В жестокий век, когда упали нравы
Среди людей, до одури пустых,
Моей душе не требуется славы,
А мне не надо почестей земных.
Карабкаясь по скалам из плебейства,
Дымя словами, как рычащий МАз,
Я не вступил в сообщество лакейства,
А предпочёл ухабы нитям трасс.
За новый день устав почти смертельно,
Открылось мне с глубин и изнутри,
Что может мир, надевший крест нательный,
Не дотянуть до утренней зари.
На скоростях, как на просторах Мкада,
Но без маразма падая во грех,
Я деградирую, как должен и как надо,
Чтобы вздохнув, рвануть на самый верх.
Мне Бог внушил: чтоб сердце не остыло,
Не стало вдруг холодной глыбой льда,
Оставь другим и с мылом, и без мыла,
Себя хваля, залазить кой-куда.
Давал Господь труды мне и поблажки,
И научил, держа над духом хлыст,
Оценивать не морды и бумажки,
А в суть вникать, убита ли корысть.
Я не ищу соринку в чьём-то глазе,
Вчера узнав от звонкой тишины -
Кто захвалил себя до безобразья,
Не понимают, как они смешны.
Хотя во мне культурности не видно
И институтов я не огребал,
Всё ж в лица тех, кому ничто не стыдно,
В локте я руку знаком не сгибал.
Кто знает, тот не будет огорошен,
Что истин вековых не обломать:
Не тот хорош, кто пишет о хорошем,
А тот, кто им в делах стремится стать.