предпоследняя глава из поэтики

Сергей Муценко Избранное
я  источник  своего собсвеного  вдохновения

и  буквально  в двух  словах

я  попытаюсь установить

его  истинную  природу

так  вот  в  первую очередь  это  моя

любимая  бабушка  Мария  и  мой  дед  Степан 

который  первый  раз  в  моей  жизни

подарил  мне  радость  поезии 

скажи - ка   дядя  ведь  недаром

до  сир  пор  звучит в  моих ушах

мы  сидим  в  комнате  с  огромным

на всю  стену  окном

тикает  будильник 

смачно  лакает  оставленную

на  столе  сметану  кот  пузык

за  стеной  который  уже  час  подряд

ругаются  пинчуки  их  дочка  лариска

моя  лучшая  подружка

мы  даже  разик  поцеловалась

но  сосисечек  у нее  еще  не было

и  мне  пришлось  целовать

её  ягодки-пупырышки

было  прикольно

так  вот дед  читал

ни  кого  ни  сего

а  самого  лермонтова

часы  тикали  бабушка  хасовывала 

советское  пухлое  тесто

в  говорящую  чертями  печь

и  мы  вдыхали  в себя  этот 

сдобный  запах  целое  воскресение

о  потом  он  уходил  гулять

в  другие  хаты  в нашем  безмерном  дворе 

когда она  умерла  от рака

я  стоял  с племянницей  танькой

недалеко  от  её  гроба  щипал  её  тощую  попу

такие  мы  все  в  нашей  украинско -еврейской  семье

и  тихо  хохотали

люди  в  процессии

на  нас  оглядывались  и  шушукали

а  бабушка  стояла  сзади  за  нами

и  гладила  нам  головы 

она  против  ничего не имела

она  ни на  мгновенье  меня  не оставила 

а  прошло-то  куча  лет

целая  вечность

я  перевернул  страницу

двух  цивилизаций

поменял  страну  жительства

женился  и  развелся 

родил  ребенка

и  выродился  из  семьи

но  об  этом особая  история

последний  раз 

я  видел  её  после  похорон

меня  почему-то положили  спать 

на  её  перине 

поздно  ночью  я  открыл  глаза

а  на  меня  смотрело

ее  спокойное  любящее лицо

волосы  ее  развивались

как  охраняющую  всю  мою  жизнь  горгоны 

и  она  смотрела  и  слегка  улыбалась

краешки  её губ  удлинялись   

в  мягкой  улыбке  и  она  была

очень  красивая   

следующая  инстанция

в  оценке  моих  выпочин 

( то  есть потуг  и  пролитого  пота )

это  отец  моей  жены

китани  что-то  шегеки

известный  японский  поэт  и  скультор

отличный  рисовальщик

в  бытность  свою  он  был  камикадзе 

но  в последний  момент  у  него  разразился  понос

и  он  не  погиб

в  пэрле  харборе

за  ним  тянется  темная  вереница

слуг  сегуна  головорезов  самураев

всадников  и  неудчников

один  даже  был  императором

но  только  три дня

его  жена юдифь 

отрезала  его  японскую  голову

имя  его  не  сохранилось  в  истории

но  с тех  самых  пор

японцы  ненавидят  форинэрз

и  поделом

когда  я  был  в  японии

мое  присутствие  просто

обходили  молчанием

и  я  стал постепенно  растворяться

в  воздухе 

сначала  ноги  потом  живот  и  голова

даже  жена  переставала меня замечать

когда  дело  дошло  до  паха 

я  решил  все  баста 

я  больше  туда  никогда  не  поеду

хотя  условия  жизни  там  для  семьи

и  детей  просто  идельные

моя  земляничка  училась  играть

на  виолончели 

так  же  как  еще 

двеннадцать  ребят  в  её  классе

так  вот  именно для  них  были

изготовлены  специальные  детские

инструменты  для - бля 

нет вы только подумайте

все  отличного качества

отсутствие  качества  японцам

не  по  карману

и  наконец  перед нами

огромный  гладиаторский  стадион

квинтессенция  творчества  всех 

времен  и  вселенных 

смерть это либо  простая  прогулка

в  лес 

это  не  имеет  никакого значения

дыхание  эта  такое же творчества

как  писание  романов

но  высшей  категорией  являемся

конечно  мы   поэты

об  этом  позже

так  вот 

в этой  предпоследней   главе

моей  поэтики

я  стою  посередине 

окровавленной  залитой

сжигающей  ложь  и претензии

полноценной  арены

а  вокруг  на  удобных  сидениях

под  шлафроками  и  пальмами 

сидят  мудрые  творчеством  мира  сего

аристотель  къеркегор

элиот  эдип  пиаф  эмиди  диксон

пастернак эдип орфей  и мефистофиль

анна  каренина  и  анна  ахматова

данте  и  шекспир 

все  мои  окончательные  судьи

каждой  строчки  и каждого  поворота

в  лабиринте  мышления  и  творчества

сто лет  я  видел  их большие

пальцы 

повернутые  вниз 

и  только  последние  сорок  дней

они  постоянно  указывают  на  солнце

это  постоянно  полдень

это  постоянный звон  колоколов

будильников  тысячелетних  маятников

и  непрестанное  биенье  сердец

и  наш  ад

это  значит

не творить



написано  в одночасье 

с  последним  ударом  меча

отсекающим  голову  гладиатору

арена  часов  показывает  вечность

ровно  в двеннадцать

и  становится  на  дыбы  кони

тигры  повозки  и  слоны

в бесконечной  капле  времени