Семён Гудзенко
ЖИЗНЬ - ПЕРВОИСТОЧНИК ПОЭЗИИ
Во всех национальных республиках нашей страны живут и работают русские писатели. Московская критика недостаточно уделяет им внимания, а между тем в их творчестве немало интересного и показательного для развития всей нашей советской литературы.
В истекшем году в Баку вышли четыре книги стихов русских поэтов: Павла Панченко "Заветный край", Абрама Плавника "Стихи", Иосифа Ораторского "Друзья повсюду", И. Волобуевой "Свет Мингечаура".
Азербайджанская советская литература - сильный отряд многонациональной советской литературы. Русские поэты Баку много сделали как переводчики с азербайджанского на русский язык. При знакомстве с их творчеством нетрудно заметить, что национальная поэзия оказала на него серьёзное влияние.
Жизнь - всегда первоисточник искусства. Влияние азербайджанской поэзии оказывается плодотворным там, где русские поэты, идя от самой жизни, используют элементы поэтической формы азербайджанского стиха, отражающие особенности духовного опыта азербайджанского народа. И, наоборот, неудача постигает тех из поэтов, кто пытается незнание народной жизни восполнить механическим использованием элементов национальной формы - введением в ткань стиха неперевед;нных азербайджанских слов и т. д. Анализ названных выше книг подтверждает это.
Своеобразна поэма П. Панченко "Песни Таира о себе самом, о сыне Юсуфе, красавице Гюльзар, обо всём, близком его сердцу". Необычная по форме, - лирические песни, перемежающиеся точными прозаическими ремарками, - поэма созда;т запоминающиеся образы азербайджанских крестьян: старого лукавого мудрого чабана Таира, от имени которого ведётся всё стихотворное повествование; Юсуфа, солдата, вернувшегося с войны, ветеринарного врача Касума, его друга, весёлого и душевного милиционера Ильяса и других. Правдивая и остроумная поэма П. Панченко передаёт колорит края, психологию честных советских труженников, атмосферу бескорыстной дружбы и верной любви, характерную для советской семьи. Лучшеми в поэме мне кажутся песни "Ильяс", "Песня о том, как я создал ночь", "Песня о недостойном песни", "Песня р гвардейской свадьбе", "Песня счастья", "Песня о жажде мести". В этих главках органично переплелись особенности русского и азербайджанского стиха. Прекрасное знание быта, благородная тема и хорошо построенный сюжет определяют слаженность всего повествования, реалистического, лишённого ложно-экзотических выкрутасов. Эта поэма достойна широкого читателя, и надо полагать, что столичный альманах "Дружба народов" должен заинтересоваться ею.
Но рядом с поэмой в книге П. Панченко уживаются рассудочные стихотворные рассказы, в которых поэзия вытеснена голой фактографией и образы заменены трескучей риторикой. В таких рассказах и слащавых песенках особенно чётко обнаруживается пристрастие поэта к неоправданному вкрапливанию в русский текст азербайджанских слов: "хурджин", "катиб", "вилькиджири", "игид", "дашбаш", "кеманча", "тар", "яшасын", "яллы". Иногда сочетание слов двух языков звучит юмористически - "когда наступит мировой байрам" (?) - и вызывает у читателя улыбку там, где поэт ожидал серьёзного раздумья; автор пошёл здесь по линии наименьшего сопротивления, подменив изображение жизни Азербайджана словесной мишурой. Вкус в данном случае изменил поэту.
Из стихотворных рассказов удачны три: "Рука вождя" - о Сталине в Баку, "Рассказ учительницы" - о Маяковском, "В Ленинграде" - о великих людях двух городов - Баку и Ленинграда. Ясная мысль пронизывает эти стихотворения, и они читаются с интересом, волнуют, заставляют задумываться о недавнем прошлом Родины.
Ильич в лучах семнадцатого года -
Он здесь, он дома! -
держит речь
к народам.
Баку ещё в папахе туч мохнатых,
Пьют кровь его желонками магнаты,
Но как светло ему от этой речи:
Конец неволе и слезам горючим!
Здесь даже броневик увековечен,
Что к славе на бакинском шёл
горючем...
"У нас и у них" - такова идея книги А. Плавника "Стихи", состоящей из двух циклов стихов и перевода "Тавризской тетради" М. Рагима. Есть у Плавника стихотворение "Директор завода" о том, как когда-то надменный заводчик обещал землекопу за каторжный труд увековечить в котловане его имя на фанерной дощечке. И вот, уже в наши дни, на строительстве нового завода, который вырастает на месте старого, директор находит полуистлевшую дощечку со своим именем. В этих двух стихотворениях, написанных без претензий, есть поэтичность замысла, которая поднимает частный факт до большого обобщения.
Хорошо, что бакинский поэт умеет решать общесоюзные темы на материале родного города. Подписывая Стокгольмское Воззвание, старый мастер из стихотворения "Подпись мира" вспоминает своих соседей - врача, школьницу, шофёра, с которыми встречаются изо дня в день по пути на работу. Он знает, что, борясь с поджигателями новой войны, он борется и за мирный труд, и за счастье:
За то, чтоб водитель первого класса
Вёз хлеб в машине, не боеприпасы,
Чтоб девочка в коричневом платье училась,
Чтоб радио пело в мирных квартирах,
Чтоб врачи больных, а не раненых лечили,
Чтоб люди шагали по улицам Мира!
Слабым является раздел книги "Надпись на скале" о зарубежных борцах за мир. Это особенно заметно рядом с "Тавризской тетрадью" М. Рагима - великолепными стихотворными новеллами и лирикой азербайджанского поэта, прекрасно знающего зарубежный Восток. А. Плавник написал стихи на незнакомом материале, используя готовые литературные образцы и интонации. Стоило поэту отступить от правила: жизнь - первоисточник поэзии, как его постигла неудача.
Иногда у А. Плавника однажды найденный приём становится универсальным.
Той же бедой страдают многие стихи И. Волобуевой, которая задавшись благородной целью опоэтизировать труд строителей Мингечаура, просто перечислила внешние профессиональные признаки монтёра, садовода, мониторщика, хлопковода. Следует заметить, что эта болезнь в поэзии становится довольно распространённой. Поэт вместо глубокого изучения труда занимается беглыми зарисовками с натуры; так появляются написанные одним и тем же почерком холодные и неинтересные стихи о товаре, плотнике, слесаре, шофёре, комбайнёре.
Ложность этого приёма - зарифмовка живой натуры без отбора, без настроения - видна в стихотворении Волобуевой "Война с комаром", где поэзия подменена инструкцией по борьбе с анофелесом. Конечно, и эта тема могла стать поэтичной, если бы образы людей озарили весь текст, если бы мысль сцементировала наблюдения, если бы описание охоты на комара не стало самоцелью.
Как бы доказательством этому являются удачные стихи И. Волобуевой, стихи, в которых судьба автора сливается с судьбой строителей Мингечаура. Подленным волнением проникнуты стихи о человеке с Украины, который попал в засушливые степи Прикаспия. Он давно не бывал в родных местах, где зеленеют тополя, но сейчас ездить в гости нет времени, а вот, когда будет преобразован край и зазеленеют у моря тополя, он как бы вновь встретится с родной Украиной. В этом немного грустном (как всякое воспоминание о родном крае вдали от него) стихотворении чувствуется и пафос преобразования природы и самоотверженный труд советского человека. То, чего не могла достигнуть поэтесса в десятке холодных стихов о людях различных профессий, найдено ею в одном лирическом стихотворении. Можно назвать рядом с этим стихотворением - "В Москве", "Художник", "Вечер", "Сыну", "В пути", и "Подарок вождю". Здесь обнаруживается дарование поэтессы, её умение подметить в окружающем её мире много поэтичного; точно построить стихотворение, одарённое мыслью и согретое настоящим чувством.
Книга И. Оратовского разнообразна по тематике. Но многие стихотворения, к сожалению, состоят из общих слов, общих строк, общих мест.
Это особенно обидно в его цикле фронтовых стихов "Из края в край", где чувствуется биография самого автора - воевавшего и много походившего по земле человека. Только о дочери смог он написать настоящее взволнованное стихотворение, остальные же - и о погибшем друге, и о лётчике, не вернувшемся с задания, и об освобождённых народах Европы и Азии - у поэта не получилось, он не нашёл живых слов, ярких образов, соответствующих ритмов.
Мне было бы очень трудно говорить обо всём этом, если бы в книге И. Оратовского не было стихотворений, свидетельствующих о его способностях. В стихотворении "Новосёлы" и "У входа в пролив Лаперузов" поэт хорошо написал диалоги, точно передал приметы новой жизни Сахалина, дал образы живых людей - капитанов океанских судов, тамбовского колхозника-переселенца - тружеников молодого края. Судя по этим стихотворениям, И. Оратовскому следует решительно уходить от общих абстрактных тем к темам конкретным. Ему предстоят поиски своего отношения к происходящим в жизни событиям, умения с тактом поставить своё "я" рядом с образом современника. Только так сможет И.Оратовский выйти на широкую дорогу литературы из загона, который он сам для себя соорудил из литературных штампов, общих мест и дурной злободневной скорописи.
Углублённое изучение жизни и повышение мастерства - две стороны одной и той же задачи - непременные условия творческого роста поэтов.
Там, где жизнь является первоисточником, где реальный факт приходит в стихи после тчательного отбора, где читателю даётся возможность самому дорисовать и додумать картину, написанную поэтом, где автором привлечены интересные и "не бывшие в употреблении" материал и выразительные средства, - там торжествует поэзия. И лучшие вещи четырёх рассмотренных нами книг безоговорочно подтверждают это.
"Литературная газета". 6 марта 1951 год.