Неисправимый двоечник.
- Мудявкин Семён, ты неправильным рефлексам подвержен. Не очень эстетично это выглядит со стороны. Дёргаешься не к месту, вихляешься невпопад, Сеня, пора прекратить такое поведение. Будь серьёзнее!
- Да, Степан Павлович, я учту ваши замечания. В корне не поменяю своё поведение, конечно, но прикурить кое – кому дам.
- Это что такое, как тебя понимать? Поясни мне, ученикам класса.
- Эклеменс, Степан Павлович, полный эклеманс в данный период превалирует в моих поползновениях приблизиться к эталону, каким мне представляется эвербарс ученика Эдика Козявина.
Степан Павлович приоткрыл свой рот, забыв о том, что на него смотрят ученики пятого класса. Чтобы не прослыть профаном в той области, в какой Мудявкин был самим совершенством, Степан Павлович решил, что и ему не помешает показать свой класс, и блеснуть эрудицией.
- В какой - мере ты прав, Мудявкин. Экрэнц Козявина на должном уровне, но не хватает ему эмеклика в вихревых волнах, излучаемых его наэлектризованным мозгом, действия его эмансипированы, хотя потуги к совершенству налицо имеются. Одним словом, Козявин наш будущий Эйнштейн.
- Какой же он Эйнштейн, когда никогда не получал оценок больше двойки,- ввернула в диалог двух гениев фразу отличница Оля Веснухина.
- Оля, отличница ты наша, а разве ты не знаешь, что Эйнштейн в школе был неисправимым двоечником?
- Для меня эта полная неожиданность.