не было, но они оба являлись знающими специалистами своего дела. Владимир Тихонович родился немного раньше Николая Ивановича, поэтому успел немного повоевать в конце Великой Отечественной войны. Рост Володя имел за сто восемьдесят сантиметров, пусть и с не большой прибавкой, поэтому ему легко удалось в военкомате записаться на службу, накинув дополнительный год. А так юноша пробыл всю блокаду в Ленинграде вплоть до снятия. Через некоторое время после того как мы с Протасовым стали соперниками за шахматной доской, выяснилась ещё одна связь объединявшая нас. От Николая Ивановича Владимир Тихонович узнал, что я живу в сороковых корпусах на площади Калинина. По дороге к станции метро Василеостровская, куда я шел на трамвай №6, Протасов неожиданно подошел ко мне и сообщил, что блокадные дни провёл в соседнем корпусе №10. Я с «земляком» разговорился, и он поведал о голодном житье-бытье. Мне запомнились его рассказы об удачной «оказии» достать половину собачьей «туши» и о визите к родному дяде, где тот на кухне варил крысиные хвостики. Эти истории «гармонировали» с повестью Вадима Кушнера «Сестра печали». Там главный горой так же преодолевал голод остатками мирной поры. Сначала он получил, от находившегося на фронте дворника их дома, письмо о хранящихся у того в каморке отрубях в мешке. Потом он вспомнил о своей привычке закидывать на антресоль опорожнённые банки из-под сгущенного молока. Остатки высохшего молока стали тоже неплохим подспорьем, и всё это позволило преодолеть суровое время. Эти художественное и реальное событие так перемешались в моём воображении, что мне явственно видится, как юный Володя бросает пустые банки на козырёк над дверью парадной. Так литературный и живой герой выжили, а Владимир Тихонович даже уцелел и в боях, так как стал служить в крупнокалиберной артиллерии, что конечно не давало полной уверенности в благополучном исходе ситуации, но вероятность остаться в живых повышалась. А так я ещё услышал рассказ о пленном немецком генерале, который выменял у Протасова на продовольствие прекрасные хромовые сапоги, которые, впрочем, оказались узки в подъёме. Перефразируя немного известное выражение можно добавить: «Не всё то, что хорошо немцу, подходит русскому». Впрочем, антропологических исследований национального вопроса я не проводил. А с Владимиром Тихоновичем с того момента у меня установились приятельские отношения несмотря на разность возраста. …
  … Так же на «шахматных посиделках» я познакомился с Владимиром Александровичем Беловым, работавшим Главным специалистом в Строительном отделе. Нашу компанию он посещал не часто и заметно нервничал во время партии, хотя старался сохранить невозмутимый вид. Другими особыми приметами Белов на тот период не отметился, хотя это ни сколько не умаляло его солидного положения как специалиста и человека. …
  … С непостоянной частотой на импровизируемых турнирах бывал и закадычный друг Выходова Юра Буль, как его называл Николай Иванович. Он в нашей организации работал в отделе, занимающемся вычислительной техникой. Это ни сколько не прибавляло ему в шахматной подготовке, а играл он в силу Николая Ивановича, но он своей экспрессивностью украшал игру. А так Юрий Батькович запомнился мне обычным и милым  интеллигентом в очках. На эти весёлых «сборищах», конечно, могли бывать и другие посетители, но они появлялись не столь часто и приметно, что мне не запомнились, ни чем себя не проявив. …   
  … Такая «интенсивная» тренировка не могла пройти понапрасну. Накануне, какого то, знаменательного события в жизни проектной организации решено было провести большую местную смешанную Олимпиаду. Иначе трудно объяснить весь ажиотаж.  В число чисто спортивных соревнований включили и шахматы. Наш многочисленный отдел выделили в отдельную команду получившую название «Восход». Она существовала и раньше, но без такой «помпы», да и я, как новый сотрудник, в этих тонкостях не разбирался, не ставя такой цели, а выполнял конкретную задачу в роли лидера, впрочем, ни о каких успехах не помышляя. Наше производственное подразделение в число лидеров не входило. Другие команды, зачастую составленные из объединённых мелких структур и носившие профессиональные названия «Алунит», «Перлит» и прочее, котировались куда больше. Там играли сплошь первые «доски» института. Но «волею судеб» я оказался в роли «тёмной лошадки». Не скажу, что я на первой доске разгромил противников, но, например, выиграл у Соколова, занимавшего «третью ступень пьедестала», и остальным не проиграл. А там были игроки объективно посильнее меня. Сыграла свою роль простая недооценка соперника и удача, что в любых соревнованиях является немаловажным фактором. Товарищи нашей ровной по составу команда тоже не «ударили в грязь лицом» и мы общими усилиями нечаянно заняли первое место. Кроме соответствующих грамот нам вручили, к «сожалению» не медали, как вы могли предположить, а очень скромные, но симпатичные значки с надписью «увековечивающей» событие. Они были выполнены специально на заказ, и я долго ещё хранил маленький пластиковый прямоугольник. Так невольно я принял участие в общественной жизни. …
  … Кроме конкретных событий рабочий день состоял из разговоров на разные возникающие темы. Из них я узнал много примечательного из биографии сослуживцев, о чём и постараюсь вкратце поведать. Буквально с первого дня работы мы все не молчали «как рыбы», поэтому я успел, немного узнать о тех из нас, которые в скором времени с нами расстались. Поэтому начну с них. Наташа Горяева была замужем и имела маленькую дочь. О супруге и ребёнке она ничего особенного не рассказывала, а значит, была всем довольна. Все сведения о Наталье Александровне Уголковой я изложил выше, и ни чего добавить не могу. …
  … Николай Иванович Выходов жил на проспекте Науки за Пискарёвским кладбищем. Они с Ниной Александровной имели младшего сына Диму, который любил собирать, как и отец, грибы, но на участке леса примыкающего к мемориалу. Идти по стопам родителей он не захотел, и остановился на профессии токаря. Гуляя в лесопарке с боксёром Диком младший Выходов познакомился с девочкой, на которой и женился. Жил он у родителей новобрачной. Старшая дочь Оля являлась гордостью матери и отличалась самостоятельностью. Она закончила факультет иностранных языков и работала переводчиком. У неё имелся в распоряжении вариант выйти замуж за итальянца, а девушка она была симпатичная, и уехать на Апеннины, но родители отговорили. Так личная жизнь и осталась не устроенной. Сам Николай Иванович был из семьи работника НКВД охранявшего лагеря на Сахалине. По его рассказам держать дома альбомы с фотографиями было опасно, так как можно было в один момент оказаться по другую сторону колючей проволоки. Это имели в виду все сослуживцы отца, но обошлось, и семья благополучно перебралась в Европейскую часть нашей Родины, увозя с собой множество редких для той поры вещей. Коля потупил в техникум Ленинграда и по окончании, которого получил распределение в ВАМИ. Потом он отслужил на флоте и вернулся в родное учреждение. Далее произошла женитьба на симпатичном товарище по работе. Нина Александровна в ВАМИ оказалась так же после окончания среднего специального заведения, куда приехала учиться из чернозёмной области. Молодожёны стали дружно строить семью и растить появившихся детей, не забывая про карьеру, с которой я ознакомил ранее. Ещё можно добавить, что Николай Иванович выплачивал алименты старенькой матери, которая их стребовала по суду с пятерых детей, когда осталась одна без мужа и средств существования. Рабочей пенсии у неё не имелось, так как она всю жизнь занималась воспитанием детей и имела статус домохозяйки. У Николая Ивановича и Нины Александровны к старой женщине претензий на этот счёт не было. Они относились к данной ситуации с пониманием и зла на пожилого человека, живущего где-то на юге, не держали. …
  … Сходную в общих чертах жизненную ситуацию имела и Валентина Павловна Печникова. Всю блокаду маленькая Валя вместе с сестрой и родителями провела в осаждённом городе. Она рассказывала, как маленьких девочек «приглашала» в гости соседка по нижнему этажу, но у тех хватило детского ума не поддаться на уговоры тётеньки, и избежать пусть и предположительных, но по той поре вполне реальных трагических последствий. Случаев людоедства в Городе-герое ни кто не отменял, и чувствовалось во время рассказа, что Валентина Павловна в глубине души до сих пор содрогалась от кошмарной перспективы, хоть времени прошло достаточно много. Так семья Никулиных, это девичья фамилия Печниковой, смогла, одна из немногих, без потерь пройти блокаду и Великую Отечественную войну, хотя отец, кажется, воевал на фронте, а, может быть и работал на оборонном предприятии. После этой годины у них даже родился сын. Валя росла бойкой и правильной девочкой, и смогла сделать замечание отцу, когда тот после похорон «вождя народов» сказал, что члены Политбюро отправились делить власть. Умудрённый жизненным опытом человек сразу же согласился с «активной комсомолкой», памятуя, что с «внутриполитической обстановкой» не всё ясно. Однако вскоре прошло разоблачение «культа личности», а Валентина Павловна закончила вечернюю высшую учебу, попутно работая в ВАМИ. За этот период она не снижала своей энергичной деятельности. Во дворце культуры им. С. М. Корова, располагавшемся совсем не далеко от улицы Шевченко, где находилась «родовая» квартира Печниковой, девушка посещала различные кружки. Так она занималась под руководством самого Брунова, популярного в своё время эстрадного деятеля. Не оставались в стороне и занятия спортом. Валентина неплохо играла в волейбол, а так же посещала построенный на внутреннем дворе проектного института теннисный корт, дело не очень популярное и распространённое в СССР. Такие таланты и приятная молодая внешность не могли остаться не замеченными, и Валентина Павловна вышла замуж за молодого и перспективного работника Глинозёмного отдела Печникова Юрия Михайловича и не прогадала. Молодые люди, преодолевая все трудности, смогли родить и воспитать дочь без «отрыва» от строительства кооперативной квартиры на улице Нахимова. Там они и проживали на момент нашего знакомства, а Леночка закончила 10 класс и поступила в ВУЗ на перспективную специальность программиста. Продолжая играть в волейбол за отдельческую команду в солидном возрасте, Валентина Павловна вела кипучую общественную работу. В профкоме она была членом комиссии по распределению путёвок. Отстаивая интересы сотрудников отдела она «на моих глазах» «пробила» путёвку Зыкову (однофамилец и коллега по отделу Аллы Алексеевны), перенёсшему инфаркт. Это сопровождалось упорной борьбой, о перипетиях которой Печникова и рассказывала сослуживцам по комнате. Личных затрат, как и корысти, такая деятельность не имела, но позволяла быть высокого мнения о своих человеческих качествах участнице. Когда дело затрагивало «шкурные» интересы, то с этим было всё не так просто. Юная Валя на пример не одобряла радушное приглашение отцом случайных попутчиков по железнодорожному вагону к себе в гости. Она считала по «воспоминаниям» такую «широту души» чересчур расточительной. Эта черта характера и у зрелой Валентины Павловны не пропала, но все мы только люди и не без маленьких не достатком, что вполне объяснимо и не будем строго «судить, чтобы не быть судимыми», как сказано в Библии. …
  … Печникова являлась и моим «гидом» по прошлому института. Так от неё я услышал «леденящую душу» историю, как при проектировании алюминиевого завода в Греции скромной копировальщицей была допущена ошибка. В Спецификации Оборудования она поставила запятую не на том месте, и ни кто этого не заметил. В результате при строительстве в страну Эллады приплыл один корабль с алюминием для ошиновок, а не нужных десять. Разразился скандал международного масштаба. Это стоило должности старому директору института, и на его место был назначен Николай Андреевич Калужский теперешний руководитель. До этого он руководил одним из послевоенных Совнархозов, и после их ликвидации его надо было куда-то «пристроить». Должность представлялась не такой высокой, но Калужский быстро освоился на незнаком поприще. На момент моего появления в организации он уже имел учёную степень доктора наук. При защите диссертаций не обошлось, конечно, без помощи подчинённых, но это было, да и сейчас, дело обычное. Зато заведующий одной из ведущих научных лабораторий получил дополнительное уважение сослуживцев и признательность начальства. Николая Андреевича я видел несколько раз на общеинститутских собраниях и случайных встречах, но «представлен» ему не был, что меня не сильно беспокоило. Как гласит старая солдатская поговорка: «Подальше от начальства, поближе к кухне». …
  … Другой менее масштабный и драматический случай произошел при самом окончании выпуска документации очередного объекта. За три дня до срока проект на кальках был готов. Осталось только отксерокопировать и сдать в архив. Времени было предостаточно. На ночь весь комплект документов, пахнущий свеженанесённой тушью, остался на столе. Придя утром, обнаружилось, что «титаническая» работа испорчена. Случилась протечка батарей отопления, и грязная, а главное «щелочная» влага с потолка буквально разъела все линии. Объявили обще отдельческий «аврал». Работники всех секторов, кто мог держать в руках рейсфедер, были привлечены для спасения премии. А она была «неотъемлемой» частью бытия всех вамитян. Упорно трудясь «день и ночь» последствия стихийного бедствия удалось ликвидировать в сок. В результате все отделались, хоть и не легким, испугом. …
  … Вообще Валентина Павловна играла роль «ходячей энциклопедии» ВАМИ. В её анналах хранилось масса событий и фактов не только эпохальных курьёзов, но и рядовых случаев с членами коллектива. Так от неё я узнал, как один из ГИПов, находясь на совещании в Москве, попал «под горячую руку» министра цветной металлургии Ломако, славящегося крутым нравом и нецензурной лексикой на всю страну. Самодур «экстренно» лишил совершенно невиновного в каких-то упущениях подчинённого должности. Последнему пришлось задействовать все имеющиеся связи  и свой авторитет хорошего специалиста, что бы решение было отменено. Попутно я узнал, что этот ГИП, интеллигентный и уважаемый в институте человек, имеет жену поэтессу, которая не только является действительным членом Союза писателей, но и проводила встречи с читателями в нашем актовом зале. Что бы ни потерять за «гущей событий» окончание истории этой семьи, забегая вперёд, отмечу не весёлый финал. Поэтессу убили при ограблении, когда она рано утром шла по пустынным проходным дворам своего дома на Литейном проспекте в церковь. Стояли «лихие девяностые» и преступность расцветала. Потом муж эмигрировал в Израиль, гораздо позже мне удалось его увидеть один раз, при посещении нашего института во время краткого посещения России. И такой информации в голове Валентины Павловны имелась масса. …
  … Муж Печниковой Юрий Михайлович сделал не плохую карьеру и дорос из коммуналки, где то в центре города, до должности Главного специалиста, что говорит об упорстве и уме. Каждый свой День рождения он посещал старый двор, где жила его мать. Юрия Михайловича отличала рассудительность,  вызывающая у меня уважение. Он рассказывал, приходя к нам в комнату, о своей неукоснительной привычке подписывать документы в зависимости от его согласия с ними по-разному. Подпись, конечно, была одной и той же, но отличалась длиной строки. Что позволяло автору, ставящему её, сразу же вспомнить о главных деталях. Я эту «казуистику» не особенно разделял и понимал, но относился снисходительно к маленьким чудачества хорошего человека. …
  … Немного более подробно я узнал и о судьбе Нины Александровны Оськиной. Войну она встретила с бабушкой, отдыхая на даче. Расстояние до города, видимо, было приличное, и они вернуться обратно на берега Невы не смогли, а попали под оккупацию. Старого человека с ребенком увезли в Германию, где их определили на работу в услужение. Работала, конечно, одна бабушка, что позволяло кормить, хоть и не бог весь как, Нину. Это позволило пережить войну и дождаться освобождения нашей Армией. О дальнейшем детстве и юности Нина Александровна не рассказывала, во всяком случае, в памяти у меня сведений не отложилось. Единственное, что запомнилось, это близкая дружба юной Нины с дочерью Александра Ивановича Маринеску. Видимо они рядом жили или ходили в одну школу. Точно не скажу, но Нина Александровна очень гордилась данным знакомством и не зря. Потом было поступление в ВАМИ. Здесь, попутно окончив вечерний техникум, Нина Александровна, прошла путь от ученика чертёжника до техника чертёжника. Потом, не смотря на скромные внешние данные, было строительство семьи и развод с мужем. Во время всего этого времени Оськина проявляла энергию и твёрдость характера. Эти качества она сохранила до момента оформления пенсии. Чтобы получить подспорье в государственном обеспечении, Нина Александровна добилась «звания» блокадного ребёнка, что не соответствовало действительности, но по документам выходило именно так. Выписки из домовых книг на время войны не имелось. Обо всём этом Оськина без утайки делилась с коллегами, и мы её не осуждали.  Как не порицали за то, что впоследствии она добилась компенсации, когда Германия стала выплачивать марки репатриированным на её территорию людям. Не знаю, как Нине Александровне удалось провернуть такую «афёру». Мне остаётся лишь констатировать факт, а те не большие преференции, конечно, не могут компенсировать всё горе, которое перенесла Нина Александровна и весь советский народ. …
  … Сусанна Михайловна была самым общительным, в особенности со мной, коллегой, но таких ярких и запоминающихся событий в судьбе не имела. Разве что её младший сын Харрис занимался парусным спортом в центральном яхт-клубе на Петровском острове. Деятельность была весьма материально затратная, и потому я из рассказов чрезвычайно заинтересованной матери узнавал какие хорошие подержанные «снасти» достались сыну от того или другого известного в своих кругах яхтсмена. Старший же сын Миша после окончания техникума поступил работать в Отдел вентиляции нашего института по протекции мамы и рано женился. Мы с ним ездили вместе на уборку территории пионерского лагеря ВАМИ в Рощино, куда меня командировали от отдела. Я немного удивился, услышав при перекличке по списку фамилию Белозёров, на которую он отозвался. Я его знал в лицо. Миша несколько раз наведывался к матери нам в комнату. Потом все разъяснилось. Молодой человек по виду и имени русский, не хотел иметь восточную фамилию и взял при бракосочетании «наименование» жены. Я «сыпать соль на раны» Сусанны Михайловны не стал, и с подробными расспросами не приставал. …
  … Главное внимание все же сосредоточилось на профессиональной деятельности. Работ и объектов было много, но остановимся на наиболее значимых, а по тому запомнившихся событиях. К разряду таковых принадлежит длительная командировка на Саяны. Возникла, какая-то срочная необходимость выполнить проект, если не ошибаюсь, первый вариант Опытно-Промышленного корпуса СаАЗа. Руководством было решено отправить команду проектировщиков на место событий для ускорения, как они считали, всего процесса. Возглавили «десант» Николай Иванович. Себе в помощники он взял меня и Сергея Агибалова. Сергей к тому времени немного освоился в «алюминиевом» деле, но не до конца. Выполнять чертежи ошиновок ему ещё не приходилось, да и особой надобности не было. Вместе с нами поехал от строителей Владимир Тихонович Протасов. Ему под начало ни кого не выделили, предполагая обзавестись кадрами в местном надзорном бюро, куда мы все по прибытии и направились. …
  … Конкретно на чём добирались до Саяногорска, не скажу, но имелось несколько маршрутов, о которых стоит рассказать. Во-первых, можно было лететь прямым рейсом от Ленинграда до Абакана, а дальше на автобусе до места назначения. Столица Хакасии у меня всегда ассоциировалась с легендарной трассой Абакан-Тайшет, и её прокладка по глухой тайге с изобильем горных хребтов и речек представлялась делом сложным даже в описываемый период, а не то, что десятилетия назад.  Но благодаря геройскому труду и самопожертвованию её проложили. В самом Абакане ни чего достопримечательного не имелось, только характерные азиатские внешности местных жителей к тому времени наполовину «разбавленные» русскими лицами. Но этот рейс летал раз или два в неделю, поэтому полностью полагаться на него не имело смысла. Тогда приходилось лететь с пересадкой в Красноярске. От этого областного центра так же летал «кукурузник» чехословацкого производства прямо до Саяногорска. Для этого требовалось перебраться на аэропорт местных линий расположенный в черте самого города. Аэродром другого конца маршрута располагался на берегу Енисея между самим уютным городком работников и строителей и заводом находящихся между собой на расстояние 12 километров. Этот маршрут был тем неудобен, что на великой сибирской реке, не замерзающей и зимой, часто появлялся туман, и погода стояла нелетная. Ещё  из Красноярска до Абакана «курсировал» поезд частично, кажется, проходящий по знаменитой трассе, где я, собственно говоря, воочию и оценил «свершение советского народа» из окна купейного вагона. За время работы в ВАМИ мною были «апробированы»  все эти и другие маршруты, так что о них поведал «со знанием дела». …
  … В «Авторском надзоре» нас ждали и приняли радушно. Были организованы рабочие места с кульманами, столами и стульями. Владимир Тихонович обрёл подчинённого, которым и руководил долгие полтора месяца. Разместились мы в заводской гостинице, которая представляла парадную или даже не одну, жилого дома. Нам досталась трёхкомнатная квартира, в которой кроме нас жили ещё такие же «бедолаги» командированные, которые нам, в общем, не мешали. Я и мои собратья завтракали и обедали в заводской столовой, а ужинали в общей кухне. Так что питание и работа были обустроены, а редкий досуг проводили в стенах жилья и в «экскурсиях» по городу. Из окон квартиры открывался прекрасный вид на вершины Саян, а на балконе часто располагались настоящие горные орлы, пролетавшие на помойки города для пропитания. Людей гордые птицы не боялись, и их можно было порой разглядеть даже ближе, чем в зоопарке. …
  … Работа проходила в штатном порядке без особых трудностей. К ним, например, нельзя отнести, что каждый рабочий день приходилось преодолевать 12 километров. В этом нам помогал специальный, служебный автобусный маршрут, который курсировал к началу и концу смены, а непрерывное производство требовало работы транспорта на протяжении целых суток без выходных дней. Так что наша дневная смена с перерывами на отдых обеспечивалась хорошо. Ещё городок и СаАЗ соединяла железнодорожная ветка, по которой курсировала электричка, доставляя работников на производство. Нам она не очень подходила, так как в основном предназначалась для рабочих, но несколько раз мы воспользовались и ей. …
  … Что ещё можно рассказать о «трудовых буднях». Один раз мне пришлось столкнуться с «призраком из прошлого». На тот момент ударно, как и всё в нашей стране, возводились 3 и 4 корпуса. В их проектировании я уже принимал участие, хотя и не на главных ролях по причине малого опыта. Из-за него я, когда чертил сети сжатого воздуха, опираясь по установленной традиции, как мне рекомендовали, на предыдущий объект, не заметил что строительные колонны «потолстели» с размера 350х350 на 400х400. Таким образом, комплект крепления трубопроводов к колоннам не подошел. « «Разгневанные» монтажники пришли буквально «на моих глазах» в авторский надзор и обратились с этой претензией к заместителю ГИПа Гинзбургу Иосифу Петровичу, который на тот момент был «смотрящим» на объекте. Я ожидал «страшного» скандала из-за своей ошибки, которого не последовало. Списать ущерб в 5 тысяч рублей, а это по моей личной скудости являлось огромной суммой, было в компетенции начальника, и он без «всяких яких» подписал соответствующий акт. Мне же это послужило «хорошей наукой», хотя полностью избежать промахов в дальнейшем не удалось, но такова специфика проектирования, а не только мои личные недостатки. Так я находил элементарные арифметические ошибки даже в чертежах давно построенных иностранных объектов, когда обращался к ним для использования в качестве образца. А они по правилам проходили двойную проверку. … 
  … В один из выходных дней нас свозили в заводском автобусе на Саяно-Шушенскую ГЭС. Для того, что бы достигнуть «гребня» плотины необходимо было проехать в районе посёлка Майна по вершине гораздо меньшего сооружения этого же назначения, что бы перебраться на противоположный берег, а там уже по серпантину подняться на верхнюю смотровую площадку. С неё открывался грандиозный вид всего гидротехнического сооружения. Меня особенно впечатли завалы стволов деревьев, оставшиеся видимо после затопления водохранилища, и гниющие по причине невозможности преодолеть преграду. Заборные шлюзы, наверное, имели какую-то защиту, а ценный материал, почему то не убирали. Такая бесхозяйственность меня немного удивляла, и объяснений у меня не имелось, хотя они, возможно, и были. Это, может быть, было связано с тем, что с нижней смотровой площадки левого берега «кладбище леса» не просматривалось, а именно туда ходили экскурсанты, и иностранные в частности. Впрочем, об интересе граждан из-за рубежа судить не берусь, так как заграничных туристов особенно не наблюдалось даже в Ленинграде. …
  … Командировка предполагалась достаточно длительной, и даже наша небольшая группа разделилась «по интересам». Так мои хорошие отношения с Протасовым ещё больше окрепли. В «душевных» беседах Владимир Тихонович позволял себе высказывать интересные мнения о сотоварищах. Так в одном из разговоров, во время прогулки по городу, он «метко подметил», что Сергей Агибалов чуть-чуть туповат. Эта мысль показалась  мне не бесспорной, но определённый смысл имела. По крайней мере, объясняла некоторые личностные качества коллеги. Из-за хороших отношений с Сергеем я с ней не особенно согласился, но и опровергать сильно не стал, взяв себе «на заметку». В свою очередь Серёжа и Николай Иванович «нашли общий язык». Так один раз я случайно услышал их разговор на кухне, где Выходов делился своими мыслями обо мне. Я для него был некоторой загадкой и поэтому он не особенно доверял таким людям. Беседа велась за рюмкой водки,  чем объяснялся «провал конфиденциальности», и на неё можно было бы не обращать внимания, но мне запомнилась, и определённые выводы я сделал, хотя в «чистоте своих помыслов» не разделял мнение начальника. Но, как понимаете, такие мелочи не могли «разбить» нашу сплочённую команду объединённую общей производственной целью. …
  … Ещё больше нас «сцементировал» приезд Сусанны Михайловны Гарифулиной. Всё в той же парадигме срочности проекта, она «собственноручно» доставила так называемые «домики» на объект, не прибегая к услугам почты, что существенно увеличивало время выполнения работы. Возможно, были и личные причины, но «свечки я не держал», как говорится в таких случаях народом, и «чернить» сослуживцев, даже сейчас, не в моих правилах. Сусанна Михайловна поселилась в другом месте Саяногорска, но не это главное. Она скооперировалась с Галиной Ивановной Климовой, которая на тот момент «царствовала» в авторском надзоре и жила в отдельной квартире. Вместе они устроили мужчинам приём по высшему разряду. Все расходы взяла «женская сторона». Мне это немного претило, но возражать Николаю Ивановичу я не стал, да и обижать «прекрасную половину» было просто глупо. За столом мне особенно понравилась жаркое из свинины, приготовленное Галиной Ивановной. И дело не только в кулинарных способностях Климовой, а в отсутствие длительное время домашней еды, по которой я уже соскучился. Мои «чаяния» разделили и другие мужчины, и хозяйке пришлось жарить добавку. В общем, вечер прошёл «в тёплой и дружеской обстановке». …
  … Непредвиденные «передышки» благотворно повлияла на нашу деятельность. Для достижения нужного результата я не стал перекладывать часть своей работы по ошиновке на Сергея, а такое первоначально предполагалось, и «впрягся» основательно в черчение. Коллега «возражать» не стал, а спокойно стал делать всю документацию с «аббревиатурой» «ТМ». Объёмы были не одинаковые, но мне по силам, да и за работой дни «пролетали» быстрее. …
  … На этой волне мы из весны перебрались к границе лета. Майские солнечные дни радовали хорошей погодой. В один из них мы с Протасовым решили после работы совершить пеший марш бросок до Саяногорска. По нашим самым скромным расчётам двух, трёх часов было достаточно, что бы до темноты преодолеть 12 километров и добраться до пункта назначения. К тому же мы, идя «напрямик», а не буквой «Г», так как завод находился несколько в стороне от главной дороги, связывающей столицу автономной республики с нашим «рабочим городком», надеялись немного сократить этот путь. Прогулка по Хакасской степи не разочаровала наших ожиданий. Это было время цветения нарциссов. Их раньше в городе встречал на клумбах, и то в небольшом количестве. А тут они заполонили целыми участками всю «необъятную» степь. Зрелище представлялось неописуемым.  Во всяком случае, наблюдать нечто подобное мне больше не приходилось. К тому же равнина была наполнена другими всевозможными растениями в период пробуждения новой жизни. За разговорами Владимир Тихонович познакомил меня с «ёлочкой» тысячелистника и рассказал о полезном свойстве последнего останавливать кровь при ранах за счет её быстрой свёртываемости от соприкосновения с соком растения. К тому же степь «кишела» всевозможными пернатыми и насекомыми радующимися теплу и готовящимися к появлению потомства. В нашем походе не обошлось и без преодоления препятствий. Сразу после экскурсии в пустующую после зимы кошару нам преградил путь арык, используемый для утоления жажды овцами, на момент нашего посещения, видимо, «передислоцированными» на другие пастбища. Водная преграда была не столь глубокой и широкой, но вода после зимнего периода ещё ниспала, и перепрыгнуть не представлялось возможным. Мочиться не хотелось и, поскольку вокруг ни кого не было, мы с Протасовым разделись догола и перебрались на другой берег. Наше «форсирование» прошло успешно и от ещё не нагревшейся холодной влаги мы даже не простудились, а благополучно прибыли в город вполне довольные и гордые маленьким турпоходом. Коллеги, приехавшие на автобусе, возможно, немного позавидовали нам, но обойдёмся без лишних преувеличений забытых и тем более надуманных фактов. …
  … Николай Иванович конкретных дел не делал, но вся ответственность лежала на нём. Однако сильно волноваться ему не пришлось, и работа была в целом выполнена раньше времени. До конца «ссылки» оставалось недели полторы, но на меня напала вполне объяснимая тоска по дому. К тому же заканчивались мои денежные «закладки» в потаённых местах. Зная некоторую финансовую безалаберность жены, я предложил оригинальную, но как сейчас понимаю надуманную схему финансирования. Деньги были разбиты на равные части и спрятаны в разных укромных местах. Каждую неделю в письме я сообщал их местоположение по отдельности. По моему замыслу это должно было обеспечить бесперебойное снабжение финансами семьи. Тоня в то время была в отпуске по уходу за Машей и своих средств не имела. Идею она одобрила, и мы совместили, если можно так выразиться, «нужное с полезным». Наряду с постоянной информацией о моём житье бытье и переживание разлуки, супруга имела и вполне реальную материальную помощь. План целиком и полностью сработал, но отсутствие в родных стенах надолго имело и свои негативные последствия. До этого времени я воспринимал все поездки как интересные приключения разнообразящие жизнь. Теперь это чувство сменилось, и всякое перемещение в пространстве на большое расстояние не вызывало прежнего восторга. Так что Хакасскую равнину я покинул раньше времени с радостью, а мои товарищи довели наше дело до конца без меня. Как промежуточный локальный эпилог данного отрывка моего пути, могу сообщить что «героический» труд не остался без внимания руководства. Я получил премию в размере целых 120 рублей, а мои непосредственные «подельники» соответственно занимаемых должностей. Это, разумеется, не соответствовало реальному вкладу, но такою была вся система в государстве, и бороться с ней не имело смысла. Вопрос Валентины Фёдоровны Булышевой, когда она по своим надобностям разбирала данные чертежи и находила в основном мою фамилию: «Что делали остальные?», так и остался без ответа. Мне же пришлось довольствоваться моральным удовлетворением от замечания уважаемого мной коллеги и только. …
  … В один из дней начала лета 1989 года я пребывал в хорошем расположении духа. Тут объявили по местному радио, если такое у нас в институте было, или я узнал от Николая Ивановича, а скорее всего, вывесили объявление, что в Профкоме имеются «горящие» путёвки в детский курорт Анапа. Предприятие предоставляло существенные скидки. Я как всегда в подобных случаях спонтанно решил воспользоваться выгодным предложением и отдохнуть вместе с сыном, за которого, кажется, предприятие платило полностью. Я обратился к товарищу, отвечающему за это направление общественной деятельности, и оформил все нужные документы. Он мне так же обещал посодействовать в приобретение железнодорожных билетов, на тот случай если возникнут трудности из-за летнего сезона и ограниченности времени. Но этого не потребовалось. В кассе Московского вокзала я без проблем купил проездной документ, и даже, кажется, забронировал билет на обратную дорогу. Все эти манипуляции были «провернуты» мной меньше чем за неделю. С Лёшей мы были уже достаточно опытные путешественники. За нашими плечами имелась поездки в Курскую и Ростовскую область. Правда так далеко на юг от дома мы не забирались, и меня беспокоило некоторое волнение. Но берегов Чёрного моря достигли благополучно, даже, ни чего не вспоминается интересного. Прибыв в Новороссийск, рейсовым автобусом добрались до Анапы, которая находилась на расстоянии 60 километров от этого крупного портового города, осмотреть который толком не представилось возможности.  В Анапе, следуя полученным инструкциям, устроились на жилье в «частном секторе». Хозяйка пожилая не улыбчивая женщина поместила меня с Лёшей в маленькой комнате дома, где все было приспособлено для приёма гостей. То есть едва помещались две кровати с небольшим столом, за которым мы с сыном впоследствии перед сном уплетали черешню. Постельное бельё также предоставлялось хозяйкой, в соответствии с имеющимся договором о найме. Покончив с жилищными проблемами, я с ребёнком отправился в один из санаториев города вставать на довольствие. Путь от места проживания до него составлял минут сорок пять пешком. Возможно, быстрее можно было добраться на каком либо транспорте, но хотелось поближе познакомиться с местность, да и свободного времени было предостаточно. В столовой дома отдыха нас поставили «на учёт», и мы смогли сразу пообедать. За нами закрепили конкретный стол и ознакомили с графиком приёма пищи. Нашими соседями по столу оказалась мама с дочкой из Москвы. Дети были примерно ровесниками, и можно было бы предположить дальнейшее углубление совместного отдыха, но этого не произошло. Молодая женщина очень гордилась своим мужем железнодорожником, а девочка не проявила интереса к моему сыну. Так что мы встречались только при трёхразовом питании и вели исключительно «светские» беседы, впрочем, без какой либо антипатии. …
  … Ещё в фойе санатория моё внимание привлекло то обстоятельство, что можно было совершенно бесплатно испить полезной минеральной воды. Она текла из специального краника, а набрать её можно было в особенные кружки с носиком как у чайника. Раньше мне с подобным встречаться не приходилось, и я ни преминул воспользоваться представившимся случаем. Впрочем, сам напиток особого впечатления на меня не произвёл, и я быстро охладел к нему. …
   … Дальше оставалось найти дорогу к морю, главной цели любого отдыхающего. Путь туда занял ещё минут 15. Услугами центрального городского пляжа мы не преминули воспользоваться в первый же день, стараясь не сгореть в оный. Дальше по берегу в обе стороны размещались и другие пляжи, но «от добра, добра не ищут», и я не стал удлинять часовой маршрут поиском новых «обетованных» мест. К тому же не далеко от места обычного расположения на «морском песочке» находился туалет, что было не лишним «подспорьем» в цивилизованном отдыхе. Вечером направляясь «домой» после ужина по пути на местном рынке мы купили килограмм поспевшей южной черешни по сходной цене, которую и съели перед сном. …
  … Таким образом, первый день в основном определил наше дальнейшее пребывание. Проснувшись рано утром, мы шли на завтрак. Потом отправлялись на пляж. Там купались и загорали, утоляя жажду местным специфическим квасом светлого цвета, но очень сладким. От жары мы спасались мороженым не сильно отличающимся от Ленинградского «собрата», и по тому сносным. Далее не пропускали обед, после которого возвращались на пляж. Вечером ужинали и шли для отбытия ко сну, попутно заглянув на рынок, как я уже сообщил ранее, но для значимости действия и целостности распорядка, говорю ещё раз, для покупки черешни. Этот дневной график  в основном и целом соблюдался получившей полную свободу мужской половиной моей семьи. На первый взгляд строгий режим может показаться скучным, но он «сдабривался» всевозможными маленькими приключениями, которые разнообразили нашу размеренную жизнь. О них я и поведаю в дальнейшем. …
  … Начнем по порядку. Буквально в первую же ночь с моим мальчиком случилась маленькая неприятность. Верно от чрезмерного пребывания в пока не очень теплой воде, он во сне намочил постельное бельё. Это стряслось, не смотря на то, что я, в общем-то, тщательно смотрел за принятием водных процедур. Хозяйка не пришла от случившегося в восторг, но постельные принадлежности поменяла и под предлогом обязательного посещения туалета ночью, переселила «проблемных жильцов» в «коморку» во дворе недалеко от места общего пользования. Поскольку на своей «базе» мы почти не бывали, я не стал очень возражать против «наслаждения» свежим воздухом. Предпринятые меры возымели эффект, и более подобных неприятностей не случалось. …
  … Как я уже сказал, каждый вечер первое время мы с сыном лакомились черешней. Эту традицию через некоторое время прервал разговор за обеденным столом с нашей московской соседкой. Из беседы с ней я ненароком узнал, что в этом году урожай аппетитных ягод «погорел». Это выражалось в том, что в ягодах завелись червячки. На слово я не поверил, но купив очередную вечернюю порцию плодов, увидел, что в каждой третьей ягоде имеются нежелательные жители. Тщательно перебирая ягоды, мы не дали им испортится, но больше данных покупок не делали, не смотря на низкую цену. Пришлось переключиться на другие фрукты. …
  … С «продуктами питания» связан и другой «казус» произошедший со мной и Лешей. Направляясь на пляж несколько другим маршрутом для ознакомления с местностью, мы наткнулись на незнакомое дерево, росшее перед одним из домов прямо на улице за пределами ограждения участка. Решив, поближе познакомится с неизвестным растением, сын попросил меня сорвать зелёный, в буквальном и фигуральном смысле, плод. Он оказался не только не созревшим, но и запретным. Из калитки двора выскочила хозяйка, и начала нас просвещать, не стесняясь в выражениях, что это не спелый грецкий орех, и он является её собственность предназначенной для продажи не базаре. Этот эпизод можно сравнить со случаем главных героев повести или рассказа Богомолова «Гу-Га», когда они обтрясли по незнанию чужую шелковицу, росшую тоже вне участка, направляясь в штрафной батальон. Но тогда шла война, и люди находились в стрессовом состоянии. В мирное же время, не оправдывая себя, мне показалась подобная ситуация не много, мягко выражаясь, странной. Не вступая в перепалку, пришлось ретироваться, но о большинстве южных жителях у меня сформировалось устойчивое отрицательное мнение. …
  … Большую часть времени мы проводили на пляже. Шахмат и других настольных игр нами было не припасено, и девятилетнему мальчику со мной приходилось скучать. Мороженое и квас в этом деле мало помогали. Поэтому я не сильно возражал, когда он нашел приятелей в лице двух сыновей одной семьи из крупного города. Ребята проводили время вместе и даже купались под присмотром других старших, что позволяло мне хоть немного отдохнуть от каждодневного беспокойства за сына. Выдавшееся свободное время я тратил о мечтах романтического приключения. Они были не бесплодны, а имели вполне реальных героинь. Не далеко от нашего с Лёшей «насиженного» места на пляже часто проводила отдых с внучкой молодая бабушка. Она имела приятные внешние данные, не оставленные мной без внимания. Потом имелась одна одинокая девушка или женщина, так же регулярно появлявшаяся «на горизонте», имевшая не заурядную внешность, позволившую ей проникнуть в моё сознание. Этими безобидными фантазиями я и занимал время, коротаемое на солнце. Мои избранницы не обращали особого на меня внимания, да я и не старался познакомиться поближе, практично отделяя реальность от желаемого. Однако всё это помогало «бивать время» без ущерба для репутации и заботе о ребёнке. …
  …Наши невольные соседи по пляжу постоянно менялись. Так отбыли к себе домой Лёшины знакомые, но им на смену «проявилась» чета Менялкиных. Совпадение моей встречи со старым сослуживцем кажется невозможно нереальным, учитывая тот промежуток времени и расстояние разделявшее нас. Но это произошло. Саша и Вера сильно ещё не изменились, и мы легко узнали друг друга при этой фантастической встрече. Семья однополчан пополнилась девочкой, которую они и привезли отдыхать на берег Чёрного моря. Александр служил на старом месте, но начальником штаба в бывшей части майора Румеги «на горе». За время нашей разлуки Менялкин успел дослужиться до звания с большой звёздочкой, но оставался всё тем, же энергичным и общительным лейтенантом, которого я знал. Воспоминания ветеранов «не имели границ». От Шуры я узнал много нового о дальнейшей карьере наших «товарищей по оружию». Вова Корнев оставил службу «без уважительных причин», к чему, в общем, и стремился. Так же бесславно покинул армию и Вася Шарапов, чему я несколько удивился. Виталия Кравцова перевели начальником штаба в другую «местность». Умер довольно скоро новый командир части майор Закурдаев, пережив не на много майора Кривенко. Так что от нашей войсковой части 31631 ни кого и не осталось. Вера с пониманием не мешала мужским разговорам, а занималась дочкой, которая была младше Алёши, и особого интереса у того не вызвала, так что нового «альянса» не случилось. Мы с Александром не прочь были пропустить по рюмочке водки, но в детском курорте Анапа горячительные напитки продавались в одном магазине на краю города. А поскольку на нас лежала ответственность за детей, то на поиски лабаза идти мы поленились и примерно неделю провели, встречаясь «сухими» на пляже. Отпуск Менялкиных закончился, и наши дороги снова разошлись теперь уже навсегда. Осталось только щемящее чувство по молодым годам. …
  … Однако, маленькие приключения не давали мне скучать. Точно не назову теперь уже причины, но у меня возникла острая необходимость оставить сына одного, и отлучиться по своим делам. Я выбрал детскую площадку около фонтана, где имелась масса взрослых с детьми, и, строго проинструктировав мальчика не покидать данного места, на два часа удалился. Лучше этого бы я не делал. Когда я вернулся Леша сидел на скамейке с травмированной во время шалостей ногой. Она постепенно набухала и синела, но вроде бы шевелилась. От поисков детской поликлиники в чужом городе я решил рискнуть и временно отказаться, посмотрев за дальнейшим развитием процесса. Возможно, я сильно был не прав и в этом до сих пор себя корю, но что сделано, то сделано. До этого здоровьем детей занималась в основном мама, и в этом я был не искушен. Поддерживаемый мной сын кое-как доковылял практически на одной ноге до столовой, а потом и до дома. Утром нога приобрела окончательно угрожающий вид, но свои основные функции смогла выполнять, что позволило не нарушать установленный график и продолжить отдых, хотя и в ограниченном виде. Сын держался достаточно мужественно, и через три дня опухоль спала, а через неделю Лёша перестал даже хромать. Этот случай должен послужить хорошим уроком молодым папашам, чем и явился для меня. …
  … Не подумайте плохо о месте детского отдыха. Оно имело массу развлечений и экскурсий. Так я долго примеривался к поездке в дельфинарий. Но она была платной, что несколько подрывало мой строго спланированный бюджет, и от неё пришлось отказаться, как и от посещения кино, не являющегося редкость в Ленинграде, а потому не столь занимательным увеселением. Но от одного «развлечения» было очень трудно отказаться, а именно посещения бани. По всем санитарным нормам в соответствующих государственных заведениях положена не реже одного раза в 10 дней помывка «личного» состава. Это положение мне было знакомо ещё с пионерского лагеря, а «закрепилось» во время службы в армии, когда к данному действу я имел самое непосредственное отношение. Поэтому наше, да ещё с ребёнком, двадцати одно дневное пребывание на юге не могло обойтись без полезного и приятного мероприятия. В выбранный день мы с сыном отправились в городскую баню. Перед этим сделали покупки недостающих предметов. Общее отделение «головомойки», в прямом, а не переносном смысле, встретило своих «столичных» посетителей не то что бы приветливо, но как вполне удовлетворяющее своему непосредственному предназначению. С Лёшей мы прекрасно смыли слои накопившейся за время отдыха грязи. У меня ещё имелась мечта попариться. Но заглянув в парилку, я несколько разочаровался. Пар туда доставлялся не через попадания воды на нагретые камни, а просто шёл из паровых сетей теплоснабжения, тем самым не был «сухим», а «мокрым». Как человека немного разбирающегося в теплотехнике и неплохого знатока «банного дела», такое «варварство» меня не устроило, и пришлось свои мечты оставить до Ленинграда. …
  … Всё хорошее или плохое когда-нибудь, кончается. Стал подходить к концу и срок нашего пребывания в Анапе. Нашу кожу покрыл настоящий южный загар, и она просолилась морской водой. За три недели монотонный отдых немного наскучил, мне, по крайней мере, и без особого сожаления питерские отдыхающие стали собираться в обратную дорогу. Я заранее приобрёл автобусный билет, и, простившись с хозяйкой, ранним утром мы отправились в Новороссийск. До отправления поезда оставалось достаточно времени, но гулять с чемоданами не захотелось, и я все, же посетил привокзальный магазин сделать припасы на дорогу. Там меня ждало сильное разочарование. На дворе стоял 1989 год. В отличие от города Ленина, где кое, какое разнообразие товаров присутствовало, на полках местного прилавка царила пустота. Купив пару банок рыбных консервов, пару бутылок лимонада для ребенка и хлеба с булкой к чаю, я окончательно израсходовал оставшийся у меня червонец, и стал с пессимизмом смотреть на грядущий путь, надеясь лишь на невские берега, а трястись в вагоне предстояло около двух суток. Наконец состав тронулся и в памяти остался только «чей-то лик в оконной раме, обвитый судорожно перстами». Всю дорогу я был сосредоточен на единственной цели, доставить ребёнка домой, что бы он не испытывал чувства голода. Для этого самому пришлось почти отказаться от еды, но это мелочь по сравнению с 900 дневной блокадой. Нас с Лёшей сильно выручала горячая вода из титана, но после Смоленска она кончилась, как и холодная в границах Псковской области. От жажды и голода на этот раз умереть было не суждено, и мы наконец достигли, точно не помню уже какого, вокзала. На половину за время дороги наш отдых улетучился, но вторая-то половина осталась, как и загар, впрочем, быстро сошедший. …
  … Жизнь не останавливалась на месте, и в ней постоянно происходили разные события. Очередной такой «вехой» стало расставание Галины Павловны Лебедевой с любимой работой. Возраст, а она была, по-моему, старше Выходова, и стаж позволяли ей это сделать. Так же тому способствовало то обстоятельство, что изменилось положение о начислении пенсии. Теперь перед работающими пенсионерами стал выбор, или получать пенсию, или заработную плату. Галина Павловна выбрала первое. Образовалась свободная вакансия, и я втайне стал о ней подумывать, хотя и не считал себя набравшимся достаточно опыта. Начальство решило по-другому, и назначило руководителем соседней группы Сергея Агибалова. Формально он, конечно, имел должность выше моего скромного положения, но опытом в этом деле обладал ещё меньшим. За время всего пребывания в институте он не начертил ни одной ошиновки, а это было не таким простым делом. Особой обиды я не испытал, но мне представлялось интересным понаблюдать как Сергей будет «выпутываться» из данного положения. «Ларчик открылся просто». Если раньше группы были равноценными и новым объектом занимались по очереди, то теперь «юг» 7-го и 8-го корпусов сделал я, а «север» поручили соседям. Я же стал выполнять работы по новым 9-му и 10-тому корпусам. Идти по «проторенному следу», как вы понимаете, гораздо легче. Выпустив проект «юга» с новой рядовой ошиновкой и переходными шинами для пуска корпуса по участкам, так как работать объект начинал без «раскачки» ещё не вполне достроенным, меня «бросили» на опытный корпус. В него входили только 9 электролизёров по 3 в каждой группе различной конструкции с расстановкой поперек корпуса. Это делалось для того, что бы посмотреть как будет работать новое оборудование. Полную картину по магнитным полям и прочему можно было увидеть на ванне стоящей в середине группы. Два крайних электролизера были переходными на новую конструкцию. Работа представлялась интересной, и я несколько отвлёкся от возмущения переполнявшего меня «хитростью» начальников. Получалось что я «таскал каштаны» для «дяди». Но деваться было не куда, так как моё учреждение являлось монополистом в стране, и применить свои умения в другой организации у меня не имелось возможности. Мне, правда, отдали должность ведущего инженера, ранее принадлежавшую Агибалову, но это служило слабым утешением. А потом капитальное строительство заводов и вовсе прекратилось в связи с принципиальными изменениями в государстве и две запланированные серии СаАЗа так и не были построены. А при новых обстоятельствах прежние обиды поблекли сами собой. …
  … С уходом Агибалова в нашем помещении появилось «свободное пространство», которое «пусто не бывает». К нам в группу на работу приняли Люду Рябчикову дочь умершего главного специалиста транспортника нашего сектора. Девушка, поступив учиться на вечерний факультет ВУЗа, решила продолжить «династию» отца. Её приняли как родную, да и сама она, общительная с привлекательной внешностью, вела себя соответственно. Окна квартиры Рябчиковых выходили на улицу Кораблестроителей, и оказались почти напротив моих. Из-за ширины магистрали в них трудно было что ни будь разглядеть, но такой задачи я и не ставил. Просто приятно было иметь знакомую соседку. Кроме матери, с которой Люда жила в трёхкомнатной квартире, имелась старшая сестра. У той были проблемы с «опорно-двигательным аппаратом», но она была замужем и растила маленького ребёнка. Молодые жили где-то в двухкомнатной квартире на Московском проспекте. Рябчикова владела «искусством» черчения, и под «патронажем» Нины Васильевны Гусевой, уважающей своего бывшего наставника и руководителя, проблем с коллегами  не имела, как и мы с ней. …
  … Как известно «жизнь не стоит на месте» и её постоянно «торопит» смерть. Сия горькая чаша не могла обойти и наш коллектив. Умерла Галина Ивановна Осмехина. Проблемы со здоровьем не оставляли её всё последнее время и при очередном обострении болезни её не стало. Она оставила старенькую мать одинокой. Похоронить дочь той, как могли, помогли коллеги. Я в «общее дело» внёс свою «посильную сумму». Главные же хлопоты достались товарищам по конструкторской группе во главе с новым начальником. Ребята достойно справились со скорбным делом, за что им честь и хвала, а о Галине Ивановне осталось только скорбеть. …
   … Освободившееся место пустовало не долго. Его занял Александр Михайлович Васильев. До величания его по отчеству время ещё не пришло. А тогда для меня он был просто Сашей. Молодой человек окончил Ленинградский Военно-Механический Институт. В городе на Неве заведение котировалось достаточно высоко и уступало, пожалуй, только Университету и Электротехническому Институту им. Ульянова-Ленина. Для нашей скромной конструкторской деятельности такого «высокого» образования не требовалось, но мать Александра работала в отделе кадров, да и жила с мужем где-то поблизости. Она, видимо и пристроила сына с перспективой на будущее. Саша в росте не уступал своему непосредственному начальнику и прекрасно вписался в женский коллектив. Он быстро освоился и стал даже своим человеком в отделе ведающим всей автоматизацией и компьютеризацией института, где работала одна юная и свободная особа, а Саша был холост. Молодые люди спешить с выяснением чувств не стали, а просто дружили. Это можно сказать и о положении дел подразделения, в котором работала Наташа. На первом этаже размещалась одна или две необъятные электронно-вычислительных машины, посредством которых Вячеслав Александрович пробовал выполнять монтажные чертежи. Но эксперимент не задался из-за своих больших  трудозатрат, и его пришлось отложить на неопределённое время. …
  … Не менее печальным событием стал уход Виктора Владимировича Смыслова. Незадолго до него отмечали шестидесятилетие Главного специалиста. В комнате технологов собралось много гостей, которые «славили» юбиляра. От имени руководства института выступал бывший работник сектора, а теперь какой-то представитель дирекции, Никифоров, который вспомнил случай, как в далёкое время молодой специалист Смыслов потерял секретную печать вверенную ему. Скандал был грандиозный, но Виктор Владимирович пережил и его. Я на том торжестве выступал в роли «статиста», поэтому и банкета припомнить не могу. Отгуляв Юбилей, Смыслов стал часто бюллетенить, а потом и вовсе на работе его стало не видно. Сережа Веприков посещал своего «патрона» в больнице, и от него я узнал о неблагоприятной перспективе. Для меня это было неожиданной и печальной новостью. С Виктором Владимировичем мы разговаривали не часто, по причине разности возраста и производственных объектов, которыми занимались, но я испытывал к вечно дымящему сигаретой человеку благоприятное расположение, надеюсь что взаимное. …
  … После кончины Смыслова, как заядлого курильщика, от рака легких освободившуюся должность Главного специалиста занял Владимир Августович Книгель. В отличие от Виктора Владимировича, который постоянно конфликтовал с начальником сектора, имеющим с ним равное «звание», Владимир Августович находился с Цыбуковым в приятельских отношениях. Похоже, ими он и воспользовался, когда по состоянию здоровье не смог далее возглавлять специализированное СМУ (Строительное Монтажное Управление). Его организация занималась возведением всевозможных сварных конструкций, где использовалась сварка аргоном.  Это обстоятельство «пришлось ко двору». Раньше, а я застал этот период, алюминиевые шины соединялись посредством угольной сварки. Для шва приготовлялась место под «ванну», которая заполнялась металлом, расплавляемым угольным электродом. Затем шов застывал и шины сваривались. Процесс был трудоемким и неудобным. Сварщику требовалось держать кусок алюминия и угольного электрода  одновременно. При работающем производстве ещё требовалось положением электрода компенсировать магнитные поля, иначе плавящийся металл просто выплёскивался из сварочной ванны. Вячеслав Александрович рассказывал случаи, когда опытный сварщик для выполнения данной работы просто произносил одно слово: «Каска». Это означало, что ему должны были налить в монтажный головной убор до краёв спирта. Кроме того «угольная» сварка усложняла весь процесс изготовления ошиновок, за счет того, что приходилось для выполнения швов шины располагать на разных уровнях для получения глубины шва. А если к этому прибавить лишни затраты самого алюминия и некоторое вынужденное изменение магнитных полей, то станет ясно, что вся технология устарела и требовала модернизации. Её и раньше-то применяли из-за необходимости обеспечить нужные объёмы работ при массовом строительстве, развернувшемся в стране. Теперь требовались другие подходы. Стали применять полуавтоматы для газовой сварки, работающие в аргоновой среде, только вместо металлической проволоки использовался алюминиевый аналог. Между свариваемыми шинами оставляли зазор в 300 мм. Он заполнялся листами алюминия толщиной 10 мм, обеспечивающей возможную глубину шва автомата, по всей высоте шины в 650 мм путём наложения пластин одна на другую. Вес процесс занимал много времени, но соединение получалось идеальным без дополнительных потерь электрического тока во время работы электролизера, что существенно удешевляло цикл производства, а это не маловажное обстоятельство. При новой технологии быстро выяснилось, что работы можно осуществлять не в цеху, а на специальном участке, оборудованным соответствующим стендом. Потом «изделие» доставлялось в корпус и устанавливалось на место монтажным краном. Существенно не повлияв на присоединение катодных спусков, это новшество изменило узел контакта стояка с анодом электролизера. Там появились токарные детали из алюминия. Над всем этим и взял «шефство» Книгель. …
  … Со своим опытом Владимир Августович стал «лоцманом» в новом для нас деле. Он рассчитывал затраты аргона и алюминиевой проволоки, иногда внося коррективы на основе практики. «Плыть» неизведанными путями с ним было спокойней. Вообще этот в молодости боксер солидного веса в общение был приятен и открыт. Мне на память, почему то лёг его рассказ о приятеле, который получил от неожиданной невозможности произвести известное действие с дамой, инфаркт. Врачи потом «здоровье» восстановили, но недуг остался. А так Владимир Августович любил больше вспоминать о днях молодости, которые, как известно, уходят безвозвратно. К замечаниям по работе Книгеля я относился с пониманием и сотрудничал с ним охотно. …
  … Кроме того в нашем секторе появился молодой специалист. «Свет», не только сектора, но и отдела, быстро «решил, что он умён и очень мил». О профессиональных навыках не берусь судить, ввиду малой осведомлённости в вопросах технологии, но Женя Азарников был симпатичным и приятным в общении человек. Не обошлось, правда, без некоторых «шероховатостей». В свою первую рабочую командировку Евгений Борисович, повторяя мой трудовой путь, отправился на ТадАЗ. На заводе работал его однокурсник родом их тех мест. Женя встретился с товарищем по учёбе, и попал в «объятия» восточного гостеприимства. Это сыграло с ним «злую шутку». В результате чрезмерного возлияния Евгений «загремел» в вытрезвитель или просто попал в местную милицию, но был составлен протокол, который и отправили в Ленинград. «Административного ресурса» приятеля, видимо не хватило. Отпираться не имело смысла, и Азарников принял предельно смиренный и раскаивающийся вид. Как говорила моя бабушка: «Повинную голову меч не сечёт». Это и личное обаяние «обвиняемого» к серьёзным последствиям ни привело. Борисовича немного «пожурили» на специально устроенном по этому случаю собрании и забыли. Впрочем, нет. В целях воспитания и искупления вины Женю отправили в летний лагерь проблемных подростков. Их туда определяли для отдыха и с целью обезопасить город от их энергии в «праздный сезон». По рассказам «воспитателя» ребята были в целом не плохи и, проявив известную строгость со справедливостью, свой месяц Женя провёл без значительных происшествий, чем окончательно «вымарал» чёрное пятно на биографии. А так Азарников вёл жизнь современного молодого человека. От него я, например первый раз, узнал о существовании Александра Розенбаума. На его концерт ходил Женя и сообщил что тот в глазах «общественного мнения» считается приемником самого Высоцкого. Ознакомившись, с «лёгкой руки» Азарникова, с песнями последнего, я с этим, пожалуй, не соглашусь. Хотя Александр Моисеевич, при нашей личной встрече, в далёком будущем, негативных впечатлений не оставил, а даже наоборот. Впоследствии Евгений нашел более перспективное применение своих навыков и покинул наш институт, навсегда уйдя из моей жизни. …
  … Понемногу я знакомился с другими работниками отдела, не имеющими прямого отношения к моему роду деятельности. Этот процесс не был быстрым ввиду моей загруженности работой, но о некоторых эпизодах стоит рассказать. Так в нашем отделе велась большая работа общества «Книголюбов», которая не могла обойти и меня как «страстного» читателя. В секторе всеми этими делами занималась Валентина Павловна Печникова, а в масштабах отдела Рита Воробьёва. Она была по возрасту ровесницей Печниковой и достойна, безусловно, боле уважительного упоминания, но её отчества к стыду не помню, поэтому величаю её со слов последней. Непосредственно с Воробьёвой я познакомился при подписке на полное собрание сочинений Достоевского. В её компетенции оказалась возможность распределять дефицитный товар, а желающих получить книги оказалось больше чем надо. Я, видимо, приглянулся Рите Воробьёвой своей привязанность к литературе, и получил заветный, а не запретный, «плод». Он стал одним из последних моих пополнений домашней библиотеки, успевшей приобрести довольно солидный вид по тогдашним меркам, хотя сравнивать его с собраниями известных деятелей культуры смешно и глупо. С Маргаритой  Батьковной мы стали здороваться при встрече, хотя ей самой получить все тома не довелось ввиду безвременной кончины. После её смерти я некоторое время ещё встречался на лыжных прогулках по замерзшему Финскому заливу с мужем покойной. Фамилии супругов были разные. Рыбкин работал, насколько помнится, в соседнем отделе. Этот невысокого роста человек бегал на лыжах лучше меня, так что на лыжне вдоль фарватера перегонял меня. С ним мы не здоровались, так как, в общем-то, по работе не были «представлены» друг другу, но при встречах он своим сникшим после беды видом напоминал мне о хорошей женщине. В институте они считались примерной парой. …
  … К событиям, которые нельзя не упомянуть, относится и моя попытка обзавестись собственным земельным участком. Вообще к возможности заняться «сельским хозяйством» в свободное от основной работы время я относился «прохладно». Поэтому проигнорировал предложение сестры скооперироваться для освоения земли на сотом километре. Но тут сложилось множество факторов, которые чуть не поколебали мои убеждения. У нас в институте стали выделять участки под садоводство в километрах двадцати от Мги. Всё это проводилось по линии профкома, где Выходов был заместителем председателя. Желающих было больше чем имеющихся мест, но Николай Иванович, воспользовавшись служебным положением, с завидным энтузиазмом получил 6 соток. На фоне этой эйфории он предложил и мне вступить в товарищество. Я особыми чувствами к земледелию не страдал, но имел неосторожность поделиться новостью с женой. Тоня стала бурно меня агитировать. К ней присоединились и Лёша с Машей, хотя и не так активно. Немного поразмышляв «глава семьи» согласился. Я решил, что ни чего страшного не будет, если лето мы будем проводить на собственной даче. Николай Иванович помог оформить все «бюрократические формальности», и я стал «землевладельцем». Это был самый простой этап, так как дальше пришлось приступить к освоению выделенной площади. …
  … Приобретя топор, пилу и лопату ранним утром выходного дня я отправился на электричке до Мги. Там, пересев на набитый битком автобус, доехал до нужной мне остановки. Дальше, пешком пять километров, наконец, добрался до своих «владений». Лес на них был заметно поредевший. В «концессию» я вступил «к шапочному разбору». Николай Иванович на своём, соседнем с моим, участке, уже успел построить «времянку» и приступить к строительству дома. Для его возведения требовались бревна, и начальник, с моего согласия, уже спилил большие деревья. Возможно, всем этим и объяснялось от части «живое» участие руководителя в моем «начинание», но, как говорится; «Дареному коню в зубы не смотрят», и всё это значительно облегчило мою задачу. Оставшийся подлесок и кусты я и начал «корчевать» с помощью своего немудрёного инструмента. Но и для этого мне потребовались три поездки, так как заросли были приличные. Чтобы не возить инструмент каждый раз, его я оставлял у соседа. Наконец поляна расчистилась. Требовалось приступить к очередному этапу, и обзавестись каким либо жильём. За помощью в этом деле я обратился к двоюродному брату. Владимир Николаевич обещал посодействовать. У него на работе имелся ничейный «уютный» вагончик, оставшийся от какого-то подрядчика. Домик на колёсах был официально выписан мне за символические сто пятьдесят рублей. Для организации доставки на место назначения в майски праздники я отправился в «Фёдоровское». Эта поездка совпала с отмечанием другого доброго дела брата. Ему подошла очередь на приобретение автомобиля. «Жигули» у него уже имелись, и он передал своё право секретарю парткома совхоза Брянскому земляку. Невольным участником «обмывания» этой сделки на берегу Ижоры около Аннолово стал и я. Кроме обычных горячительных напитков благодарный покупатель выставил целую упаковку баночного пива из гостиницы «Прибалтийская». Товар по тем временам был «диковинный» и дефицитный. Под вяленую рыбку Малахов старший предложил мне поменять направление моих «сельскохозяйственных» планов. На тот момент в совхозе выделяли место под садоводство рядом железнодорожной платформой 34 километр на левом берегу выше по течению места, где мы в данный момент «отдыхали» на правом. Как служащий шефствующей организации, по словам брата, я имел право присоединиться к соискателям. Требовалось только привести справку с место работы. Предложение выглядело крайне заманчивым. Существенная экономия времени и средств была налицо, а главное близкое нахождение родни, которая без проблем могла доставить вожделенное жилье на колёсах и содействовать в дальнейшем освоении «целинных земель». Недолго думая, после очередной банки пива, я согласился, тем более что «праздничные» вылазки под Мгу мне сильно надоели. В ВАМИ справку мне выписали, я стал спокойно дожидаться «счастливого» часа. Моя переориентация не осталась не замеченной и ко мне с предложением о расставание с «заветным» местом обратилась одна из коллег другого отдела. Торговаться я не стал. Вернул уплаченные мной пятьсот рублей и избавился от сомнительного землевладения.  Не стал оценивать труд по расчистке участка, хотя учесть этот факт мне благодарная покупательница и пролегала. На этом дело остановилось. Настали бурные времена, и когда я в очередной раз обратился к Вове, он предложил вернуть деньги за вагончик назад, из чего я понял, что наше мероприятие «лопнуло». Не очень существенная сумма и раньше превратилась вообще в «пыль». Её я без особого сожаления «списал» в статью убытков, а к брату претензий не имел, хотя некоторая грустинка об утраченных возможностях и осталась. Но на 34 километре я побывал, хоть и в качестве гостя. Там построил свою дачу Вова Малахов младший, но он был «коренным» работником совхоза, а его жена Тамара работала там главным бухгалтером. Это, по видимому, и позволило преодолеть те преграды, которые оказались недоступны мне. Они и сейчас приглашают меня попариться в баньке, но прежних сил и энтузиазма уже нет, хотя такой возможности я и не исключаю. …
  … Времена наступали интересные, в том смысле, что зарплаты росли, но купить на деньги в магазинах становилось всё проблематичнее и проблематичнее. А начиналось всё не так уж и плохо. Что бы стимулировать мою трудовую активность Николай Иванович перевёл меня «на сделку». В конце каждого месяца он называл мне сумму, а была она рублей 240 чистыми, и я писал, ориентируясь на неё, наряд. Для меня это не составляло особого труда, так как стоимость фактически выполненных мною чертежей, а цена их была разной в зависимости от степени сложности, почти совпадала с установленной «планкой». Дефицит я покрывал за счет такой «эфемерной» позиции, как проработка, тоже стоившей денег, но реально, ни когда не производившейся и имеющей «растяжимые рамки». Потом зарплата стала просто официально расти и начала доходить, если не изменяет память, до 600 рублей в месяц. Так же появилась возможность приватно улучшить своё материальное положение. Для одного из объектов я под патронажем Шрамко сделал «левую», не скажу уже какую, работу. За неё мы получили по 1000 рублей каждый. Для их получения налом, правда, потребовалось завести сберкнижку, которой у меня отродясь не имелось, с открытием счёта, на который и перевелась причитающаяся сумма. Этот «подарок судьбы» удивил и даже немного напугал самого Вячеслава Александровича, что мне он и высказал при завершении операции. Я особенно переживать и вникать в детали не стал, а просто довольствовался результатом. … 
  … Не менее «позитивные» события начали происходить и на «международной арене» нашей трудовой деятельности. Толчком к этому послужило моральное и фактическое старение Алюминиевого Завода в Египте. Строился он по нашим чертежам, если не в пятидесятые, то, по крайней мере, в шестидесятые годы. Поэтому потребовалось провести модернизацию объекта. По словам Николая Ивановича тогдашни местные начальники «дисциплинированно» соблюдали проектные рекомендации наших инженеров, не пытаясь, что ни будь улучшить. Как говорится: «От добра, добра не ищут», да и общий уровень технической подготовки не позволял им сделать этого. Для выполнения нового проекта на север Африки решили отправить Вячеслава Александровича Шрамко. Практика являлась обыденной, когда «большого начальника», понизив до рядового инженера, отправляли получать неплохую зарплату. Опасаясь, что Главный конструктор сектора успел утратить былые навыки черчения, или по каким другим причинам, чертежи должен был выполнить в основном я, не пересекая границ государства, а Шрамко оставалось только на месте «отредактировать» их. Всё это меня по понятным причинам не особенно «воодушевило», но спорить с руководством  я не стал, в мечтах надеясь, что благодарный командированный привезёт мне какой-то особый сувенир из-за границы. Например, Виктор Владимирович Смыслов, после поездки в Индию осчастливил меня симпатичным местным камушком. Не остались не отмеченными и другие коллеги по сектору. Мои радужные надежды не оправдались, но особенно грустить я не стал, рассчитывая, что добрый и бескорыстный поступок, зачтётся мне на страшном суде. Не очень веря в «предрассудки», этой мыслью поддерживаю себя на протяжении всей жизни и по другим поводам. …
  … Следующим «по ранжиру» в «круиз» отправился по тому же направлению Николай Иванович Выходов. Он, правда, командировался не с «темой» нашего отдела, а соседнего подразделения, занимающегося механизацией алюминиевого производства. Как не плохой в своё время конструктор, Николай Иванович всю «кухню» соседей знал и обошёлся без моей помощи, которой я не мог оказать, если бы и хотел. Без «консультации» «хозяев», возможно, не обошлось, но это их проблемы, а мне не было со всем, ничуть не обидно, хотя с месяц пришлось в группе заменять начальника в текущих делах. Когда же в загранкомандировку на Синайский полуостров отправился очередной «бугор» Сергей Викторович Агибалов, меня это событие совсем не затронуло. Зато от поездки в Израиль у Сергея осталось много впечатлений, которыми он поделился с нами. Волей неволей товарищу приходилось контактировать с местным населением. В телевизоре и газетах много нюансов не было возможности узнать. Из рассказов сослуживцев, я узнал много интересных фактов из жизни этого взрывоопасного региона, из которых мне запомнились лишь синяки на лбу местных инженеров от молитв Аллаху. Смею предположить, что очередь дошла бы и до меня, но благоприятное время кончилось и границ родной страны я так, ни когда и не пересёк, о чём особенно и не жалею…
  … Эти изменения проходили на фоне перемен в стране в целом. Жизнь бурлила как в закипающем котле. Время борьбы с «зелёным змием» сменилось громкими делами следователей по особо важным делам Дляном и Ивановым. Громко о себе заявили выборы в Верховный Совет СССР. Потом прошли выборы первого президента. Райкомы Партии потихоньку уходили в «тень». Не обошли стороной эпохальные перемены и меня. Николай Иванович «сосватал» мне свою новую собаку, которую ему подарили знакомые вместо любимого и «рано ушедшего» боксёра Дика. Когда он безвременно умер у нас в комнате с неделю стоял траур. Понимая состояние начальника, мы старались того не беспокоить по мелочам. В семье Выходовых он был любимым членом. Нина Александровна только немного ревновала собаку к мужу. Она пса вкусно и много кормила, а тот больше признавал хозяина за то, что он с ним гулял. Свято место пусто не бывает, и однажды Николай Иванович сообщил нам, что знакомые привезли ему прямо на дачу щенка южнорусской овчарки. Я порадовался за руководителя, но особого значения этому факту не придал. Быстро выяснилось «хулиганское» поведения «малыша». Он начал мять грядки на шести сотках, и владельцы «сильно разочаровались» в приобретение. Меня на тот момент стало беспокоить сердце и головные боли. Спать на левом боку спокойно не мог, и приступы мигрени случались через день. Я от кого-то узнал, что очень полезны регулярные прогулки на свежем воздухе, которые обеспечивает наличие мохнатого друга. Это обстоятельство дошло в разговоре до Николая Ивановича, и он предложил мне на совершенно безвозмездной основе своего питомца. Я посоветовался с семьёй. Дети были в восторге и Тоня тоже не возражала, тем более, что речь шла о самочувствие мужа. В ближайшие выходные я поехал к Николаю Ивановичу в первый и последний раз на городскую квартиру за новым членом семьи. Хозяева встретили меня радушно и дали минут пятнадцать на наше привыкание с Гамлетом, так звали теперь уже мою собаку. За отведённое время я отдал прежним владельцам три рубля, повинуясь народным приметам, что за приобретение «скотинки» надо отдать пусть и символическую сумму для отведения опасности от жизни животного. При бесплатном варианте считалось, что оно не выживет. Так же я успел воочию посмотреть на гордость Николая Ивановича шкуру белого медведя, купленную им в комиссионке. Хозяин самолично повел нас на остановку такси. Везти друга на городском транспорте представлялось проблематичным, и я скупиться не стал. При посадке в ГАЗ-24 произошла небольшая заминка. Девяти месячный щенок оказался неожиданно больших размеров, и габаритами уже тогда превосходил многих взрослых собак других пород. Залезать в салон автомобиля он категорически не захотел, и пока я втащил его насильно, он освободился от ошейника. Я оказался в тесном «помещение» один на один с незнакомым «зверем» без всякой страховки. Однако, всё обошлось благополучно. Гамлет понемногу успокоился, что позволило мне «водрузить» ошейник с поводком на место. За время дороги собачка вела себя цивилизованно, только с языка начали капать обильно капли слюны. Как неопытный собаковод причину подобного явления я понял только по прибытию на место жительства. Едва успев покинуть транспорт, пес «облегчился» чуть ли не посередине тротуара.  В дальнейшем он подобного себе не позволял, а тут я ему время на собачьи «дела» по не компетенции не предоставил. О дальнейших «приключениях» Гамлета будет поведано в соответственных главах, а информацию, касающуюся моего места работы в ближайшее время, можно дополнить лишь следующим. Когда наступили голодные времена, Николай Иванович, учитывая моё сложное материальное положение, «прикрепил» собаку к столовой ВАМИ, воспользовавшись своим авторитетом члена профкома. Так что долю своей ответственности и участия в судьбе Гамлета он не забыл, и я всегда помню об этом. …
  … Где-то на границе смены «общественных формаций» ВАМИ «захлестнуло» немаловажное событие. Приближалась круглая дата со дня возникновения нашей проектной организации. Руководство приняло решение по случаю Юбилея поощрить работников не просто премией, а памятным во всех отношениях подарком. С этой целью министерство согласовало использование валютного счёта для приобретения за границей тамошних товаров. Были составлены списки, где каждого работника, в зависимости от трудового стажа и должности, причиталась определённая сумма долларов. На неё можно было по желанию выбрать импортные товары, которые и были закуплены в достаточном количестве. Праздничные «приготовления» заполнили все помыслы вамитян. Всем этим занимался уже упоминаемый мной персонаж, из рассказов Печниковой, ГИП с забытой, но «значимой» фамилией. Им была проделана «титаническая» работа. На причитающуюся мне за шесть лет упорного труда сумму я выбрал имеющийся только в комиссионных магазинах двух кассетный магнитофон со стерео колонками и радиоприёмником различных диапазонов волн. Остатка валюты мне хватило на приобретение десятка кассет и телефона. Что смогли получить коллеги с более значительным стажем, не скажу, но Вячеслав Александрович попросил меня «перекинуть» на его счёт немного недостающих для приобретения «западного» телевизора денег, а кассеты он обещал вернуть «натурой», благо дело «расходный материал» из ФРГ на прилавках магазинов имелся. Вполне законная сделка состоялась, и обе стороны остались довольны или, во всяком случае, убытков не понесли. Радости домашних не было предела. Появилась невиданная возможность не толь слушать радиоприемник, который у нас в семье уже давно имелся из «приданого», но и переписывать на одном устройстве всевозможную нужную музыку. …
  … Конечно, можно было бы сказать, что гроза надвигала, но когда по телевизору начали целый день транслировать, ставшее нарицательным, «Лебединое озеро» Чайковского, ни кто вначале, ни чего не понял. Потом понемногу ситуация стала проясняться и когда утром, идя на работу, я встретил возмущенного соседа Валеру Котова, то только смог согласится с ним, что в какой только стране мы живём. Про себя в уме я успел ещё подумать, что неплохо бы было заклеить полосками бумаги стёкла, на случай если Кронштадт, находящийся в «шаговой» доступности от Васильевского острова, станет палить из пушек боевых кораблей по «мятежному» городу. Такой возможности исключить было нельзя, не имея вообще «радужных» перспектив. К счастью, или точнее сказать, меньшему не счастью, всё обошлось «малой кровью» и очень быстро. В активных гражданских действиях я участие не принимал занятый работой, которую ни кто не отменял, да и о семье надо было подумать. Потом и вовсе начали происходить события, на которые я повлиять ни как не мог, и они всем известны. …
  … Не сразу, но определённые изменения стали происходить и на «производстве». С потерей республик ослабевало значения главка и министерства. Заводы начали приобретать самостоятельность и удаляться от нашей проектной организации «произведшей их на свет». Всё это не было в сфере моей компетенции, поэтому сильно распространять не имеет смысла, и стоит сосредоточиться на более «приземлённых» делах. Мой институт и сам приобрел самостоятельность, став акционерным обществом открытого типа. Во всех нюансах я до си пор не разобрался, но получил причитающиеся мне одиннадцать акций народной собственности. Всё это сопровождалось бурными собраниями, на которых мой пакет был перепоручен Паше Спиридонову для увеличения веса родственного мне мнения. Я могу ошибаться, но в этот период был избран новый директор по фамилии Ланкин. До получения данного поста он занимался, по словам Николая Ивановича, профсоюзной деятельностью в Ленинградской области и производил вид солидного мужчины. Старый директор Николай Андреевич Калужский свои позиции сдавать не собирался и с иностранной фирмой «Куммера» создал совместную «контору», которая стала скупать «ценные бумаги». От него не отставали и другие люди из руководства. Так главный энергетик, или бывший, Гангадзе тоже занялся подобным делом. Он в своё время прославился тем, что при выполнении одного проекта по корпусам КрАЗа были перепутаны знаки «+» и « - » одной серии на электрической подстанции. В результате, когда монтаж закончился, ток пошёл в другом, чем надо, направлении. Скандал был приличный. Пришлось срочно изменять документацию, а ответственным сделали Главного энергетика. Эта информация дошла даже до меня, хотя я в этих «сферах не вращался» как, впрочем, и в вопросах «прихватизации», по выражению Калужского, разбирался слабо. Поэтому когда настало совсем мрачное время, и за три дня до окончания месяца не оставалось ни денег, ни талонов на продукты, а полки магазинов были пусты, я с «чистой» душой продал свои ваучеры за шесть тысяч рублей и купил жене зимние сапоги. На этом мой «статус» собственника народного имущества закончился, а я стал простым «пролетарием умственного труда». …
   … Преодолеть же материальные трудности в некоторой степени помогло «участие запада». В адрес ВАМИ прибыла фура с гуманитарной помощью из Германии по линии родственных профсоюзов. Николай Иванович принимал в приёме гостей самое деятельное участие и даже помогал им «осваивать» баночное пиво, привезённое в качестве даров. Меня же начальник приобщил к мероприятию для разгрузки машин. Нашему отделу досталась внушительная коробка с продуктами, но одна. Делить её на сто человек не имело смысла, и руководство отдало её мне целиком, как грузчику или по другой причине. Не знаю. В упаковке находились самые незамысловатые продовольственные товары в виде круп, макаронов, галет и пары банок сгущенки. Однако, мой домашний рацион это существенно поддержало, и я до сих пор искренне благодарен немецким товарищам, хотя лично мне просьба подаяния претит. Но это было «от чистого сердца», и принимала бесплатные подарки вся страна. …
  … Случай живого участия в судьбе народа, попавшего в сложное положение, не был единичным. В другой раз один из западных предпринимателей привёз в институт бракованную продукцию всевозможных кухонных ножей. Для доставки в отдел груза также привлекли меня. В качестве «бонуса» мне предоставили первому выбрать три причитающихся предмета. Из груды металла мне приглянулся большой тесак и приятного вида крупный кухонный нож. Малюсенькие щербинки на рукоятке можно было заметить, но по меркам советского времени они, ни как не тянули на брак. Ножом потом я пользовался в продолжение многих и многих лет. …
  … Для обеспечения «выживаемости корабля» решили избавиться от «балласта» в лице пенсионеров. Под сокращение попал и Николай Иванович Выходов. С какими чувствами он покидал «насиженное» за долгие годы место сказать трудно, но особого явного неудовольствия выказано не было, да и устроился он в каптёрку одного из военно-морских училищ на Васильевском острове, вспомнив «боевую» молодость. Наведываясь иногда на старую работу, он в шутку говорил, что у него одна задача. Неожиданная смерть на рабочем месте не должна была остаться незамеченной, иначе пришлось бы быть не погребённым, ну если не целый год, то, по крайней мере, месяц. А мне же досталось принимать «бразды правления». Честно говоря, занять должность руководителя группы я был не прочь, хотя немного к ней и охладел после первой неудавшейся возможности, но ясно понимал, что полностью заменить Николая Ивановича не совсем готов. Но выбора, собственно говоря, не было. Немного беспокоило ещё одно маленькое обстоятельство. Я, имея горький опыт расхождения слов начальства с делами, не очень доверял устным заявлениям о моём повышении. Даже соответствующая надпись в чертежах, казалось бы, официальных документах, ни о чём не говорила. Пришлось посетить, не свойственный мне поступок из-за «патологической» застенчивости, не оставляющей меня полностью на протяжении все жизни, отдел кадров, где мать Саши Васильева подтвердила наличие соответствующего приказа. Так «сбылась мечта идиота», как любил выражаться Остап Бендер. Собственно ни чего «страшного» не произошло. Я продолжал делать туже работу, что и делал. Особенно руководить подчинёнными не приходилось. Они и сами были достаточно опытными, а проверку их чертежей мне доводилось делать и до этого. Хотя отсутствие Николая Ивановича сказывалось. За отсутствием капитальных заказов пришлось, например, делать проект ЦРГ (Централизованная Раздача Глинозёма), с которой мне раньше «сталкиваться» не доводилось, но коллеги пришли на помощь. Валентина Павловна, отношения с которой у меня давно наладились, вспомнила молодость и выручила своего начальника, а мне осталось только поставить свою подпись. …
  … Галине Ивановне Климовой надоело подолгу находиться вдали от любимого города, и авторский надзор на СаАЗе «осиротел». Пришлось другим работникам сектора по очереди на месяц отбывать на берега Енисея. Не минула, сея участь и меня. Немного отдохнуть от каждодневных дел было и не плохо, но не в данной ситуации. Однако делать было не чего. Оказавшись в Саяногорске, я немного, как сейчас помню, загрустил. Первоначально у меня были планы за месяц попробовать отрастить для солидности и экономии времени на бритьё бороду, но не окладистую, а более интеллигентную и скромную. Расстроил мои «грандиозные» намерения новый технолог нашего сектора. Он работал у нас недавно, так что расположением к нему проникнуться я не успел. И надо же, что оказавшись в командировке вместе по разным вопросам, у него возникла аналогичная идея. Быть «дублёром» не вызывающего во мне особой симпатии человека я не захотел, и отказался от своей затеи. Осталось рассеивать грусть, окунувшись «с головой» в работу. Побывав на почти построенном опытно-промышленном корпусе завода, я обнаружил ряд существенных ошибок монтажников. Например, сети сжатого воздуха или, возможно, другие трубы, оказались в корпусе без прокладок электрической изоляции. Если этот «недочёт» легко  устранялся, то ряд стояков, состоящих из шин толщиной 210 и 70 миллиметров, приваренных к основной ошиновке не той стороной, представляли собой существенное изменение для проходимости тока, что оставить без внимания я не мог. Требовалось, чуть ли не изготовление новой конструкции, на что, знакомый по прежней работе, прораб монтажников, пойти ни как не мог. Он слёзно напомнил мне о прежней моей ошибке, одной из трёх за всю практику, при монтаже, по-моему, этого же корпуса когда он «выручил» меня. Взять всю ответственность на себя я не мог, да это и не входило в мою «компетенцию». Пришлось звонить в Ленинград Буткевичу. Как технолог Николай Павлович нашёл выход из положения с минимальными переделками. В результате все стороны остались довольны. Других производственных «подвигов» на память не приходит. …
  … Заполнение времени досуга тоже представляло определённые трудности. В маленьком   городке, который условно можно было обойти за час, полтора, достопримечательностей имелось «не густо». Приходилось «изыскивать» другие возможности, так как в субботу и воскресенье на работающее круглые сутки производство я не ходил. Конечно, можно было читать и смотреть телевизор, но хотелось более интересно и наполнено использовать драгоценные часы и минуты жизни. Я, по-моему, в очередной раз посетил Саяно-Шушенскую ГЕС. Спокойно на автобусе доехал до «Черёмушек». К сожалению, лицезреть мраморную жилу, пересекающую Енисей, в этот раз не пришлось из-за маскирующей белизны снега. Пешком по живописной зимней местности дошёл до самого подножия плотины. Сооружение имело, конечно, грандиозный и величественный вид. Под его впечатлением захотелось посетить место, давшее, почему-то название плотины, так само Шушенское находится на правом берегу в приблизительно ста километрах пути. Так говорю я, разумеется, для предания дополнительной «художественности»  повествованию, тогда как идея посещения места ссылки В. И. Ленина возникла заблаговременно, для чего и был составлен со слов местных товарищей подробный маршрут. …
  … В очередной выходной день я и отправился в путешествие. Денёк выдался морозный и солнечный. Термометр показывал -25 градусов Цельсия. Дым из всех труб строго, при полном безветрии, поднимался  вверх и уходил в бездонную синеву неба, при ясной погоде, а именно такая благодать и стояла. Дорога на рейсовом автобусе до остановки Майна не нарушила благостного утреннего настроения. Первые трудности начались, когда я по улице посёлка спустился к Енисею. Несмотря на ясную погоду над гладью  реку стелился туман от испарения незамерзающей воды, и другой берег с трудом просматривался. Согласно правилам безопасности при такой видимости паром не функционировал. Пришлось мне ждать «у моря погоды». Далеко не уходя от пристани, я обследовал местные магазины. Товаров мне не требовалось, но надо было занять время и обогреваться в теплых помещениях, так как мороз не уменьшался. В книжном магазине мне сразу бросился в глаза томик Бальмонта, и я приобрёл дефицитную по меркам Питера книгу, а тут она, видимо ни кого не интересовала. Всё ожидание заняло часа четыре, но ближе к обеду паром с пассажирами и автотранспортом, наконец, тронулся и пересёк Енисей. Всё «плавание» мне напомнило кадры из фильма «Родная кровь», где главная героиня в исполнение Вии Артмане работала на подобной переправе, только тяга была не ручная, а электрическая. Технический прогресс ушёл вперёд. Но на этом «заминки» не кончились. В результате незапланированного «смещения» расписания на воде, автобус ожидался только через два часа. На этом берегу построек не имелось, даже остановка представляла собой одинокий столб с вывеской, а может и того не имелось. Местный парень попутчик предложил мне скоротать время и отправится пешком на кольцо автобуса, находящееся километрах в шести. Делать было нечего, и я согласился на разогревающую прогулку до поселка. Туда за разговорами мы добрались заблаговременно, и успели попить кофе с пирожками. Из окон автобуса набитого народом я, любуясь видами придорожной тайги, добрался до пункта назначения. Судить о размерах Шушенского во времена Ленина не берусь, но к описываемым дням оно превратилось в районный центр, чему способствовала туристическая привлекательность всего мемориала. Время клонилось к вечеру, и я «присоседился» к группе экскурсантов. Гид показал нам дома бедняка, середняка и зажиточного жителя. Постройки разительно отличались друг от друга и наглядно символизировали неравенство царской России. Так же мы осмотрели местный острог, представляющий собой территорию огороженную частоколом из брёвен. Там до революции содержали каторжников. Ссыльный Владимир Ильич квартировал в неплохой избе и получал, по словам Паши Спиридонова, на содержание сумму равную «оплате труда» жандарма надзирающего за ним. Как вы понимаете, жить было можно, несмотря на всю жестокость царя. Так, «галопом по Европам», приблизительно за час я ознакомился с мемориалом и живописным прудом посёлка. Предстояло «сваливать» «во своя си», как говорили наши предки. Время приближалось к 6 часам вечера и начинало смеркаться. На последний отправляющийся автобус билетов не было и оставалось только надеяться на «благорасположение» водителя. Имелся запасной вариант переночевать в местной гостинице, но мест могло не оказаться и там. Все сомнения разрешил шофёр, который вошёл в положение, и взял «на борт» несколько «не учтённых» пассажиров. Всю обратную дорогу пришлось находиться «в тесноте, но не в обиде». Состояние «метеорологической обстановки» на месте переправы я не знал, но оставалось надеяться на случай и на опыт с интуицией местных жителей. «Аборигены» меня не подвели. Чуть не доезжая до «официальной» остановки автобус притормозил, и группа пассажиров направилась к реке. На мой недоуменный вопрос, мне сообщили, что они направляются к лодочной переправе. Недолго думая, я присоединился к ним. Моторная лодка оказалась вместительной, но забираться на неё пришлось по обледенелым камням. Промочить, соскользнув, ноги зимней «прохладной» ночью, представлялось мне довольно опасным, но всё обошлось благополучно, и я, рассекая водную ночную гладь, переплыл на родной берег Енисея. Там, выбравшись из плав средства опять же без превратностей, добрался до ещё курсирующего автобуса и прибыл в номер гостиницы, где, наконец, и вздохнул спокойно. Сами «экспонаты» по отдельности меня, как жителя Ленинграда, удивить особенно не могли, но общий антураж приключения оставил не забываемые впечатления о том дне. Другие 30 дней моей месячной командировки подобных «похождений» в моей памяти не оставили, и я благополучно вернулся в любимый город. …
    … Питер встретил меня неоднозначно. Если семья, начинавшая понемногу привыкать к моим длительным отсутствиям, сюрпризов не преподнесла, то на «производстве» меня ждала сандальная новость. Произошел крупный конфликт между Валентиной Павловной Печниковой и Ниной Александровной Оськиной. Дело чуть ли не дошло, как говорят, до рукоприкладства. Причину случившегося я так до конца и не понял, но в глубине души был доволен, что мне не пришлось разбираться в ситуации, а «главный удар» взял на себя Сергей Агибалов на время моей командировки подменявший меня. К моменту моего возвращения всё немного успокоилось, но Нина Александровна и Валентина Павловна до конца совместной работы так и не помирились. Что, впрочем, на производственных показателях сказалось плодотворно, так как меньше стало «праздных» разговоров. …
  … Общее же положение в стране, хоть и прошло «низшую точку», не спешило выправляться. Курс рубля падал «галопом» и всё равно не успевал за ростом цен. Мы стали получать миллионы, но жизнь лучше в целом не становилась. В день зарплаты Олег Нобелев, помогавший кассиршам в качестве инкассатора, таскал сумки переполненные банкнотами, но на них мало что можно было купить. Я сам пару раз видел подобную сцену. Не особенно помогала в труде главному специалисту литейного сектора и периодическая деноминация. Опустевшие сначала баулы снова наполнялись мало что стоящими бумажками. Народ, терявший старые не перспективны рабочие места, стал изыскивать новые средства к существованию. Не обошла эта тенденция и меня, но об этом немного позднее, а пока каждый «выплывал» как мог. К следующему зимнему сезону мы подошли немного более подготовленными персонами. Так Валентина Павловна заготовила по рецепту Игоря Сухоплечева, который перебрался к нам в комнату из ТадАЗа на должность руководителя группы, закатала много банок «ножек Буша», поставляемых нам из США. Но, или рецепт оказался неправильным, или была нарушена технология, пользоваться куриными консервами она не стала, а «милосердно» переадресовала их моему псу, за что тот остался, ей благодарен. Людой Рябчиковой было закуплено 20 кг говядины, которую она поместила на лоджии. Зима, к сожалению, выдалась теплой, и мясо испортилось, так что его даже собаке было не предложить. Потом Люда совершила родственный обмен жилплощади с сестрой, и, уехав на Московский проспект, уволилась из института. …
  … Не смотря на непростые времена в ВАМИ не останавливалась «модернизация производства». Начала «пробивать дорогу» компьютерная техника. Дело шло довольно медленно, но неумолимо. Появившиеся за рубежом персональные компьютеры долгое время не находили у нас места, а собственных изготавливать страна не могла. Первой «ласточкой» стала поездка Вячеслава Александровича Шрамко в ФРГ. На поставки компьютеров в нашу страну действовало какое-то эмбарго и технику приходилось доставать через третьи страны. В Германии Шрамко понравилось. Питание полагалось за счёт поставщика, в первое же посещение ресторана Слава, как в основном его звали старшие сотрудники нашего сектора, заказал экзотические блюда, которые немецким партнёрам обошлись «в копеечку». Они «молча» расплатились, но попросили русского гостя больше так не поступать. Вячеслав Александрович возражать не стал и обеспечил поставку первой партии электроники в ВАМИ. А об этом «пикантном инциденте» он с юмором поведал коллегам. На наш сектор выделили два компьютера. Один поставили в комнате технологов и его «оккупировал» Павел Спиридонов для своих транспортных работ, а второй «агрегат» достался Сергею Агибалову, сразу приступившему к его «бурному» освоению. Я остался без передовой техники и стал ждать «своего часа». Скучать мне не приходилось, пользуясь линейкой и карандашом, поэтому я не сильно переживал. К тому же, мой старенький и надёжный кульман, заменила поблескивающая никелировкой и яркой красной краской аналогичная итальянская «штучка», которая на ряду множества преимуществ в основном чисто «эстетического» свойства, имела «маленький» недостаток. Кнопки в пластиковую поверхность не втыкались. Для закрепления ватмана итальянцы использовали скотч, которого у нас в продаже не имелось. Общими усилиями выход из создавшегося положения был найден. Дополнительно из-за границы поставили листы линолеума, которые позволили, хотя и не без труда, использовать привычные канцелярские приспособления. Так что когда к нам работу для установления сотрудничества прибыла группа китайских «товарищей», то они, посещая наши с Сергеем комнаты, удовлетворенно «прищёлкивали языками» осматривая «красоту» моей техники. А они ещё не видели навесной «машинки» на параллельные линейки, которая могла сама писать текст, проставлять размеры и выполнять другие несложные операции. Это было несколько обременительно, поэтому я этим новшеством не пользовался. Паша же Спиридонов изучил все возможности досконально и гордился этим. Впрочем, «рутинное» приспособление один раз принесло практическую пользу. Институтом за границу был отправлен проект выполненный «от руки». Его «завернули» обратно, так как там всюду использовалась компьютерная техника, и читать «каракули» написанные карандашом и рейсфедером заказчик не стал. У нас подобная техника находилась «в зачаточном состоянии». В качестве компромисса стороны приняли решение переделать чертежи с помощью имеющихся в наличие «полуавтоматов», что позволило получить документам более «товарный вид». Для выполнения этой работы в «обмишурившийся» отдел собрали необходимые приспособления со всего института. В Китае с этим всем дело обстояло не намного лучше, так что на имеющиеся компьютеры, для похвальбы которыми, собственно говоря, и была организована «экскурсия», наши восточные друзья особого внимания не обратили, тем более что само изображение «загружалось» на монитор непозволительно долго, и «зрители», по-моему, так и не дождались «результата». Компьютеры были ещё даже не 420 и информацию чертёжной программы «пережёвывали» с трудом. Это служило ещё дополнительным обстоятельством, по которому я относился весьма скептически к переходу на новую технику и продолжал трудиться «по старинке» не особенно беспокоясь о будущем. …
  … Но время не стоит на месте. Пришлось, в независимости от моего желания, начать готовиться к «шагам» в «светлое завтра». Меня, Сергея Агибалова, Павла Спиридонова и ещё группу товарищей отправили для изучения программы AutoCad в ЛИТМО (Ленинградский Институт Точной Механики и Оптики), который являлся составной частью ЛОМО (Ленинградское Оптико-Механическое Объединение). Работы на работе, извините за тавтологию, было не много, и я с удовольствие решил немного отдохнуть воспользовавшись представившимся случаем на неделю, или, точно не скажу, две, хотя общая невесёлая обстановка к этому и не располагала. До этого мы уже проходили одни курсы с «кибернетикой», но тогда о «персоналках» речь ещё не шла. Впрочем, возможно это был и один курс, и кое какие «картинки» проплывают перед глазами и сейчас. На этой первой учёбе с вычислительными машинами нас знакомила очень молодая и увлечённая своим предметом особа не лишённая привлекательности. Сама техника не представляла особого интереса из-за своей моральной и фактической отсталости, но тогда я впервые услышал об искусственном интеллекте, над которым наш юный ментор работал параллельно с представителями военного ведомства, с которыми она иногда пересекалась и уважительно о них высказывалась, не умаляя достоинства своих гражданских коллег. Другую тему нам раскрывал заслуженный профессор этого же ВУЗа. Он был солиден и не очень стар, и запомнился мне не своими познаниями в изучаемой теме, а воспоминаниями о работе в «шарашках» в дни молодости, а те пришлись сразу на послевоенное время. Не оперившимся выпускником института он сразу попал на работу военным представителем в одну из них. Это дело оказалось не простым, что выяснилось буквально на первых шагах молодого товарища занимавшего столь ответственную должность. Ему на визирование принесли гидротехнические расчёты сложной зенитной установки носящей имя самого наркома внутренних дел. На его недоумённый вопрос, что с этим совсем делать, автор старый специалист «мотающий срок» саркастически ответил: «НУ НЕ ЗНАЮ»!!! Это ответ уважаемому профессору запомнился на всю последующую жизнь и передался мне, как вы в этом можете убедиться. Да исторический промежуток в родной стране, который я не застал, выдался, мягко выражаясь, не простым, о чём говорит и следующий случай, рассказанный умудрённым человеком, в перерыве для некоторого отдыха от основной обязательной темы занятий. Деятельность обитателей не свободного учреждения осуществлялась в стенах обычного городского здания. Их туда из Крестов случалось часто привозили на городском транспорте в сопровождении конвоира. Один раз утренний трамвай оказался настолько перегружен, что охранник с заключённым «потеряли» друг друга и «зеку» пришлось добираться до места работы самостоятельно. Он был ужасно испуган создавшейся ситуацией и прибыл раньше конвоира. Через некоторое время добрался до нужного адреса и не менее перепуганный конвоир. Обоим грозили «большие неприятности», но всё закончилось счастливым концом к облегчению участников данной коллизии. Расстрелять, наверное, не расстреляли бы, но увеличить срок и выгнать с работы вполне могли. …
  … Закончим экскурсы в прошлое и целенаправленно перейдём к изучению программы, которая должна была облегчить наш нелёгкий труд конструктора, в чём я пока сильно сомневался, но не стал идти наперекор «ветра перемен». Наш преподаватель был моложе многих своих «студентов», но предметом владел и имел определённое уважение. «По жизни» его немного умаляли не очень здоровые от кариеса зубы, но их он прятал под усами, и компенсировал спокойным и доброжелательным нравом. Мне его познания  были «в новинку» и я старался по возможности больше «вобрать» их. Моим «приятелям» Сергею Агибалову и Павлу Спиридонову «повезло» меньше. Они, уже имея собственные компьютеры на работе, многое знали, но курс был рассчитан на начинающих, и им многое приходилось, скучая, терпеть, но некоторое разнообразие в повседневном труде, и они воспринимали спокойно, не выказывая особого протеста. Единственно, что всё обучение носило «теоретический» вид, без практических занятий, за неимением нужного оборудования. Но и сделаны мной конспекты принесли определённую пользу в дальнейшем, когда я, наконец, получил свою персональную технику. Это случилось несколько позже, а пока вынужденное «школярство» подошло к концу, и я снова окунулся в безрадостные трудовые будни с кохинором и ластиком «наперерез». …
  … Мои мучения продолжались сравнительно не долго, и когда нам в сектор пришли новые «персоналки», пересесть на «железного» продвинутого «коня» смог и я. Правда пришлось довольствовать бывшем в употреблении товаром. Новым компьютером «завладел» по распоряжению начальства Агибалов, а его «старенький» достался мне. Вооружившись конспектами лекций и подсказками более опытных в «кибернетике» товарищей, я переквалифицировался на передовое оборудование. Процесс прошел не то чтобы легко, но и особых затруднений не вызвал. Правда, в отличие от неизменного кульмана, приходилось успевать за постоянно меняющимся программным обеспечением. Так был пройден путь от девятой версии AutoCada с операционной системой Norton Commanders, до шестнадцатой версии одноимённой программы системы Windows не скажу уже, какого номера. Всё это приходилось «преодолевать» без отрыва от основного вида трудовой деятельности. Новая техника повышения производительности труда, на мой взгляд, не принесла, но повысила культуру производства. Чертежи, вышедшие из плоттера, установленного в нашей комнате, имели более «цивильный» вид, с  чем трудно поспорить. А когда мы свои файлы с «начерченной» продукцией стали относить в специальный отдел с ещё более современной техникой, то и вовсе облегчили себе работу. Последнее обстоятельство расширило круг наших производственных знакомств, ввиду более частого посещения отдела САПР. Что впрочем, не привело к существенным изменениям. Так Саша Васильев окончательно и не связал свою судьбу с Наташей из данного подразделения, которой, по-моему, симпатизировал. Та не дождавшись соответствующего предложения или отвергнув его, что точно достоверно мне неизвестно, вышла замуж за другого товарища и, по-моему, осталась счастлива. Так же не имел продолжения и мой интерес к начальнице отдела до такой степени, что сейчас с полной уверенностью не назову и её имя с фамилией, не говоря уже об отчестве. По своему типажу она подходила под мой «вкус» женщин. К тому же она чем-то напоминала мне жену моего армейского доктора. Но мы оба были занятыми людьми, и по работе тоже, что оставило имеющиеся заинтересованные взгляды, по крайней мере, с моей стороны, без ответа, о чём я особенно не сожалею. …
  … Изменения не могли не коснуться и «трудового коллектива». Так в мою группу на смену Люды Рябчиковой пришла Ира Столбова. Она была квалифицированней своей предшественницы, но «звёзд с неба не хватала» и особенно, ни чем не запомнилась. Под моим началом успел побывать и сравнительно молодой конструктор мужчина. Чтобы как-то заинтересовать нового работника начальство доплачивало ему до уровня моей зарплаты. Но этот предел был настолько мал, что не только не вызывал у меня возмущения «не справедливостью», но не позволил подчиненному надолго задержаться в комнате номер четыреста двенадцать. О положении дел в помещении напротив я был менее осведомлён, но и мне запомнилась Алла Золотнитская. До нашего института она работала конструктором, в каком-то парковом хозяйстве. Как специалист Алла не представляла собой «большого интереса», но была очень и очень симпатичной юной женщиной с непростой судьбой. Её мужем оказался однокурсник с химического факультета Гриша Шмерлинг знакомый мне ещё со стройотрядовской поры. По чему муж и жена имели разные фамилии я так и не выяснил, но они имели двоих сыновей, один из которых учился в специализированной школе на Среднем проспекте не далеко от ВАМИ. …
 … На первых порах «капиталистического плавания» производственная жизнь, хоть и с трудом, но как то «теплилась». Но было понятно, что входить в неизвестный общественный строй, придется с «муками роженицы». Руководство первыми не понимало, что необходимо предпринимать в сложившейся ситуации. На собраниях отдела, которые проходили в самой просторной комнате литейного сектора, Юрий Александрович Матвеев, если забыли это наш большой начальник, всячески призывал подчинённых искать объёмы работ, как будто это была не его основная задача, а наша. Мне было, например, совершенно не понятно, как я мог находить себе работу, находясь, всё время «склонённым над кульманом». Так же, наверное, думали и другие сотрудники. Поэтому призыва «босса» ухолили в небытиё. Алюминиевые заводы приватизировались и отправлялись в «свободное плавание», выходя из-под контроля министерства и главка, с их плановым хозяйством, что оставляло проектировщиков без гарантированных заказов. Приходилось их добывать самостоятельно, а это было не совсем привычным делом для ГИПов, раньше выполнявших в основном функцию «денежного мешка», как выражался Николай Иванович Выходов. В свете этих безрадостных обстоятельств руководству пришлось резко избавляться от «балласта» до предела сжимая «производственную базу». Лично меня это не касалось, и я не сильно беспокоился. Срочно были отправлены на заслуженный отдых Валентина Павловна Печникова, Нина Александровна Оськина и Сусанна Михайловна Гарифулина. …
  … В последний рабочий день я постарался сказать несколько утешительных и тёплых слов Валентине Павловне моей «правой руке» и подарил ей в знак благодарности мини калькулятор, для более экономного распределения скромной пенсии. По окончании этого дня я помог донести, пока нам было по пути, сумку с подарками от отдела и остатками личных вещей. Больше с Печниковой мы не встречались. Она умерла через пару лет от опухоли мозга. Об этом мне сообщила, кажется, Сусанна Михайловна при случайной встрече около моего универсама, как и о кончине Олега Нобилева, который  некоторое время проживал в нашем микрорайоне на квартире молодой своей сотрудницы, с которой вступил в близкие отношения. Вообще Гарифулина и Оськина сразу полностью не ушли из «моей судьбы», хотя расставание с ними мне ни чем особенным не запомнилось. Но Сусанна Михайловна вела активную работу на моём домашнем избирательном участке. Приходя туда голосовать, я старался обязательно увидеться с ней и поговорить о делах и общих знакомых. Так же случай меня несколько раз сталкивал с Ниной Александровной. С ней мы всегда приветливо здоровались и обменивались житейскими новостями. …
  … Подобные «перетрубации» коснулись и соседнюю конструкторскую группу. Отправилась «заниматься внуком» Алла Алексеевна Зыкова. С менее значимыми сотрудниками тоже особенно не церемонились. У Сергея Агибалова оставили в подчинение Сашу Васильева «на перспективу» и Наташу Лойканен, которая впрочем, недолго довольствовалась мизерной зарплатой инженера, и пошла, работать продавцом детских игрушек и сувениров. Таким образом, в моей комнате остался я с Игорем Сухоплечевым, а помещение соседей тоже освободилось. Пришлось нам с Игорем перебираться в соседнюю комнату в целях экономии средств за аренду. Создалась «уникальная» ситуация. На троих руководителей группы приходился один рядовой инженер, на которого мы с Прокопьевичем не претендовали, а продолжали делать свою работу, где в штампах чертежей четыре раза значилась наша фамилия. Однако за такой  ударный труд участники получали одну зарплату, и не бог весь какую. …
  … Поэтому каждый «выкручивался» как мог. Говорили, что у входа метро станции «Василеостровская» можно было часто видеть одного достаточно известного в своих кругах сотрудника нашей проектной организации который рекламировал или продавал продукцию совершенно не «профильного» назначения. Покинул «родные пенаты» и  Павел Спиридонов. Он занялся проектированием бензоколонок, как «грибы» появляющихся на территории города. Мимо одной такой точки финской фирмы «NTSTE» я проходил по пути на работу и обратно. На этом же маршруте мне часто попадался один гражданин ужасно похожий на певца Александра Розенбаума. Однако это был не бард, а работник транспортного предприятия на Малом проспекте в створе улицы Беринга. Этот мой путь приносил и другие запоминающиеся эпизоды. Так на пересечении улиц Беринга и Нахимова мне встретился покойник, сон которого охранял милиционер, до приезда специализированного транспорта, не спешащего на вызов. Товарищ, видимо, шёл по своим делам, когда его неожиданно застала смерть.  Буквально на этом же перекрёстке я оказался очевидцем результатов автомобильной аварии. На меня неизгладимое впечатление произвёл пострадавший, ждавший прислонённый к ограде Смоленского кладбища, скорую помощь. У него был открытый переломом ноги, где явственно видна была сломанная кость. Но, как понимаете, все эти людские беды не могли заслонить собственное незавидное положение. Не помогли и несколько иностранных монет найденных в районе 60-го отделения милиции в оттаявшем снеге, хотя и заняли своё место в моей не богатой коллекции нумизмата. Но больше запомнилось хлюпанье по данным осадкам в прохудившейся обуви с одной только мыслью, чтобы не заболеть, и семья не лишилась «кормильца». И как говорят: «Бог миловал». Но проблем это не сняло, и пришлось предпринимать, что-то реальное. …
  … Предыдущие попытки найти выход из безвыходного положения встраивания в новую неизведанную реальность, завершившиеся неудачей, наконец, дали при очередном заходе положительный результат. В этом помог сын соседей Князевых живущих на 11-том этаже нашей парадной Коля. Он работал охранником и дал телефон своей организации. Я созвонился и поехал после работы на станцию метро «Озерки» для собеседования. Офис конторы располагался в жилом деревянном доме, имеющем даже два этажа, куда я и забрел, сначала в жилую комнату, разыскивая ИСО. Аббревиатура расшифровывалась скромно и лаконично, как  информация, сыск и охрана. Наконец нужная комнатёнка была найдена, и я познакомился с заместителем начальника по охранной деятельности. Молодой человек произвёл на меня хорошее впечатление своей простотой и открытостью, и я, заполнив бюрократические бумаги, получил направление на свой первый охраняемый объект. Он находился на другом конце города и Ленинского проспекта. Добираясь туда пешком с остановки городского транспорта, мне пришлось снова пройти мимо старой квартиры сестры. Там я каждый раз предполагал о встрече с её подругой и тёзкой Галей, которая продолжала проживать по прежнему адресу, но этого так и не произошло, ни разу за время моей работы в этом районе, что можно констатировать только как факт, и больше, ни чего. Ещё мне пришлось подкорректировать график моей основной работы. Так как охраняли мы строящийся жилой дом ночь через две, то это не позволяло мне иногда вовремя приходить на главную работу. Для придания своим «опозданиям» официального характера я написал соответствующее заявление, которое мне без вопросов и подписал начальник отдела. Что при этом чувствовал Юрий Александрович, я не знаю, но мной владела некоторая обида за родную фирму. Ну да ладно. Так же, например, пришлось поступить и Сергею Веприкову, которому пригодилась его борода для дополнительной работы гардеробщиком в коммерческом ресторане. Но видит Бог, «держались мы до последнего». …
  … В свой первый трудовой вечер меня встретил мой соответствующего номера напарник. Игорь Васильевич Стадников раньше охранял стройку один. Но потом на объекте стали ночами происходить не приятные инциденты, и начальниками было принято «от греха подальше» решение удвоить охрану. На этот случай «удачно подвернулся» я. Безопасность «стражей» не сильно увеличилась, так как в нашем распоряжении имелась для чрезвычайных ситуаций всего лишь одна резиновая дубинка. Больше средств индивидуальной защиты мы не имели, да и та, по-моему, потерялась при передачах смен. Однако, сторожа не грустили, а коротать ночи вдвоём веселее. Для осуществления последнего Игорь, предварительно попросив моего согласия, стал «с места в карьер» рассказывать свою автобиографию, которая была довольно занимательной и достойна беглого пересказа того, что мне удалось запомнить. …
  … Стадников рос в нормальной советской семье. О родном отце он почти ни чего не рассказывал, да и мало с ним, судя по всему, общался. Жил мальчик с матерью и отчимом. Человек тот был видимо не плохой, так как Игорь в своих разговорах отзывался о нём очень уважительно, и брата от второго брака матери считал своим в независимости от формальных бюрократических формулировок. На момент нашего знакомства отчим Васильевича, хотя так я его не величал, был «прикован» к постели. На очередных выборах убеждённый коммунист пошел голосовать за свою партию, но поскользнулся и получил сложный перелом, приведший старого человека в «горизонтальное» положение. Но ветеран не сдавался и не унывал, занимаясь в кровати активным образом жизни, вплоть до изготовления всевозможных столярных поделок. В юности старший отпрыск семьи доставлял множество хлопот. В старшем классе Игорь приобщился к фарцовке, а позже и вообще по собственным словам стал сутенёром у девушек легкого поведения. Но видимо вмешались силовые органы и отвратили молодого человека от «скользкого пути». Возможно, это была «личная инициатива», но как бы, то, ни было, молодой человек окончил техникум и поступил работать в «Ленконцерт». Там, обслуживая звуковое оборудование, Игорь объездил пол страны и близко познакомился с множеством ленинградских мастеров эстрады. В своих байках Игорь Васильевич свободно оперировал именами Таисии Калиниченко, Александра Городничего и прочих исполнителей, которых можно было часто видеть на рекламных щитах родного города. От Игоря я узнал, что певцы являют собой обыкновенных «глухарей», которые начиная петь, не слышат ни кого кроме «себя любимого». На второй план отодвигаются и зрители, и успех, и даже аплодисменты. «Живому свидетелю» мне трудно было не поверить. Кроме того я узнал некоторые бытовые особенности артистов. Так Городничий оказался «коллекционером» всевозможных нужных и не очень бытовых приборов, которых во множестве приобретал на весях России, и с которыми приходилось, мучатся «техническому персоналу» находящемуся во время командировок в подчинении у главного исполнителя турне. Находясь в долгой отлучке от дома командировочной братии, приходилось так же проявлять определённую смекалку и в бытовых вопросах. Так Игорь научил меня, как варить гречневую кашу при помощи обыкновенного кипятильника. Для этого брались две разновеликие кастрюли. В маленькую помещался продукт с водой, а в большую ёмкость вода с кипятильником. Через положенный срок каша была готова. Я этим советом за ненадобностью ни разу не воспользовался, но кому ни будь, он может пригодиться. Мой напарник так же находился в достаточно «коротких» отношениях с Владимиром Ильиным. Тот подвязался в гастрольной организации обыкновенным, если применительно это слово, фокусником. Когда наступили перемены в стране и «фирма» начала разваливаться, «чародею» пришлось переквалифицироваться в экстрасенса, приобретшего определённую известность и выпустившего в печать свою книгу. Для Ильина это оказалось не трудным, так как «специальности» в общем схожие, и он обещал пристроить в помощники себе и Игоря, но, видимо «не срослось». Последнему пришлось «выкручиваться» самому,  так он оказался в охране. До этого Стадников успел жениться и родить сына. Но первая жена оказалась очень «меркантильным» человеком и, как нарождающийся предприниматель, развелась с мужем «неудачником» и до минимума ограничила его общение с сыном. Тот попусту горевать не стал и, женившись, второй раз на простой и приятной женщине, заимел второго мальчика, который занимаясь спортом, и оставив его, стал самостоятельным человеком в отвоёванной у родителей комнате двухкомнатной квартиры в районе станции Удельная. Я стал «очевидцем» уже на заключительной стадии «процесса», когда «мальчик» обзавёлся собственной женщиной, на что родители особенно не возражали, да и вряд ли могли повлиять на независимого молодого человека. Вторая жена Игоря Васильевича была родом из севера Ленинградской области Приозерского направления железной дороги близь самой границы с Финляндией. Посещение тех мест тоже заняло своё место в «жизнеописании» Стадникова главным образом поездками  «зайцем» на электричках, билет на которые стоил слишком дорого для простого сторожа. …
  … Так «коротая вечера» и ночи после четырёх совместных дежурств Игорь сообщил мне, что свою биографию он закончил, и словно «гора с плеч», судя по глубокому выдоху рассказчика в финале повествования. Надо понимать, что рассказ был не полным и потом на свет появлялись новые истории, но в основном выговорится, напарнику удалось. За это время я немного освоился на неизведанном поприще. Сторожкой нам служила бытовка строителей, где те переодевались и принимали пищу с горячительными напитками. От последних вдоль «глухой» стены вагончика образовались целые «поленницы» пустой тары. Местное начальство в лице прораба, постоянно присутствующего на объекте, и даже директора СМУ Юрия Ивановича Иванова, «наезжавшего» периодически, смотрело «сквозь пальцы» на состояние трудовой дисциплины, да и в нашу компетенцию это не входило. Так что во время обеденного перерыва согревание в двадцати пяти градусный мороз и выше парой рюмок делом зазорным не считалось. Народ был испытанный. Например, даже сварщик одной из бригад выказывал полное удивление действиям своего бригадира, когда тот свободно перемещался по кирпичной стене здания во время монтажа железобетонных перекрытий без всякой страховки. Высота дома приближалась к десяти этажам. А мне, человеку с рождения страдающему «страхом высоты» это казалось и вовсе кошмарным. Но молодой выходец из деревни, имевший «плотное» сложение при небольшом росте, чувствовал себя уверенно, на высоте и в прямом, и в переносном смысле. Это добавляло ему авторитета не только при исполнении прямых служебных обязанностей, но и в конфликтных ситуациях, где ему приходилось применять «грубую физическую силу» для усмирения «зарвавшихся» подчиненных. Последнее преимущественно проходило при отсутствии охранников, но пару драк «посчастливилось» увидеть и мне, что впрочем, тоже была не наша забота, да и милицию не привлекали подобные инциденты. …
  … Строительство проводилось в две смены. Вторая бригада была поспокойней, но и в ней проходили похожие процессы и действовали аналогичные персонажи. Имена и фамилии участников вспомнить уже трудно, хотя тогда мы все успели обзнакомиться и жили «дружно». Да и особых происшествий, по крайней мере, первое время, не случалось. Это позволяло нам с напарником где-то после часа ночи немного «отдохнуть». Иногда для «очистки совести» мы осуществляли обходы вверенного нам объекта, но особых нарушений не обнаруживали. Не отнесешь же к таковым «случайно» забредшего за забор жителя соседнего жилого дома, окна которого буквально нависали над нами, который поспешно «ретировался» при неожиданной встрече с «грозным» сторожем, вооруженным резиновой дубинкой. Обременять себя преследованием нарушителя было глупо и не дальновидно, поэтому обе стороны оставались «довольны» друг другом, а деньги, хоть и не большие, но «капали». После очередной смены я отправлялся на основную работу, а Игорь на другой объект с таким же графиком, так как прожить на «одну зарплату» представлялось весьма и весьма затруднительным, хотя и это не очень спасало. …
  … Дома я ночевал редко, а Стадников и того меньше. Если для меня это обстоятельство служило минусом, то Васильевич извлекал из  него и некоторые плюсы. Не частые визиты домой позволяли ему прятаться от преследования по одному уголовному делу в качестве свидетеля, где обвиняемым проходил напарник Игоря по предыдущей охранной деятельности. А дело «завертелось» при следующих обстоятельствах. До описываемых событий Игорь был отправлен в иногороднюю командировку для обеспечения общественного порядка в городе Дзержинске Нижне Новгородской «губернии». Командированные были экипированы солидно и кроме специальной форменной одежды имели резиновые дубинки и газовые пистолеты. В тамошней местности было бы не лишним и боевое оружие, так как она «кишела» колониями и освободившиеся обитатели оставались после отбытия срока преимущественно на ставшей «родной» земле. Главная же опасность подстерегала «работников» частной охранной организации ни когда они присутствовали при массовых беспорядках беспокойного контингента, а в совершенно безобидной, казалось бы, ситуации. В обязанности «варягов», а на местных надежды было мало, входила проверка гражданских сторожей. При одном таком ночном обходе один из «служивых» был обнаружен в совершенно непотребном состоянии. «Товарища» отстранили от службы или даже повели в соответствующее место, но он стал выказывать «недовольство». Для острастки напарник Игоря Васильевича пару раз приложил бузотера спец средством. В ночных условиях и при неадекватности нарушителя было трудно, как вы понимаете, попадать по разрешённым законом местам. Игорю эта ситуация, по его словам, сразу не понравилась о чём он, и предупредил коллегу. Но дело было сделано. Наш нарушитель моментально стал пострадавшим. Он освидетельствовался в медицинском учреждении и написал заявление в милицию. Там завели уголовное дело и стали его расследовать. На первоначальном этапе Игоря допросили в качестве свидетеля. Он, естественно, не стал давать показания «топящие» приятеля. Немного промурыжив «подельников» допросами их отпустили. От греха подальше ребят отправили домой в Петербург, тем более что срок командировки кончался. Но история на этом не закончилась. Горемык стали «доставать» и в родном городе, грозя, например, Игорю переходом в обвиняемого, если он не согласится подписать «нужные» протоколы. Если мой читатель думает что речь шла о справедливости и соблюдении закона, то он глубоко заблуждается. Пострадавшая сторона хотела поиметь «материальную» выгоду наряду с представителями законно порядка, и больше ни чего. А пока Игорь и его бывший напарник вели полулегальный образ жизни и не знали когда и как он кончится. Что бы закончить ту историю на позитивной ноте и к ней не возвращаться, скажу, что стороны в конечном итоге договорились, и дело было закрыто. …
  … Моя вторая работа стала «затмевать» даже основную, так что грань между ними почти исчезла, хотя на первой я получал более высокую зарплату, которой всё равно не хватало, но я продолжал держаться. Однажды в автобусе на Ленинском проспекте я увидел особу ужасно похожую на мою одноклассницу Свету Юфереву. Мы с ней не виделись с момента её замужества, и потому я немного сомневался в правильности своего предположения. Она не обратить внимания на меня не могла, но не выказала, ни каких особых эмоций. Может это был и совершенно не знакомый человек, но характерная Светкина внешность казалось, даже совсем не изменилась со школьной поры, что только могло укрепить мои сомнения, и я не стал «испытывать судьбу» и оставил без ответа волнующий знак вопроса. Да и судя по нашему виду, мы в жизни не очень преуспели и потому «хвастаться», как это на встречах принято у однокашников, было не чем. К тому же я спешил на ставшую уже привычной «службу» и отвлекаться «видениями прошлого» не хотелось. …
  … На стройке я немного освоился и даже позволил себе договориться с местными электриками и купить у них по сходной цене трехфазную розетку для своей  домашней сауны, которую я понемногу усовершенствовал и приводил в соответствие с правилами электробезопасности, что бы ни сгорела случайно квартира, бывшая моей единственной материальной ценностью. Понемногу я обзнакомился со строителями и их производством. Начальство хотело все время удешевить строительство и постоянно советовалось с «рабочим классом» на тот предмет, что бы больше денег положить в свой карман. Мне это напоминало работу советских рационализаторов и изобретателей только на более выгодных условиях и без бюрократических проволочек. Для экономической выгоды служило приватизированное СМУ и собственное столярное производство на Карельском перешейке для изготовления окон, дверей и прочих деревянных строительных изделий, которые оно получало по себестоимости, а не по «рыночной» цене. …
  … Впрочем, все эти производственные нюансы нас интересовали мало. Нам главное было обеспечить сохранность объекта, что до определённого момента удавалось сделать. А этот род деятельности имеет свои «подводные камни». Например, строго соблюдая инструкцию, следовало ночью обходить охраняемый объект каждые полчаса. Другая смена, куда входил старший по охране, получавший за свой статус целые «десять рублей», так и делала. Мы с Игорем сразу отправлявшиеся на другую «службу» такой возможности не имели при всём желании, так как нам необходим был отдых по чисто физиологическим причинам. Где то после часа ночи мы, может быть и не спокойно, засыпали, приютившись на скамейках, так как «штатных» спальных мест не имелось. Но всё равно большой промежуток времени приходилось чем-то заполнять кроме разговоров. Мне на выручку пришло чтение книг, а именно я использовал «бросовое время» для ознакомления с Библией, «карманный» вариант которой у меня оказался благодаря оказии в это переломное время. При советской власти достать первоисточник христианского учения было проблематичным, да я мало интересовался непосредственно им по причине молодости даже во время изучения вопросов религии на курсах Университета марксизма-ленинизма по данной теме. А тут выпала «оказия», да и сорок пять лет оказались подходящим возрастом. Книга показалась мне, пусть и не с первых строк, кое какие сведения о которых у меня имелись из других источников, малоинтересной. Но я проявил упорство и постепенно вчитался. Сразу мне «бросилось в глаза» даже не содержание, а то, что за вечер я прочитывал страниц десять, а потом моя «концентрация» улетучивалась, и занимать интересным занятием далее бал не в состоянии. «Производительность» мне не свойственная, так как четыреста страниц «Войны и Мира» я одолел за три дня. Идти наперекор «природе» я не стал, а довольствовался «малым», так в моей жизни начался новый период ознакомления с «Библией», продолжающийся до сих пор. Было второе прочтение с выделением интересных мест и обще употребляемых цитат. Их я выписал в отдельную тетрадь, а самые яркие распечатал на плоттере и повесил на стену квартиры. После было прочтение «православного» варианта книги, так как первый «католический» отличался формой и немного содержанием. Далее великое произведение литературы было прочитано на церковно-славянском языке, а для расшифровки множества непонятных современному читателю слов использовалась по главам параллельное прочтение на русском языке. Всех случаев «штудирования» жемчужины словесности, открывающейся всякий раз с новыми гранями, перечислять не буду, но сообщу, на данный момент читаю дореволюционное издание с отличной нынешней орфографией. Это получается шестой раз. …
  … Мой напарник, как положено «прикрывал» меня во время моих «несанкционированных» занятий. Он вообще был моим «ангелом хранителем». У него был налажен неплохой контакт со строителями и свои мелкие нарушения они осуществляли не в нашу смену, что оберегало нас от излишнего беспокойства. К тому же Игорь привыкший работать в одиночку «дружил» со всевозможными братьями нашими меньшими и местные беспризорные псы были благодарны ему за преподношения остатков еды и, как могли, помогали нам в службе. Ему удавалось приручать и крыс, которые являлись неизменными представителями фауны в стенах охраняемых объектов. Так на другом месте своей работы, расположенном недалеко от станции «Пискарёвка», окно которого я по описанию Игоря наблюдал проезжая на электрички не далеко от разветвления Призерской и Ладожской линий, он буквально приручил умного, но вредного зверька. Каждый раз около норки в углу «сторожки» он оставлял «другу» что ни будь из съестного. Утром дар исчезал, но других нарушений «правопорядка» не наблюдалось, в отличие от смен недогадливых «коллег», которых буквально терроризировал маленький проказник. Эти четвероногие показывали выдающиеся «спортивные» достижения. Так коротая ночи, когда меня ещё не было на объекте, Игорь рассказывал, что не раз наблюдал картину попадания грызунов на стол с остатками пищи оставленными рабочими. Те с разбегу просто запрыгивали туда. Высота стола раз в шесть превышала рост животных. Прыгунам в высоту оставалось лишь мечтать о подобных результатах. …
  … Мы с напарником сами старались не поддаваться всевозможным искушениям, а те имели место. Так во время сильного ветра был повален деревянный забор «целомудренно» оберегающий наш «мирок» от постороннего взгляда и «физического» проникновения. День был выходной, и рабочие не сразу заделали «брешь», что позволило предприимчивому гражданину сделать охране предложение на приобретение, по сходной цене устраивающей «покупателя» и «продавцов», пяти десятков кирпичей «валявшихся без дела» у нас на территории. Предложение было заманчивым. Кирпичная кладка дома  в целом завершилась, и пропажу мало кто заметил бы, а «лишняя копейка» не помешала. Но я решил, на всякий случай, «не будить лихо, пока тихо», к тому, же гипотетически не исключал всякого рода провокаций. Игорь, «скрипя сердцем», со мной   согласился. Наш «барыга» был несколько удивлён и раздражён, но мы остались довольны своей честностью и неподкупностью.  Но, как я усвоил из службы в Армии, если не воруешь ты, то воруют у тебя. Так это правило и подтвердилось. …
  … Дела на стройке, первоначально идущие «споро», изменились «не в лучшую сторону». Строителям перестали во время выплачивать зарплату. Пару месяцев на уже вставляемые рамы и двери ни кто не обращал внимания. Но в свете изменившихся обстоятельств «столярка» стала пропадать, и ответственность попытались переложить на охрану. Одно изделие стоило половину нашего месячного «содержания», и сторожа были категорически не согласны. Своё «фи» мы резонно аргументировали нашим отсутствием в дневное рабочее время. На что нам предложили перед сменой пересчитывать вставленные окна, а в конце так же сдавать их по счёту. Дом был большой, и определить, в какой раме вставлены стёкла, а какой нет, да и из-за большого количества, представлялось практически не возможным. Но это пришлось делать. Перед заступлением на службу мы стали обходить территорию и находить в траншеях приготовленные рамы, которые под покровом темноты предполагалось унести с территории. Что так же добавляло «головной боли», но несколько «отводило молнии» от охраны. В общем обстановка складывалась нервная. Начальство нашло решение, окончательно закрывшее все «лазейки» для отговорок. Оно поставило дополнительную единицу в дневное время, которая должна была обеспечивать порядок. Парню я не позавидовал, но это были его проблемы. А к нам стал «подбираться» старший по объекту Комаров с написанием объяснительных записок по всяким поводам. Пришлось, что-то придумывать, и выход был найден. Игорю удалось перевести нас на охрану офиса СМУ по «взаимному согласию сторон». …
  … Мозговой центр организации находился на улице Ватутина пересекавшей Кондратьевский проспект ближе к Неве. Раньше этот адрес у меня ассоциировался с Райвоенкоматом, который был моим родным до переезда на Васильевский остров. Не далеко находилась и площадь Калинина не безызвестная мне. Да и Ключевая улица была «не за горами». Так что на новое место службы я прибывал не без чувства определённой грусти по местам моей молодости. Это немного скрашивало безысходность всего остального. Мы заступали в конце рабочего дня, и когда последний служащий покидал контору, закрывали дверь и до утра были «свободны». На первый взгляд ситуация идеальная и о ней можно только мечтать. Всю картину испортил директор Иванов, с которым раньше я особенно не имел ни каких дел. Да и изменившейся ситуации всё должно было оставаться по-прежнему. Казалось бы, Генеральный директор и простой вахтер находятся на «разных полюсах» служебной лестницы. Но я, почему-то, сразу не «взлюбился» Иванову. Так по окончании рабочего дня вернувшись зачем-то в офис, он выказал своё не удовольствие тем фактом, что я не спросил, кто идёт, а сразу открыл входную дверь. По его словам имелись случаи нападения на конторы со стороны криминального элемента. Я отговорился тем, что видел его в окно, но «осадок остался» и на меня продолжали «сыпаться» мелкие придирки.  Тогда как, например, моему предшественникому прощались и более «весомые» огрехи. Так один раз он унёс ключи, и пришлось выламывать автомобилем оконную решетку, что бы попасть на работу, а в другой тот испортил конторский принтер, ночью «удовлетворяя личную нужду» на нём. Но начальник отзывался об охраннике, тепло как о своём, а я казался ему чужаком. Наверное, на подсознательном уровне, он чувствовал, что в глубине души я не держу его за хозяина и не лебежу перед ним, да и старше его. Впрочем особых негативных эмоций к Юре Иванову я не испытывал, входя в его не простое положение. Так «раболепно» при мне он представлялся какому-то «авторитету», прося того «разрулить» щекотливую ситуацию, возникшую у него на производстве. Такое положение долго продолжаться не могло, и месяца через три я поменял охраняемый объект и хозяина. …
  … Инициатором смены «обстановки» явился Боря друг Игоря с первого класса. В своих разговорах Стадников упоминал его несколько раз, но я лично знаком с ним не был, и его фамилию сейчас не вспомню, так как называли мы друг друга по именам. Из разговоров Игоря я знал, что после окончания школы Борис пошёл работать официантом и неплохо жил. Кроме чаевых, получаемых в заведении где-то около Нарвских ворот, он имел и некоторые другие доходы от посетителей. Так, например, один раз он обслуживал группу туристов из Индии каких-то её очень южных штатов, потому, что те имели очень темный цвет кожи, но, ни это было их главной особенность. Они располагали массой золотых украшений, которые желали обменять на советские рубли по очень выгодному курсу. Боря на это дело потратил всю имеющуюся наличность и ещё привлек, как ближайшего друга, Игоря к этому мероприятию. Друзья тогда не плохо «спекульнули». Ещё Борис, имея соответствующую внешность, а главное предрасположенность, был баловнем женского пола. По словам Игоря, он, не знаю как бы по мягче это сказать, не «пропускал ни чего, что движется». Это обстоятельство не предполагало долгое время и мысли о женитьбе, но когда с годами пришла необходимость поменять холостое положение, то судьба сыграла с ловеласом «злую шутку». Поздняя свадьба пришлась на самый закат советской системы и первоначальное благополучие «молодой» семьи быстро улетучилось с распавшейся страной. Боря потерял денежную работу. На смену пришла молодёжь, а он пошёл «перебиваться крохами» в охрану. А когда родился поздний ребёнок, мало помогала и лицензия, имевшаяся у Бори. Мы с Игорем таковой пока не имели. Борис стал «рабом лампы». Он безвыходно был на охраняемых объектах, появляясь дома, что бы отдать жене, находящейся в отпуске по уходу за маленьким ребёнком и не имеющей своих средств существования, почти все деньги, оставляя себе какие-то «крохи». Беды Борис переносил со стойкостью и безропотно, но для осуществления своего непростого графика требовалась команда из надёжных людей, и он позвал меня и Игоря на подвернувшийся объект. Само охранение и размер оплаты нового строительного офиса, расположенного по адресу улица Дудко недалеко от станции метро Елизаровская, мало чем отличались от предыдущего места. Но имелись и некоторые особенности. Директор по фамилии Ким сразу предупредил, что задержка зарплаты будет составлять четыре месяца. Промежуток большой даже по тем временам, но мы согласились, так как работа представлялась «не пыльной», да и лучших вариантов мы не имели. А по самым скромным подсчётам первая получка едва покрывала транспортные расходы, хотя я экономил, как мог, стараясь ходить до нужных пунктов по возможности пешком, не прибегая к услугам городского транспорта. Но, ни каких особых происшествий на «объекте» не случалось, и я даже немного отдыхал от повседневной суеты в закрытом на замок в ночное время и выходные дни помещении, не отвечая на звонки и никого не впуская по строгому требованию начальника. В такой спокойной но безденежной обстановке я почти продержался всё оговорённое время. Но к моменту получения вожделенного денежного содержания обстоятельства изменились. Мои напарники подыскали другие более выгодные места. Мне оставаться на прежнем месте одному не имело смысла, и наша «команда» к неудовольствию Кима оставила его организацию. Я мысленно приготовился к «расставанию» с заработанной «денежкой», но директор оказался честным, что мне позволило сполна получить её помесячно, уже не находясь на службе. В дальнейшем такая «лафа» и честность меня не посещала. Мелкие предприниматели разных мастей норовили всякий раз при первом же подобном случае, хоть немного, но «урвать» себе. В этом можно будет убедиться из дальнейшего повествования. …
  … А пока у меня наметился некоторый перерыв в работе по совместительству, и я смог «сосредоточится» на основном поприще. Нива была довольно ограниченной, но до конца не иссякала. В основном мы довольствовались работами, связанными с трубопроводами глинозёма и участков модернизированных электролизёров для старых алюминиевых заводов расположенных «близь» Санкт-Петербурга. Так я ближе познакомился с Надвоицким и Кандалакшским алюминиевыми заводами и даже несколько раз побывал на них, но без особого удовольствия. Меня иногда просили помочь в силу моего знакомства с компьютером, которыми другие сектора были обеспечены не полностью, но быстро освоить новое дело у меня не получилось, и от меня «отстали».  Даже Чивиков с Бодряковым не смогли меня быстро переквалифицировать под свои газоочистные нужды. А свой «свободный» график я продолжал. Вовремя приходя на работу, я отводил два часа на обед дома, куда добирался пешком, и до конца рабочего дня обычно не задерживался, покидая рабочее место на час, полтора раньше. За трудовой день я успевал поиграть на компьютере в «шарики». Сидящий рядом Игорь Сухоплечев занимался этим же, и достиг более весомых результатов, наверное, благодаря менее продвинутой технике, и потому зависти у меня не вызывал, да и время у меня для этого нехорошего чувства не было. …
  … Долго «прохлаждаться» не пришлось. Страна объявила в это время, если не изменяет память, дефолт. Его семья пережила сравнительно легко. К тому моменту у меня накопилась, после работы в двух местах, некоторая сумма, которая, правда, быстро растворилась, но она позволила смягчить скачёк инфляции и особенно не огорчаться её потерей. Однако, «желторотые Тоньчата» раскрывали свои клювики и требовали еды. Тоня наткнулась, где-то на объявление или ей сообщили подруги по дому, что требуется сторож с собакой. После некоторого блуждания по свалкам на берегу Финского залива за гостиницей «Прибалтийская» я, наконец, отыскал нужный адрес. Частное производство на берегу Галерной гавани занимало территорию бывшего почтового ящика. Многие корпуса стояли пустыми, но в некоторых «теплилась жизнь». Я переговорил с начальницей охраны и меня попросили привести свою собаку, что я и сделал вечером, насколько помнится. Гамлет отличался от имеющихся немецких овчарок, но произвёл хорошее впечатление не столько своим импозантным видом, но и грозным нравом. От непривычной обстановки он постоянно рычал, что и требовалось. Предложенная зарплата была не большая, но выплачивалась, по словам Елены Николаевны, регулярно и вовремя. Особенно «привередничать» не приходилось, и я дал согласие. Мне сообщили первый день выхода на службу. На основной работе я снова написал заявление на изменения графика труда и опять «впрягся» в этот «хомут». Охранять объект предстояло сутки через трое. Для  меня это было не совсем привычным, но я смело шел на новые испытания. Как говорят: «Голод не тётка», впрочем, я несколько преувеличиваю, но не намного. …
  … Дорога до места работы у нас с собакой занимала чуть больше получаса пешком, и на первое дежурство мы прибыли вовремя. Погода нам благоприятствовала, иначе я её запомнил бы. Территория предприятия была огорожена внушительным забором, постоянно образовывающиеся бреши которого, быстро заделывались благодаря неусыпному контролю начальника охраны. В обязанность «собаководов», в прямом и переносном смысле, входил обход участка по периметру с интервалом в два часа. Кроме этого мы должны были осматривать кузова въезжающего и выезжающего транспорта с целью обнаружения  груза не указанного в документах обычно проверяемых вахтёрами, которые осуществляли и личный досмотр рабочих. Женщины охранники работали только в дневную смену, день через день, и вечером с ночью их обязанности приходилось выполнять владельцам четвероногих друзей. На воротах «сидели» подруги, чуть ли не со школы, Елены Николаевны Люба и Аня, которым было «не с руки» залезать на грузовики и это приходилось делать мужчинам. Правда, на четырёх охранников приходилось три пса. Это обстоятельство объяснялось тем, что в двух сменах работала семейная пара, которые жили в доме расположенном напротив моего места обитания. Смену у меня принимала Лена, а с её мужем, дежурившим следом за ней я встречался редко, по тому простого его имени и не назову точно. Как распределяли обязанности «девочки» когда им приходилось обходиться без мужского участия не скажу, да тогда об этом особенно не задумывался. Но в нашем маленьком коллективе, примерно одного возраста, мы жили дружно, и особых разногласий не возникало. Я принимал смену у четвёртого «собачника» Александра. Он был владельцем немецкой овчарки, отличительные, от восточно-европейской, особенности которой и поведал мне при первых же встречах. Вообще Саша был мелкий предприниматель. Его маленькая семья с крошечным сыном владела кафе около моста Александра Невского на Охте. Всем в основном заправляла супруга, а муж подрабатывал, чтобы как то занять свободное время. К тому же он ремонтировал, в основном, служебный легковой автомобиль экспедитора рыбной продукции, а так же устранял поломки транспорта коллег. Для его деятельной натуры этого было мало. Он постоянно посещал производственные цеха, что не приветствовалось руководством, для выполнения всевозможных «делишек», о которых лично я был мало осведомлен, так как редко бывал в зонах не моей ответственности. …
  … В производство входило два столярных цеха и рыбное производство. Все они размещались в разных зданиях и выполняли различные, даже для деревообрабатывающих подразделений, функции. Первый цех имел большие размеры и число рабочих. Он  выполнял рядовые заказы и возглавлял его сравнительно молодой парень, владелец щенка колли, которого он часто привозил на работу за неимением возможности, с кем либо, его оставить. Начальник второго цеха имел более солидный возраст, и его подчинённые выполняли более ответственные «поручения». Это здание, находившееся рядом со «сторожкой», я посещал «штучное» количество раз, что ещё более не способствовало тому, что бы запомнить имена этих неплохих ребят. Столярные цеха имели квалифицированный «костяк», которому неплохо платили, и основную массу «расходного материала», который не ценился и постоянно обновлялся с периодичностью раз в четыре месяца. Для этого приезжала из «центрального офиса», предварительно разместившего объявление в газете, команда возглавляемая начальницей отдела кадров. Конторские в массовом порядке пополняли поредевшие ряды и успокаивались до следующего раза. Начальником отдела кадров была родная сестра Генерального, или просто директора всей структуры. Эта спокойная молодая интеллигентная женщина ещё посещала нас в день зарплаты и выполняла по совместительству должность главного бухгалтера в фирме брата. …
   … Особняком на отшибе размещался рыбный цех. Производство было не профильное, и возглавлял его целый заместитель директора. Илья Германович был достаточно молодой человек, но уже имевший опыт по работе с рыбной продукцией в другой фирме и пришедший, как я думаю, «на повышение». Так же он оказался почти моим соседом. Наши адреса отличались только номером корпуса, и я его часто встречал «во дворе», а иногда с женой и ребёнком. Супруга, бывало, посещала производство, ревнуя мужа. Это думаю было не без причин, но ко мне, ни какого отношения не имело. В подчинении Ильи Германовича находилось несколько работниц и бригадир, который являлся основным специалистом по копчению рыбы. Рыбный цех работал в две смены, по тому мне приходилось поздно вечером досматривать сумочки женщин при прохождении проходной, что я делал без особого рвения, считая, что сохранность продукта должна обеспечиваться учётом при входе и выходе материала, а это была не прерогатива охраны. Может я был и не прав, но это дела не меняло. Не смотря на мою, и без того, «лояльность» меня сотрудники рыбного производства попытались дополнительно «заинтересовать» свёртком скумбрии и браком, предложенным моей собаке на корм. От не кондиционных тушек Гамлет не отказался, хотя и не выказал особого пристрастия, а «презент» я не принял, решив не усложнять себе жизнь. Но « судьба» распорядилась иначе. Директор со своим заместителем проводили бесконечные разговоры и маленькие производственные совещания, по поводу того что рыбное производство не приносит прибыли. Очевидцем некоторых из них был и я, так как в домике охраны находилась комната экспедитора, выполнявшая функцию «полевого штаба».  В конце концов, цех по слухам решили вроде бы закрыть. В качестве «прощального» подарка мне рабочие вручили пакет, от которого я, учитывая сложившуюся ситуацию и желания не обидеть хорошего человека, не отказался. Потом руководство поменяло решение, а «традиция» осталась, и я стал регулярно получать «взятки». Что бы не вызвать лишнего подозрения пришлось не отказываться и от наборов на производстве, которыми обеспечивали служащих почти по себестоимости. Таким образом, семья была обеспечена полностью очень вкусной рыбой, и ещё оставалось родным и знакомым, хотя не много. …
   … Ещё к оставшимся «действующим лицам» отнесу шофёра производственного Зил-158, если не изменяет память, и двух «руководящих товарищей», которых условно можно назвать Главным механиком и Главным энергетиком. Непосредственных подчиненных они не имели, поэтому ещё и всю «физическую работу»,  наряду с «бюрократической», выполняли сами в тандеме. Так они и ходили «неразлучной парочкой». Водитель грузовика привозил материалы и развозил готовую продукцию заказчикам. Он вместе с машиной остался «в наследство» от предыдущего производства имени Кулакова, и находился на положении ветерана. На территории стоял с тех времён и пассажирский автобус Лаз, но мотор его был заклинен, и ремонтировать его, ни кто не собирался. …
  … Немного внимания следует уделить владельцу и директору фирмы Николаю Яковлевичу Баженову. Его я видел один раз, выступающим по телевизору и рассказывающем о своём производстве. Всего интервью я не помню, но отмечу, что он ассоциировал себя как потомок выдающегося русского писателя автора «Медной горы хозяйки». Одевался и вёл себя Николай Яковлевич скромно, но предпринимателем был «твердым», не смотря на интеллигентную внешность и очки. Мы с ним иногда встречались, но он больше, наверное, обращал внимания на красивый экстерьер Гамлета, чем на меня, но это обстоятельство скорее устраивало «вашего покорного слугу». К рабочим Баженов проявлял определённую заботу, и на Новый Год я видел его подвыпившего, предлагавшего в конце праздничного дня рюмку «на посошок» всем выходящим за «заводскую проходную».  Так же он твердо держал своё слово. Так от него я получил две «премии» по 25  или 50 рублей, обещанные официально за задержание нарушителей. …
  … Теперь обзнакомившись предварительно с «контингентом» и положением дел вернусь плавно к собственной персоне. Первым таким моим «трофеем» стали двое молодых парней из любопытства перелезших через забор. Один из них убежал и Гамлет не стал его преследовать, а я тем более. Второй, видимо, не стал рисковать из опасения быть покусанным собакой, чего и мне не хотелось, и сдался добровольно. Был рабочий день, и я сдал его Елене Николаевне. Та, похоже, не знала, что с ним делать, и когда я «вернувшись на маршрут», опять обнаружил нарушителя, правда, движущегося по направлению к ограждению, тоже сделал вид, что его не заметил.  Другой мой «сторожевой подвиг» приключился ночью. Совершая очередную «плановую прогулку», мы с мохнатым напарником обнаружили личность, копающуюся на «подопечной» территории. Я проводил гражданина в помещение охраны, придерживая за ошейник собаку, пытавшуюся куснуть виновника, прервавшего нашу прогулку. Поводок для друга я даже не взял, так как на территории других «обитателей» к тому позднему времени не было. Как положено, я вызвал начальника охраны. Пока мы с нарушителем её ждали, то разговорились. Он оказался, по собственным словам, безработным плановиком высокого статуса одного крупного предприятия города, и  предлагал себя отпустить, за это обещав наладить наше производство. Сие было не в моей компетенции. Я дождался  Елену Николаевну, которая оказалась «вытащена» прямо из постели. Она стала названивать в милицию, которая долгое время не хотела разбираться с нашим случаем. Наконец наряд прибыл и забрал «преступника», которого и отпустил, наверное, «с миром». …
  … Таких, «из ряда вон выходящих случаев», как понимаете, было немного, а так присутствовала каждодневная рутина. При обходах на долю охранников выпадала и обязанность проверять пломбы на замках неработающих цехов. Они были заполнены невостребованным, но представляющим определенный интерес «криминальному элементу», оборудованием. По тому пломбы иногда срывались, и было важно установить, что это произошло не в твою смену, так как в противном случае на тебя налагались «неприятные» санкции. Этим обстоятельством пользовались и рабочие, пытаясь безопасно навредить «насолившему» им охраннику. Потому последние были «между двух огней», что снижало эффективность нашей службы. Впрочем, и данные инциденты случались не часто. Так что служба текла в основном «гладко». …
  … С наступлением зимы прибавилось «не свойственной» охране работы. В нашу обязанность входила расчистка участка рядом с воротами. Одно дело подмести опавшую листву, а совсем «другой коленкор» справиться с выпавшим за ночь снегом. Приходилось даже вставать в пять утра, что бы сдать без замечаний свою смену. Иногда этого сделать не удавалось, но мы между собой «жили дружно» и «товарища  выручали». Так же для поддержания тепла в «сторожке» приходилось ночью топить «буржуйку». Центральное отопление на всём производстве для экономии было отключено и отапливалось аналогичным образом. Посему обрезки дерева, переполнявшие «объект» летом, были в холодный период дефицитным «горючим», и его приходилось добывать не без труда, но мы выходили из положения «с честью» и не мерзли. Просыпаясь от дрёмы для подбрасывания «поленьев», можно было видеть «развлекающую» картину. Перебравшиеся на зимовье мышата вовсю резвились, носясь наперегонки по всем имеющимся комнатам. Приструнить их было бесполезно. Я даже не уверен, что исключением было помещение собак, но там они себя вели, возможно, и более осторожно опасаясь клыков грозных «сородичей», хотя те кошками не являлись, и это была не их «дичь». …
  … Было бы грех не воспользоваться такой «романтичной обстановкой» не характерной для большого города и скорее напоминавшей о «деревенской» избушке. Так что семья решила не бросать папу в его «рабочий праздник». Место охранника, видимо и освободилось благодаря тому, что мой предшественник не желал «омрачать» Новый год.  Я, как мог, постарался «скрасить» этот недостаток «судьбы». Часам к восьми вечера подведомственная мне территория опустела. Я оказался полновластным её хозяином, и смог свободно впустить «посторонних» совершенно не опасаясь каких либо проверок или злоумышленников. Закуску и шампанское мои гости принесли с собой. Ёлка была не одна, а несколько штук росших перед домом охраны. Их можно было даже не наряжать. Они были и без того украшены искрящимся белым снегом. Избушку мы с Гамлетом натопили хорошо. За это я своему помощнику предоставил полную свободу, которой он не имел в обычные дежурства, так что атмосферу праздника ощутить смог и он. Торжественный стол не уступал домашнему застолью. Оливье и прочие обязательные атрибуты Нового года имелись. Наша маленькая, но родная компания проводила Старый год. Под бой курантов по телевизору, имеющемуся у нас в распоряжении, встретила новый 1998 год. Просмотр «Голубого огонька», или похожей к тому времени передачи, мы чередовали с прогулками на свежем воздухе. Наконец от празднества мы устали и мои домочадцы, унеся с собой все «улики», покинули нас с собакой, оставив дожидаться конца смены. Тоня была довольна тем, что не оставила мужа «в беде». Понравился ли Новый год детям не знаю, но в любом случае им я думаю было, по крайней мере, интересно.  Мне же праздник запомнился своей оригинальностью и чувством гордости за своих самых близких людей. Больше с подобными обстоятельствами я не сталкивался. …
  … Так понемногу я освоился с новой «профессией» и стал «своим», или, по крайней мере, не чужим. Если лично у меня в это время ни чего особенного не происходило, то жизнь в целом не стояла на месте. У Саши, которого я менял, стали происходить неприятности. Началось всё с некоторого неповиновения мохнатого питомца. Он стал не так ревностно выполнять команды хозяина, чем «расстроил» того. Но это были мелочи. Постепенно у Александра начали портиться отношения с Баженовым. Толи того стал не устраивать ремонт заводского «каблучка». Или Николаю Яковлевичу надоело Сашино постоянное присутствие в цехах. Точно не скажу, но Саша уволился. Потом начали твориться вообще «фантасмагорические» вещи. Несколько раз Саша, по старой памяти, посещал Шкиперский проток, но потом Елену Николаевну милиция приглашала на опознавание трупа найденного поблизости на берегу и похожего на нашего бывшего коллегу. Это не подтвердилось, но Александра я с тех пор не видел. Подыскать ему замену оказалось не таким простым делом. Первый кандидат подобранный «по накатанной схеме» Еленой Николаевной, не понравился директору. Он оказался сам предпринимателем, желающим главным образом выгуливать своего ротвейлера на свежем воздухе. Пускать на свою территорию «возможного конкурента» Яковлевич не захотел, и тот, по-моему, не подежурил ни разу. Вторую претендентку подвело то, что и её собака была «женского пола», не хочется произносить не очень цензурного, но разрешенного слова. На объекте не очень приветствовалось, не знаю кем, наличие разных полов у четвероногих сторожей. «Дамочкам» после пары дежурств было отказано в «месте». Но оно, как известно, «свято пусто не бывает». Образовавшееся «брешь» заполнилась. «Мужчины» оказались «нашего» возраста, и жили в нашем районе. С новым напарником я особенно хорошо познакомиться не успел, хотя плохого о нём сказать не могу, а характеризую отношения как «ровные». У руководства могли возникнуть другие мнения, но, до поры до времени, внимания на это оно не обращало, и довольно продолжительный период «всё было спокойно». Беда грянула как «гром с неба». Один раз сменщик покинул пост раньше времени и в «неподобающем состоянии». Так что его я не лицезрел. Это, возможно, и «сошло ему с рук», но он свой «отдых» продолжил и совсем потерял «ориентацию».  Это усугублялось наличием собаки бросившейся защищать своего хозяина от милиции вызванной прохожими. Та долго разбираться не стала и выстрелила в верного пса, не убив, но серьёзно ранив. Пуля пробила легкое, и немного очухавшийся владелец пытался даже попытался отвести его к ветеринару, объявившись на производстве. Больше его я не видел, и чем закончилась история, не скажу, но мы опять остались без  «комплекта». …
  … Впрочем, параллельно с этими перипетиями, происходили другие более важные лично для меня события. Участок земли, на котором размещалось наше производство, был сильно захламлён продуктами «жизнедеятельности» прежних хозяев, канувших в небытиё, но сдававших в аренду землю с пристройками и оборудованием. Пару полностью неиспользуемых зданий стояли с устаревшими, но внушительными станками и производственными старыми «линиями». Кровля одного такого цеха полностью обвалилась. Наш хозяин даже прикидывал, как её восстановить, но не это было его основным интересом. Городская администрация, а может быть, это решение приняла и более высоко стоящая инстанция, выпустила закон, по которому налог на землю, обустроенную и приведённую в «божеский вид», становился гораздо меньше. Баженов решил воспользоваться этим предложением, но чтобы «не тратится» нанял субподрядчика, в лице молодого  импозантного предпринимателя южных кровей. Расплачиваться за услугу предполагалось ломом черного и цветного металла. Заросшие травой кучи стружки и останки автотранспорта имелись в изобилии. За это вся территория должна была параллельно очищена. Был заключён договор и «работа закипела». Из-за увеличения въезжающего и выезжающего транспорта, который сторожа с собаками должны были проверять, неизвестно на что, ориентируясь, забот прибавилось, но зарплата не увеличилась. Но это было полбеды. Сама она пришла оттуда, откуда и не ждали. В один солнечный денёк, я решил проявить инициативу и проверить нашу «заводскую» машину. Этого я мог и не делать, так как мы с «рыбниками» поменялись комнатами, и я с собакой просто не имел возможности видеть ворота, и днем машины почти не проверял, оставляя это «удовольствие» женщинам вахтёрам. Лучше бы я этого не делал и в этот раз. В кузове машины я обнаружил мешки набитые, каким-то непонятным материалом. Спросил у знакомого водителя, что это такое. Он ответил, что Елена Николаевна «в курсе». С территории вывозилось масса «барахла», и меня его ответ не насторожил. На всякий случай, я позвонил начальнице охраны, ещё не пришедшей на работу, и поинтересовался её мнением. Она сказала, что ни о чём таком не знает, и разберется по прибытию. Вскоре «родной» автомобиль вернулся пустой, а Главный механик с Главным энергетиком сопровождавшие его подарили в знак благодарности охране коробку шоколадных конфет. Меня это не встревожило, но вопрос «повис» до следующей смены. По дороге на неё, меня поджидал наш Главный механик. Он сообщил, что вышел не большой «косяк» и надо придерживаться в показаниях «одной линии». Я не очень понял, в чём дело, но решил не подводить «коллег», и, придя на службу, окончательно прояснил создавшуюся ситуацию. «Ребята» в выходные дни сняли силуминовые полы в одном из пустующих цехов. Когда пропажа обнаружилась, в том числе и благодаря от части моей «бдительности», они решили свалить вину на «чужих». Но наш субподрядчик оказался «не прост», и, сходивши в ближайший пункт приема металлолома, принёс образец плитки и, видимо, «координаты» сдавших. Так что мои «показания» мало что значили, и я оказался «без вины виноватым». Николай Яковлевич наложил на всех непосредственных участников штрафы в полтора миллиона рублей, а меня уволил после разговора у въездных ворот. Я сильно оправдываться не стал, а Елена Николаевна сообщила мне об отказе от моих услуг по телефону. Справедливости ради надо отметить, что причитающиеся деньги были получены мной сполна. Наверное, Генеральный директор был не таким, уж плохим человеком, и мои «копейки» его мало интересовали, в отличие от приблизительно месячного оклада моих невольных «подельников», оставленных на работе не смотря на провинность. …
  … В целом с обитателями Шкиперского протока я расстался хорошо. Жена ещё долгое время заказывала у Елены Николаевны наборы со скумбрией, даже когда основное производство перебазировалось куда-то в Купчино. Так же ещё продолжительно я видел Илью Германовича, который жил рядом и развозил свой товар по местным торговым точкам. Главным «выгода приобретателем» оказался Гамлет. Собака окончила свою трудовую деятельность и ушла на заслуженный отдых. Последнее время пёс с трудом ходил на работу, которая ему по неизвестным причинам резко разонравилась. Он свободно доходил до Смоленки, а перейдя речку, начинал «артачиться», и до проходной его я доводил с трудом и множеством остановок на отдых, когда он просто ложился на землю. Так же он перестал делать со мной ночные обходы. Сначала я оставлял на ошейнике поводок,  принуждая его к службе, но потом не помогало и это. Зверь ночью просто начинал рычать, и мне по пустынной заснеженной местности приходилось прокладывать след для гипотетических проверок одному, «рискуя жизнью». Такое долго продолжаться естественно не могло, и я с чувством определенного облегчения воспринял негаданный «удар судьбы». …
 … Жизнь продолжалась. Последний Новый Год не только века, но и тысячелетия встретили без всякой «романтики» так, что он, ни чем ярким не запомнился, по крайней мере, связанным с трудовой деятельностью. Фирма продолжала чахнуть, довольствуясь «остатками с барского стола». Для поддержания материального положения каждый старался проявить «творческую» инициативу. Например, Игорь Сухоплечев параллельно с основной работой разрабатывал чертежи жалюзи для коммерческой организации. Это, видимо, его поддерживало мало, и он с горя начал приходить на работу в нетрезвом виде. Один раз даже попался на глаза начальнику отдела, когда был в таком состояние, что потерял на лестнице в месте, отведённом под курение, вставную челюсть, которую еле нашёл. Юрий Александрович попросил меня присмотреть за товарищем и выпроводить его за турникет проходной. Это всё я рассказываю не для того, что бы скомпрометировать коллегу,  а для  лучшего понимания безрадостной атмосферы, которая царила в институте. …
  … От «левой» работы в секторе я самоустранился не без участия руководства и перебивался случайными  подработками в основном с помощью Паши Спиридонова, который покинул ВАМИ, но не забывал сослуживцев. Но реальную поддержку, я получил от Игоря Стадникова. С ним мы продолжали перезваниваться, и один раз он мне рассказал об имеющейся вакансии. На собеседование в ряду других претендентов, я отправился на пересечение Приморского проспекта и улицы Савушкина. Эти магистрали шли параллельно, но по «теории Лобачевского» встретились. Немного в стороне от того места, ближе к Неве и находились два закрытых ангара фирмы «Окна Чесмы». Я, видимо, произвёл хорошее впечатление и меня приняли на работу. График оказался очень жестким. Мы дежурили ночь через ночь. Начинали, по-моему, в 8 часов вечера, а  заканчивали в 10 часов утра. На основной работе я написал очередное заявление, о корректировке распорядка дня и «пустился в плавание» по новому расписанию, предполагавшему один выходной день за месяц.  Дома я стал бывать редко. После окончания «инженерного» труда я успевал пешком заскочить на Кораблестроителей и, поужинав, отправлялся опять же «своим ходом» до метро. Там с пересадками ехал до станции Старая деревня. Потом, не изменяя своим пешеходным принципам, предельно прямым маршрутом по железнодорожной линии электрички добирался до места караульной службы примерно за сорок минут. Проведя практически «бессонную» ночь, где то к обеду оказывался снова на «умственном поприще». «Дотянув» до вечера, прежней «оказией» наконец оказывался дома. Там я мог немного передохнуть и пообщаться с близкими людьми, которым должного внимания, конечно, уделить не мог. Утром снова работа и повторение пройденного пути в буквальном смысле. Надеюсь, общее представление о «не простой» моей участи читатель получил сполна. …
  … Как вскоре по слухам я выяснил «Окна Чесмы» имела бандитские корни. Но лично продавцы с директором магазина, охрана и даже наш непосредственный начальник вместе со своим помощником имели вполне легальный статус и были «белоснежной» верхушкой всего «айсберга». Поэтому в случае возникновения непредвиденных ночью обстоятельств, охрана должна была не вступать в «единоборство», а позвонить в ближайшее отделение милиции, телефон которого у нас имелся. Это меня вполне устраивало, но данную возможность, ни разу не довелось употребить. Порою мне казалось, что даже птицы стараются облетать стороной место пользующееся «определённой» репутацией, не говоря уже о нарушителях. Со своими непосредственными начальниками мы видимо общались по именам, поэтому я их простые русские фамилии не вспомню, а буду наименовать условно ребят младше меня по возрасту просто Вовой и Сашей. Володя имел другие объекты и дела. Видели мы не часто. В основном во время выдачи зарплаты и при возникновении, каких либо трудностей. Саша жил в квартале корабликов напротив и осуществлял проверки с решением повседневных мелких вопросов. Он остался на объекте со времен строительства и весьма уважительно отзывался о нашем общем шефе, удивляясь его возможности держать в голове множество информации сопряжённой с нелёгким трудом. …
  … Моим напарником в «рискованном» деле, где при желании можно обойтись и без кавычек, стал Руслан Цуканов. Фамилию я узнал несколько позже, а отчество точно не назову. Так же понемногу в вечерних разговорах я познакомился с его довольно любопытной биографией. Мальчик был из не простой семьи. Мать носила звание заслуженной артистки РСФС, а отец был её коммерческим директором или как точно это называется в творческой среде. Руслан мало чем отличался от сверстников, относящихся к «золотой молодежи». Так он вступил в близкие отношения с подругой матери, ещё не достигнув совершеннолетия. Она была в два раза старше его, что не старило её достаточно молодой возраст. Широко известны и примеры гораздо большего «дисбаланса». Вначале девяностых юноша «окунулся» в предпринимательство, и изготовлял «вареные» джинсы. На этой или другой почве возникли проблемы с правоохранительными органами. От «греха подальше» родители «организовали» «химию», и отправили отпрыска подальше от Москвы. «Отбыв срок» Руслан в столице не задержался, а отбыл в «братскую» Польшу. Там он устроился у местного предпринимателя сторожить его струящуюся дачу. Возможно, это тоже не обошлось без «связей». Чужая страна приняла Цуканова младшего благосклонно, и он зажил вполне комфортно, попутно овладевая строительными специальностями на не безвозмездной основе. За этот прошедший период отец успел побывать в тюрьме и развестись с матерью. Для восстановления семьи и общей помощи родителям Руслан вернулся в Россию, хотя и в Польше его всё устраивало. Насколько планы осуществились до конца, не скажу, но вслед за отцом он оказался в Питере. Здесь Руслан организовал «фирмочку» по продаже книг в помещение Дворца Культуры им. Н. К. Крупской. Работа оказалась нервной и ответственной. Приходилось заботиться не только о себе, но и о немногочисленных служащих. Первое время начинающий коммерсант справлялся с трудностями, и даже успел жениться на выпускнице педагогического училища. Молодая жена показалась Руслану «родственной душой», и его не остановило то, что отец суженой отнёсся к избраннику дочери весьма прохладно. Сам он работал в уважаемой заграничной фирме, куда перекочевал из советского автопарка. Имея приличную зарплату и стабильное положение, тесть с пренебрежением относился к зятю, поэтому молодые стали жить отдельно и самостоятельно. Однако продажа книг упала или всё Руслану надоело в принципе, и он решил поменять род своей деятельности на более спокойное занятие. Он устроился в милицию гражданским специалистом. Денег стало не хватать, и друзья организовали «подработку» в «Окнах Чесмы». Так линии наших судеб пересеклись. …
  … Судя по тому, о чём я рассказал можно понять, что взаимоотношения у нас с напарником сложились хорошие, в противном случае он не стал посвящать в подробности своей биографии неприятного человека. Интенсивный график мы имели обои, поэтому в случае каких ни будь не «стыковок» прикрывали друг друга. Работа на милицию устроила Руслана, и он решил перейти туда на постоянную основу. Для этого он поступил на курсы младшего милицейского состава. Для этого пришлось оставить своё место, но не подработки, и стать курсантом школы МВД. Так что его трудовые будни стали даже интенсивней моего графика. Но нашей «точке» у нас организовался «оазис покоя». До полночи мы вели разговоры, а потом расходились по своим местам на ночлег. Руслан отправлялся спать в домик находящийся за ангаром и используемый в качестве бытовки для работников и рекламы. Второй такой «рекламный экспонат» размещался перед вторым финским сладом, в котором торговали мебелью, в отличие от нашего отданного под не дешёвую сантехнику и другие товары домашнего ассортимента. Я устраивался в вагончике кладовщиков, куда шел путь через два ряда складских контейнеров образующих «тупик». Меня немного беспокоило «отсутствие манёвра» в «чрезвычайной ситуации», но «бог миловал», и спокойно размещаясь на стульях, что бы «скоротать время» между обходами, при смене положения на другой бок я мог немного отдохнуть. «Прокрустово ложе» не предполагало спокойного сна всю ночь. Руслан говорил, что он тоже просыпался ночь размять члены и подышать свежим воздухом, но достоверность данной информации подтвердить не могу. …
  … Спокойная жизнь не обходилась без мелких происшествий. У Руслана родилась дочь. Счастливый молодой отец пришел на смену немного под хмельком и принёс с собой бутылку водки и закуску. Он предложил мне отметить немного столь знаменательное событие. Я был категорическим противником употребления спиртных напитков на службе, но поддался на уговоры, не желая обижать хорошего человека, выпил пару рюмок, закусив бутербродом с колбасой. «Сухой закон» был обязательным условием нашей деятельности, но тут мы совершили явную «промашку» и «подставились». Все может быть и обошлось, но нагрянула проверка в лице Саши. Он «мило» побеседовал с нами и ушёл, ни чего не сказав. Часа через полтора появился Вова с нашими сменщиками, которых раньше мы видели раз или два, и отстранил нас с Русланом от работы. Сильно возражать смысла не имело, и я с напарником отправился на последнюю электричку метро, куда нас заботливо подвез «шеф» на своём автомобиле. Там мы с товарищем расстались, и поехали по своим адресам. Дома я кое-как объяснил Тоне создавшуюся ситуацию и приготовился к самому худшему, а жена даже обрадовалась лишней совместной ночи. На следующий день мне позвонили и сообщили, что нас простили, но в последний раз. Возможно, сыграли роль «смягчающие обстоятельства или «связи» напарника, но всё кончилось благополучно. …
  … «Крыша» выручила и в другой раз. Соседствующий мебельный магазин охранял по ночам отдельный человек. На ночь он закрывался внутри и проводил время на мягких диванах, благо их было много. Наш визави принадлежал к криминальной части фирмы и находился на отдыхе по состоянию здоровья или просто его пока не «пристроили». С ним мы контактировали редко, и он стал «стучать» на нас по поводу не должного исполнения служебных обязанностей. Якобы мы «плохо» делаем ночные обходы. Приятели Руслана близкие к руководству оповестили его, и посоветовали поступать осторожнее. К добрым рекомендациям мы прислушались, и «инцидент был исчерпан». …
  … Наступила весна и снег растаял, обнажив нашу очередную «головную боль». Рядом с магазином валялся старый электрический кабель, оставшийся после замены проводки. Он представлял определённый интерес, для «сборщиков» цветных металлов, чем те и воспользовались. Один раз «гуляя» ночью я обнаружил постороннего, копающегося на подведомственном мне месте. При виде меня он ретировался, но утром я обнаружил, что часть кабеля пропала. Было доложено «куда следует». Саша начал предпринимать кое, какие меры. Он даже выяснил координаты злоумышленников и попробовал «оказать  на них воздействие». Так же была  принята попытка организовать засаду, что бы «взять» лиходеев на месте с поличным. Но и она закончилась безрезультатно. Потом интерес «хозяев» стал ослабевать, и когда я спугнул «преступников» при заступление на смену «среди бела дня», то и сам успокоился. Видимо было принято решение очистить двор от мусора, расплатившись цветным металлом. …
  … Наступило лето. Рядом с объектами в рекламных целях установили пластмассовый бассейн кубов на десять. Руслан даже несколько раз освежился в нём в солнечную погоду. Я не стал следовать примеру товарища. Чего-то не хотелось. Домик-пряник, соседствующий с водоёмом, продали и разобрали. Один мелкий предприниматель нас с Русланом подверг попытки искушения, попросив продать по сходной цене валяющиеся пустые поддоны из-под плитки, но мы на «провокацию» не поддались, решив не усложнять себе и так не простую жизнь. Руслан нашёл дополнительную халтуру. На свалке опасных отходов, где заведовал его отец, тот предложил ему утилизировать неоновые лампы, путем их обработки дезактивирующим составом. Работа была не безвредная, не очень помогали и противогазы, но денежная. Мой напарник с другом подрядились на неё в выходные дни. …
  … Меня дома стали «доставать» телефонные звонки непонятного содержания с места ночных дежурств. Сначала я подумал, что кто-то из продавцов разыгрывает меня или пьян. Дело оказалось серьёзнее. Спустя пару дней мне сообщили, что один из сотрудников сошёл с ума и его отвезли прямо с работы в психушку. Его я толком так и «ни идентифицировал». Зато с 90% уверенностью могу сказать, что проходя мимо квартала жёлтых «корабликов» по дороге  на место службы, видел Юру Серова. Правда, пока я размышлял он это или не он, Юра со второй женой и дочкой прошли мимо. Так друга детства я видел последний раз, а по слухам, «просочившимся» ко мне, именно в этом районе он и жил после не сложившейся первой женитьбы. …
  … Теплый сезон стал подходить к концу. Как память о счастливых днях запомнилась картина стаи ворон нападавших на собаку, хотевшую «побеспокоить» выпавшего из гнезда воронёнка. Их беспредельная самоотверженность и коллективизм стали предметом множества «философских» размышлений, не потерявшихся в анналах сознания. Дни становились короче, а ночи длиннее. Листья пожелтели и стали облетать. Земля заканчивала свой очередной виток вокруг своей «печки». У Руслана в эту умиротворяющую, но промозглую пору, неожиданно разладились отношения с супругой. После рождения ребёнка она резко «переключилась» на него, оставив мужа без должного внимания. Ситуация в целом свойственная «новоиспеченным» мамам. Это усугубили другие житейские неурядицы, и пара решила расстаться. …
  … Мой «тыл» оставался неприступным, но передовая стала «надоедать» своей безысходностью. Восемь или девять месяцев всё время находиться «под ружьем» и не расстегивать «портупею» дело не простое. Поэтому когда Павел Спиридоной предложил мне другое место работы я почти без колебаний отправился на собеседовании. Не остановило даже то, что сначала он сделал предложение Сергею Агибалову, но тот отказался. У него были, наверное, свои резоны, а меня свои. В целом мой работодатель и его заместитель не произвели на меня негативного впечатления, и я решил «нырнуть как в ледяную воду», написав заявление об уходе с насиженного места работы, попутно сообщив о закачивании своей сторожевой «карьеры». Сидеть на «нескольких стульях» одновременно мне надоело. Захотелось сосредоточиться «на одном деле». С Вовой трудностей не возникло, так как Руслан взял в напарнике своего друга, с которым они утилизировали люминесцентные лампы содержащие ртуть. На основном месте работы возникли затруднения. Моим последним проектом стала реконструкция транспорта глинозёма на КаАЗе. Я успел выдать задание строителям и был готов начать основную стадию, но тут резко изменились мои планы. Руководство не обрадовалось, так как даже две недели отводившиеся законом на отработку ни чего не решали. Закончить все чертежи я, при всём желании, не успевал, а замену мне найти было сложно. Положение у начальства сложилось не простое, но «влезать в их шкуру» мне представлялось излишним ввиду прерогативы «личных интересов». Начались «прения сторон». Улучшать моё материальное положение Матвеев не мог или не хотел и стал использовать грубое административное давление, которое ни к каким результатам не привело, а только закончилось разрывом хороших отношений. ГИП Кандалакшского завода Деев предлагал даже мне в частном порядке сделать чертежи, но я настолько привык к необязательности его «честных слов», последнее из которых было в «обозримом» прошлом, что не захотел с ним иметь дела. К тому же моё собственное будущее было столь неопределённо, что я не хотел ещё усложнять себе ситуацию. Таким образом отправиться в «свободное плавание» мне пришлось, «спалив все мосты» к отступлению. Жребий был брошен, и как сложилась бы моя жизнь в другом случае сказать невозможно, да и стоит ли. Место, где я провёл, без малого пятнадцать лет, не такой уж и плохой жизни, стало чужим, хотя окончательно с ним я не расстался. Но это произошло в другом тысячелетии, и не будем смешивать «ёмкости» времени, а попробуем напитки из них отдельно. Ещё мне предстояло встретиться и со многими людьми, знакомству с которыми обязан ВАМИ, но обо всем этом в следующих «подразделах». …
Подборка 17. Корабли.
  … «Корабли» в данном случае это не плав средство, а «бытующее в народе» именование улицы Кораблестроителей. Именно туда и «занесла меня судьба» после десятилетнего ожидания в очереди на получение собственного жилья. Сказать, что этому событию я был безмерно счастлив, это ни чего не сказать. Как и не передать чувства, с которым я первое время спускался на лифте дома номер 36 собственного жилья и отправлялся на работу, которая стала намного ближе. Потом первые ощущения немного притупились, но полностью не исчезли до сих пор. А радоваться было чему. Квартира дома расположенного по Капитанской улице и улице Кораблестроителей буквой «Г» была угловая и окна большой, имеющей некоторое неудобство проходной,  комнаты выходили на главную магистраль. Обзор маленькой комнаты был идентичен, но она имела полу балкон, полу лоджию, с которого уже можно было видеть Неву. Но главный вид открывался из окон отдельной средней комнаты и кухни. Из них можно было обозревать Малую Неву, впадающую в Финский залив со всевозможными судами, проплывающими в обе стороны. Если к этому прибавить панораму стадиона им. С. М. Кирова, то вы поймёте всю неординарность моего нового места проживания, которое во мне вызывало некоторую обоснованную гордость. Забегая вперёд, скажу, что эти «преимущества» некоторым образом «нивелировались» постройкой домов по Морской набережной, но зато они укрыли наш приют от ветров Балтики, которые были не редкостью в данном районе. Как говорят: «Нет худа, без добра». …
  … Буквально под окнами кухни и средней комнаты располагалась школа № 31. Именно туда и пошёл учиться сын. Ребёнку не надо было переходить насыщенных транспортом дорог, и мы спокойно могли его одного отправлять овладевать знаниями и не волноваться. Как мальчик возвращался домой, точно не припомню, что свидетельствует об отсутствие трудностей. Иначе память сохранила бы подробности. С дочуркой тоже проблем не возникло. Они с мамой устроились работать в расположенный неподалёку детский сад. Мера была вынужденная, так как с местами в детские учреждения имелись проблемы, и попасть туда было не просто. А так все проблемы разрешились. Садик находился на другой стороне улицы Кораблестроителей внутри квартала расположенного вдоль набережной реки Смоленки. Так что все члены семьи были пристроены недалеко от жилья. Картину своего микрорайона я, как видите, немного обрисовал. Можно лишь добавить, что на месте четных домов по Капитанской улице располагался пустырь вплоть до Смоленки. Сама же Капитанская улица упиралась в берег залива. Ещё стоит упомянуть, что устье речки обустраивалось. Кроме «китайской стены» Центра Фирменной Торговли «возводилась» набережная до пункта впадения в Финский залив, а сама наша улица, которую назвал бы скорее проспектом или, по крайней мере, бульваром из-за аллеи вязов, высаженных посередине, представляет собою подкову, стоило только посмотреть на карту города. Что бы пока окончательно завершить описание всего великолепия, скажу что станция метро Приморская находилась в 20 минутах ходьбы, а кольцо «моего родного» трамвая № 6 и того ближе. Так что можно сказать, что я проехал от одной конечной остановки до другой. Правда, добираться на работу без пересадки не получилось. Приходилось или пересаживаться на другой транспорт или часть маршрута проходить для экономии пешком. Впрочем, и вся пешеходная прогулка полностью занимала минут 45 времени. Чем я не преминул воспользоваться. Но это произошло по истечению некоторого времени и при изменившихся не в лучшую сторону обстоятельствах. …
  … Теперь немного о соседях. Дом был густонаселён строителями, но не обошлось и без обыкновенных очередников. В квартире напротив нас поселилась семья Котовых. Татьяна работала у нас в институте ВАМИ научным сотрудником. Именно благодаря этому наши двери и оказались рядом. Так как она трудилась в «научной части», то с ней по работе я не сталкивался. Валера ходил механиком в арктические экспедиции и иногда пропадал на полгода. Двое сыновей были старше моих детей и с ними естественно не дружили. Впрочем, были тихими и воспитанными мальчиками, а их фамилия всколыхнула во мне воспоминание о прочитанной в детстве книжке «Приключения Севы Котова». Дальше по коридору лифта в однокомнатной квартире заселилась семья отставного мичмана, состоящая из жены и внучки. Честно говоря, вспомнить не только их фамилии, но и имён, не могу. Только знаю, как звали девочку, да и то, по тому, что она имела имя Маша, как и моя дочь. Дальше по коридору жила ещё одна Мария. Её мама работала бухгалтером в строительной конторе, а папа простым строителем. С ними проживала ещё мать мужа. Семья была многонациональной, что позволяло маленькой девочке говорить: «Мама казашка, папа белорус, а я русская». Хотя ребёнок и имел некоторые черты «востока», но барышней был довольно симпатичной, если и вовсе не сказать красавицей. Такой же похожей и приятной внешностью обладала и дочь четвёртых соседей. Звали её, правда, Гуля, а полное имя было Гульнара. Тут мне сразу вспомнилась другая книга детства о Гуле Королёвой «Четвёртая высота». О войне косвенно напомнил и папа этой соседки. Миша работал на стройке сварщиком и с ним случился несчастный случай. Подробностей я не знаю, да и «сплетничать» не хочу, но как бы то ни было, а его «ударило током», и он потерял руку. Руководство видимо хотело избежать скандала, и «откупилось» от инвалида прекрасной трехкомнатной квартирой, без проходной комнаты, как у меня с Котовыми. Тем более что жена Миши тоже была строителем. В их семье,  кроме Гули, ещё имелся сын Марат. Он был ровесником Лёши и, хотя все девочки на этаже были значительно старше моей Машутки, через братьев Маша с Гульнарой имели дружеские отношения и часто играли в общем коридоре или у нас в выделенной детской комнате. Коридор был сравнительно большой без перегородок и мебели. Это предоставляло прекрасную возможность для шалостей. Комната была тоже не особенно «захламлена», но «вольностей» уже не «прощала». Дети довольно быстро разбили новую купленную люстру, и их шалости пришлось ограничить. Все взрослые же «замученные», видимо, коммунальной жизнью, хотели от неё отдохнуть и близко не сходились, хотя и были приветливыми друг к другу и по-соседски отвечали на мелкие просьбы. …
   … Как вы понимаете, с переездом на новую квартиру появились и новые приятные хлопоты, связанные с обзаведением мебели. Три комнаты и кухню необходимо было чем-то заполнить для удобства проживания. Для просторной кухни приобрели стандартный комплект приятного цвета. Денег на мебель особенно не было, но насколько помню, обходились с Тоней собственными силами  без помощи родителей, как после получения временного жиль на Кондратьевском проспекте. Так же из экономии и для предания среде обитания некоторого своеобразия, если не сказать оригинальности, у Вовы Малахова на работе был заказан кубометр струганных досок с парой брусков 50х50, две двери местного изготовления и декоративные реечки. Стоимость всего этого строительного дефицита брат максимально минимизировал, но доставку возложил на «принимающую сторону». У меня связей с транспортными организациями не было, а заказать машину официально представлялось не простым и накладным делом. В конце концов, Малахов вошёл в моё положение, и я, приехав в Фёдоровское, погрузил свои строительные материалы на совхозный грузовик и привез древесные материалы к себе домой. Разгрузили мы вместе с шофёром, а вот таскать доски на 5 этаж пришлось мне  одному на зависть соседям по дому. Одна пенсионерка, живущая этажами выше, даже попросила у меня пару досок. Я соседке вежливо отказал не из-за жадности, а сославшись на то, что у меня заготовок рассчитано в обрез. Это было не далеко от истины. Планы у меня имелись грандиозные. Одна из дверей предназначалась для финской бани. Собственная парилка в квартире и сейчас событие не частое, а по тем временам и вовсе почти уникальное. Этой идеей я «загорелся» сразу по получению жилплощади. Для этой цели решил использовать коридорчик напротив дверей туалета и ванны. У жены на это место были свои планы. Она хотела там поставить торшер или бра с телефоном и стулом. Но их пока не было, и Тоня уступила непреклонным требованиям мужа. Двери брат рекомендовал срочно проолифить, так как они были «сырыми». Этим я и занялся в срочном порядке. Семья отдыхала и трудилась в Зеленогорске, и дома я был один. После работы я, вооружившись кистью, «замазюкал» свои «сокровища». Это заняло довольно много времени, и я поужинал всухомятку консервами, запивая лимонадом. Толи от этого, толи от едкого запаха олифы или ещё чего, как я думал впоследствии, анализируя ситуацию, к ночи у меня начались боли в области желудка. Рези усиливались, и мне пришлось, скорчившись, пойти к телефону автомату и вызвать скорою. Когда она приехала, то врачи поставили диагноз почечной колики. Они сделали укол, и посоветовали утром обратиться в поликлинику. С этой хворью я столкнулся первый раз, и когда боли не ослабели, запаниковав, вызвал повторно медицинскую бригаду. …
  … Меня отвезли в больницу им. Ленина, которая располагалась рядом с моей работой, на которую мне пришлось вынужденно временно не ходить. Это было не самое неприятное. Мест, видимо, не имелось, и меня поместили в коридоре. Утром врач, обследовав, сказал сдать анализ мочи. Наполнить баночку в людном месте со спецификой заболевания было не просто, но я кое-как справился. Потом меня поместили в палату. Три дня я преодолевал боль с помощью уколов, но потом она прекратилась. Не скажу как, но я связался с Тоней. Мне была принесена литература и принадлежности для обихода. В конце своего больничного срока я освоился настолько, что попросил принять ванну, имеющуюся на отделении, и пару раз прогулялся в парке больницы. Правда после водной процедуры по телу пошла сыпь, впрочем, она быстро прошла, а главным моим «приобретением» стали слова профессора при обходе. Он рекомендовал мне бросить пить спиртное и каждое лето делать «промывание» почек при помощи обязательного поглощения по возможности большего количества арбузов. Сами события своего начала «хождения по болезням» помню смутно, но эти слова запомнил и старался им следовать, что, наверно, и позволило мне дожить до сегодняшних дней. Помощи врачей я не отрицаю, но преимущественно ориентируюсь в недугах на собственные ощущения. Если лекарство или другое средство даёт заметный эффект, то я его принимаю. Если его не видно, то я не перегружаю организм химией и процедурами. Так, к слову сказать, я равнодушен к массажу, хотя Тоня, как бывшая спортсменка, неплохо им владела. Но после нескольких сеансов пришлось отказаться от её «услуг», хотя всё вроде бы было «под рукой». …
  … Болезнь произвела перерыв в моих работах по обустройству, но не остудила моего энтузиазма. Так, например, сауна изготовилась, чуть ли не за один выходной. Предварительно начертив, как конструктор, некоторые чертежи и, всё это дополнительно продумав, я из своих досок сколотил в два слоя четыре щита и соединил их. Обрезать доски нужной длинны два метра пришлось ножовкой. Зато обрезки пошли на потолок и пол, так всё было предусмотрено. Одна сторона моего деревянного «куба» имела, проём под дверь, куда та и была вставлена. Внутри образовавшегося помещения я сколотил полог под сидение во время банной процедуры. Конечно «париться» было лучше лёжа, но мне просто не хватило для этого, длинны коридорчика. Вся конструкция имела размеры 1,7х1х2 метра, а требовалось ещё место под каменку с нагревательным прибором. Для неё я использовал оцинкованный сорока литровый бак для стирки белья, купленный в хозяйственном магазине. Его дно я «изуродовал» многочисленными отверстиями для прохождения воздуха. Так же были предусмотрены места для вхождения электрического «кабеля» с изоляцией, который на другом конце имел вилки для подключения в электрические розетки квартиры. Там же я приобрел керамическую часть простой электрической плитки с двумя нагревательными спиралями из нихрома. Всё это продавалось в качестве запасных деталей на случай выхода из строя всего изделия. Две внешние стороны бани упирались в строительные стены, а оставшиеся неприкрытыми, так сказать лицевые перегородки, «облагородились» реечками. «Рукодельник» я был, ни какой, а если к этому прибавить, что и в электричестве разбирался слабо, то можно понять как я был доволен изготовлением своей «отдушины». Всё приходилось делать «на глазок» и «методом тыка». Наконец всё было готова к пуску объекта в эксплуатацию, вплоть до принесения с залива и пустыря булыжников для накопления тепла. В первый раз мне удалось довести температуру до 70 градусов. Термометр для измерения оной я достал на работе через нашу сотрудницу Сусанну Михайловну с её связями в научной части нашего заведения. Стоит ли лишний раз говорить, что в продаже имелись только термометры для измерения воздуха дома и на улице и градусники. Результат меня не устроил, хотя я немного и «попотел» в своём «детище». …
  … Начался длительный процесс «модернизации», который занял не один год, и о котором я сейчас расскажу по возможности в хронологической последовательности, что бы в дальнейшем к этому не возвращаться. Для начала я удвоил число нагревательных приборов. Дело было не сложное, и температура достигла градусов 90, что представлялось приемлемым. Некоторое время так и эксплуатировал баню. Но в прошествии дней доски рассохлись, и потребовалась существенная реконструкция. Я полностью разобрал сауну и переложил высохшие доски. Имевшиеся все равно щели для пущей герметичности были внутри закрыты асбестовым шнуром, принесённым с 19 ТЕЦ нашим соседом и хорошим знакомым Сашей Палеховым, где он работал слесарем и утеплял всевозможные трубы. Дверь в «заведение» тоже подверглась в этот период переделке. Рубероидная воздушная изоляция заменилась на асбестовую изоляцию, во избежание всяких пожарных последствий и плохого запаха с предполагаемым повышением температуры. Она и повысилась. Когда же я заменил самодельный «тэн» на фирменный прибор, то температура достигла максимальных значений. Последнему изменению  я обязан Коле Гоголю, который привёз мне «диковинную» вещь из плавания в Финляндию. Он же изготовил на судне новую каменку из нержавейки, которая привинчивалась к стене через асбестовый лист для пожарной безопасности. Теперь максимально я парился при 125 градусах, но это было «жарковато», так что обычно обходился 110, 115 градусами по Цельсию. Один раз мой сын Леша забыл выключить нагревательный прибор и утром я зафиксировал температуру в 150 градусов. Но это был, конечно, «перебор». Пожара к счастью не случилось. Если вы думаете, что на этом мои усовершенствования закончились, то глубоко ошибаетесь. Баня была полностью модернизирована и в третий раз. Причиной стали категорические требования жены. Тоня отказывалась посещать сауну из-за опасности вдыхания асбестовой пыли. В конце концов, я внял, в общем-то, справедливым требованиям супруги, тем более что представилась соответствующая возможность. Сын моего крёстного Миши Лёня привёз мне с Ростсельмаша рулон алюминиевой фольги. Он работал шофёром, и это позволяло ему приезжать к нам в командировки. Старая изоляция удалилась, а между слоями досок был помещен по правилам сфальцованный непрерывный алюминиевый лист. Потолок покрылся аналогичным образом, и соединение алюминия делало воздушную изоляцию абсолютно полной. Воздух не уходил «на сторону», и тепло не тратилось, а «токсичность» ликвидировалась. Все остались довольны, и Тоня стала в банные дни без опаски за здоровье посещать парилку. Главным клиентом, конечно, был я, но и домашние иногда сухой пар пользовали. В моих мечтаниях предполагалось, что и многочисленные гости будут посещать моё заведение, но этого не случилось. Правда, лица, принимавшие деятельное участие в моем мероприятии, не могли его не попробовать. Так у мен раз или два парились и Палеховы, и Гоголи, и еще один или два гостя, но массовые посещения были не очень удобными и от них я отказался. Баня осталась чисто семейным атрибутом и принимала только самых близких людей, функционируя до сегодняшнего дня. …
  … Следующим по сложности моим «творением» стала двухъярусная детская кровать. Её идея мне представлялась привлекательной, да и места в детской комнате под которую мы выделили лучший «кубрик», она занимала меньше. Её основой послужил старый диван, привезённый с площади Калинина. Я «убрал всё лишнее» и аккуратно разреза его на две части. Получилось два матраса. Под их размеры из досок соорудил двухуровневые нары. Когда всё было выполнено, то оказалось, что вся конструкция шатается без усиления в местах соединения. Я не растерялся и прибил дополнительную доску по диагонали со стороны, примыкавшей к стене. Сразу появилась жесткость и моя «лежанка» стала напоминать картинки из сказки Братьев Грин. Там все дома были построены по этому принципу. Ещё пару приделанных с боку дощечек стали служить сыну лесенкой для залезания на «второй этаж». Он был мальчик и к тому же старше. Сестра, возможно, завидовала брату и мечтала очутиться на верху, но это мои домыслы, не подкреплённые фактами, канувшими в прошлое. Деревянные части изделия я покрыл лаком, и оно приобрело вполне «товарный» вид. Интерьер детской комнаты дополнил письменный стол, за которым Лёша делал уроки. Антураж дополняла большая картонная коробка со всевозможными игрушками, накопившимися за 10 лет безоблачной совместной жизни, создавая атмосферу праздника и веселья, а что ещё надо для счастливого детства. …
  … Из остатков материалов, и не таких уж маленьких, я изготовил полки для книг. За основу я взял идентичное изделие, увиденное у Вовы Малахова. Полностью конструкцию с её соединениями выполненными братом профессионально, повторять не стал, а пошел по простому пути. Были сделаны отдельные скамеечки, если можно так выразиться, на трёх ножках. Потом они просто составились друг на друга по всей высоте комнаты. Их объединил в одно целое брус 50х50, который в свою очередь был «намертво» прикреплен к стене в углу маленькой комнаты, которая нам с Тоней служила спальней. Полки так же были покрыты лаком. Когда он высох, то своё место заняли книги, которых к тому времени накопилось немало, и они продолжали пребывать. Можно сказать, что осуществилась мечта папы, положившему началу создания домашней библиотеки, выделением в детстве 5 рублей в месяц на эти цели. …
  … Конечно, ограничиться одними самодельными изделиями было трудно. Многое пришлось покупать в государственных точках торговли. Всего с «исторической точностью» и не припомнить, но нехватку мест для сидения я, например, восполнил в мебельном магазине, расположенном рядом с работой. Там купил четыре приглянувшихся мне стула. Количество было ограничено тем фактом, что доставлять их оттуда я собрался пешком, не прибегая к услугам транспорта. Тащить по городу на такое расстояние свою поклажу было не просто, но с задачей справился, чем были сэкономлены «денежные ресурсы». Человек я не скупой, но бережливый. Приходилось экономить на всём. К новоселью мы готовились тщательно, но разбрасываться деньгами попусту мне не хотелось. …
  … В мои радостные хлопоты этим летом жизнь как обычно внесла свои не очень приятные коррективы. Мне на работу позвонил папа и сообщил, что не стало моего друга. Известие было столь неожиданным, что сначала не совсем понял о ком идёт речь и почему он является источником информации. Я кое-как, не имея пока в новой квартире телефона, связался с Колей Весниным и узнал, что у себя в Баку погиб Лёня Павлушев. Ехать на похороны нам с Колькой было, мягко выражаясь, затруднительно, и поэтому в Азербайджан полетел брат Лёни Андрей. По возвращении он и рассказал нам подробности случившегося. Побывав прошлым летом в отпуске на берегах Невы, Леня с присущей ему практичностью готовил свой перевод в Янино поближе к родным местам, и дело было, как говорят «на мази». Летом он отправил дочек на июль месяц в пионерский лагерь. Смена подходила к концу, и он решил забрать девчонок на пару дней пораньше, тем более что представилась оказия. Лёня с коллегами по работе в выходной день проводил пикник недалеко от лагеря, где отдыхали дочки. Он попросил старшего по автобусу, как заведено у военных, проехать с ним за девочками, что бы «освободить пленниц из места заточения». На обратном пути случилась авария. Шофер крана ехавшего на встречу не вписался в поворот горной дороги и, выехав на встречную полосу, столкнулся лоб в лоб с автобусом военных. Сработал  инстинкт самосохранения, и водитель отвернул опасность от себя, направив главный удар в сторону старшего по машине и Лёни с девочками за его спиной. Единственное, что успел сделать Павлушев, это отбросить Иринку из опасной зоны. В результате крюк крана ударил друга по голове, и он умер сразу. Старший лейтенант промучился 3 дня, прежде чем скончаться. Маринка, получившая черепно-мозговую травму, выздоровела, но не совсем. Последствия сказывались и в дальнейшем. Виноват в аварии был местный «водила». Его судили и дали 5 лет, но друга уже было не вернуть. Потом была попытка, когда СССР стал разваливаться, пересмотреть приговор и свалить всю вину на военных. Якобы они были пьяны. Но Лёня совсем к тому времени не пил, а лейтенант с шофёром были при исполнении, да ещё на глазах начальства. Впрочем, чем закончилась вся эта история я до конца так и не знаю, но она стала первой в моей жизни неожиданной потерей близкого человека и, к сожалению, не последней. Лёню похоронили на местном кладбище недалеко от обрыва Каспийского моря. Тамара с дочками потом успела обменять квартиру на Красноярск. Андрей через своих курсантов узнал, что за русской частью кладбища перестали присматривать, и место захоронения Лёни поглотило море. …
  … Когда моя квартира приобрела более или менее жилой вид встал вопрос о новоселье. Идти наперекор традициям я не собирался, да и поделиться своей радость с родными и близкими очень хотелось. Квартира была хоть и просторная, но не очень. Празднование решено было разбить на два этапа. Первыми улицу Кораблестроителей посетили коллеги по работе. Сильно шиковать я не стал, а пригласил только родную конструкторскую группу во главе с Николаем Ивановичем. Нина Александровна Оськина на предложение не откликнулась по причине принципиального несогласия с «постановкой вопроса», якобы коллеги меня принудили, и скромности. Друг к другу мы испытывали чувство взаимного уважения, и оно осталось незыблемым, не смотря на её отказ от «посиделки». Зато за праздничным столом, организованным Тоней, присутствовала другая Нина Александровна, жена моего непосредственного начальника. Именно с её подачи я оказался в ВАМИ и таким образом стал счастливым новосёлом на Васильевском острове. Так что праздновали не посторонние люди и вечер после работы прошел скромно, но в «теплой дружеской обстановке». Что подарили сослуживцы, честно говоря, не помню, но мероприятие «для галочки» прошло, и гости с хозяевами остались довольны. К тому же это было небольшой репетицией перед главным торжеством. …
  … Неожиданно в размеренный «ход времени» вмешалась родная Армия. Меня призвали на месячные сборы. С начала мы оказались в расположение одного из полков в районе Сертолова, если не изменяет память. По задумке «военных стратегов» он должен был превратиться в дивизию и занять заранее приготовленную линию обороны, на случай вторжения финнов или ещё кого. Командир полка становился командиром дивизии, командиры батальонов превращались в командиров полков и т. д. Призывников переодели в хранившуюся для этого случая военную форму. Правда я как офицер, хотя и получил яловые сапоги, приемлемые для службы в поле, но шинель  имел солдатскую, да ещё не первой годности, хотя и не в плохом состоянии, надо отдать должное. Гимнастёрка тоже была хлопчатобумажной, положенной солдатам, а не полушерстяной офицерской. На эти особенности я обратил внимание как специалист, а от внимания остальных это может быть и ускользнуло. Но как бы, то, ни было, мы дружно нашили полевые офицерские погоны с количеством звёздочек, кому, сколько было положено, и прочие знаки различия. Далее началась некоторая неразбериха и нас промурыжили час или два. Дело близилось к вечеру, когда мы, наконец, выехали «в поле» и прибыли к месту дальнейшего расположения, где нам предстояло провести целый месяц. Поляна находилась недалеко от платформы 47 км Приозерского направления. Стояло начало октября и уже смеркалось. Детали обустройства я не расскажу, так как первую ночь службы провел дома. На призывном пункте, когда нам объявляли наши части и должности с обязательным откликом на свою фамилию, ко мне подошли два «товарища по несчастью» и сообщили, что мы в одном полку и входим в его штаб. Лёня Примаченко закончил экономический ВУЗ и стал начальником финансовой части, а Юра Степанов был выпускником моего института, только экономического факультета. Он получил должность начальника вещевой службы. Имя первого и фамилию второго годы сохранили не отчётливо, поэтому буду именовать их условно или сошлюсь на художественность моих записей. С последним мы учились, чуть ли ни в одно время, но раньше не пересекались. Ребята предложили «держаться вместе», на что я согласился. Меня же определили начальником продовольственной службы. Я подумал, что это недоразумение, но решил разобраться потом. Но военная деятельность «завертела» меня сразу и случая разбираться со всеми «хитросплетениями» не представилось. Когда стало совсем темно, меня с товарищами разыскал наш непосредственный начальник. Новоиспечённый заместитель командира полка по тылу, а до этого он занимал в старом полку, какую-то меньшую должность, и сообщил нам, что утром надо быть в Ленинграде по служебным делам. Поэтому мы можем отправиться пока домой. Возражений не последовало, и я с сослуживцами успел на последнюю электричку. Там нас немного беспокоило присутствие контролёров, так как билеты мы купить не успели, но на «партизан», как именовали призывников военных сборов, внимания те не обратили. В городе тоже последний транспорт доставил меня домой, где меня радостно встретила жена, не ждавшая такого счастья. Утром мы в назначенное время и место встретились с нашим молодым и энергичным майором. Наше участие в делах службы было незначительное, по тому не запомнилось, но мы успели с начфином побывать у него на работе в приметном новом здании около Финляндского вокзала, поражая сослуживцев Лёни всей красой военной формы. Товарищу надо было докончить дела на основной работе. …
  … Как известно «история повторяется второй раз в виде фарса». Приблизительно так получилось и у меня. Должность, которую я получил, была «не профильной», но на мои справедливые возражения, ни кто не обратил внимания. Все участники сборов в основном, по моему мнению, занимались «трюличками-люличками», как выражалась Валентина Павловна Печникова. Так моим товарищам Лёне и Юре делать было в основном нечего. Но людей надо было кормить, а это дело серьёзное, и его возложили на меня. Видимо отловить выпускников «холодилки» для нашего Военкома представлялось делом трудным, хотя в соседних «полках» попадались и профессионалы, поэтому я попал «как кур во щи». От коллег я, конечно, узнал такую особенность, что от «военной пищи» организм перестраивается, и три дня обычно народ не ходит в туалет, но заверения о быстром постижении «кулинарной науки» меня не удовлетворяли. Я решил «малой кровью» пронести «свой крест» во всё отпущенное время, ссылаясь на свою некомпетентность. Мне было не трудно вставать в 5 утра и поднимать солдат поваров. Так же я «стойко» присутствовал на всех приёмах пищи, тем более что сам ел из общего котла. Но когда народ стал возмущаться калорийностью шамовки, я справедливо сказал, что, ни чего не знаю и моя «хата с краю». Я, конечно, слышал от прапорщика начальника кухни, что наш майор пытается «экономить», но в его дела не лез. Правда, когда он, возможно и за дело ударил солдата срочника, я начал при нём возмущённо орать, выражая своё несогласие неуставными отношениями, которые и в мою бытность в Армии не вызывали у меня «восторга». Мой примерно одногодок был удивлён моим, обычно спокойным поведением, и проникся некоторым уважением, потому что ни чем не ответил. …
  … А дела в полку шли не очень хорошо. После первой неразберихи последовали другие промахи и не справившееся руководство решили заменить. На командира батальона, возможно, выпала неожиданная ответственность командовать полком, или он не имел желания этим заниматься, и его срочно отправили на преподавательскую работу, чему тот был, скорее всего, рад или, по крайней мере, доволен. Его заменил на этом посту представитель штаба округа подполковник Яблонько. Как человек имеющий малый рост, он был очень «амбициозным» командиром и начал дело со всевозможных построений, тем более, что первым из них руководил заместитель начальника округа генерал-майор с грузинской фамилией. На это построение я не пошёл «прикинувшись», на всякий случай занятым человеком, уйдя погулять в лес около кухни. Но и там до меня докатывались «громы и молнии» начальства. Меня они достать не могли, а когда, немного поостыв, Яблонько имел разговор со мной, я как мог, объяснил ему свою не компетенцию в вопросах продовольственной службы, и он в основном меня больше не беспокоил. Служба дальше потекла не валко не шатко без особых потрясений. …
  … С Юрой и Лёней мы в основном встречались вечером на общих нарах в большой походной палатке и обменивались новостями. «Жилище» было общим для всего комсостава «дивизии». Тепло в ней поддерживалось дневальными посредством «буржуек». … Один раз я, обиваясь около пищеблока, случайно обнаружил в горе пустых банок из-под тушёнки, одну полную ёмкость. Повара спрятали её для себя или нечаянно потеряли во время приготовление пищи. Как бы то ни было, я сообщил о своей находке товарищам. У ребят в «загашнике» тоже оказалась кое-какая подходящая закуска и бутылочка вина. Так что окончание «службы» мы отметили «достойно», что ещё больше скрепило наше «военное братство». В прошлом остались; и печурки, растапливаемые сырыми дровами; и пулемёты Максим, оставшиеся на вооружении из-за невозможности вставить в амбразуры старых ДОТОВ другое оружие; и сутки, проведенные в «окопах» с выдачей сухого пайка; и многое другое. Кстати сказать, утром личный состав после одной ночи на голой земле выглядел «посеревшим», хотя перед этим все бодро веселились. …
  … У меня «демобилизация» прошла без затруднений. Правда был соблазн оставить новые яловые сапоги, но я не стал мелочиться, и казённое имущество вернул полностью, а сам переоделся в гражданскую одежду, отсыревшую за месяц, проведённый в неблагоприятных условиях большого мешка. Лёня, как финансист, тоже обошелся без проблем. Зарплаты личному составу он не выдавал. Зачем только надо было отрывать занятого человека от дела. На Юру наш начальник хотел повесить прекрасные маскировочные сети-куртки, выданные офицерскому составу в количестве 4 штук и растворившиеся в неизвестном направлении. Хотя можно предположить, что они приглянулись кому то на рыбалку или для другого применения на природе. В городской среде понадобиться те не могли. Хоть и последним, но без потерь нач. вещь освободился из «когтей» родной армии. Об этом я узнал у него самого, когда мы встретились у меня дома. За месяц «рекрутчины» мы достаточно сблизились и, расставаясь, обменялись телефонами. Связавшись с ребятами, я не мог не похвастаться, свей «сауной». Лёня, по какой-то уважительной причине, в тот день приехать не мог, а вот Юра прибыл весь при параде. Это немного не соответствовало цели нашей встречи, что впрочем, не помешало гостю посетить парилку, хотя смены белья у него не было. Дома в тот вечер я был один, что послужило прекрасной возможностью для «мальчишника», и после водных процедур мы хорошо посидели за столом. В конце Юра, как порядочный человек», предложил мне сделать ответный визит. К сожалению продолжения знакомства, не получилось по объективным факторам. Жизнь страны вошла в резкую «турбулентность» и стало не до заведения новых дружб, хотя о товарищах остались самые тёплые воспоминания. …
  … К этому можно добавить, что я всё же побывал дома у Лёни в его квартире на 17 линии. Рядом находилась и школа его сына, которую он мне показал. Но особенно ярко мне запомнилось хобби товарища. Лёня был увлечён оловянными солдатиками. Он их не только покупал, и даже иностранных, но и изготавливал сам. Но не это было самое основное. Лёня состоял в клубе таких же увлечённых игрушками людей. Они полностью освобождали отдельные комнаты своих квартир от мебели и разыгрывали по известным им одним правилам целые сражения, передвигая интернациональные фигурки конников и пехотинцев. Домашним это доставляло огромные неудобства, но они терпели. Пусть мужья занимаются этим, а не чем ни будь похуже. К сожалению продолжения, и это моё знакомство не имело. Завертели другие заботы, да и события в стране, как я уже отмечал, привели к фатальным переменам. …
  … Вообще мне кажется, что лучшее время для дружбы это период до школы. Детские чувства и взаимоотношения чисты и несвязанны, каким ни будь налётом канцелярщины. В школе появляются оценки, и желание выделится даже среди друзей. К старшим классам невольное соперничество усиливается. На следующем месте учёба в институте с её некоторой конкуренцией при распределении процесс усугубляется. А уж когда мы попадаем на работу, там и вовсе действует «закон джунглей». Это конечно не говорит о не возможности завести настоящих друзей с взрослением, но снижает такую вероятность. Поэтому  мои лучшие, как я считаю, друзья остались в раннем детстве, и это даже не Веснин с Павлушевым. …
   … Перерыв по непредвиденным причинам моего отмечания новоселья закончился, и моя семья преступила к его завершающему этапу. Кроме приготовления еды, это было на попечении Тони, и закупки питья, что входило в мои обязанности, надо было составить список гостей. Получилось два «свитка». Мои приглашенные гости и жены. Я, конечно, не забыл папу с мамой, семейство сестры, родной и двоюродной, свою родню и её родственников из Фёдоровского. Не преминул я пригласить Колю Веснина. Единственное о чём жалею, что не написал пригласительного письма крестному Мише в Ростовскую область. Он, конечно, мог и не приехать, но очень хотелось ответить на его гостеприимство и устроить ему встречу с папой через столько лет. Об этом теперь уже не узнаем. Тоня в основном пригласила своих подруг и приятельниц. Некоторые из них мне казались «лишними». Так одна её знакомая с мамой попали за наш стол с целью познакомить даму с Колей Весниным. Тоня решила выступить в роли свахи. Другу я, конечно, желал счастья в личной жизни, но лучше бы позвал крестного. Но портить праздничного настроения препираниями с супругой я не хотел, да и из её затеи, ни чего не получилось. Колька оказался «стоиком». А так торжество прошло весело даже без драк. Составленные столы из большой комнаты чуть ли не вылезли в прихожую. Импровизированные скамьи, состоящие из стульев и досок, вместили всех гостей. Немногочисленной, но шумной детворе отвели детскую комнату с письменным столом. В общем мероприятием все остались довольны, хотя, что было подарено сказать точно затруднительно. …
  … Круг новых знакомых не ограничился 5 этажом. Он постепенно разрастался главным образом вверх над нашей квартирой. Общительная Тоня познакомилась с Олей Князевой. Та и ее муж Саша жили над нами, если не изменяет память, на одиннадцатом этаже. Они были по профессии строителями и имели почти взрослых дочь Наташу и сына Колю. Не помню, присутствовали они на новоселье, но в ближайшем государственном празднике участие у нас дома уже принимали. Когда Оля задержалась у нас на «мероприятие» заботливая дочь пришла «спасать» маму. Это было трогательно. А так люди они были простые, и мы с Сашей всегда здоровались, встречаясь в лифте. Саша у меня также выкупил вторую, оказавшуюся ненужной, дверь. С соседом Валерой я так толком и не поговорил на предмет постановки её к нам на этаж с целью отделить наши квартиры. Соседские связи были ещё не очень окрепшими, да и тот большую часть времени проводил в зимовках на Арктических или Антарктических станциях. Без хозяина решить данный вопрос не представлялось возможным. Ещё Тоня познакомилась с другой Олей с этажа Князевых. У неё был сын Женя и дочь Сашенька примерно одного возраста с моими детьми. Они стали частыми гостями на дне рождения наших чад. На праздниках особый антураж создавала энергичная и не в меру «разбитная» Александра, хотя я всегда считал, что моя дочь симпатичнее подружки. …
  … Не надо думать, что круг знакомств моей общительной жены ограничивался только жильцами нашей парадной. В первом подъезде нашего дома жил одноклассник моего сына Витя Замуруев. Тоня в основном ходила на родительские собрания и там видимо познакомилась с родителями мальчика. Те работали на стройке крановщиками и воспитывали в семье троих сыновей Серёжу, Витю и Алешу. Наверное, мама Геля (Ангелина) хотела иметь в семье девочку, но у папы не получилось. Впрочем, это только мои предположения. С людьми я сходился тяжело, и при встречах во дворе ограничивался сдержанным словом: « Здравствуйте», так что информации о них имел по минимуму. В четвертой парадной нашего дома жила нянечка Тониной группы в детском саду. Они обе там работали из-за дочек, поэтому нет ни чего удивительного, что «коллеги» приветливо относились друг к дружке и вне стен воспитательного заведения. Зоя, кроме дочери имела сына. Её мужа я тоже видел, но очень редко. Первое время этим и ограничивался «круг знакомств». Потом он расширился, но не на много. Двенадцати этажная громадина это целый мир, а быть знакомым с каждым его жителем задача непосильная. Смотровую на получение квартиры в нашем доме получили три семьи из ВАМИ. Где-то этажами выше жил ГИП моего института. По работе с ним мы не пересекались, так что его фамилию Нечипоренко я выяснил годами позднее, а так, встречаясь утром или вечером по дороге на место работы, мы и здоровались-то очень редко и до сегодняшнего дня так и не познакомились, хотя на «производстве» были не последними людьми. …
  … Не надо думать, что с новосельем закончилось обустройство жилища. Не знаю даже с чего начать, так как четкой последовательности наших приобретений я не помню. Начнём с телефонизации нашей квартиры. Недалеко от дома, в 5-10 минутах ходьбы была построена телефонная станция, поэтому ждать долго в очереди на установку средства связи не пришлось. Не большая проблема заключалась в покупке самого аппарата. Ассортимент в магазинах был не велик, а хотелось у себя в новой квартире иметь, что-то особенное. Такой случай представился в торговом предприятии, сейчас уже не скажу точно где. По-моему где-то на проспекте Карла Маркса. Эту торговую точку я посетил первый и последний раз, и не помню по какому «счастливому» случаю. Кажется это как то связано с приобретением ещё одной покупки, а именно холодильника, но об этом несколько позже. Броско яркий телефон обтекаемых форм мне понравился сразу, и я, не раздумывая, купил его. Придя домой и поставив в прихожей, что бы слышать звонок из всех комнат и кухни, я назвал его «Вишенкой» не в честь одного из героев книжки Жанни Радари «Чиполлино», а благодаря приятному соответствующему цвету. Когда мастер его подключил, я испытывал прямо таки эстетическое наслаждение, отвечая на звонки, и связываясь, с кем ни будь. …
  … Ну, вот кажется «вырисовался» принцип моего дальнейшего повествовании о наших семейных приобретениях. Там же в прихожей встала одноименный предмет мебели. Он была не очень оригинальным приобретением, но хорошо вписался в строительные конструкции и занял максимально возможно мало места слева от входной двери и до входа в большую комнату. Если к этому прибавить, что резкий звук входного звонка мы заменили мелодичной музыкой, подаренного нам на новоселье Пафомовыми, аппарата, то станет понятно, почему обстановка прихожей приобрела законченный вид и сохранилась без изменения до сегодняшнего дня. Единственное, что посетили нашего дома, теперь звонят по домофону, и старая техника не функционирует из-за не надобности, но в случае, какого, ни будь сбоя готова снова «послужить». …
   … В кухне, кроме стандартной симпатичной мебели, занял своё место холодильник Юрюзань. Первый комплект столярных изделий, весьма скептически оценила семья заведующей аптекой Тамары Якубянец. С ней Тоня познакомилась ещё через сестру Наташу, когда та жила в Купчино во время учёбы моего двоюродного брата Вити Малахова в военном училище. Тамара успела поменять мужа, адрес и родить дочь Женю ровесницу моей Маши, но знакомство сохранилось. Она была нашим ангелом спасителем по приобретению дефицитных лекарств. Так вот, когда Тамара с мужем Женей капитаном 1 ранга в отставке побывали у нас, одними из первых, на новой квартире, то сказали, что кухня прослужит лет пять, основываясь на собственном опыте. Мебель простояла в пять раз дольше, а холодильник и того больше, пока не сменился на новый агрегат. …
  … Своё место в большой проходной комнате занял телевизор «Рекорд». Мы долгое время не обзаводились столь необходимым в каждой советской семье «аксессуаром». В тринадцатиметровой комнате не имелось места. Средствами мы тоже были ограничены. Но главное это то, что Лёше из-за плохого зрения не рекомендовалось смотреть телепередачи. С глазами у сына дела не улучшились, но далее оставаться без «окна в мир» стало не возможным и, ограничив подросшего ребёнка всевозможными запретами, в доме появился «электронный друг». Его я купил, чуть ли не в магазине Калининского района, так как местные торговые точки ещё не так хорошо изучил. Теперь дети смотрели свои передачи, а взрослые соответствующие своему возрасту трансляции. Это позволило в семье установить состояние гармонии и покоя. …
  … Состоянию умиротворенности, так же способствовало то, что у родителей появилось место для спальни. Под неё прекрасно подошла маленькая комната. Всех перипетий изменения обстановки в этой части нашего жилища сейчас не вспомнить, но про первое «врезавшееся в память» поведаю. С мебелью в городских магазинах было не просто и долгое время подобрать подходящую обстановку для «алькова» не представлялось возможным. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Таким несчастьем стал «распад» семьи соседей по сороковым корпусам, жившей в нашем подъезде этажами выше. Тоня по-соседски их неплохо знала. Муж увлёкся азартными играми, и жена решила оставить его. Что бы как то сохранить исчезавшие денежные средства она решила продать спальный гарнитур не нужный на новом после переезда месте. Тоня договорилась с «пострадавшей» приобрести две односпальные кровати, две тумбочки и шкаф в рассрочку на некоторое время. Сделка состоялась. Наша спальня приобрела законченный вид, хотя всё пространство маленькой комнаты ушло под мебель. Бывшая хозяйка многострадальной спаленки, сомневаясь в нашей честности, пришла на получение последнего «транша» с матерью, но получить получку я успел и долг вернул вовремя. Инцидент исчерпался, а моя «берлога» приобрела почти законченный вид. …
  … Так за повседневными заботами незаметно пролетела зима и весна. Летом мои домашние уехали в Зеленогорск на свою, становившуюся привычной, работу в пансионат Ленинградец. В выходные дни я посещал их. Сам пансионат находится на одной стороне Приморского шоссе. На другой стороне против него расположен санаторий Северная Ривьера, территория которого спускалась к берегу Финского залива. На пляже санатория мы с детьми проводили солнечные дни, купаясь и загорая. Там произошли две запомнившиеся встречи. Неожиданно я увидел дядю Сашу соседа с третьего этажа по Ключевой улице. Он постарел, может быть мало, но видимо находился в Северной Ривьере на адаптации после инфаркта. Это наложило на него черты задумчивости и спокойствия, несвойственные в прежнее время этому энергичному и уверенному в себе человеку. С дядей Сашей мы узнали друг друга, но подходить и здороваться не стали. Утекло слишком много времени, да и особенно знакомы мы не были, хотя его заметную фигуру я на местном «моле» наблюдал несколько раз. …
   … Другая нечаянная встреча свелась к одному случаю. Возвращаясь с пляжа, я столкнулся с Юрием Анатольевичем Блаером. Он шел вместе с женой и ещё одной особой по дорожкам санатория. Мы с моим бывшим начальником такому стечению обстоятельств обрадовались, и не ограничились вежливым приветствием, а простояли, разговаривая минут 15. Даже спутницы Юрия Анатольевича деликатно прошли вперед, оставив нас наедине. Вспомнить было чего, но Блаер мне поведал о судьбе некоторых общих знакомых. Так от него я узнал, что Самуил Ильич Горовиц уехал в Израиль. Так же он живо поинтересовался моими «успехами», о которых я без утайки доложил. Сам он, наверное, отдыхал после недуга и сетовал на судьбу, что вся жизнь прошла под знаком «изучения марксизма-ленинизма», а значит впустую. В стране чувствовались существенные изменения или уже происходили, и человек под 60 лет это с грустью воспринимал. Мне было 35, и я смотрел на всё с оптимизмом, но сильно возражать пожившему свой срок при социализме не стал. Простились мы с теплотой, как будто чувствовали, что видимся последний раз. Когда своё развитие получила компьютерная техника, я попытался по базам данных «пробить» Юрия Анатольевича, но отыскал только его брата Владимира Анатольевича, а по домашнему адресу числилась только жена. Со слабой надеждой мне оставалось только думать, что очень уважаемый мной человек отдыхает на благодатном берегу Средиземного моря. …
  … Конец лета 1989 года омрачился событием, которое сильно повлияло на моё дальнейшее существование. Мы с Колькой Весниным решили помянуть годовщину смерти Лёни Павлушева после поездки за грибами. На одной из первых электричек мы добрались до Осельков. В неё я садился на Финляндском вокзале, а Коля подсаживался на станции Пискарёвка согласно договоренности по расписанию следования электропоездов в последний вагон. Схема была уже нами отработана. Так лес мы посещали не один раз, так что друг однажды туда ездил и без меня. Быстро набрав по корзине подберезовиков, мы вернулись в город по своим домашним адресам, что бы, переодевшись, снова встретится у Кольки на Кондратьевском проспекте. План был успешно выполнен, и мы с Колей у него дома распили в память друга бутылку водки или даже меньше. Этот факт сыграл со мною «злую шутку». После встречи я отправился к своим домашним в Зеленогорск, сев в 107 автобус и поехав на Финляндский вокзал. В автобусе было много народа. В одной руке я держал дипломат с документами, зачем то необходимыми в дальнейших планах, а в другой руке у меня находилась маленькая корзина отложенных для семьи грибов, которыми я собирался порадовать домочадцев. Что бы, за что-то держаться в транспорте, я поставил портфель между двумя креслами над задним колесом, а корзинку на него. Прибыв на кольцо автобуса, я отправился на вокзал, купил билеты и встал в очередь за мороженым, так как время до отхода электрички ещё было много. Тут к своему ужасу обнаружилось, что корзину я захватил с собой, а дипломат нет. В панике я бросился к автобусу. Мой автобус конечно уже уехал. Сгоряча я бросился в погоню, но проохав пару остановок, принял другое решение и повернул назад. В забытой поклаже находился паспорт и ключи от квартиры. В автобусе их могло уже и не оказаться, а дом надо было «спасать». Приехав в Зеленогорск, я вкратце обрисовал Тоне положение дел, и, взяв у неё ключи, возвратился в Ленинград. Посторожив воскресенье жильё, утром в понедельник отправился на работу. Предварительно я, позвонив Веснину, договорился с ним, чтобы он сменил меня «на посту». Коля находился в отпуске и был свободен. К 12 часам Коля мне по телефону сообщил, что ему звонили с кольца автобусов и просили забрать пропажу. Закончив рабочий день, или даже отпросившись с работы, я поехал в диспетчерскую службу и забрал свои вещи и документы. Правда 25 рублей на месте не оказалось, но остальное было в целости и сохранности. Когда я поинтересовался, кому обязан, мне сказали, что причастны все диспетчера. Спорить на радостях я не стал и купил 5 шоколадок этим славным женщинам. Вернувшись на улицу Кораблестроителей, я застал скучающего за початой бутылкой друга. Организовав на быструю руку немудрёную закуску, мы с Колькой опорожнили тару, решив, что «всё хорошо, что хорошо кончается». Провожать его на кольцо трамвая я не пошёл и помахал другу с балкона 5 этажа. Он ответил мне тем же жестом. Это оказался последний раз, когда я видел Николая Петровича Веснина живым. Начитавшись детективов, я сначала хотел заменить ключи, боясь злоумышленников, гипотетически изготовивших дубликат и знавших из паспорта адрес, но потом в прошествии времени происшествие немного забылось, да не чего и не случалось. Я решил не придумывать себе дополнительные трудности там, где их не было, и оставил старый замок на месте. …
 … Как известно «беда не приходит одна». Это не большое приключение, в общем-то, закончившееся благополучно, явилось предвестником более трагичного события. Когда через пару недель как всегда в субботу я поехал за грибами, то на всякий случай в последнем вагоне на Пискарёвке поискал глазами Веснина и не нашел. Особенно беспокоиться было не чего, так как мы и не собирались встречаться. Во вторник мне позвонил Витя Веснин и сообщил, что в понедельник 4 сентября 1989 года Коля умер. От неожиданности я не знал что делать. После работы я поехал на Кондратьевский проспект. Тётя Катя пребывала в подавленном состоянии, но кое-как держалась. Я спросил брата Коли, чем могу помочь, но тот уже занимался организацией похорон и только на всякий случай спросил нет ли у меня связей на Богословском кладбище. Ответ ему был, очевидно, известен. Я понял, что семье Весниных мои услуги не требуются и со спокойной, хотя бы в этом отношение, душой распростился до дня похорон. Они состоялись на Богословском кладбище. Автобус последний раз провёз друга из морга больницы им. Мечникова до Богословского кладбища по знакомым детским местам. Колю похоронили в могиле отца и старшей сестры, не прожившей и года. Провожающих в последний путь собралось много. Многочисленных родственников, друзей, товарищей по работе и просто знакомых набралось столько, что поминки пришлось совершать в «два захода». Колька был очень общительным человеком, и я его даже чуть-чуть в глубине души «ревновал». Как близкий друг я попал во вторую очередь. Большинство  гостей уже разошлось. В более спокойной обстановке и ожидая свой черёд перед домом, мне очевидцы рассказали некоторые подробности случившегося. В злополучный понедельник Коля первый день вышел на работу после отпуска. Перед тем у него сильно болели зубы, и он принимал много обезболивающих таблеток. Сердце видимо таких нагрузок не выдержало, и он упал замертво на лестнице родного института. Формально это квалифицировалось как «травма на производстве», что потребовало дополнительного расследования, занявшего некоторое время. Эти подробности я в частности узнал от Тани Лыженковой работавшей с Колей в одном учреждении и одной из последних наших связей по детским воспоминаниям Ключевой улицы. Другие друзья детства ещё пока были, но были далече. Но потом стали уходить и они. …
  … На Колькиных похоронах присутствовал брат Лени Павлушева Андрей. Он невольно замещал ушедшего рано другого друга. К тому времени, окончив Академию Тыла и Транспорта, Андрей служил по специальности в одной из воинских частей, дислоцирующихся рядом с Ленинградом. Посёлок назывался Бугры. С Андреём мы встречались до того времени не часто, и нам было о чём поговорить за траурным столом. После похорон я предложил ему продолжить вечер на Васильевском острове, но он, сославшись на занятость, отказался. Я не обиделся, но мое предложение и дальнейшие события послужили «мостиком» дальнейших отношений. На траурном мероприятии я испытывал впервые двойственное чувство. С одной стороны мне было неловко из-за того, что друга нет, а я жив, но по этой самой причине был и доволен непосредственно за себя, что продолжаю любить жизнь. …
  … Заканчивался 1989 год и начинался следующий. Про все события в стране судить не берусь, но чувствовалось, что советская власть ослабевает. Уже не шло разговора о городской очереди на жильё. Благо дело меня это уже не касалось. Постепенно пустели полки особенно в промтоварных магазинах. Дефицит и раньше имел место, но теперь он «обострился». Сказать, что правительство не прислушивалось к чаяниям народа, нельзя. В 1990 году, если не изменяет память, была произведена «частично» денежная реформа. Появились, по-моему, 50 рублёвые банкноты, старые 25 рублёвые исчезли. Это позволило несколько уменьшить количество свободных денег, так как не все успели обменять их в отведённое время. Партия тоже не дремала. Пост Генерального Секретаря ЦК КПСС переименовали в Президента СССР. Но эта должность просуществовала не долго. Случился ГК ЧП, который похоронил с собой и СССР. Варшавский Договор канул в небытиё ещё раньше. Меня, конечно, все эти исторические события затронули, но как частное лицо обременённое семьёй, я в них деятельного участия не принимал. Я осознавал свою личную незначительность и смутно подозревал, что ни чем хорошим это не кончится. Я, разумеется, переживал за следователей Дляна и Иванова, смотрел передачи Белы Курковой и Александра Невзорова, но старался сосредоточиться на заботе о жене и детях. Попробую сейчас об этом рассказать, особенно не привязываясь к датам и «планетарным» событиям не потому, что не хочу, а просто точно не помню, ведь прошло столько лет. …
  … Начать разговор стоит с появлением в нашей семье нового члена. К 35 годам у меня появились проблемы с сердцем. Стали одолевать щемящие боли и лежать на левом боку я практически без них не мог. Если к этому прибавить, что голова тоже часто болела, то стоит понять, что этим я сильно «озаботился». Что делать я не знал, но где-то услышал, что прогулки на свежем воздухе неплохо помогают. Чтобы не гулять одному и прогулки приняли вынужденный характер, надо было завести собаку. Оказия представилась летом 1990 или 1991 года. У моего начальника Николая Ивановича имелся любимый боксёр, но он неожиданно умер. Долго горевать знакомые ему не дали, и удружили щенка Южнорусской овчарки, как он поведал мне. Щенок оказался беспокойным и на даче перепортил все грядки жене Выходова Нине Александровне. Привязаться к новому питомцу семья Выходовых не успела, и его предложили мне. Решив совместить «приятное с полезным» в выходной день я отправился на проспект Науки забирать нового домочадца, предупредив старых, которые были не против, а особенно дети. В квартире Николая Ивановича я был несколько ошарашен размерами  своего нового друга. Ему, по словам старого хозяина, было 9 месяцев, но он имел размер взрослой собаки. Не скажу, чтобы меня песик «принял в штыки», но опасения таковые имелись. Но делать было нечего. Немного посидев для привыкания в жилище, Николай Иванович вывел нас на улицу и посадил в такси. Пока мы Гамлета, а такую кличку имел четвероногий, втаскивали в машину с его худой шеи слез ошейник поводком. Я сначала испугался, но потом снова водрузил амуницию на место. В салоне во время езды подопечный вёл себя спокойно, а когда вышел по прибытию на место, то справил свои «дела», и я на лифте поднял его на 5 этаж. Дома щенок сразу показал, кто хозяин, а им оказался я, и облаял домашних. Впрочем, кусать ни кого не стал, а в скором времени со всеми подружился. Последней в списке была Маша, но она сама его третировала обручем для поддержания фигуры, заставляя ретироваться в безопасное место. Геройски ведя себя с живыми, Гамлет робел перед непонятными неодушевлёнными предметами. Так гуляя со мной, он ни когда не трогал велосипедистов, хоть на пешеходов мог рявкнуть, да и то если они обращали на нас внимания. Теперь я стал проводить на воздухе часа три в день, гуляя в любую погоду. В обед часто собаку выгуливал Лёша, которому нравилось ощущать себя хозяином такого зверя, хотя это было не просто, а иногда и лень. Впрочем, это мои предположения. Как бы то ни было, а домашний питомец получал достаточный «моцион», и буквально через два месяца я почувствовал улучшение состояния своего здоровья, постепенно забыв про боли. …
  … Правда, первый недуг, который у меня открылся, прошел не так просто. Почечные колики повторились примерно через год. В больницу ложиться и обращаться к врачу я не стал. Три дня пришлось делать обезболивающие уколы, пока приступ не пройдёт. За это время один раз вышел большой камень из почек, сами понимаете как. Я решил окончательно прислушаться к мнению профессора и на тот период прекратил принятие пива и алкоголя, а в летний сезон осмысленно «нажал» на арбузы. Однако это не до конца успокоило болезнь и, через 9 месяцев болезнь повторилась. Я «ужесточил меры», хотя Тоне пришлось ещё делать уколы. Наконец ещё через некоторое время боль стала отступать и последний раз я смог пойти с ней даже на работу. С тех пор каждое лето, проводя арбузную профилактику, о проблеме я забыл, и смог даже ослабить табу на потребление крепких напитков. Мои «хождения по мукам» из-за почек прекратились до настоящего времени, а что будет дальше, посмотрим, и я вам непременно сообщу. …
  … Леша окончательно закрепился в статусе двоечника, и мы с мамой решили отдать его в спортивную школу «Кузнечик», которая находилась на Малом проспекте Васильевского острова. Своим названием она была связана с олимпийским чемпионом по прыжках в высоту Юрием Тармаком. Леша имел незаурядный для своего возраста рост и его приняли, но не без труда из-за плохого зрения, в секцию баскетбола. Тоне пришлось проявить настойчивость. Так Леша попал в спортивный класс и стал учиться в школе № 16 находившейся в 10 минутах ходьбы от дома между нашим универсамом, расположенным напротив нашего жилья через улицу, и Гаванским. Я с Тоней надеялся, что мальчик найдёт себя на спортивном поприще и «устроится в жизни». …
  … Как я уже сказал, денег стало скапливать достаточное количества, а покупать на них становилось всё труднее и труднее. Особых связей в промтоварных магазинах Питера у нас не было, поэтому пришлось обратиться за помощью к Наде Кряжовой. Она работала в Кохтла-Ярве или Йыхви, что по существу было одним населенным пунктом, товароведом в местном универмаге и являлась женой двоюродного брата Тони Володи. С ними у нас были давние связи. Мы с женой ездили к ним в гости. Основной «базой» служил дом родителей Володи. Он находился в деревне между двумя этими названиями на фоне живописной горы образованной от остатков породы сланцевой шахты. Семья Володи жила в городе. Мы посещали и их, и семью Раи, старшей Володиной сестры и родителей Нади, живших в местном совхозе. В общем «поле для визитов» простиралось большое и скучать нам в Эстонии не приходилось, особенно когда взаимоотношения между сёстрами Светловыми на некоторое время немного охладели и Талин для нас «закрылся». Особенно мне запомнился наш приезд с женой на одно из православных Рождеств с посещением бани, когда входную дверь прихватило морозом, и мы еле её открыли. Не забыть и уборку картошки осенью, когда ту пришлось перебирать из-за дождливой погоды, а хотелось поскорее похмелиться. Надя у нас в Ленинграде тоже была не редким гостем. Город на Неве стал её перевалочной базой при ежегодном посещении санатория в её родной Белоруссии. Жена Володи страдала очень неприятным недугом, и приходилось поддерживать здоровье. Кроме того у наших супруг имелись и деловые связи. Тоня в Ленинграде «пристраивала» некоторые дефицитные товары. Из всего выше сказанного станет ясно, что наша «маленькая» просьба на покупку дивана и двух кресел вызвала у Нади «живой отклик» и гарнитур был куплен. Но это было ещё «полдела». Мебель требовалось ещё привести из соседней Республики. А тут имелись определённые трудности. Беловежские соглашения уже подписали и граница, пусть и постепенно стала приобретать реальный вид. Пришлось прибегать к помощи уже других моих родственников и знакомых жены. Для организации процесса транспортировки надо было иметь собственные «колёса», а не использовать общественный транспорт. Для этого пришлось «задействовать» Колю Гоголя мужа моей сестры. К тому времени Галка успела уже съехаться с родителями и жила на Среднеохтинском проспекте. Таскать вещи на 5 этаж по крутой лестнице пришлось мне без бывшего на том момент в плавании Николая Васильевича. Поэтому за ним был должок. Хотя я думаю, что он помог бы и так. Он недавно приобрёл за границей дизельную «Волгу» и хотел продемонстрировать своё сокровище воочию. Для осуществления «операции» потребовался и Коля Болохов. Если помните это муж подруги по Акуличам сестры моей жены. После Брянской области он перебрался в «Фёдоровское», возможно не без участия моей родни, а оттуда переселился в Кохтла-Ярве, где в разваливающемся Советском Союзе, начал предпринимательскую деятельность. На момент нашего с Гоголем посещения Эстонии под его началом находился магазин и, по крайней мере, одна фура. Её-то я и собирался использовать. Болоховы в своей двухкомнатной квартире приняли нас гостеприимно. Дети Веры и Коли Юра и Лена не помешали нам хорошо «провести вечер», а утром свою подопечную машину Болохов направил в селение Кряжовых, не без маленькой заминки, где нас ждала Надя. Задержка была связана с технической неполадкой Колиной подержанной «Волги». Для исправления мы заехали к мастеру, где, заезжая в гараж, успели поцарапать дверь машины, таким образом «крестив» её. Наконец мебель была загружена в полупустой кузов фуры, и завалена пустыми ящиками для маскировки контрабанды на границе. Строгих правил пересечения «контрольной полосы» ещё не успели выработать, но следовало учитывать и такой вариант. На КПП нас не остановили, и дальше автомобили из-за разности скорости передвижения «расстались». Встретиться договорились на въезде в Ленинград. Водитель грузовика дороги до Васильевского острова не знал, и мы должны были сопровождать его как проводники. Оказалось что «Иваны Сусанины» мы с Колей Гоголем не плохие. Коля имел ещё мало водительского стажа, а я и вовсе знал город как пассажир. В результате мы немного поплутали по улицам, отыскивая места проезда грузового транспорта. Все же два раза проехали на запрещающий знак. Хорошо, что стояла ночь и ни ГАИ, ни другого транспорта не было. Ещё дело осложнилось тем, что ГАЗ-21 окончательно заглох, и фура до моего дома тащила её на буксире. Наградой за все мытарства стали вкусные и наваристые щи, которыми нас троих накормила радостная Тоня. Мебель заняла своё законное место в гостиной. Чтобы зримо ощутить, сколько минуло с той поры, скажу, что «в наличие» от всего набора осталось только одно старенькое кресло, которое пора давно выбросить. Грузовик уехал сразу, а бедолага легковушка стояла у меня под окнами до выходного дня. В субботу Николай с другом Сергеем приехали «колдовать» над автомобилем. Я это всё видел из окна и думал, что ребята зайдут попить чаю и не стал спускаться к ним. Но они, верно, спешили и не зашли. …
  … Эта маленькая нестыковка на наши хорошие отношения с Николаем Васильевичем не повлияла. Мы по-прежнему большинство праздников проводили на Среднеохтинском проспекте, куда семейство Гоголей съехалось с родителями в прекрасную четырёх комнатную квартиру, правда на 5 этаже и без лифта. Гулять в новогоднюю ночь по набережной Невы и съезжать с естественных горок, согласитесь интереснее, чем проводить свободное время в безликих новостройках юго-запада. Сестра тоже нашла работу поближе к дому. Она устроилась работать секретарем в Северное Сияние на Марата. Это гораздо «комфортнее», чем ездить в ЛЕМЗ на край города. Единственно, что она успела, это получить садоводство на 100 километре со старой работы. Она, почему то ожидала, что и я подключусь к освоению тамошних болот. В мои планы это не входило, и мои отношения с родной сестрой стали ещё более холодными, впрочем, постороннему наблюдателю это было не заметно. Здоровье родителей существенно ухудшилось, и я старался по возможности большее время уделять им. По крайней мере, проводить с ними праздники. А с сестрой на тему садоводства мы просто не говорили. Да и помощников у неё в этом деле хватало. Коля, когда не был в плавание, со своим природным умением включился в это дело. Ему помогали мой папа с мамой. Они были тружениками, правда, папа из-за поездок на электричке, а сначала туда надо было добираться на подкидыше, и «валки леса» резко постарел. Я на это обратил внимание, но предъявлять претензии Галке не стал. Это ни чего не дало бы, а лишний раз волновать родителей не хотелось. Тем более что в скором времени электричка, как я узнавал из рассказов близких, стала ходить до Чащи. Оставшиеся четыре километра до товарищества приходило преодолевать пешком, но потом исчез и этот недостаток. Всю ветку до самой Оредежи электрифицировали. Всё это оставалось за полем моего внимания, но сведения «просачивались». …
  … После Беловежской пущи, развалилась не только дорогая мне с детства страна, но и сменился строй. Я ощущал себя, как и подавляющее большинство граждан, дискомфортно в новых реалиях. У меня хоть была стабильная работа, позволявшая оставаться «на плаву». Детские учреждения тоже работали, поэтому Тоня не оставалась без «дела». Это позволяло нам сводить концы с концами. У других не было и этого. Неповоротливые мастодонты советской экономики, в особенности связанные с военно-промышленным комплексом, закрывались. Люди оказывались «выброшенными на улицу». Приходилось искать себя в новых сферах. Появились «челноки» и прочие новые «профессии». Моя мама вынуждена была пойти работать в открывшийся рядом с их домом частный ресторан. «Полесье» обеспечивало семейство родителей продуктами питания. Как сейчас помню вкусные «выбракованные» бифштексы, которыми мама угощала нас на «общенародный праздник». Это были «приятные деликатесы» на фоне «без просветной действительности». …
  … Из памяти не изгладится такая картина. Три дня до конца зимнего месяца. Талоны на продукты кончились. До зарплаты далеко. Полки магазинов пусты. Вечером хочется забраться как в детстве с головой под одеяло и ни о чём не думать. С этой же целью я стал два раза в неделю принимать ванну. Теплая вода хоть как то размягчала натруженный заботами мозг. Впрочем, не пугайтесь. Голода к счастью мы так и не испытали вообще, не говоря уже про блокадные ужасы. Постепенно, не сразу и не без трудностей, всё стало приходить в норму. Немного помогли и гуманитарная помощь запада. От неё мне перепала коробка с продуктами первой необходимости в виде галет и прочих «диковинных» красивых упаковок. Ещё я получил пару хороших столовых ножей, из даров одного иностранного предпринимателя. Они были забракованными из-за некоторых «недочётов» дизайна, но строить из себя гордого я не стал, приняв подарки, исходившие от чистого сердца, и в  кавычки эти слова не ставлю, а помню чужую доброту. Этого бы не следовало забывать говорящим сейчас пропагандистам о «кольце врагов». …
 … Не помешает им вспомнить и о состоянии нашей Армии. Общий анализ сделают специалисты и время, а я лишь могу поведать о том, что знаю от очевидцев. Таким свидетелем событий является Андрей Павлушев. Следующий раз мы с ним встретились на годовщине со дня смерти Коли Веснина. Прошёл год, и народу собралось меньше, но достаточное количество. Когда мы шли на кладбище, я обратил внимание на Колькиного старшего брата. Он шел с остановками на отдых. В разговорах Виктор сообщил, что его старшего сына Сашу собираются забрать в армию. У Андрея были связи в соответствующем Военкомате, и он обещал посодействовать семье умершего друга. Тогда же Андрей рассказал немного о своей службе. В его части творился настоящий бардак. Он говорил, что всё держалось на 9 прапорщиках, которые хоть как то исполняли свои обязанности. Офицеры младшего и среднего состава занимались своими личными делами, и ему, как заместителю по тылу, рассчитывать на них не приходилось, а личный состав надо было одевать, обувать, кормить и мыть. …
  … Через две недели позвонила Надя жена Веснина старшего и сообщила, что муж умер. Гроб мы забирали из Больницы  св. Елизаветы. Когда везли его на Ковалёвское кладбище то, повернув, не доехали чуть до Ржевского погоста. Дорогу я запомнил, и это сыграло со мной «злую шутку» в дальнейшем, но разговор об этом потом. Моего тезку похоронили не так далеко от входа, на участке, который «забронировали» некоторые другие родственники тёти Кати. Похороны были ни чем не примечательны. Разве что заодно мы посетили старые могилы Живалёвых и Корнеевых. Это девичья фамилия матери, пережившей обоих своих сыновей. Только внук Саша, пришедший на похороны отца с подругой, и Алеша несли своей пока не подвластной печали молодостью дух оптимизма и надежды маме и бабушке. Поминки проходили на Петроградской стороне в коммунальной квартире главы семьи, теперь осиротевшей. Там я узнал некоторые подробности кончины. Виктора позвала соседка посмотреть неполадки с электричеством. Он был по специальности этих дел мастер, но по состоянию здоровья находился на пенсии по инвалидности, так что «халтура» не помешала бы. Буквально стоя на стуле и случился сердечный приступ, повлекший за собой летальный исход. Отца у Саши Веснина не стало, но эго просьбу Андрей Иосифович выполнил и устроил мальчика служить срочную службу в своей части. Так что тот в увольнениях мог посещать родительский дом. Не каждому призывнику выпадает такая удача. Сашин срок прошёл благополучно, хотя не обошлось без казусов. Первое время он не мог привыкнуть к тому факту, что к подполковнику Павлушеву, а майором тогда он был уже точно, надо обращаться по званию, а не называть его дядей Андреем. С Андреем мы обменялись телефонами, и он частично занял место погибшего друга, поддерживая со мной хорошие отношения. Я старался навещать и тётю Катю, хотя с переездом на Васильевский остров, это было сложнее делать, чем когда мы жили на фактически одном Кондратьевском проспекте. …
  … Не подумайте, что Советская Армия бежала в панике с завоёванных рубежей. Она отступала организованно, как и положено регулярным войскам. Это можно увидеть на примерах близких мне родственников. Так Витя Малахов к концу восьмидесятых спокойно выслужил положенный срок. «Небольшая размолвка» сестер Светловых прекратилась к моему удивлению довольно быстро, и поэтому я снова был в курсе дел семейства моего двоюродного брата. А так до меня лишь доходили разрозненные сведения через третьих лиц. Я слышал, что они сильно дружили с Болоховыми, которые тоже имели личный автомобиль. Они могли навещать друг друга, не смотря на то, что жили в удаленных населённых пунктах Эстонии. Это была, конечно, нечета нам с Тоней. Но время, как известно, всё «лечит», хотя я лично сильно поменял своё отношение к Малаховым «средним» не в лучшую сторону, да и вообще к «человечеству», послужив не лучшим примером, но к данному повествованию это не имеет прямого отношения. И так мой теска стал подумывать о гражданской жизни, и его жена решила срочно помириться с сестрой, чтобы не в одиночку встречать в России готовившиеся перемены. Тем более что вооруженные силы, чувствуя эти перемены, начали отбрасывать всё лишнее. Перед увольнением брату присвоили звание майора, переведя на соответствующую должность. Увольняясь, он получил 20 окладов и приобрел, или ему полагался как отставному военному, участок земли не далеко от станции Сиверская. Там по близости жил друг по профессиональному училищу Влас, и Витя надеялся, что тот посодействует ему в строительстве. Кроме «щедрот» государства, была проявлена и личная инициатива по обеспечению себя материальным благополучием. Брату удалось списать в свою пользу прекрасную пожарную машин ЗИЛ-157 с полу кузовом и просторным пассажирским салоном для перевозки пассажиров, которыми в «мирное» время служила пожарная команда. Автомобиль использовался редко, и находился в прекрасном состоянии. Эстонские номера, правда, представляли трудность при пересечении границы и передвижению по русской земле, но и они были преодолены. Машина оказалась на берегу Орлинского озера в поселке Заозерье. …
  … В своей предприимчивости Витя Малахов был не одинок. Каждый использовал возможности, какие только мог. Так Петя Гоголь,  служа в тех «краях» и в то время прапорщиком, перед увольнением успел снять электрические кабеля секретного бункера и продать их. Этим он существенно пополнил семейный бюджет и об этом не без гордости рассказывал, находясь у меня в гостях на «Кораблях». Однако вернёмся к основному сёжету. Планы моего двоюродного брата, правда, оправдались не совсем. Друг его юности оказался человеком занятым, не только потреблением алкоголя, и заниматься делами товарища «желанием не горел». Когда брат приехал с «инспекторской» проверкой ещё из Эстонии, то застал стройку практически на «нуле». Пришлось подключаться самому. Бал вырыт котлован и залит фундамент. Вместе с другом они съездили в леспромхоз на севере Ленинградской области к знакомым последнего и привезли строительный лес. Потом был возведен сруб и подведён под крышу. Наконец вставили окна и двери. Вчерне жилище было готово. Предстояли отделочные работы, к которым привлекли и меня. Я был готов проводить выходные на воздухе, и поэтому без отвращения поехал посмотреть, что сотворил брат. Место оказалось и в правду замечательным. Доехав до Сиверской на машине брата, мы прибыли к «пункту конечного назначения». Строение оказалось вместительны, и например, мало чем уступало жилищу последнего первого секретаря Ленинградского обкома партии Соловьёва, расположенного напротив ещё ближе к берегу водоёма. Витя говорил, что по-соседски они иногда встречались, хотя я сам, пока был у брата, видел известную личность только издали, да и то мельком. К тому времени тот устроился, в какой-то банк, а иначе мы вообще бы «не пересеклись». Другой «достопримечательность» оказался уличный туалет. Он был в отличие от всего остального готов и имел оригинальный вид. Во всяком случае, мне видеть такого не приходилось, и я с удовольствием пользовался представленной возможностью, не только эстетической, но и практической. С этой точки зрения было так же удобно и бесплатное пользование электроэнергией. Поскольку «приют» брата ещё не имел адреса и законченного вида своего строения, то не использовать данное обстоятельство и столбы с проводами, находящиеся рядом было «расточительно». Малахов просто набросил на последние своего «паука» или как ещё это называлось, и питался электроэнергией бесплатно. В случае, какой ни будь проверки эта «конструкция» легко разбиралась. Так что я свободно мог пилить электропилой доски, нужной длинны, и использовать иные «блага» цивилизации. Кроме работ по отделки дома, мы занимались и сельским хозяйством. На отведённой земле нами была посажена картошка. Витя с помощью приглашённого трактора сделал борозды. В них я выкапывал ямку, а мой напарник, сославшись на приступ ревматизма и невозможность физического труда, бросал в неё картошку. Выкапывая следующую ямку, я закапывал предыдущую. Таким образом, с братом мы засадили довольно приличный участок. …
  … В районе Сиверской мы с братом не только работали, но и отдыхали. Кроме квартиры Власа в Лампово тот водил нас в дом своего местного друга в Орлино. Тот рассказывал, как в их местности снимался фильм «Здравствуй и прощай». Местные жители принимали участие в массовых сценах и за время съёмки завели «короткое» знакомство с такими исполнителями главных ролей, как, например, Людмила Зайцева, Виктор Павлов и Михаил Кононов. Лента датировалась, чуть ли не семидесятыми годами, но «память» о ней жила в «народной молве». Я этого факта не знал, и мне было любопытно, так как сам фильм мне нравился. Так же удалось посетить и дачу Власа, находящуюся немного дальше по берегу. Туда мы поехали втроём. Витя пригласил свою знакомую из близлежащей деревни. Она работала продавщицей универмага «Юбилей» на Большеохтинском проспекте, а жила в области. С Виктором они познакомились не то в электричке, не то брат подвёз её домой. Когда наступила ночь, я попал в «щекотливое» положение, и ни как не мог решить вопрос, зачем брат это делает. Мы с ним находились не в таких уж доверительных отношениях, что бы он мог полагаться на меня в своих «шалостях». Может быть, он хотел спровоцировать конфликт с женой. Не знаю. На всякий случай я лег ночевать в машине, а дом оставил «голубкам», твердо решив «забыть» об «эпизоде». Позже я узнал, не помню уж какими слухами, что Витя «свалил» вину на меня, поставив всё с ног на голову, но, ни каких выяснений с Тоней не случилось, и я не стал «ворошить прошлое». В благодарность за мою «мужскую солидарность» брат презентовал мне прекрасный комплект полевой формы. Куртка от неё служит и поныне, когда я хожу в лес за грибами, хотя брюки и поизносились. Картина нашего досуга была бы неполной без упоминания вечерних купаний после трудового дня в освежающей воде Орлинского озера. …
  …  Хотя брата на его объекте я и посещал несколько раз, но ощутимой помощи оказать не мог. Поэтому у Вити имелся ещё и работник из местных. Его я видел раз или два на строительстве, но пару его баек мне запомнилось. Так нам он поведал, что права на вождения автомобиля, он получил после того как уже пару лет управлял машиной и ездил по «сельским» дорогам, и когда сдавал вождение инспектору ГАИ, тот видя знание правил и уверенность экзаменуемого, гораздо раньше срока прекратил испытание. В другой раз, находясь в вагоне ночной электрички, мой случайный знакомый разбуди заснувшего пассажира, у которого злоумышленники хотели снять пыжиковую шапку. Преступление было предотвращено, а в благодарность спаситель получил из портфеля потерпевшего бутылку водки в виде петушка. У того их было две или три, и работал он шофером в обкоме партии. Он рассказал, что в тамошних «распределителях» всё продаётся по специальным ценам.  Шапка, например, ему обошлась в 15 рублей. А так она стоила раз в десять дороже, да и достать её в «простых» магазинах было не возможно. Слухи о привилегиях партийных работников и их обслуживающего персонала до меня доходили и раньше, но тут был «живой» свидетель. …
  … Кроме наёмной силы и меня свою лепту в строительстве внёс и племянник. Лёша был летом свободен, и мы с мамой отправили его на месяц в «строй отряд» на Орлинское озеро. Мальчик достаточно подрос, что бы начать «самостоятельную» жизнь под присмотром такого искушённого «молодым составом» в армии воспитателя как Виктор Васильевич. Это ребёнку сослужило хорошую школу, хотя без «недоразумений» не обошлось. Не привыкший к военной дисциплине подросток попробовал нарушать «военный» порядок. Дядя намеревался его уже отправить назад домой к маме. Быть «выгнанным с позором» чадо не хотело, и, расплакавшись, попросил прощения. Так инцидент был исчерпан, а мама с папой отдохнули полноценно от лишних забот, которых в тот период и так хватало. …
  … Подводя итог наших с братом приключений на Ленинградской земле, скажу, что постепенно энтузиазм Вити к этому мероприятию закончился, как и финансы. Он решил перебазировать в Псков, где получил трехкомнатную квартиру на проспекте Рокоссовского. Наташа последовала за ним, оставив предусмотрительно за собой жильё в гарнизоне и эстонский паспорт. Позже ими была приобретена дача в 12 км от дома на берегу реки Великой и куплен гараж в полчаса ходу. Так Малаховы окончательно обустроились на Псковщине. Успев собрать урожай картофеля, брат оставил его в соседней деревне у каких-то знакомых вместе с ЗИЛ-159. За продуктами по «завещанию» дяди потом несколько раз ездил Лёша с рюкзаком, гостя в семье Власа, где имелся его сверстник, и затариваясь по договорённости картошкой хозяев, так как до Витиного «склада» было проблематично добраться. Затем супруге Ивановича это надоело, и она сказала, что провиант закончился. Времена стояли не простые, и на знакомых я не обиделся, так как понимал их. У них самих имелось трое детей. Дело происходило поздней осенью и в начале зимы, а весной брат переправил машину к месту обетования, а не совсем достроенный сруб и участок продал. Эти события проходили без моего участия и подробности мне не известны. Своих забот хватало. …
  … «Лихие девяностые» только начинались и до «света в конце туннеля» предстояло пройти долгий путь. На пустыре между чётной стороной Капитанской улице и устьем реки Смоленки возник палаточный рынок. Там продавали продовольственные и промышленные товары по минимальным ценам. Эта торговая точка пользовалась успехом у населения, и я был её не редким посетителем. В стационарных магазинах, цены кусались, но стали возникать ларьки и палатки около станции метро «Приморская», с прилегающей к ней Наличной улицей. На первых этажах этой же магистрали стали выкупаться квартиры и в них тоже устраивали различные заведения для нужд населения. Из экономии средств я стал ходить на работу в институт ВАМИ пешком. Путь мой проходил, помимо Смоленского кладбища, которое в любое время года оставалось живописным, и в других местах «великолепия», где у меня имелись свои «заповедные пущи». На лотке около станции метро я в день получки обязательно покупал торт «Шоколадный принц» или вкуснейшее «Ореховое полено». В другом окошечке Наличной улицы мной приобретались свиные щечки.  Третье место меня одаривало сдобой. Крупы, макароны, овощи с фруктами приносились с уже упомянутого рынка. Осуществляя такой спектр товарных «лавирований», удавалась сводить концы с концами и дожидаться лучших времен. …
  … С товарами одежды тоже нашёлся приемлемый  вариант. Тоня перешла полностью на работы в пансионат «Ленинградец». На базе его стали продавать Секонд-Хенд из стран Западной Европы. Жена познакомилась с продавщицами, и я стал носить вещи хоть не новые, но заграничные. Это меня не сильно радовало, но выбирать не приходилось, а гордость я отложил на потом. Жена и дети тоже не ходили с голыми коленками или ещё с чем, хотя детские вещи, насколько я помню, из-за границы не привозились, но выручали знакомые и мама с папой. Так что семейство было всем необходимым по минимуму обеспечено. …
  … Собака тоже не голодала. Николай Иванович Выходов, чувствуя некоторую вину, что в такое непростое, мягко говоря, время удружил мне пса, как заместитель председателя профкома, договорился в институтской столовой с посудомойкой. Не приветливая на вид пожилая женщина, дружащая, возможно, с Бахусом, «пожеланиям» начальника перечить не стала. Она регулярно принялась заполнять объедками не с «барского стола», приносимый мной трехлитровый бидончик. Едой собака была обеспечена, но пища быстро портилась, из-за чего у Гамлета возникали проблемы с желудком и он не всегда мог дождаться времени прогулки. Не много помучившись с убиранием квартиры и желая не испортить здоровье своего четвероногого друга, мне пришлось отказаться от «гуманитарной» помощи и перейти, хоть на скудную, но отвечающую всем нормам санэпидстанции пищу. Аварийный характер прогулок тоже канул в историю. Теперь мы с импозантным спутником без спешки гуляли по пустырю, берегу залива и успевшего обустроится места впадения в него Смоленки. …
  … Преодолевая жизненные невзгоды, мой семейный чёлн продолжал оставаться наплаву. В 1992 году Маша пошла в 1 класс. Казалось совсем недавно, она провожала брата в 16 школу, и я фотографировал её грустную на пустыре Капитанской улицы. А тут и сама в новой форме с ранцем стояла притихшая во внутреннем дворе каре школы. По такому случаю, бабушка Рая привезла внучке прекрасный букет осенних цветов и приехала проводить её в страну знаний. Мы с мамой и братом тоже конечно присутствовали на этом волнительном мероприятии, хотя уже и искушённые своей долей радости и грусти. После первого урока встречать первоклашку, вместо уехавшей бабушки, пришел Гамлет. Потом мы пошли все вместе фотографироваться на ещё не застроенный берег залива. Там мне вспомнились строки Лермонтова: «Белеет парус одинокий, в тумане моря голубом». Павда парус был не один, но настроение соответствовало стихам великого русского поэта. Потом было торжественное чаепитие с тортом. …
  … Но празднику предшествовали некоторые организационные события. Маша попала в экспериментальный класс, но не это главное. Елена Николаевна Иванова педагог новатор на родительском собрании перед учёбой сообщила, что помещение не отремонтировано и требуется помощь пап и мам. В выходной день большинство родителей пришло в школу со всевозможными строительными материалами. Я принес имеющуюся у меня краску и занялся окном. Другие преимущественно папы, но были и мамы, занялись своими делами. Хотя всё действо было импровизационное, но за день работы все «недочёты» были устранены и предки будущих первоклашек почти близко познакомились. До отмечания трудовой повинности спиртными напитками дело, правда, не дошло, но предпосылки имелись, так от одного папы попахивало «зелёным змием». Так что предчувствия изменения статуса дочки были светлые и обнадёживающие. Это подкреплялось и тесным сотрудничеством Тони с учительницей. Она стала, если не правой рукой, то левой точно на базе «педагогической общности». Коллеги настолько сдружились, что Елена Николаевна, по крайней мере, пару раз бывала у нас дома, хотя человек она была занятой и заботилась о муже инвалиде. …
  … Нашу квартиру посещали гости, а порой очень редкие. Так посмотреть, как я живу, один раз удалось затащить дядю Петю Кулаженкова. Формально он приходился мне двоюродным братом, но из-за большой разности возраста я всегда называл его «дядей». К тому времени он получил инвалидность и на полагающийся бесплатный железнодорожный билет один раз в год приезжал в Ленинград. Здесь я сопровождал его в магазин «Охота и рыболовство» на Невском проспекте, где он запасался припасами к охотничьему сезону. Мне очень хотелось показать своё новое жильё в прекрасном районе на берегу залива, и я уговорил Петра Сергеевича навестить после центра города мои «окраины». В город он приезжал на три дня. Останавливался у родителей на Охте. Ему постоянно приходилось пользоваться ингалятором от астмы. По причине всего вышеперечисленного с его стороны небольшим «подвигом» было согласие на моё предложение. У меня дома он осмотрел квартиру, и мы немного поседели за рюмкой водки. Дядя Петя балагурил, и своими рассказами о муже, воспитывающего свою супругу ненавязчивыми отсылками к несуществующему зайчику обязанности которого должна исполнять последняя, и разнообразными меткими выражениями веселил мою жену. Мы прекрасно провели время, правда, провожая гостя, мне так и не удалось показать свою главную достопримечательность панораму залива. Её мой гость смог посмотреть только издали. Это было последнее посещение Петра Сергеевича Кулаженкова невских берегов. Потом стало не до поездок. Как мне позже сообщили дядя Петя, придя на ферму, коров которой он пас, попил холодного молока. От этого случился приступ астмы и родственника не стало. Сын Сергей и дочь Галя служили в Прибалтике прапорщиками. По имеющимся у меня последним сведениям и их уже нет. Так оборвались мои последние связи с Северцом, родиной мамы и дорогим мне местом проживания папиной родни. Позднее опустевшая деревня стала местом ссылки криминального элемента и превратилась в своеобразный рассадник преступности. …
  … Мой дом был рад встречать родственников Тони. Таким одним из первых стала дочь Кряжовых Лена. Девочка закончила 10 класс и поступила в Псковский педагогический институт. В свои первые студенческие каникулы она приехала на Кораблестроителей, по каким-то делам. «Гадким утёнком» она не являлась ни когда, а тут превратилась в очень даже симпатичную особу. Она мне напоминала родную сестру Галку. Природная красота в ней сочеталась с завидным умом. Читала она по диагонали и за три дня прочитала в моей домашней библиотеке все три тома «Семья Тибо» и ещё что то. Я, к стыду сказать, до этого произведения так пока и не «добрался». Промелькнув как «ослепительная звезда» на моём домашнем небосклоне, Леночка отправилась покорять другие «горизонты». Перспектива участи учителя и проживание в общежитии далеко от мамы Нади и папы Вовы её не прельщали. Не доучившись и первого курса, она решила бросить ВУЗ и стать «домохозяйкой». С её данными это не составляло труда. По пришествию короткого времени, нас с Тоней пригласили на свадьбу. Так последний раз мы посетили Эстонию, пока границу не закрыли «на замок». Прибыв в новую трехкомнатную квартиру на краю Кохтла-Ярве, нас встретил радушный прием и вкусные мясные котлеты, приготовленные для многочисленных гостей Надей. С ней у меня образовалось родство душ, во время наших поездок по Ленинграду ранее. Оно, конечно, могло перерасти и в большее, но «лучшее враг хорошего», да и в возможностях мы были весьма ограничены. Основное торжество состоялось на следующий день. Оно впервые в моей «практике» было разбито на две части. По нарождающейся традиции молодые сначала расписывались в ЗАГСе, а потом венчались в церкви. Официальное заведение мне особенно не запомнилось, и что там происходило, помню смутно. Зато церковь была просторной и в ней сразу, по-моему, венчалась не одна пара. Я как настоящий «атеист», закончивший в соё время Университет марксизма-ленинизма, всячески старался выказать своим видом позицию «неверующего человека», но приличий нарушать не стал, так как был не на своей свадьбе. Это ещё и усугублялось тем, что немного «болела голова» после вчерашней встречи, да и все гости заметно проголодались, после затянувшейся «процедуры»  таинства сдачи, тут не лексическое выражение, в эксплуатацию, как любил говаривать Владимир Михайлович Спичков. Впрочем, сальности не «липли» к чудной паре. Жених своим видом соответствовал невесте и принадлежал к семье нарождающихся предпринимателей или сам уже занимался этим делом. Во всяком случае, его родители выглядели людьми приятными, и мы с Тоней искренне звали новых родственников к нам в гости. Это, к сожалению, не осуществилось по ряду объективных и субъективных причин. …
  … Чтобы поставить «окончательную точку» в «главе» наших активных взаимоотношений с Кряжёвыми, могу добавить, что присматривал за детьми и гулял с собакой, на время нашего отсутствия, дедушка Лёша. Это было не просто, но он справился. Володя Кряжов с сыном Юрой ещё раз смогли побывать у нас в гостях. Мы с Тоней оставались должны, какую-то сумму за приобретённый в Эстонии гарнитур. Расплачиваться предложили сахарным песком, талоны на который оставались в нашей семье с избытком. Забирать «провиант» и приехал Тонин двоюродный брат. По дороге с ним случилось несчастье. В автобусе у него украли кошелек с деньгами и документами. Материальные потери мы в счет долга компенсировали, но вот паспорт и права на вождение машины пришлось восстанавливать заново, не смотря на все усилия которые Володя предпринимал. Он ездил на автовокзал и в милицию, но всё напрасно. Что бы несколько «подсластить пилюлю» мы с Тоней старались развлечь родственника. Всей компанией мы ходили гулять по берегу залива, и я фотографировал на фоне красивых видов и не прекрасного Гамлета. Это напоминаю моя собака. Все неприятности, произошедшие с нами, так или иначе, разрешаются, за исключением фатальных происшествий. Володин случай не стал исключением, но «вживую» с Кряжовыми я больше не виделся. Далее всё ограничилось телефонными звонками и почтовыми сообщениями. …
  … Так Надя Кряжова писала письма с просьбой сделать ей вызов в Россию, для посещения Белорусского санатория. Прямого транспортного сообщения между бывшими республиками, видимо, так и не наладилось. К тому времени я работал уже на трех работах, но сумел выкроить время и съездить в наш районный ОВИР. Там имелась масса народу и главное документы, высланные Надей, были не полные. Об этом я написал в ответном письме, на том дело и застопорилось. Она, наверное, нашла другие пути, тем более что у Володи имелись ещё более «свободные» родственники, живущие в  Кингисеппе. Так мы Кряжовым остались должны пусть и не значительную сумму, которую я собирался компенсировать импортным телефонным аппаратом, доставшимся мне «по случаю», но так этого и не сделал, хотя Тоня и говорила, что она с Надей рассчиталась полностью. Я человек не то чтобы очень щепетильный, но свою совесть стараюсь по возможности не «нагружать» чисто из «эгоистических» побуждений, а тут «осадок остался», хоть и не большой. …
  … Так не спеша я добрался до середины девяностых. Положение хотя сильно не улучшилось, но стабилизировалось, и его моно характеризовать, как «стабильно тяжёлое». Тоня ещё продолжала «подвязаться» в агонизирующем пансионате «Ленинградец», хотя такого города уже не имелось на карте. Он переименовался в Санкт-Петербург. Наша семья перебралась на лето в двухэтажную постройку для обслуживающего персонала находящуюся рядом с главными корпусами. Правда, было ещё промежуточное жилье в доме на втором этаже с окном выхода, в «прямом назначении» этого слова, на уютное, не знаю даже как его правильно назвать, место крыши. От этой архитектурной особенности веяло романтикой, и она мне ужасно нравилась. Один или два года мы «обитали» там. Тоня тоже имела карьерный рост, и «доросла» до должности заместителя директора по организационной части. Имея «апартаменты», небольшую комнату на втором этаже «служебного» дома, мы принимать и гостей. Так один раз Палеховы пригласили меня за грибами на Карельский перешеек. Сашин «Запорожец», в котором кроме меня ещё находилась их соседка по сороковым корпусам, женщина достаточно дородная, нас еле вместил. Когда мы достигли боров простирающихся по обе стороны шоссе, то оказалось, что грибов там почти нет. Саша, как сторожил тех мест, нашёл пару подосиновиков, но на этом «улов» и ограничился. Тогда мы переключились на чернику, которая тоже не изобиловала, но трёхлитровый бидончик я все, же набрал. Соседка Палеховых, которой, наверное, не надо было делать запасы на зиму, собирала ягоды прямо в рот. Хотя похвастать «сбором урожая» мы особо не могли, но я вволю надышался хвойным воздухом, и побыть в обществе посторонних дам, было полезно для разнообразия и полноты новых ощущений.  На обратном пути Вера предложила заехать в пансионат «Ленинградец» навестить подругу. Я к такому обороту событий был не готов, да и жену с ребятами можно было не застать на месте, но всё же согласился на «настойчивые требования». К сожалению как мы пили чай, у нас в гостях, помню не отчётливо, а потому допускаю возможность, что этого и не было. …
  … Дети подрастали и у них завязывались свои «романтические» знакомства. Так Лёша подружился с девочкой Жанной. Её мама работала в пансионате. Дети, как рассказывала Тоня, много времени проводили вместе, и их мамы уже строили радужные планы. Маша не отставала от брата и познакомилась с симпатичным мальчиком. Он был из семьи отдыхающих. Серьёзность «намерений» подтверждает тот факт, что зимой «визави» наших детей вместе с мамами были приглашены на общий день рождения моих детей. Потом, как это часто бывает, детские увлечения канули в Лету под напором других обстоятельств и знакомств. Чада может быть все эти перипетии, и забыли, а я вот нет. …
  … Общительная и лёгкая на знакомства жена тоже приобретала новых друзей. Так она сдружилась с семьёй Хорьковых.  Муж работал массажистом в санатории. Жена так же была по медицинской части. Чета жила в Молодёжном недалеко от Зеленогорска и подруги часто виделись. Это были не мои знакомые, поэтому особых подробностей этого общения рассказать не могу, но Саша стал крёстным моей Машеньки. На роль крёстной жена пригласила мою племянницу Лену Гоголь. Она один сезон проводила лето в «Ленинградце», куда её Тоня устроила на работу, хотя та сама была ещё почти ребёнком. Новоиспечённая крёстная мама сначала энергично занялась выполнением своих обязанностей, но потом «пыл» понемногу угас. Я на крестинах в Зеленогорской церкви не присутствовал и ответственность с себя снимаю. А что касается Хорьковых, то мне запомнился ещё один факт. Их сын закончил десятый класс и по «наследству» оставил свою школьную форму моему мальчику. Та ему подошла как раз, не смотря на то, что у них разница в возрасте была лет пять. Из этого всего можно судить о степени взаимоотношений семей и о габаритах юношей. …
  … Пляж санатория «Северная Ривьера» осваивали не только мои родственники в лице племянницы, но и племянница жены Лена Малахова провела один летний сезон там. Она по возрасту не могла ещё трудиться, поэтому вполне беззаботно проводила время с двоюродным братом и сестрой. Для детей это был настоя рай, куда и я часто наведывался по выходным дням. Следует отметить, что с проказниками за отчётный период происшествий не произошло, поэтому трудно, о чём вспомнить. Но это может и к лучшему. С «вымуштрованным контингентом» такой опытной воспитательницей, как моя благоверная, можно было отдыхать спокойно, чем я с Тоней и пользовался, удаляясь при первой возможности с ней на дорожки лесопитомника, примыкавшего к территории пансионата «Ленинградец». Подробности можно опустить. …
  … Там же на бывших южных Финских землях, а Зеленогорск до войны назывался Териоки, Тоня познакомилась и близко сдружилась с Серафимой Владимировной Кузнецовой. Та сама являлась живым свидетелем той давней поры. Она родилась в двадцатых на одном из «Буянов» Петроградской стороны за мостом Строителей. Сейчас уже и мост переименовали в Биржевой, и саму «водную артерию» засыпали, тогда как раньше этот островок с «большой землёй» соединял мостик. На нём происходили «битвы» сорванцов с разных берегов. Предводителем представителей малого клочка суши, на котором размещалось химическое предприятие с несколькими жилами домами его работников, и являлась маленькая Сима. Роста она была не большого, но крепкая и энергичная фигурка позволяла осуществлять «атаманские» обязанности. Как заканчивались баталии, не скажу, но со временем предприимчивая девочка занялась акробатикой и доросла до чемпионки Ленинграда в паре. Опять же не знаю габаритов партнёра, но ему, наверное, было не так уж и трудно поднимать партнёршу на руках и производить прочие гимнастические действия. С начала войны Серафима Владимировна пошла, служить в войска ПВО или связи, и охраняла покой жителей блокадного города. Из её скупых рассказов запомнился «судьбоносный» случай. Они квартировали в одном из домой переулка Талалихина, недалеко от Владимирского собора. В комнату, где они жили, и которую Сима покинула по какой-то нужде за 5 минут до трагедии, влетел артиллерийский снаряд и несколько боевых подруг погибло. Это, возможно, предопределило дальнейший жизненный путь девушки. Пережив войну, Серафима Владимировна вышла замуж и родила сына, которого с мужем и воспитала. В зрелом возрасте её начали «доставать» болезни и врачи посоветовали начать более активный образ жизни. Бывшая акробатка вспомнила свои юные увлечения спотом и «тряхнула» стариной. Хвори улетучились, а Серафима Владимировна стала выступать в хоре ветеранов войск связи. Визитной карточкой этого коллектива стали выступления в концертном зале «Октябрьский» на днях прорыва и снятия блокады. Не обладая необходимым голосом, наша бодрая ветеранка имела свой индивидуальный номер. Она выходила на сцену в матросском костюме и исполняла танец «Яблочко», «заключительным аккордом» которого являлось выполнение такого элемента, как «колесо». Благодарные зрители идентичного возраста были признательны исполнительнице за воспоминание о юности, и разрешались бурными аплодисментами. Всё это я знал со слов самой участницы, а приходя к нам в гости, на праздники баба Сима ещё отплясывала и зажигательную цыганочку, надевая соответствующий наряд. Как вы понимаете, всё это производило должное впечатление, особенно учитывая семидесяти пяти летний возраст молодой душой женщины. …
  … Наш дом Серафима Владимировна посещала и в будничные дни. Она обязательно привозила малюсенькие баночки клубничного варенья. Ягоды у неё на садоводческом участке Синявинских болот росли сами по себе прямо в траве. Этот метод Серафима придумала сама за отсутствием времени на обработку. Один раз он сослужил ей «добрую службу», когда выпал кислотный дождь и растения соседей погибли, а урожай нашего экспериментатора выжил. Трава приняла главный удар стихии. В основном жена встречалась с «подругой» за городом, так что я имею весьма скудные сведения об этом интересном человеке, но ещё кое, что могу донести до читателя. Так в Зеленогорске приятельницы однажды поссорились и с месяц «дулись» друг на друга. Тем радостнее стало примирение, а дружба крепче. Баба Сима, возможно, мечтала иметь незаурядную дочь, а у Тони рано умерла мама. Серафима Владимировна «располагала» взрослым сыном, но он не особенно радовал мать. Виктор служил прапорщиком в ГДР. Имел жену и дочь. Когда от туда пришлось «уехать» и супруги расстались, бабушка оставила своё жильё внучке, а сама переехала жить в двухкомнатную квартиру овдовевшего знакомого на правах не хозяйки, а скорее домработницы. Мой тезка обзавёлся другой женщиной с комнатой в коммуналке и сыном, по словам Серафимы Владимировны, наркоманом. Положение немного улучшилось, когда «спутник жизни» подруги жены умер, принимая ванну. Особых переживаний Серафима Владимировна не испытывала, хотя мёртвое тело, пробывшее в горячей воде до обнаружения, доставило некоторые дополнительные хлопоты. Жилплощадь освободилась, и Виктор переехал к матери. Там на дне рождения хозяйки я с ним встретился. Ведя непринуждённые «светские» беседы, мы даже договорились съездить с Виктором на его строящуюся дачу за грибами. Серафима Владимировна очень хотела, что бы между нами возникла дружба, и я даже готов был взять отгул на работе в среду. Именно этот будний день мне был предложен. Но Виктор так и не позвонил, и больше нам встретиться не довелось. Через какое-то время Тоня «потеряла» приятельницу. Сначала она не придала значения, но потом забеспокоилась и позвонила по знакомому телефону. К аппарату подошёл Виктор и сообщил, что мать погибла, именно так можно назвать смерть человека прошедшего всю войну. Серафима Владимировна возвращалась со своей дачи. Она очень спешила на репетицию или сам очередной праздничный концерт и машинально на переезде подошла слишком близко к проносящемуся мимо товарному составу. Потоком воздуха её затянуло под колёса. Случай не частый но, как мне знакомо было по прессе, да и сам я «столкнулся» с таким же, служа в Армии, встречающийся. Тонин звонок пришелся на время приготовления поминок, куда её естественно позвали, но она не пошла. На этой печальной ноте приходиться заканчивать рассказ о примечательной личности Серафимы Владимировны Кузнецовой. Светлая ей память. …
  … Хотя положение в стране к середине 90 и немного стабилизировалось, но личное материальное обеспечение оставляло желать лучшего. Я начал делать попытки сменить работу.  По объявлениям в газете я нашел телефон и позвонил в фирму, предлагающую некую административную работу по сетевому маркетингу. В назначенный час я приехал на Невский проспект. Потом меня повели «глубоко» во дворы и наконец мы оказались в самой конторе. Симпатичная женщина администратор стала меня посвящать в специфику работы. Находящиеся радом сотрудники небрежно пересчитывали пачки долларов. Однако вся атмосфера «бизнеса», в общих чертах напоминающего гербалайф, произвела на меня удручающее впечатление и я, согласившись подумать, быстро ретировался. Потом мне ещё раз позвонили, и, получив отказ, успокоились. …
  … Пришлось искать, что-то более конкретное. На новое собеседование я приехал более подготовленным соискателем. Теперь объявление о своих желаниях в газету бесплатных объявлений я дал сам. Девушка секретарь назначила встречу в гастрономе на Московском проспекте и сообщила, что шеф покладистый человек и с ним можно договориться. Когда я оказался в подсобном помещение магазина, добродушный с виду мужчина сообщил мне что их организация полубандитская и в случае чего придётся отвечать если не головой то квартирой точно. Пустая тара склада, куда меня прочили заведующим, острую необходимость имела в осенне-летний сезон. Зимой ящики иногда просто сжигались. Подчинённые грузчики естественно тоже были не ангелами. Но не это было главное. Основную опасность представляла электрическая проводка, которая в любой момент могла привести к пожару. Обрисовав всё, мне предложили подумать и позвонить завтра. За моей спиной имелся опыт начальника вещевой службы. С пьяницами на работе я тоже сталкивался. Но вот в «электричестве» не считал себя знатоком и решил сильно не рисковать. Так безрезультатно закончилась и эта попытка улучшить благосостояние. …
  … Бог, как известно, «любит троицу», и третий заход увенчался успехом. Помог сын наших соседей с 11 этажа Князевых. Оля, как я уже говорил довольно «близко» дружила с моей Тоней. Я тоже на вечеринке по случаю хотел с ней «покороче» познакомится, но легкий флирт окончился безрезультатно, о чём мы оба особенно не жалели. В подобных ситуациях я обычно себя спрашивал: «А очень тебе это надо», и получив отрицательный ответ, успокаивался. Тем более что в скором времени умер Саша, с которым мы регулярно здоровались при встречах, и Оле стало не до всякой ерунды. Их сын Коля работал в то непростой период охранником. Он то, по-соседски и предложил мне «место в своей фирме». ИСО располагалось в двухэтажном доме между Суздальских озёр. Название расшифровывалось, как информация, сыск и охрана. Таких небольших организаций в смутный период было много, и возглавляли их предприимчивые работники различных органов не нашедшие себя в них. Дом был «густонаселённый» и сначала я попал в «постороннюю» жилую комнату, и лишь «поплутав» нашёл нужное помещение. Оперативный дежурный, он же правая рука босса, заключил со мною договор и направил на объект. Тот находился на другом конце города в самом конце Ленинского проспекта. Место мне было знакома, так как в квартале от него раньше жила моя сестра, а её подруга Галя продолжала там находиться. Добираясь до места работы по совместительству, я проходил мимо «заветного» дома, но знакомую так, ни разу и не встретил, хотя подобные «фантазии» и навещали меня. Более подробно о своей новой службе расскажу в другой части. Единственное добавлю сейчас, это то, что на прежней работе мне пришлось писать заявление об индивидуальном графике, для возможности совмещения. В ВАМИ я стал зарабатывать меньше, но суммарная зарплата возросла, что позволяло лучше жить, но не на много. За то свободного времени почти не осталось, но я не «роптал». …
  … Немного улучшив своё материальное благосостояние, я решил заняться духовным. Этому сопутствовали, казалось бы, не имеющие прямого отношения обстоятельства. Моя мама во время войны одно время находилась вместе с бабушкой Гашей и братом за колючей проволокой. Подробностями я как-то не интересовался, а зря, но дядя Коля выправил соответствующие документы, и моя мама получила возможность на материальную компенсацию от Германии. Она приняла решение разделить сумму в валюте между детьми, что бы как-то поддержать уже и не очень молодых детей материально. Я особенно спорить с родительской волей не стал, тем более, что у меня возникла «навязчивая идея» приобрести кинокамеру, для того, чтобы сохранить память о родителях и вообще, о своей жизни. Для этого маминых средств не хватило. Я взял общие деньги, для получения нужной суммы. Тоня немного обиделась, но не очень, хотя с тех пор наши финансы разделились окончательно. Зарплату жены я больше не видел, а она получала в семейный бюджет существенную долю моей, но оставшиеся рубли тратил по собственному усмотрению. Это ни каких разногласий не вызывало, и мы продолжали жить замечательно. Зато теперь я имел возможность снимать на киноплёнку важные события происходящие со мной и домочадцами, и всё это получать в движении. Свой первый фильм я естественно снял у родителей на даче, которую до этого из принципиальных соображений не посещал десять лет. За это время родственники построили двухэтажный дом с верандой. Папа вместе с зятем потратил на это много сил и средств, но домик вышел симпатичным и не сильно отличающимся от соседских построек. С сестрой мы старые разногласия забыли, тем более, что она не очень часто, на мой взгляд, посещала свои загородные владения. Лишнее внимание папе с мамой не помешало бы, и я как мог чаще старался проведывать старшее поколение. Со мной иногда приезжали в гости к бабушке и дедушке внуки. Так в первую серию моего творения попала Маша. Мы дружной компанией пошли на речку. Начинающие актёры перед объективом немного робели и замирали как перед съёмкой на более привычный фотоаппарат. Мне приходилось напоминать, что надо двигаться для получения нужного материала. Как бы то ни было, начало моей «кино-эпопеи» было положено. Дальше, больше. Если Тоня первое время позировать принципиально отказывалась, памятуя наши разногласия по этому поводу, то остальные члены семейства снимались охотно. Так у меня появились кадры приготовления Машей уроков. Съёмки проходили в камерной обстановке и оставили «след в истории» раскрашиванием контурных карт, по заданию выданным мамой Антонина Ивановна, которая являлась по совместительству и классным руководителем, и это было документально зафиксировано цифровой кинопленкой. …
  … А так было бы трудно вспомнить, когда дочь перешла в школу № 9 из своей первой №31. Надо сказать, что поначалу учёба у Маши, что называется, не сложилась. Первая учительница быстро «разочаровалась»  в своей ученице. В своей педагогической деятельности она для достижения своих целей «причесывала» учеников под «одну гребенку», насколько я понял. Маня являлась не стандартным экземпляром, и подходить к ней особо педагог Иванова не хотела или не умела. Как результат, оценки быстро «скатились» до двоек. Положение усугублялось ещё и старшим братом двоечником. Маша брала с него пример, да и учиться так было проще. В результате у родителей пусть не отличников, но хорошистов, дети показывали противоположный результат. Как говорят: «На детях природа отдыхает». Пришлось в процесс вмешиваться маме. Будучи человеком, не посторонним в семье, не на ниве воспитания подрастающего поколения, она, в конце концов, перевела дочь в сою школу. Переход был не простой. После двух лет обучения Елена Владимировна отправила ребёнка в параллельный класс «дураков». Окончив, таким образом, начальную школу Маша вместе с товарищами по несчастью оказалась в подчинении у молодой классной руководительницы. О её неопытности говорит тот факт, что на первом родительском собрании она выдвинула мою кандидатуру в родительский комитет чуть ли не школы. Я даже сначала воспринял этот факт с не свойственным мне энтузиазмом, но потом понемногу «остыл», да и классная руководительница быстро поняла, что ошиблась и не стала меня беспокоить. В результате на шестом году обучения Маше пришлось переходить в другую школу «под крыло» мамы. Она это сделала бы и раньше, но до этого не было возможности физически, так как в школах Тоня не работала. Она туда перебралась сравнительно недавно с подачи соседки по дому, которая в школе № 9 вела домоводство. У той был, если не изменяет память, сеттер и мы часто встречались, выгуливая собак в одной компании. С Гамлетом иногда гуляла и Тоня, так верно и произошло близкое знакомство. Положение же Мани ещё усложнялось тем, что школа была «французская», когда до неё ребёнок изучал английский язык. Это лично мне представлялось невозможной ситуацией на основании собственного обучения, но мамино «участие» и личные «способности» ученицы сделали «сказку былью». Маша понемногу стала учиться почти на все четвёрки. …
  … Следующим моим «опусом» стала встреча Нового 1988 года у родителей на Охте. Там собралась вся наша разросшаяся семья. Единственно Коля Гоголь находился по своему обычаю в плавание, а так все были в полном сборе, что начало происходить не так уж и часто. Сейчас с долей грустинки смотришь на начинающих подрастать детей, понемногу стареющих родителей, да и нас самих уже не таких молодых, но ещё полных обнадёживающего оптимизма. Яства на столе из-за не очень качества аппаратуры, которая сейчас шагнула на 100 шагов вперёд, плохо различимы, но шампанское открывающееся под бой курантов после речи президента, от того не делается пускай в памяти менее «шипучим». Я и сейчас ощущаю напряжение мышц, держа слишком поспешно освобожденную от «пут» пробку, дожидаясь первого удара главных часов страны. И вот тот миг настал. Старый год ушёл в прошлое, и мы начали перелистывать новый календарь, новыми надеждами и чаяниями. …
  … На жизненном горизонте пока не видно было ни облачка. На зимние каникулы приехала к нам в гости наша общая, правда с разной степенью родства, племянница Лена Малахова. Она уже была старшекурсницей Псковского Педагогического Института. Это не помешало ей с двоюродным братом окунуться в атмосферу Питера. Леша на тот момент состоял поклонником группы «Алиса» Константина Кинчева или еще, какого-то рок кумира типа Виктора Цоя, и тасовался в районе Невского проспекта довольно свободно. Я не когда не забуду, когда один раз мы всей семьёй поехали в гости к Павлушевым и, находясь с пересадками в метро, мой мальчик, которому было где-то лет 13, постоянно встречал знакомых по своим увлечениям. Тоня потворствовала «маскарадам» сына, а я был не против самостоятельности ребёнка потому, что понимал необходимость для каждого поколения чувствовать себя свободно в своей среде. Так вот, соответственно нарядившись, двоюродные брат с сестрой по вечерам делали «вылазки» в неоновый свет реклам, и за них мне было почти спокойно. Мой кино-архив пополнился записью их исполнения не очень пристойной песни прерывающегося молодым, неудержимым смехом с мамиными комментариями «за кадром». …
   … Вообще начало 1998 года «выдалось» богатым на торжественные семейные события, которые не обошли внимание, моё новое увлечение объективом. Не успела отбыть к себе в провинцию племянница, как настал День рождения моих детей. У Лёши это была знаменательная дата. Ему исполнилось 18 лет, и он стал пригодным к военной службе, хотя «сия чаша» из-за зрения его и минула. А так бы мальчик загремел в солдаты, но история не знает сослагательного наклонения на наше счастье или беду, чего мы так и не узнаем. Сам этот праздник в нашей семье был в ту пору «объединенным» и кроме наших родственников и знакомых пришли друзья сына и приятельницы дочери. Единственное что торты для каждого именинника предназначались отдельные, и задували они их врозь. Остальные подробности можно узнать, побывав у меня в гостях и посмотрев «кино». …
 … Не прошло и месяца, как 8 марта Тоня отметила свое сорока пятилетие. Меня всегда немного напрягала эта дата. С одной стороны мне было экономически выгодно праздновать Международный женский день и День рождения жены одновременно. С другой стороны приходилось дарить какие-то знаки внимания и гостьям. Предугадать всех подруг и знакомых, явившихся на торжество, было весьма затруднительно, да и чисто эмоционально это накладывало дополнительные трудности. В тот раз, насколько помню, я отделался устными поздравлениями остальным дамам, имея в виду «масштабность» даты самой «юбилярши». А так всё прошло «штатно». Было достаточно весело и множество поздравлений. Их все я, конечно, заснять не мог. Приходилось осушать до дна все тосты, произносимые в честь именинницы, что бы пожелания исполнились, чего я очень хотел своему «малышку». Хочется еще немножко «пройтись» по гостям. С моей стороны присутствовала сестра с мужем. Коля на тот момент вернулся с рейса. Среди подруг «юбилярши» выделялась Тонина коллега по работе в Токсово. Летом жена, по-моему, первый сезон трудилась там посудомойкой в пионерском лагере. Пансионат «Ленинградец» пришёл в окончательный упадок. Там сменился собственник и места старым работникам, вроде моей супруги, не нашлось. Пришлось искать новый приют на лето для полноценного отдыха подрастающих, но все, же детей. Ещё та новая Тонина приятельница запомнилась мне тем, что зимой она работала сторожем в лагере и поглощала коньяк из бутылки, как она думала, предназначенной только ей, поскольку являлась поклонницей этого напитка. Разочаровывать женщину я не стал. …
  … Буквально через неделю состав участников и место события существенно поменялись. 14 марта мы в «узком» семейном кругу отметили семидесятилетие папы. На празднование круглой даты, кроме «ближнего круга» прибыли и Галя с Сашей Пафомовы, которые, в общем-то, входили в него. Родители «больших сборищ» стали стараться не устраивать, да и в средствах были ограничены. А так собрались самые близкие, и это создавало тёплую атмосферу бег лишней суеты и толкотни. Кто в тот день мог подумать, что Пахомовы для радостных событий дом на Средне Охтинском проспекте больше не посетят, а Николай Васильевич Гоголь уйдёт в последний свой рейс, и в память о нем останутся только мои кадры. …
  … «Бурное» время зимы и начала весны требовали некоторой «передышки», поэтому до лета ни чего примечательного не произошло. Летом моё семейство снова отправилось в Токсово, но уже в строю трудящихся прибавилось. Мама пристроила Лёшу к себе в лагерь дворником. Правда, мальчик, гуляя до утра, не всегда мог проснуться в 6 часов утра исполнять свои служебные обязанности. Тоне приходилось иногда самой выполнять работу сына, но главное все были под присмотром, а что ещё нужно для сердца матери. Я по выходным дням старался навещать домочадцев. На особом счету стоял родительский день. С детства у меня остались самые счастливые воспоминания от подобного мероприятия, поэтому хотелось, чтобы и мои дети не были обделены. Теперь, кроме скупых кадров фотоаппарата появилась возможность всё запечатлеть в движении, что прибавляло ощущения реальности происходящего, хотя это и были лишь те же картинки, только в большом количестве на электронном носителе. Как бы то ни было но «документы» наших с дочерью и Костиком Палеховым прогулок в окрестностях пионерского лагеря остались. Надо сказать, что Тоня взяла к себе в сменщицы подругу с сыном. Сдавать дежурства всегда лучше с проверенными «кадрами». «Девчонки», конечно, уставали от мойки котлов, но чего не сделаешь ради деток. Поэтому те весело принимали участие в различных аттракционах и конкурсах, зарабатывая талончики, которые потом можно было обменять на всякие сладости. …
  … Вся наша личная счастливая жизнь и всей страны в целом закончилась объявлением дефолта. Рубли резко стали девальвироваться, но не с такой быстротой как вначале 90 х. Посему не большая сумма, сбережённая мной, позволила с «амортизировать» превратности судьбы. Сложнее пришлось людям, у которых появились дополнительные материальные расходы. Уже и не помню, кто позвонил мне в самом конце августа и сообщил, что умер Серёжа Прилуцкий. С Сергеем мы последнее время встречались только на праздниках у Пахомовых, но он прошел незримой, не знаю даже как сказать, путеводной нитью считай через всю мою жизнь. Особенно это касается  времени детства и отрочества. Поэтому я сильно расстроился. Похороны пришлись на 4 сентября. Из морга одной из больниц расположенных близь Муринского ручья гроб повезли на Северное кладбище. Надя была очень подавлена, но держалась. Особенно было жалко дядю Ваню. Похоронить сына, разве кому пожелаешь. Они с тётей Валей, заменившей Сергею мать и с которой он находился, насколько я знаю, в хороших отношениях, постоянно говорили о неуёмной энергии и жизнелюбие своего сына. Таким же он и умер. Поехал на машине с друзьями, которые присутствовали на похоронах, в лес ягодами. Сергей набрал их ведро или два. Вечером отметили такой «улов» и легли спать по палаткам. Больше Серёжа не проснулся, и обнаружили потерю только утром. Чем его родителям мог помочь я, кроме букетика гвоздик на могилу и рюмки, выпитой за упокой. На поминки я не пошел, а Толик Потапов подвез нас с Мишей Петровым до метро Гражданский проспект. У последнего Наташа болела онкологическим заболеванием, и он спешил к жене. Где-то в ноябре Петров позвал меня на похороны уже Наташи. Но туда я не поехал, так как был уже достаточно обременён подобными печальными мероприятиями. А пока мне надо было ещё посетить и Богословское кладбище, где лежал Коля Веснин, и у которого была очередная годовщина со дня смерти. Последнее пристанище друга я старался посещать каждый год. Со мной часто бывала и тётя Катя. Её я иногда навещал и в другие дни, но занятость и не близкий путь не позволяли делать это, столько сколько бы хотелось, к великому моему сожалению. Но, например, на пятилетие старшего сына мы с ней вместе с её племянником Анатолием Живалёвым, тот иногда бывал нашим «компаньоном», посетили Ковалевское кладбище. Скромно помянув Витю Веснина, я даже уговорил тётю Катю по непонятной бережливости не открывать принесённую банку тушёнки за ненадобностью, а мы все вдоволь надышались осенним воздухом и погрустили. Анатолий сходил в лес, расположенный через дорогу участка и нашёл пару подберёзовиков, которых торжественно вручил родственнице. Когда в другой раз я посетил это место, через непродолжительное время, леса уже не было. На его месте располагалось разросшееся кладбище. Всё течет. Всё изменяется. …
  … Как известно: «Пришла беда, открывай ворота». Вечером 15 сентября позвонила сестра и сообщила, что умер муж. Несчастье ни что не предвещало, и свалилось оно, как «снег на голову». Даже по телефону чувствовалось разбитое состояние Галки. До этого супруги находились, некоторое время, в разводе по причине пристрастия Коли к алкоголю. Потом Николай «подшился» и жизнь вроде бы наладилась. В своём последнем рейсе у деверя прихватило сердце, и его сняли с судна в Польше. Проблемы с «мотором» Васильевич испытывал и раньше. Так я посещал его в госпитале от пароходства у нас на Васильевском острове. Тогда казалось, его подлечили. Оказавшись в родной квартире, дело пошло на поправку. Стало понятно, что с морем придётся расстаться, но Гоголь не терял оптимизма и лёжа на кровати строил «грандиозные» планы. На ней же, смотря телевизор, его и не стало. Сестры не было в комнате минут двадцать, а придя, она нашла его уже не дышащим. Это случилось вечером, и хлопоты по вызову врачей и «отпаиванию» лекарствами мамы взяла на себя Лена с помогавшими ей соседями. Я приехал на следующий день, и мы составили дальнейший план действий. Племянница занялась организацией похорон и сообщением о трагедии родственникам. Мне предстояло оповестить моих родителей, которые находились на даче, куда я и направился на электричке. Папа с мамой были рады и немного удивлены моим неожиданным приездом. Как «подготавливать» к подобному событию я не знал и сразу рассказал о случившемся в свете электричества, которое буквально «на днях» подключили. Так что электроэнергии в садоводческом товариществе «Огонёк» не имелось почти десять лет. Родные мне люди расстроились даже сильнее, чем я ожидал и морально готовился, но предаваться горю не было времени. На следующий день мы «законсервировали» дачу на зиму. До весны приезжать туда уже не имело смысла. Были ликвидированы куры, которых летом держали родители. Я этим «делом» ни когда не занимался, поэтому предоставил с птицей разбираться папе, хотя мне было, немного неловко перед его семидесяти годами. Пока ждали электричку, успели около станции набрать опят обильно выросших в лесу. Нами двигал не азарт действия, а представившаяся возможность отвлечься от горьких мыслей. На Среднеохтинском проспекте нас встретила уже приехавшая Варвара Фёдоровна. О нахлынувшем на всех плаче и рыданиях рассказывать нет смысла. И так всё понятно. Потом было посещение морга Больницы им. Красина, откуда забрали гроб. Отпевание в церквушке на Ковалёвском кладбище. Она представляла собой «новостройку» и под это дело собирались пожертвования. У глубоко верующей и подавленной горем Варвары Фёдоровны денег с собой не было, и я дал ей свои двадцать пять рублей «совершенно безвозмездно». Религиозные убеждения не разделяя, хотелось хоть как то приобщиться к общему горю. Приехав с кладбища, Варвара Фёдоровна настояла на возвращение суммы, хотя я и отказывался. На поминках мне запал в память разговор с Сергеем, другом Коли ещё по мореходке. Он всё сетовал, что товарища можно было спасти приди Галка раньше. Мне было немного обидно за сестру, но спорить я не стал, да и «история не имеет сослагательного наклонения», а Серёжа ещё долгое время помогал семье друга, чем мог. …
  … За давностью лет всё мелькает перед глазами, в каком-то невообразимом калейдоскопе, не имеющем строгой привязки к годам, но восьмидесятилетие тёти Кати матери Коли Веснина происходило точно в декабре 1998 года. На празднике присутствовала многочисленная родня, прошедшая через дом Весниных в своем «покорение» Питера. Не забыли и меня. Все присутствующие мне были знакомы по предыдущим годам. Всем руководили и организовывали внук Саша с женой Оксаной. Бабушке по возрасту было уже трудно всем этим заниматься. Правнука правда чета с собой не взяла. Он остался у родителей Оксаны, где семья и «квартировала». Юбилей прошел достаточно весело и непринуждённо. Тете Кате я подарил шерстяные варежки и носки, что бы они согревали зимой пожилого человека. Так же Екатерине Степановне я показал фотографии своей Маши. Она по настоянию мамы занималась в фото модельной студии. Снимки были красивыми и понравились гостям, а папа испытывал определённую гордость за дочку. Как всегда бывает, с праздника расходиться было немного грустно, но с этим, ни чего поделать было невозможно. …
 …Новый 1999 год я встретил в «узком семейном кругу». Поздравление президента и просмотр праздничных телепередач мы «сдобрили» взаимными подарками. Эту традицию культивировала Тоня и она постепенно «прижилась» и на дом родителей, куда мы поехали на следующий день. До моей женитьбы такого не было, и я всегда испытывал некоторый «дискомфорт» от происходящего, но мирился с этим, чувствуя определённую правоту жены, да и это придавало зимнему торжеству дополнительные краски. …
  … В середине сентября 1999года отметили годовщину смерти Коли Гоголя. Съездили на кладбище, где сестра установила памятник на могилу мужа. Варвару Фёдоровну туда подвозил на своём пикапе друг Коли Серёжа. Он работал, в какой-то транспортной конторе в начале Пискаревского проспекта, и потому всегда был «под рукой», и, например, перевозил жену друга летом на дачу. Своих водителей в семье пока не имелось, да и вместительного транспорта тоже. Как мы добирались на Ковалёвское кладбище, не скажу, но дома на Среднеохтинском проспекте собралось достаточно много народа. Мне запомнился другой Колин товарищ, который на момент смерти был в рейсе, и буквально «на днях» узнал о кончине приятеля. Он находился в состоянии, в котором все присутствующие были год назад. Это очень подчёркивало быстротечность времени. …
  … В середине октября сыграла свадьбу племянница Тони и частично моя Леночка Малахова. Она перешла на 5 курс Педагогического института в Пскове. Её избранник к тому времени окончил военное училище и служил в Печорах на границе с Эстонией. Как водится, сначала познакомились мамы. Наталья Ивановна была пациенткой Нины Павловны. Женщины разговорились и выяснили, что их дети примерно одного возраста. Заботясь о будущем чад, «нарождающиеся» свояченицы решили их познакомить друг с другом. Антон сначала Лене не очень понравился, так как красавцем «девичьих грёз» не являлся. Но через непродолжительное время, оказывая вполне существенные знаки внимания и проявив упорство, добился расположения третьего места конкурса «Мисс Псков». К тому времени это движение приобрело распространение по стране, и даже я, гуляя с собакой, встречался с владелицей аналогичного звания у нас в Санкт-Петербурге. Участница занявшее первое место выставила, чуть ли не бочку икры, чего мой двоюродный брат себе позволить не мог. Но быть в призёрах даже в губернии тоже не плохо. Всё это я говорю, чтобы подчеркнуть какая гармоничная пара решила соединить свои судьбы. Нам с женой пришлось срочно собираться на бракосочетание. Молодым был куплен подарок, а я по такому случаю на импровизированном рынке около метро Приморская приобрел новую куртку, что бы на свадьбе выглядеть достойно. С нами поехала Маша, а Леша остался с собакой дома, да и на две вещи гардероба денег не было. Родственники встретили нас тепло, хотя были заняты радостным приготовлением. На свадьбу приехал и родной дядя с семьёй. Нам с Владимиром Васильевичем Виктор Васильевич выделил галстуки, хотя я не имел особого желания стеснять шею. Но на торжестве мы были при полном «параде», чтобы «не упасть» в глазах новой родни. Первая официальная часть прошла в городском ЗАГСе. Она особенно ни чем приметным не запомнилась, хотя я и «пострекотал» своей кинокамерой. Зато продолжение в одной из церквей Пскова было более чем впечатляющим. В сумраке горящих свечей молодые люди выглядели очень задумчивыми и серьёзными перед шагом в новую неизведанную жизнь. Что я и попытался сохранить для истории своим немудрёным аппаратом. Аккумулятора как раз хватило минут на сорок. Дальше действо переместилось в банкетный зал. Я подключился к стационарной электрической розетке и продолжил делать своё операторское дело в самом конце стола. Были засняты тосты и конкурсы, которые вёл заказанный тамада. В конце вечера даже Нина Павловна сжалилась надо мной, и попросила побыть просто гостем, чтобы не остаться голодным и трезвым. Параллельно со мной работал и профессиональный фотограф, бывший пациент Геннадия Николаевича, отца жениха. Он, как и жена, работал медиком, но являлся довольно известным в городе хорошим хирургом. Его коллекция коньяков от благодарных пациентов украшала праздничный стол. В заключение первого дня свадьбы молодые попросили у меня камеру и уехали на машине папы Гены совершать таинство первой брачной ночи к нему на квартиру. Отцы договорились по справедливости принимать горячительные напитки по очереди, каждый в свой день свадьбы. Так что мой двоюродный брат «дежурил» на следующий день, в который мы с ним и съездили за заказанным праздничным тортом, который имел внушительные размеры. Проведя ночь у соседей Наташи с первого этажа, я снизил «трудовую» активность, и стал больше уделять времени «частной» жизни. О свадьбе ещё можно было рассказать чего интересного, но и так понятно, что торжество прошло на оценку «отлично». Все повеселились и обзнакомились «вволю». Пора было «и честь знать». Когда я переводил отснятый материал на кассету видеомагнитофона, то целомудренно не смотрел кадры заснятые племянницей с мужем собственноручно, заранее осведомлённый «накладкой» произошедшей при просмотре оной моей Машей и Олей дочерью Малахова младшего. Девочки были ещё не в том возрасте, чтобы видеть двоюродную сестру в подобных обстоятельствах. А так всё было хорошо. …
  … В самом конце года я сменил место работы. Это был отчаянный шаг, но, ни чего другого делать не оставалось. Может я был и неправ, но что-либо вернуть назад не возможно. Век и тысячелетие кончались и другими эпохальными событиями. Про прощальную речь президента, я узнал от папы, когда приехал к ним на встречу Нового Года. Он был в «сосредоточенном» настроении, и сказал, что уже пережил пять «царей» и приготовился жить при новом. Я подобными подсчётами не занимался и без эмоций встретил новость. Папа, конечно, не знал, что этот правитель последний в его жизни, да и в моей может быть тоже. А пока мы все вместе продолжали по возможности сопротивляться житейским невзгодам. Сейчас судорожно хочется вспомнить какие ни будь другие детали, но, «увы и ах». …
  … Как говорила бабушка: «Что было, в молодости помню, а что было, вчера забыла». Но этот процесс, смею предположить, имеет устойчивое развитие и примерно на своей середине, к которой я подхожу, верен своим законам. Поэтому, что можно было вспомнить, о том и поведал. Надеюсь, что и далее что-то извлечётся из памяти. А пока на рубеже тысячелетий заканчиваю. Заранее приношу извинения за нескладный слог и другие несовершенства. Так же прошу учесть тот факт, что многое забылось и перепуталось, поэтому прошу считать данное произведение художественным, а не документальным. Ну а в конце выражаю свою благодарность, если вы уж дочитали до этого места, за проявленную усидчивость и потраченное драгоценное время. Например, лично я, если бы не был автором, не стал себя утруждать подобным времяпровождением, а нашёл, что ни будь более достойное и приятное глазу и чувствам. Но «на вкус и цвет товарища нет», и за сим пока заканчиваю и прощаюсь, на всякий случай …