Капелька сороковая

Владимир Симагин Старший
Когда я, по завершении четвертого года командировки в ГДР, заявил о том, что не хочу больше никаких продлений контракта, на меня некоторые (и жена – в том числе и среди первых) посмотрели, как на ненормального. Народ тогда (собственно, как и сейчас) больше любил трудиться за пределами Отечества – главным образом, по причинам сугубо материальным. А мне уже было невмоготу, хотя очень нравилась работа как таковая, я успешно освоил предмет и терминологию, даже составил неплохой отраслевой словарь. Причем словарь этот был абсолютно уникальным, созданным исключительно на основе реалий месторождений, а также особенностей и предприятий, и людей, которые эти месторождения осваивали. Специалисты, что с нашей стороны, что местные - все они были очень интересными людьми: конечно, мне было чему поучиться и в профессиональном, и в человеческом плане – я ведь приехал на свое первое рабочее место в возрасте всего лишь 22-х лет (впрочем, будучи уже отцом семейства с целым одним сыном!). И все же, не смотря на это вот все, меня просто что-то гнало вон оттуда. Ну, а катализатором этого процесса послужил визит моего шурина – он работал в отделе городов-побратимов Моссовета и приезжал в Берлин чего-то там обсуждать. Ну, к нам зашел в гости, главного юриста г.Москвы привел, кофе попили с коньячком. А он и предложи мне место в аппарате Главного архитектора Москвы, типа протоколом заведовать. А я возьми, да и согласись. Ну, оно и завертелось. Жена, конечно, губы надула – ибо она их уже на год вперед раскатала, в смысле планов покупки разного барахла (к слову сказать, его и так на ж/д контейнер набралось, даже детскую мебель купили – правда, на вырост). Но тогда я еще принимал все окончательные семейные решения единолично, без права обжалования – ни с какой стороны. Ага. Провожали меня с большой, неожидаемой никак, помпой. Министр разных медалек навешал, премию даже выписал (на дорожку, так сказать), письмо благодарственное, грамоту там, еще чего-то. Генеральный директор Объединения, куда Гоммернский НИИ входил, тоже надарил всего. А как-то в пятницу директор института, научный директор и ядреная крутобедрая главбухша НИИ тоже в Берлин приехали, чего-то там подарочное приволокли. Ну, я их, конечно, на рюмочку чая пригласил, они размякли, с устатку и не евши - главбухша в особенности, всё со мной на прощанье обнималась да целовалась, натурально пуская слезу валькирскую, пока директора на халяву коньячок армянский посасывали, лимончиком закусывая да кофейком запивая…
Да уж…Женушка моя потом долго из себя обиженку строила. Хотя я и в Москве на неплохо, по те временам, оплачиваемую и престижную работу поступил – в аппарат Главного архитектора г. Москвы (контора называлась ГлавАПУ – Главное архитектурно-планировочное управление), занимался международным сотрудничеством в области архитектуры и градостроительства. Правда, не надолго – очень я независимый такой парень был, не терпел диктата. Да и вообще: не чиновник я по природе, а там приходилось в эту шкурку влезать, чтобы оставаться, так сказать, «в обойме». Хотя работа мне нравилась, я даже был секретарем комитета ВЛКСМ, молодежь меня любила и уважала, я своим комсомольцам устраивал разные приятности – например, сажал в «Икарус» человек сорок, возил по новым спортивным объектам, на которых еще даже соревнования не проводились, но все уже было готово. Ну, и так – культурные разные мероприятия организовывал. Шел 1980 год, в Москве готовились к проведению Олимпиады, наши архитекторы, в порядке авторского надзора, наводили лоск на объектах: на крытом велотреке и гребном канале в Крылатском, в крытом стадионе и бассейне на проспекте Мира, в новых, построенных к Олимпиаде, гостиницах. Было весело и интересно, но напряженно. Но Олимпиада прошла, пришла рутина и скука, и стал я искать разнообразия.