Будет вам уже, ниссе и с ними яссе,
Самый звучный из наших, согласная буква «в» -
Колька – стал холмом он на Нижней Яцве,
И Петуния – стала чинариком в рукаве.
Колька бес заразный был, чёрт драчливый был,
«Ашме мори», - мать звала его в темень, самую непроглядь.
Мы с его двором никогда не ссорились, мы не ссори..
Мне достаточно тени, чтоб светом его обнять -
Двор, и шире, - фронтир. Прокричать ли, что пал валежник,
Что в пролеске знакомы, петуния, фальш-следы?
Только крикнуть то может лишь бражник следов, безбрежник,
Ну а я закусил удила - и нет на меня узды.
Когда вам припомнится свара на верхней ниссе:
Я в обскуру поймал этот свет, ну а он не мил.
Встанет Колька – пылью свекольей, и полутрелью:
«Фиолетово всё. Ну а я-то – куда приплыл?»
Что мне им отвечать – Петунии и Кольке?
Выйти, что ли, прихрамывая на крыло?
Я прикрою, конечно. Неважно, когда и сколько,
И какое вокруг шедерло делакло.
Не кури в рукав ориона, не мни о себе и не рви петуний
Никогда, ты слышишь, не рви их ни лепестка!
Всё пустое, мама, пока есть двор, и пока всё втуне.
Но ведь это фронтир. Понимаешь? Пока. Пока.