Осыпались слова, рассыпались скрижали,
Их прах развеял по ветру борей.
Мы всё пришествия второго долго ждали,
Меняя ямб на приторный хорей.
А сердце не поёт — оно уже остыло,
И струны не звучат, душа моя болит.
И веры прежней нет — её уже не стало,
Лишь луч надежды теплится, горит.
Я застилаю скатерть-самобранку,
И гаснут свечи, в голове звучит Шопен.
И я веду с судьбою перебранку
Среди холодных безразлично-белых стен.
Я заключён, как джин Хасан, в бутылку
Из хрусталя в опаве тёмных рам.
Вся жизнь — тюрьма: Кресты, или Бутырка,
Или любовь не слишком трезвых дам.
Ещё мне снятся призрачные дали,
Я слышу шум мятущейся волны,
И где-то там, в ночи, кричат там-тамы
О дикой страсти и большой-большой любви.