Наиболее точный смысловой подзаголовок настоящего повествования можно определить следующим образом: «От первой литературной олимпиады к первому съезду Союза писателей СССР».
Афиша 1-ой литературной Олимпиады, проведенной 1 апреля 1923 года, наглядно иллюстрирует, как в начале 20-ых проводились мирные творческие состязания представителей многочисленных существующих литературных течений и литераторов, не причисляющие себя к каким-либо группам.
Всякое литературное, да и не только литературное, но любое общественное течение проходит по меньшей мере несколько очевидно выраженных и закономерных фаз состояния: возникновение — становление — развитие — закат. Достигая своей высшей точки, обусловленной наличием багажа идей, интеллектуальными способностями своих творцов, условиями внешнего социального и временного окружения, течение начинает с той или иной степенью быстроты регрессировать или обретает новые формы, становясь уже другим течением. Диалектика.
Не первый и не последний, но безусловно один из увесистых камней критики бросил в конструктивистов (вероятно не до конца оценив всю совокупность возможных последствий) Владимир Маяковский в своем выступлении на Втором расширенном пленуме Правления Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) 23 и 26 сентября 1929 года:
«Вы усвоили манеру разговаривать, как пишет Зелинский, — под тихий шелест страниц Гегеля, а мы привыкли говорить под громкий шелест газет и других страниц, и естественно, что более резко у нас отношение к действительности. И разве не демагогия — называть философской книжку Зелинского, где первая строка: поэзия есть первый вид смысла. Что это такое за философская категория — «смысл»? Я совершенно случайно впал в полемику с представителями конструктивизма, потому что, идя сюда, я не думал, что настолько обнажено голое эстетство в кругу литературной жизни Советского Союза. Леф подох, и теперь существуют конструктивисты, и от конструктивистов происходит и «святое от Луки чтение».
Впоследствии Маяковский на каждом публичном писательском мероприятии будет неустанно клеймить конструктивистов, причем мотивация такого отношения со стороны Маяковского однозначно не объяснима: уверенность во вредности поэзии конструктивистов? Вряд ли. Двадцатые годы XX века бурный расцвет всевозможных течений. Почему от Маяковского больше всех доставалось именно конструктивистам? Вероятнее всего эта критика объяснялась ревностью к литературному течению, похожему по средствам выражения на ЛЕФ, а позднее и РЕФ, но отличному по задачам и идеологии.
16 января 1930 года в докладе на Пленуме РЕФ Маяковский воинственно произнесет: «Такие группировки, как конструктивисты, должны получить самый максимальный отпор со стороны РЕФа, потому что это политически вредная организация, только притворяющаяся революционной организацией. А мы знаем, что они (конструктивисты) ударились в голый техницизм, идут на поводу у самой реакционной литературы, и вот это определяет вашу политическую жизнь и литературную».
8 февраля 1930 года на Конференции МАПП Маяковский снова ринется в схватку с конструктивистами: «Меня очень удивил судебный приговор Селивановского по поводу того, что за текущий отчетный год конструктивисты положили на обе лопатки Леф. Вызовите нас на соревнование с конструктивистами на любой завод, на любую фабрику, и мы посмотрим, у кого лопатки окажутся в пыли. Коренная ошибка конструктивизма состоит в том, что он вместо индустриализма преподносит индустряловщину, что он берет технику вне классовой установки. Если люди сделали такую основную ошибку, продиктованную их существом, можем ли мы их произведения по тем или иным чувствам, эмоциям, которые они вызывают у нас, квалифицировать как нужные, необходимые и достойные произведения? Я утверждаю, что нет, потому что основа их поэзии исходит из того, что по самому существу этой технической интеллигенции присуще. Они забыли о том, что кроме революции есть класс, ведущий эту революцию. Они пользуются сферой уже использованных образов, они повторяют ошибку футуристов — голое преклонение перед техникой, они повторяют ее и в области поэзии. Для пролетарской поэзии это неприемлемо, потому что это есть закурчавливание волосиков на старой, облысевшей голове старой поэзии. Я думаю, что в дальнейшем, когда мне придется разговаривать по этому вопросу и проанализировать все способы воздействия конструктивистов на массы, я покажу, что это самое вредное из всех течений в применении к учебе, какое можно себе представить. Броневик воспринимается им как бегущее существо, которому безразлично куда слоняться. Это — отсутствие устремленности в литературе, классовой направленности, отсутствие подхода к поэзии как к орудию борьбы, — оно характерно для конструктивизма и не может быть иным и по своему существу, так как эта группа была враждебна не только в литературе, но у нее есть элементы и классовой враждебности. Это не относится ко всем конструктивистам, не деквалифицирует отдельных конструктивистов, не закрывает им выхода на пролетарскую дорогу, но это показывает, что нужно менять классовое нутро, а не классовую шкуру, как говорил вчера Агапов. Обидно, что наши поэтические так называемые склоки люди воспринимают как развлечения, вошедшие в систему литературной конкуренции. Я демонстрировал одно стихотворение Зелинскому, и он сказал, что у него шерсть поднялась на спине от этого стихотворения. Я хочу указать, что наша работа — работа практического органа советской поэзии на потребу сегодняшнего дня — вынуждается не низким уровнем нашей квалификации, а тем, что мы умеем пустить ее на самое нужное дело — на дело классовой борьбы пролетариата. Сейчас идет жестокая борьба старых эстетов с дворянскими установками против тех или иных отрядов пролетарской поэзии».
Начало 30-ых годов вместе с укреплением государственной коммунистической идеологии неизбежно должно было привести к творческому «разброду и шатанию» в писательской среде и к ее монолитной консолидации. Дело шло к созданию единой всесоюзной писательской организации под чутким партийным присмотром, проведению первого съезда писателей СССР, созданию обновленного Литинститута и в качестве пряника — компактного писательского поселка Переделкино, где все и вся были под присмотром и на виду.
Консолидация коммунистических сил в литературе осуществлялась «при условии четкого, последовательного и принципиально идейного размежевания РАПП со всеми смежными революционными направлениями в литературе». Без такого размежевания не могла быть обеспечена руководящая роль пролетарской литературы в этом союзе.
РАПП соглашался работать с наиболее близкими революционными писателями и группировками писателей, и, в частности, с ЛЕФом, конструктивистами, но заключая блок с лефовскими и им подобными организациями, РАПП одновременно указывал на то, какие разногласия существуют между РАПП и ЛЕФ, или между РАПП и конструктивистами. Например, было сформировано даже различное отношение к той части писателей, которая осталась в старом ЛЕФе, возглавляемом Третьяковым, и к той части, которая возглавлялась Маяковским и стала назваться РЕФ.
Владимира Владимировича Маяковского приняли в РАПП на московской конференции единогласно, но тут же, ему четко дали понять, что вступление Маяковского в РАПП не снимает целого ряда вопросов, которые являются для РАППа с одной стороны и для Маяковского с другой стороны, — спорными. Маяковский в ответном слове заявил, что переход от ЛЕФа и РЕФа не что иное, как переход на коммунистическую направленность творчества тех писателей, которые были в ЛЕФе и вступление в РАПП должно наложить большой отпечаток на его поэтическую линию, должно во многом его переделать.
Так называемое «творческое письмо» секретариата РАППа, подводя итоги борьбы с воронщиной, лефовщиной, с переверзевщиной, с литфронтовщиной, с конструктивизмом, с пролеткультовщиной и т. д., было как свидетельством перестройки, так и одним из ее грозных орудий: «Тот, кто говорит о новых Толстых или Шекспирах, преуменьшает задачи пролетарской литературы. Пролетарский «Толстой» или пролетарский «Шекспир» не могут быть «новыми» Толстым и Шекспиром, наш роман не может быть просто «идеологически выдержанным» жанром старой литературы; наше искусство — это революция в области искусства, наше искусство — большое искусство большевизма, вот это наше искусство и будет шагом, гигантским скачком, переворотом в художественном развитии человечества. Мы должны превзойти Шекспира и Толстого, т. е. средствами искусства лучше служить нашему классу и нашим идеям, чем любые художники прошлого».
Относительно творчества ЛЕФ и конструктивистов РАПП выработал следующую позицию: «Мастерство, т. е. техника, — это одно из важнейших положений воинствующего буржуазного течения, именуемого формализмом. Это положение взяли в свой арсенал лефовцы и их родственники литфронта по линии творческих лозунгов. Дескать, суть дела не в мировоззрении, мировоззрение нам дано классом, писателями которого мы являемся, он дает заказ, наше дело его выполнить, литературная техника — вот где, дескать, суть дела для писателя. Деидеологизация литературного мастерства, рассмотрение литературного мастерства оторвано от вопроса о мировоззрении и уровне этого мировоззрения, сведение литературного мастерства к технике, к приемам оформления материала — такова центральная антимарксистская мысль этого стройного рассуждения. А между тем правый уклон (воронщина, переверзевщина, формализм, конструктивизм и т. д.) — это линия восстановительства и реставраторства, некритического наследования и подражательства, это линия буржуазного перерождения, и эта линия — главная опасность сегодня!».
К 1930 году все относительно самостоятельные поэты и литературные группировки — осколки старой эпохи — были практически идейно разгромлены, и РАПП усилила директивный тон. Например, резолюция от 4 мая 1931 призывала всех пролетарских писателей «заняться художественным показом героев пятилетки» и доложить об исполнении этого призыва-распоряжения в течение двух недель. При этом внутри РАПП обострилась борьба за власть и усилились идеологические разногласия, и вскоре такое положение перестало устраивать партийное руководство. РАПП вместе с ВОАПП, как и ряд других писательских организаций, была расформирована постановлением ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» от 23 апреля 1932 года, вводившим единую организацию — Союз писателей СССР (СП):
«В настоящее время, когда успели уже вырасти кадры пролетарской литературы и искусства, выдвинулись новые писатели и художники с заводов, фабрик, колхозов, рамки существующих пролетарских литературно-художественных организаций (ВОАПП, РАПП, РАМП и др.) становятся уже узкими и тормозят серьезный размах литературного и художественного творчества. Это обстоятельство создает опасность превращения этих организаций из средства наибольшей мобилизации [действительно] советских писателей и художников вокруг задач социалистического строительства в средство культивирования кружковой замкнутости, отрыва от политических задач современности и от значительных групп писателей и художников, сочувствующих социалистическому строительству [и готовых его поддержать].
Отсюда необходимость соответствующей перестройки литературно-художественных организаций и расширения базы их работы.
Исходя из этого, ЦК ВКП(б) постановляет: 1) ликвидировать ассоциацию пролетарских писателей (ВОАПП, РАПП);
2) объединить всех писателей, поддерживающих платформу Советской [стоящих за политику советской] власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в единый союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем».
Впрочем, многие руководители РАПП (А. А. Фадеев, В. П. Ставский) сумели занять высокие посты и в новом СП. Однако многие другие были в конце 1930-х годов обвинены в троцкистской деятельности, репрессированы, а некоторые даже расстреляны (Л. Л. Авербах и В. П. Киршон). Большинство членов РАПП влились в «дружную семью» Союза писателей СССР.