Был февраль, озверевший от власти.
И вокруг этих сумрачных дат,
даже волки голодные пасти
не совали в кромешный посад.
Там лютует опричный устав.
Псарь и ключник нещаднее зверя,
и цепей сотрясаются звенья,
Белый свет к тёмным дням приковав.
Очерствели дружинники стольные
от жестоких расправ патрулей.
И бояре, Казной не довольные,
погорели до костных углей.
Не осилит поместное войско
нечисть чёрных кафтанов и ряс.
Несочтенно бумаги и воска -
сколько душ Божий Сын не упас!
Мне жестокий Приказ не ослабить.
По тебе ли его исполнять?
Ты теперь должен мучить и грабить,
и Софийский собор разорять.
Ты теперь всем разбойникам кровен.
Я всегда буду жертвой - я Овен.
Ты сравняешь мой сад и сельцо,
с глаз долой, вровень, заподлицо.
Ты погонишь меня в глубь лесов.
Перепутья пурга бездорожит.
Лошадиные ноздри тревожат
отсечённые головы псов.
О тебе вся округа злословит.
Даже ива в моей слободе
исхудавшие руки заломит,
распуская круги по воде.
Рукавов окуная лоскутья,
плачут редкие ветки ветлы-
ты ломал её юные прутья
для своей окаянной метлы.
Изловить тебя стребует земщина.
Да опричь меня тяжба пройдёт.
Даже самая нежная женщина
по опричнику слёз не прольёт.