В тот день в Филях резвился дождик.
Мне, неприученной к вранью,
ты объяснял, что ты художник
и просто ас в портретах ню.
Что у тебя свободен вечер,
а дом всего в одной версте,
и ты готов увековечить
меня, нагую, на холсте.
***
Метались мысли, в стаи грудясь:
ну вот и я среди богем!
Как охнут девки: – Новый Рубенс!
(Ну, на худой конец, Гоген…)
Как я Данаей или Махой
сойду под своды колоннад
и как пошлю начальство лесом,
коль не удвоят мне оклад,
как подошью себе в подшивку
я разворот журнала Vogue…
И я попалась на наживку
и утопила поплавок.
***
Со мной не ввязываясь в тёрки,
молчала совесть, хоть бы хны!
Ты по пути зашёл в Пятёрку,
купил по акции «Лыхны»,
потом мы ехали в маршрутке,
и в шумной, душной тесноте
ты мне поглядывал на грудки,
кося глазами в декольте.
***
В квартире был сквозняк и хаос,
на кухне капала вода...
Ну, да, квартирка – не пентхаус,
искусство нище, как всегда!
Но вот уже в небесной выси
ударили колокола,
и ты достал мольберт и кисти,
а я разделась догола!
***
Москва дождём была залита,
и пахло мусором ведро,
и нагло так и деловито
комар садился на бедро.
Но что мне мусор, что москиты,
что этот пыльный секретер –
ведь наносил уже мазки ты
вовсю на будущий шедевр!
И ты в порыве откровенья
сказал, что я тебе должна,
и я тебе для вдохновенья
ещё как женщина нужна!
Что на века тебе дана я,
дана как сабле рукоять…
И ты назвал меня «Даная»,
и не смогла я устоять…
Смогла сказать лишь, мол, не дура,
что музы значимы в судьбе,
и ты поставил Гарри Мура
и притянул меня к себе…
И вот, когда под ритмы блюза
коснулся ты меня плечом,
к тебе пришла другая Муза,
открывши дверь своим ключом…
***
Как близко вечное бывает,
ложится золотом в строку,
и тут же в Лету убывает
и превращается в труху!
Плывём по чувственной реке мы,
листаем жизни фолиант…
Ну, где же ты, моя Богема –
поэт, писатель, музыкант?
Ведь я ж кому-то стану Музой,
а все шедевры – впереди…
Но если ты не член Союза,
то даже и не подходи!
Март 2024 г.
Художник - Томас Салиот (Франция)