Дед смотрит на меня с гранитной плиты,
говорит: «Это ты».
И лицо его светится, как икона.
Говорит: «Я ждал от тебя другого:
благополучия, стабильности и уюта,
выглаженного белья и подшитых юбок,
крепкой семьи, утомлённых работой рук,
а не этого хаоса в душе и вокруг.
Дед смотрит с плиты и глаза у него, как при жизни:
серая крошка гранитная с серебряными прожилками,
только солнце вокруг зрачка погасло давно.
Дед говорит: «Будь собой, третьего не дано,
только мать береги и отца тоже,
так, как сможешь,
так, как сумеешь, как должно в конце концов,
будь для детей и матерью и отцом,
я же смог, а значит и ты подавно,
нет в том особой премудрости, только данность,
только принятие, только твоя любовь,
только Бог,
что связывает нас всех золотыми нитями,
царство его внутри тебя,
храм его внутри тебя, этот свет».
Дед умолкает, два муравьишки с век
словно слезинки две его, вниз сбегают,
вливаются в муравьиные реки с гранитными берегами,
просачиваются под землю, немой ручей,
а я ухожу ни с чем.