***
К нам время повернулось боком,
Всё сдвинулось и поползло.
Безумный бармен ненароком
Смешал в коктейль добро и зло.
И столько лет, как нет Союза,
Но продолжают угли тлеть.
Стоит растерзанная муза:
Кого любить? Кого жалеть?
В этом стихотворении, замечательного российского поэта, Ильи Фонякова, чувствуется обеспокоенность положением дел в государстве.
Окружающий мир, всегда был и будет, под пристальным вниманием, зрелого поэта, ведь недаром немецкий поэт Генрих Гейне, так охарактеризовал такое состояние:
«Если мир треснет, трещина пройдёт через сердце поэта»
Замечательный советский, российский поэт, журналист, переводчик, литературный критик, Илья Олегович Фоняков (17 октября 1935 года, посёлок Бодайбо, Иркутская область – 23 декабря 2011 года, Санкт-Петербург), известен своим самобытным, талантливым, стихотворным творчеством и журналистской деятельностью.
Илья родился, в посёлке Бодайбо, где в это время работал его отец, Олег Антонович Фоняков (1899, Луганск – 1938), главным инженером геологоразведочного управления треста «Лензолото». Отец окончил Петроградский горный институт, был беспартийным.
Отца арестовали 31 декабря 1936 года и расстреляли в Читинском лагере 5 февраля 1938 года.
Мать – Наталья Николаевна Фонякова, (урождённая Колоколова (1912 – 2002), филолог, учитель русского и литературы.
После ареста мужа, мать с маленьким Ильёй вернулась в Ленинград. После эвакуации из блокадного Ленинграда, они жили в селе Макушино, Курганской области, с 1942 по 1945 год, затем вернулись в Ленинград.
Учился Илья, в старейшей петербургской школе «Петришуле» - основанной в 1709 году, как школа при лютеранском приходе Святых Апостолов Петра и Павла.
Затем до 1918 года, называлось Главное немецкое училище Святого Петра (гимназия). В 1996 году ей было возвращено историческое название – «Петришуле».
В школе учатся более 1600 детей, в том числе до 25% русских. В школе углублённое изучение немецкого языка, находится она на Невском проспекте.
В 1952 году Илья окончил 222 среднюю школу( Петришуле), а в 1957 году – отделение журналистики филологического факультета Ленинградского университета.
Работал Илья Фоняков литературным сотрудником в газете «Советская Сибирь», Новосибирск, 1957-1962, и собственным корреспондентом «Литературной газеты» по Сибири, (1962-1974), в 1974-1997, собственным корреспондентом по Ленинграду, когда разовый тираж газеты достигал 6 млн. экземпляров.
Между прочим, на сегодняшний день, тираж «Литературной газеты», увы, только 113 тысяч 800 экземпляров.
Илья Фоняков начал печататься с 1960 года, со стихотворения «За мир», в газете «Большевисткое слово» город Пушкин.
Первый журнальной публикацией стали два стихотворения в журнале «Звезда», 1955 год, №9.
Первая книга стихов «Именем любви», была выпущена Ленинградским отделением издательства «Советский писатель», в 1957 году.
Ранняя лирика, Ильи Олеговича, живо отражает молодёжные настроения тех лет, здесь и романтика студенческих комсомольских строек, и безоглядное желание «вглядеться в простор не открытой земли» и рассуждения о «сущности атомной войны», и мечта о «смеющихся людях», строящих светлое будущее социалистической страны.
Эти стихи подкупали – особенно сверстников – своей искренностью:
«Костёр»
Видишь – хвоя зелёной кучей,
Рядом брошены топоры.
Научитесь – на всякий случай –
На снегу разводить костры.
Научитесь! Ведь вы – мужчины.
Путь по жизни бывает крут.
Наколите сухой лучины,
До земли утопчите круг,
Огонёк – синеватый, слабый –
Заслоните, чтоб не заглох.
(Здесь шинель хороша была бы,
Но и ватник тоже не плох.)
Тёплый пепел, взлетая тучей,
Опускается на ладонь…
Научитесь – на всякий случай, -
Не мигая, глядеть в огонь!
1955 год.
Илья Фоняков, член Союза писателей СССР, с 1961 года, после распада СССР, член Союза писателей России.
По рождению сибиряк, по культуре питерец, Илья Олегович, с 1957 по 1974 год, прожил в Новосибирске и оказал положительное влияние на поэзию Новосибирска и на работу толстого журнала «Сибирские огни», где он печатал свои стихотворения.
В Новосибирск из Ленинграда, чета Ильи и Эллы Фоняковых приехала в 1957 году, сразу после окончания института.
Для города это было особое время – время хрущёвской «оттепели» с её эйфорией от политических и творческих свобод, время бурного развития Академгородка, который является частью Советского района Новосибирска, и находится в 20 км. от центра города.
Тогда ещё совсем юный Илья Фоняков, имел при себе две синенькие корочки – диплом отделения журналистики Ленинградского университета и изданную в Ленинграде первую поэтическую книжку с названием «Именем любви».
Жизнь, Ильи Фонякова, тогда разделилась на две ипостаси – журналистику и поэзию.
Для Новосибирска, Илья Фоняков был носителем питерской культуры, человеком чрезвычайно начитанным, эрудированным и возглавлял созданное им знаменитое «Лито Фонякова» - при газете «Молодость Сибири».
Через это литературное объединение прошли многие новосибирские поэты и писатели, в дальнейшем определяющие литературную жизнь города.
Жена, Элла Ефремовна Фонякова, (19.03.1934.-21.04.2012.), советская и российская поэтесса, писательница, драматург, член Союза писателей России, стала постоянным автором газеты «Вечерний Новосибирск», заведовала отделом культуры в газете.
Писала стихи, прозу, пьесы. Пьесы Эллы Фоняковой были опубликованы в журнале «Сибирские огни», постановки шли в местных театрах.
Элла Фонякова издала четыре своих книги. В журнале «Сибирские огни» впервые был опубликован первый вариант повести о блокадном Ленинграде: «Хлеб той зимы», которая была написана по записям, в её детском дневнике.
Повесть «Хлеб той зимы» была переведена на несколько языков и издавалась в Эстонии, Болгарии, Таджикистане, Германии и США.
Помимо всего, Элла Фонякова, была профессиональным художником, у неё прошло более 40 выставок её картин, в России, Швеции, Швейцарии, США, Болгарии, Японии.
Элла Фонякова – лауреат литературной премии имени Гоголя-2005 год.
В браке, у четы Фоняковых, родился сын, Дмитрий, который со временем, стал историком, археологом, кандидатом исторических наук.
Как профессиональный журналист, Илья Фоняков, выступал во многих литературных жанрах: ему принадлежат сборники проблемных очерков:
«Доверительный разговор»-1975, «Пятьдесят писем из председательской папки»-1982, путевые заметки: «Восточнее Востока. Полгода в Японии»1987, «Зелёная ветка Вьетнама»-1989.
Литературный портрет «Сергей Марков»-1983. Заметки касающиеся поэзии: «Сказать несказанное»-1960, «Похвала точности»-1977 год.
Поэт с горечью констатировал, что в новых исторических обстоятельствах, гражданское общество в России морально деградировало, безволие и нищета надломило народ.
«Все говорят. Никто не отвечает» Илья Фоняков задавался вопросом, кто виноват в случившимся, со страной и нелицеприятно высказался о народе, видя в нём самом причину всех бед:
«А может хватить плакать о народе
Сочувствовать ему и сострадать?
При всякой власти, при любой погоде
Всё от него – и зло, и благодать»
Илья Олегович, активно выступал как переводчик. Он переводил поэзию с английского, вьетнамского, латышского, киргизского, шведского, с языков народов Сибири (алтайский).
За долгий творческий период, вышло более сорока книг Ильи Фонякова: стихи, литературная критика, публицистика, многочисленные переводы, с языков ближнего и дальнего зарубежья.
Илья Фоняков, постоянно совершенствовал литературную форму своих произведений, писал сонеты, выпустил два больших цикла своих стихов, с палиндромонами: «Стихи с палиндромонами» и «Парад палиндромонов».
В 1999 году, Илья Фоняков, выпустил мемориальный сборник, посвящённый отцу – Олегу Антоновичу Фонякову,
погибшему 5 февраля 1938 года и реабилитированного лишь 12 ноября 1997 года. Книга, под названием «Ночь накануне», составлена из произведений разного жанра, стихи и проза.
За вклад в развитие российской литературы, поэт, журналист, Илья Олегович Фоняков был награждён:
- орденом «Знак Почёта»
-юбилейной медалью «За доблестный труд в ознаменовании 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина.1970 год.
- почётной грамотой Президиума ВС Грузинской ССР.
- почётный диплом Законодательного Собрания Санкт-Петербурга, 7 сентября 2005 года – за выдающийся личный вклад в развитие культуры и литературы в Санкт-Петербурге и в связи с 70-летием со дня рождения.
Замечательный поэт Илья Олегович Фоняков, умер 23 декабря 2011 года, в возрасте 76 лет, в Санкт-Петербурге. Похоронен в Санкт-Петербурге, на Комаровском кладбище.
Читая стихотворения поэта, Ильи Фонякова, проникаешься уважением, к его таланту, и гражданской совести, писать, о том, что пережил, передумал, и что волнует.
Из поэтического наследия Ильи Фонякова.
«Святые»
Канонизирован Романов,
А с ним и вся его семья,
Расстрелянная из наганов,
Восстала из небытия.
И праведная заграница
С отцами церкви заодно
Зовёт народ мой повиниться
За кровь, пролитую давно.
Но эта кровь – лишь капля в море,
Так всё же думается мне,
В том океане смут и горя,
Что расплеснулся по стране.
Сочти утраты всей России,
По большей части без вины!
Не записать ли всех в святые
И с той, и с этой стороны?
2008 год.
«Справа, слева ли читай…»
Из цикла «Палиндромоны»
***
Смешно зло меня корить, жёнка, не спеши:
Едва дьявол начеку – как спастись душе?
Шёл я лесом, и кругом – веришь? – ни души,
Вдруг смотрю: сидят двое в шалаше.
Видно, так оно и впрямь было суждено:
Сам не помню, хоть убей, как я к ним подсел.
Справа, слева ли читай – выйдет всё одно:
ЛЕС, ОКАЗИЯ, ШАЛАШ… Я И ЗАКОСЕЛ!
***
Аксиома наших дней.
Равенство – лукаво.
Кто проворней и сильней –
Тем успех и слава.
Кто-то золото гребёт,
Заправляет в банке.
Кто-то донышко скребёт
У консервной банки.
А иной до черноты
Близкими заеден:
Кто таков ты, если ты
НЕ ДЕБИЛ - И БЕДЕН?
***
Вдали от северных туманов
Сегодня жарче, чем вчера.
Не до любви, не до романов:
Трезвит не холод, а жара.
Душе не воспарить в полёте
Среди курортных колоннад.
- Красавицы, вино вы пьёте?
ДА, НО МИЛЕЕ ЛИМОНАД!
***
Небо – синего шёлка,
Степь – цветной сарафан.
Видим: вон перепёлка! –
Сверху сокол-сапсан.
Век живого недолог,
Справедливости нет.
Надрывайся , эколог,
Разрывайся, поэт.
И ягнёнку, и волку
Состраданье неси,
Сохрани перепёлку
И САПСАНА СПАСИ!
«Ленинградская школа»
Галогены, глаголы,
Двойки-тройки, стенная печать…
Ленинградскую школу
Довелось мне когда-то кончать.
Двести двадцать вторая,
«Петришуле», ты веха в судьбе,
Но прости, дорогая,
Что сегодня я – не о тебе.
Ленинградская школа!..
Пролистайте страниц вороха:
Ленинградская школа
Есть в университете стиха.
В день раздора, раскола
Выживала, всему вопреки,
Ленинградская школа
В точной рифме,
В отделке строки.
К слову пригнано слово,
Чтобы ритма напор не ослаб.
«Чую дух Гумилёва!» -
Делал стойку ревнитель из *РААП. –
Невозможная схема
Настораживает неспроста:
Наша, вроде бы, тема
А мелодия –
Та ещё, та!..»
Надзиратели строго
Надзирают, а годы идут.
Вот и мы у порога,
Начинающие –
Тут как тут.
Жизнь к чему нас готовишь?
Что вручишь нам в наследство, как дар?
С нами Шефнер, Гитович,
Глеб Семёнов
Ведут семинар.
Разлетимся по свету,
По лесам, по горам колеся,
Ленинградскую мету,
Как зарубку на сердце неся.
У Байкала, Тобола,
На Алтае, в степной Барабе,
Ленинградская школа,
Оставался я верен тебе.
Окажи мне доверье,
Как, бывало, твои старики,
Запиши в подмастерья
Или –
Вечные ученики.
*РАПП – Российская ассоциация пролетарских писателей, с 1925 года. Главными активистами и идеологами были писатели: Д.А.Фурманов, Ю.Н.Либединский, В.М.Киршон, А.А.Фадеев, В.п.Ставский.
Вопреки названию, большинство руководителей РАПП, имело непролетарское происхождение. В РАПП входило более 4-х тысяч членов.
В 1932 году РАПП был ликвидирован и создан Союз писателей СССР.
«Из семейной хроники»
1.Протокол-1918
Время деда щадило: в семье сохранились бумаги,
Что при обыске было изъято оружие – шпага
(Принадлежность к мундиру, поскольку – «действительный статский…
И порой нацеплял атрибут, как считал он, дурацкий.
Также в десять рублей золотом изъята монета
(Общий счётом одна – так, буквально, записано это),
И с орлами двухглавыми дюжина пуговиц медных,
Дутых, недорогих, но идеологически вредных.
Время деда щадило. Уж так, слава богу, случилось.
Видно, время тогда не совсем ещё ожесточилось,
Полетело вперёд, на лету постепенно лютея,
Но не дожил до худших времён педагог из лицея.
Умер смертью своей, проходя у лицейской ограды,
Ни Большого Террора не знал, ни войны, ни блокады.
А крамольные пуговицы (видно, плохо глядели)
Много лет попадались мне в бабушкином рукоделье.
2.Письма - 1936
Ещё полусвободный, на подписке,
Отец мой письма посылал жене,
Не помышляя о возможном риске,
В них рассуждал раскованно вполне.
В почти самоубийственном кураже
Писал он, прежде чем пропасть навек:
«Мой следователь – я сказал бы даже,
Мой собеседник – умный человек,
Весьма начитанный определённо,
Умеющий расположить к себе.
Непринуждённо, непредубеждённо
Мы говорили о жизни, о судьбе
Страны,
о Чехове, о Достоевском,
Я даже увлекаюсь иногда,
Как, помнишь, в нашей комнатке, на Невском,
В кругу друзей, в недавние года.
Он слушает, кивает мне глазами.
Придвинув канцелярский дырокол,
Вздохнул вчера: «Как жаль, что вы не с нами
Прошу вас, подпишите протокол»
«И жизнь, и слёзы, и любовь»
То перестрелка, то резня –
Набор, увы, традиционный…
Но есть окошко «Жди меня»
В программе телевизионной.
Там ворожит артист Кваша,
Сводя сограждан разлучённых
Лицом к лицу, к душе душа –
Счастливых, плачущих, смущённых.
Из года в год – числа им несть!
И, вопреки новейшим данным,
Рассказам нашим и романам,
Душа, похоже, всё же есть.
Там лица, а не макияж,
Там говорят глаза и руки
О том, что счастье – не мираж
И через тридцать лет разлуки.
Как ни злословь, ни суесловь –
Проймёт и сквозь тройную шкуру:
Там – жизнь, там – слёзы, там – любовь.
И стыдно за литературу.
2006 год.
«Семейный сонет»
Вот вам семья, которая слыла
Недавно показательно счастливой:
Интеллигенты оба, с перспективой,
Дом – образец уюта и тепла.
Но прилетела некая стрела –
А, это ты, кудрявый и сопливый,
Воспитанный под греческой оливой
Божок, не знающий добра и зла?
Ты здесь уж был, зачем явился снова
Тобой же сотворённые основы
Крушить вразнос? Смотри твоя вина:
Скандалы, слёзы, дети сбиты с толку.
А ты внушаешь людям втихомолку:
«Любовь – она всё спишет, как война».
2007 год.
«Старинный мотив»
Душа моя – крепость, моя цитадель,
Последний рубеж обороны.
По стенам, по трещинам лепится хмель,
Над башнями кружат вороны.
Не смейте ломиться! Когда захочу,
Я вылазки сам совершаю,
По рынку пройдусь, в кабачок заскочу
И пива бокал осушаю.
Там в спорах слетают слова с языка,
Слетают бесстрашно и вольно,
Но всё до известных пределов – пока
Душа не замкнётся: «Довольно!»
Настырным отлуп! Любопытным – отказ!
Без нас до шумите, пируя.
Твердят англичане: «My hote is my castle»*
«My soul is my castle»** - говорю я.
«Мой дом – моя крепость»* - англ.
«Моя душа – моя крепость»** англ.
«Бабушка моего приятеля»
У моего приятеля
В качестве воспитателя
Была - да славиться ей в веках!
Бабушка, говорившая на пяти языках.
Бабушка не была ни переводчиком, ни лингвистом.
Она когда-то окончила институт благородных девиц.
Она ходила в халате, засаленном и обвислом,
Читала философию и не любила художественных небылиц.
Она читала беспрерывно, бессистемно, бессонно
(Дольше всех светилось её окно в темноте)
Маркса, Пифагора, Кьеркегора, Ницше, Бергсона,
Конта, Канта, Ганди, «Униту» и «Юманите».
Семья моего приятеля вымерла во время блокады.
Промежуточных звеньев не стало: были только бабка и внук.
Юноша, лишённый родительского догляда,
В пору ломки голоса абсолютно отбился от рук.
С ним беседовать было некогда, он возвращался поздно,
Бывало, что выпивши, бывало, что не один.
Бабушка самоотверженно продолжала отыскивать подступ
К интеллекту внука – утешение её седин.
Почерком девическим, изящным до умопомрачения,
Принесённым сквозь годы старения и потерь.
Она выписывала из книг наиболее примечательные изречения
И кнопками прикалывала их потомку на дверь.
Клочья экзистенциализма и диамата,
Словно коллекционных бабочек под стеклом,
Красовались, касаясь друг друга крылом,
И дверь была от записок лохмата.
Мы с приятелем смеялись, рассматривал её в упор,
И только недавно поняли, разобравшись толково:
Способ воспитания был не хуже любого другого.
Некоторые изречения помнятся и до сих пор.
Что вообще сберегли мы, а что - растратили?
Вспоминаю квартиру тесную на втором этаже.
Ну и бабушка была у моего приятеля!
Нынче таких не бывает уже.
***
Как выжить при такой дороговизне?
Жильё, метро, лекарство для ребят
И крутишься, и мечешься по жизни,
Как проклятый, и сам себе не рад.
Что проку в бесполезной укоризне:
Стремились в рай, а угодили в ад?
В твоей непредсказуемой отчизне
Никто и никогда не виноват.
Как видно, не тебе достичь успехов
Сегодня, в мире жёстком и крутом.
Придёшь домой,
Пол города объехав,
Достанешь с полки заповедный том.
Бесплатно лечит только
доктор Чехов.
Ну что ж, скажи спасибо и на том.
1964 год.
«Безвременье»
Проходят безвременья сроки,
Пора наступает, когда
Пророки впадают в пороки,
И надо стыдиться стыда.
Отринув любые запреты,
Дичают низы и верхи.
От нечего делать поэты
Фигурные пишут стихи.
На сером асфальте проспекта,
Толкаясь в потоке людском,
Какая-то новая секта
Приплясывает босиком.
Всё это изведали греки
И поздний стареющий Рим,
А мы их в Серебряном веке
И после ещё повторим.
Во всём ожидание краха
И предощущенье толчка.
А что там восстанет из праха,
Ещё неизвестно пока.
2008 год.
***
Ещё без дома, без копейки,
С весенним ветром в голове,
Мы целовались на скамейке
У входа в парк на Островах.
И не забуду по сей день я:
Прохожий, на тебя кося,
Изрёк с оттенком осужденья:
- Ещё облизывается!..
В те дни мы жили как в угаре,
А было это так давно!
На склоне лет в дешёвом баре
Я пью дешёвое вино.
И голова моя седая,
И жизнь, считай, почти что вся,
И кто-то смотрит, осуждая:
- Ещё облизывается!..
«Антоновка»
Яблоню в полночь сломала гроза.
Треск услыхали все бывшие в доме.
Глянули утром – живая слеза,
Чуть пузырясь, проступает в разломе.
Хочешь - не хочешь – пили на дрова.
Старое дерево было, а всё же
Жизнь до сих пор ещё втайне жива
В каждой из веток, под складками кожи.
Это тебе не сушняк, не бревно:
Тонкие, млечные, влажные жилки.
Вязнет пила, пьяня, как вино,
Спелой антоновкой пахнут опилки.
Тучи растаяли. Радуя глаз,
Солнце в листве не увядшей смеётся.
Может быть, так после смерти и в нас
Что-то ещё до поры остаётся?
1970 год.