Она и ее туфли

Фарфель Арнольд
Почему-то мир устроен не справедливо, точней - не честно... Обидно даже...

Кажется все уже хорошо, и цвет, и кожа, и колодка удобная, и каблучок, именно той формы и высоты, чтоб подчеркнуть… и в зеркале это смотрелось так, что хотелось купить заодно и зеркало. И продавщица такая вежливая: " Эта модель мало кому подходит, но на Вашей ноге она выглядит просто замечательно". И самой кажется, что действительно замечательно. Особенно как-то выглядит – дорого и стильно.

А вот думаешь, если написано, что дорого, то сейчас не хватит денег, и от покупки придется отказаться в пользу чего-нибудь миленького и недорогого. И потом ненавидеть это недорогое, тут же переставшее казаться миленьким.

И так могло бы быть.
И так не раз бывало – драма утраченной любви и ненужности. Или трагедия безответственности, когда нет сил быть в ответе за тех кого приобрела.
Все это бы кончилось тихим расставанием.
В дальний угол шкафа, в чуланчик, в кладовочку, на антресоли, где погребенный и обретет свой покой и твое забвение, лишь изредка нарушаемое разочаровывающими осмотрами в начале очередного сезона.
"А это ты? Ну, как там все нормально? Хорошо выглядишь?" - это ему.
"И неужели когда-то я выбрала его?" - это себе.
Не с кем было ходить, или просто в порыве шопинга поддалась охотничьему инстинкту, или…
Да мало ли чего предшествует отправке недостойного приобретения в чуланчик жизни, на антресоли сознания.

Но лучше, пожалуй, детективный сюжет о «хочу» и «достойна».
Ограбление – нападение и погоня, перестрелка, окровавленная нога…
Окровавленная нога – крупно, во весь экран. Алая кровь на загорелой, упругой голени, великолепно подчеркнутой восхитительной гармонией кожи, колодки и каблучка.
Трогательное единство формы, вобравшей в себя совершенство содержания, и самого содержания, вместившегося в форму и возвышающееся над ней.
Короче, твои ножки в этих туфлях оправдывают все - ограбление, кровь, убийство неполноценных, недостойных, просто слабых, случайно попавших под руку, задетых рикошетом.
А потом, через годы - ты во главе всемогущего клана, разбогатевшего и легализовавшегося, и особняк больше похож на дворец, и то что вокруг него хочется называть поместьем.

И ты уже не ты, а – Прима, Мама, Донна, Сама..
Сама придумай что-нибудь не длинное, пошлое и почтительное.
Придумала?
Так вот, ты – это!
И все вертятся вокруг тебя, стараясь попасться на глаза, подобраться, втереться… И ты собираешь самых втёршихся, открываешь сейф, и достаешь, и надеваешь. Вот, мол, с этих туфель все и началось. Эти туфли сделали меня этим. И умолкаешь. И все тоже видят, что ножки уже не те.
Эх, ножки-ножки...
Минута молчания…
Похороны…

А вот оно как - два сюжета, а конец один.
Ну, да все там будем. Не вечно же разочаровывать Господа своими выходками.
Потому что его-то не обманешь.
И я тебя больше не буду.

Ты и сама, наверное, уже заметила, что это не два сюжета, а один - о дороговизне обуви. Это слишком просто. Даже как-то недостойно, не о любви, и не о смерти, и не о звездах. Не романтично, не над чем всплакнуть.
Хотя, когда нет денег – беда!
Кому я это рассказываю? Ты же сама все знаешь…
А вот, когда есть, это – фантастика.

Фантастика, как смотришься ты в этих туфлях. И они на тебе… Глаз не отвести. Ни в сказке… Ни пером…
Давай дальше без драм и детективов.
Давай дальше ты идешь по улице, а навстречу он…
Чем дальше ты идешь, тем он ближе.
Это парадокс – чем дальше, тем ближе. А еще бывает - чем дольше, тем ближе.
Не ожидала, ни на что не надеялась, а ближе, рядом…
Кто-то же должен остановиться.
Дальше же все исправится, все будет, как должно быть.
Дальше будет дальше!

Напрасно мы отвлеклись от туфель - следить надо за обувью.
Будешь следить, и она прослужит тебе долго!
Опускаешь взгляд и видишь – что-то не так.
В магазине, в зеркале одно, а на улице…
Тоже не плохо, но не наповал.
И дело все в каких-то мелочах, в чем-то невыразимом, в чем-то, что должно было бы вас сроднить, но не сроднило.
Миллиметры, оттенки, антресоли…

Невыразимое, и есть – невыразимое.
Извини, что пытался объяснить.
Прости дурака.
Не то, и все!
А счастье было так возможно…

Слушай, пока я еще прощенный… Одна фраза, никак не связанная с этой историей, – А счастье быдла так возможно!

Всё, всё, всё.
Возвращаемся к нашей теме.
И, значит, фраза о счастье – Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сама!
Итак – фантастика!
Даже делать ничего не пришлось.

Дальше, дальше, дальше, ближе, ближе, рядом…
Еще сзади, но уже рядом. Догоняет.
Вот он – герой, оказавшийся способным на подвиг!
«Девушка, вы…»

Если бы история закончилась прямо на этом месте, например, так: «Рождество они встретили вместе, как и много-много счастливых дней», - то виноват в этом был бы я. Не в их «счастливых днях», а в том, что побоялся показаться дураком и закончить фразу «Девушка, Вы…».

Знаешь, я долго и неоднократно придумывал достойное завершение этому банальному вступлению. У меня не получилось. И не  только у меня… Миллионы мужчин во все времена, в разных странах, на всех языках…
Я первый придумал. Этих окончаний два. Оба произносятся женщиной. Не всегда вслух.
Это не фраза, а диалог. Приблизительно такой:
-Девушка, вы …
- Вот, козел.
Или такой:
- Девушка, вы…
- А ты любопытный.

Вот, так всегда – начало и конец известны. Родился и умер. Не слишком интересно. Интересно, что там посередине, между пунктами А и В. Так всё и различается - траекторией. Жаль, что я до сих пор не придумал середину этого диалога.
Хотя, уже и не жаль почти.

А ещё почему-то я пишу так, будто пишу тебе и о тебе.
Это не так.
Ты - не она.
Даже, если тебе кажется, что ты на нее похожа, все равно, эта история не о тебе. И история эта фантастическая, и произошла она тогда, когда тебя уже не будет.

С этого все и началось.

Жили-были люди.
Жили-были и умирали.
И почему-то многим это не нравилось.
Удивительно, что почти все, как сейчас, жаловались на жизнь - тяжело, скучно, дорого, дети оболтусы, живот растет, а волосы выпадают.
Не всё у них ладилось. И, хотя они верили, что этот мир не лучший из миров, уходить им не хотелось. Но и оставаться не хотелось. Старость, дескать, - не радость.

Закончилось все это кажущимся нам невероятным научным открытием.

Любой человек мог умереть и тут же родиться заново. И не просто родиться, а заказать возраст, в котором ему хотелось бы появиться - ожить, что ли. Примерно так. Пишешь заявление, желаю прервать свое существование 23-его ноября и возникнуть 24-ого в возрасте 14 лет, и всё – молодой, здоровый, жизнерадостный. Недостатков метод почти не имел. Разве, что разрешалось это сделать только один раз, и новорожденный как бы исчезал для своих близких, и возникал совсем в ином, непредсказуемом месте. Эти, самые близкие, могли даже не знать о его планах возродиться. Из морга им выдавали мертвое тело.
Умер и умер. А родился или нет, кто знает.
      
Ты-то веришь во второе пришествие?
Вот, Сын божий должен появиться в том возрасте, в котором…
Не знаю, умер-не-умер… Исчез.
Кажется, что нет никакой связи.
Столько лет прошло.
Многие очень плакали.
Отвлекаюсь и отвлекаюсь.
Дел полно, вот, и не могу сосредоточиться.
      
Дальше, дальше, дальше, ближе, ближе, рядом…
Еще сзади, но уже рядом.
Догоняет.
Вот он – герой, оказавшийся способным на подвиг!
       - Девушка, вы…
       - А ты любопытный.

Она, конечно, ответила что-то другое. Может, даже: «Полтретьего». Но они пошли в кафешку и пили кофе, и он шутил, и она смеялась, и оба хотели, чтобы это длилось и длилось.
День был замечательный.
И у нее было великолепное настроение.
Новые туфли ей очень нравились.
И ему тоже очень нравились ее новые туфли.
Казалось, что они созданы друг для друга. Она и ее туфли. Она и он. Так бывает. Мир кажется идеальным, чужие привычки не кажутся вредными…

Вот, ни убавить, ни прибавить.

Они не знали, что такое любовь, но полюбили друг друга. Мир был устроен так, что любить было важней, чем знать. И намного приятней. Может быть, мир и сейчас так устроен. Я тоже не знаю. Я знаю другое – они поженились и жили вместе. Друг с другом, каждый день, и каждую ночь, и зиму.
Так вышло, что любовь вечна, а счастье – нет.
Оно так хрупко, и так легко разбивается о детали.
И ты начинаешь ощущать, что что-то не то. И как-то не так. И иногда хочется не этого. Красиво, но не по погоде.
Она понимала, что они созданы друг для друга. Как левый и правый.
И он понимал, что может быть счастлив только с ней.
Это такая безысходность, когда любые изменения только ухудшают ситуацию.
Они знали, что им нечего искать.
Вот, если бы он чуть иначе улыбался, чуть меньше храпел во сне, чуть больше читал в детстве.
Какие-то мелочи. Но, тем обидней.

Мы вынуждены бы были смириться. А у них был шанс.
Она придумала. Женщины, вообще, предприимчивей.
Её план показался ему сначала рискованным, но она была так мила и уверенна.
У них получится. Она все для них сделает.
Ему останется только подождать. Недолго, лет двадцать.

План.
Он пишет заявление на перерождение в возрасте, скажем, шести лет. Умирает и возрождается. Она хоронит и оплакивает его старое тело. Ищет и находит новое. Это не трудно. Ведь, склонности и привычки сохраняются. Значит, искать его нужно будет в футбольных секциях.
И она его обязательно найдет и усыновит. И воспитает так, что уже не будет видеть в нем никаких недостатков.
И он будет мечтать о девушке, похожей на его мать.
Потом, когда ему будет лет двадцать пять, она умрет и родится девятнадцатилетней.
И он тоже ее найдет.
Не может не найти.
Она же так любит обувь.
Обувных магазинов много, но он будет искать, и найдет.
Риск, конечно, есть.
Но упустить возможность стать безоблачно счастливыми они не имеют права.
Такой шанс выпадает не каждому.
 
Я бы не решился.
Он тоже сперва сопротивлялся.
Мужчины ленивы и нерешительны.
Но однажды они поехали в горы, кататься на лыжах, и он неудачно упал и сломал ногу. И она уговорила его. Не ходить же месяц в дурацком гипсе.
Сама судьба подала им знак, и он умер.

Она была невероятно целеустремленной, ее упорству позавидовали бы многие.
Она нашла его, усыновила и воспитала настоящим мужчиной.
Ей было тяжело, и она часто плакала. По ночам, и не только.
Годы сменялись годами.
Вышла замуж за достойного, чтоб еще острей ощутить, как была счастлива, и какое это счастье быть счастливой.
Вышла за достойного, а жила с нелюбимым.
Муж очень хорошо к ней относился, и к мальчику тоже - Совсем по-отцовски.
Своих детей у них не было. Муж не мог, или она не хотела, или муж не мог потому, что она не хотела. Не было, и все.
Мучилась, терпела, и старела.
Строила свое счастье - идеальное, уникальное, невозможное, неповторимое.

Он вырос, девятнадцать, двадцать, двадцать один.
Ничего не знал об их будущем - это бы все испортило.
Ей завидовали. Еще бы - такой сын. От девчонок отбоя нет. «Мам, познакомься, это – Катя».
Это невыносимо.
Двадцать два. Двадцать три. Двадцать четыре…
Не дождалась. Не выдержала. Не хватило сил.
      
Ему позвонил ее муж – мужчина, которого он считал отцом - Приезжай скорей, мама умерла.
Они стояли у ее могилы, он и ее муж.
Плакали. Мужчинам можно.
«Мама оставила тебе письмо» - сказал ему ее муж и протянул конверт.

«Девушка в новых туфлях выходит из обувного магазина. Её глаза светятся удовольствием от приобретения. Не в туфлях дело. Она радуется гармонии. Ты узнаешь этот блеск. Она – твоя судьба».

Он поверил. Верить – значит ждать.

Я уже спрашивал, веришь ли ты во второе пришествие?
Ведь, ты его не ждешь. Значит - нет.
А он верил - ждал.

Даже не глядел на девушек, выходящих из магазинов без покупки, или несущих свои обновки в картонных коробках.
Нет, все будет не так.
Она выйдет в новых туфлях неотразимая, поразительная, чарующая.

Видишь, эпитеты – это не мое. И с лирикой у меня плохо.
Не получается это у меня. А значит – нечего было и браться.
Еще раз, извини.
      
Вот, любопытный жанр – трагикомедия. На сцене плачут, а в зале смеются. Потому, что на сцене плачут понарошку.

Как ты уже, наверное, понимаешь, они встретились.
Он заметил ее издалека.
Красивая девчонка. Такую трудно не заметить.

Ближе, ближе, ближе, ближе, рядом, дальше, дальше, дальше.

А потом они умерли.
По-настоящему.
Как говорят дети – насовсем.

А вернулся ли он, догнал ли ее, были ли они счастливы вместе? И были ли вместе? И были ли счастливы? А, может быть, в этот раз разминулись, но встретились позже?

Не знаю.
Не умею придумывать середины историй.
Начало и конец – пожалуйста.
А середину никак.
      
Ну, не я один.
В начале – слово. В конце – страшный суд. А посредине-то что?
Кажется, можно придумать все, что угодно.

Только его не обманешь…