После долгих лет странствий Гейне в 1831 году окончательно поселился в Париже.
Материальное положение Гейне было не блестящим, хотя доход его составлял в год около десяти тысяч франков, включая материальную помощь его дядюшки Соломона. Однако, благодаря довольно щедрому образу жизни, семья Гейне вскоре оказалась в долгах. Это затруднительное положение увеличилось еще более после того, как Гейне в 1841 году женился на истинной француженке — грациозной и наивной продавщице Матильде Мира, которая на многие годы и до конца жизни стала не просто другом, но и его ангелом хранителем.
В 1844 году Гейне пришлось пережить сильное потрясение: внезапную смерть его благодетеля дядюшки Соломона Гейне, обладавшего значительным состоянием и выдававшего поэту ежегодную субсидию. По завещанию умершего бедному поэту назначалось всего 800 франков. Перспектива новых материальных затруднений и неопределенность судьбы Матильды в случае его смерти так подействовали на Гейне, что его болезнь, уже давно подтачивавшая здоровье, стала прогрессировать. Лечение не помогало и вскоре Гейне почти совершенно слег. У него ослабели слух и зрение, все части тела постепенно атрофировались и стали прекращать свои функции. После 1848 года Гейне уже не выходит из дома, проводя почти все время в постели. Приятели французы давно перестали навещать его, а на внезапный визит Берлиоза Гейне откликнулся такой меткой фразой: «Как? Ужель нашелся человек, который захотел навестить меня? Ну, Берлиоз всегда остается оригинальным!»
В бесконечные часы бессонных ночей или под влиянием принятой дозы морфия Гейне время от времени создает стихотворения, которые на утро пытается самостоятельно записывать карандашом на листах бумаги.
Замерло сердце, и разум мутится...
Вкруг сироты моей, дурью объят,
Этот блестящий Париж суетится,
Дьяволам — рай, ангелам — ад!
Что так жужжит вкруг постели?
Черные мухи — озлобленный рой...
Боже!
откуда они налетели!
Свет застилая, кишат предо мной...
На нос и на лоб садятся — кусают...
Точно людские, глаза у иных...
Эта вон с хоботом... Страшно мне их
Прочь! Отвяжитесь! Еще налетают...
Словно свинцом придавило мне грудь...
Жить уж не много...
Стук в голове — и возня — и тревога:
Знать мой рассудок сбирается в путь!
В 1855 году все существо Гейне, в котором жизнь едва теплилась, в последний раз подверглось эмоциональному испытанию. Причина всему — женщина, которую Гейне назвал «Мухой» сообразно изображению этого насекомого на ее печатке. Эта молодая дама поступила к Гейне на службу в качестве переписчицы. Веселая, энергичная, остроумная она быстро приобрела симпатии поэта, которые затем превратились в пылкую, бесцельную страсть. Дражайшая Матильда несомненно заметила увлечение своего угасающего мужа, но ничего не могла (а вероятнее не видела смысла), предпринять и молча ревновала. Ей, проведшей восемь лет у ложа больного, разумеется, было тяжело и больно осознавать, что в конце концов ее «Анри» пусть на короткое время увлекла неведомая муза-пришелица.
Кто была «Муха», откуда она явилась и куда затем исчезла, до сих пор в точности неизвестно, а архивных документов на тот счет не сохранилось.
Однако именно «Мухе» обязан мир тем, что гений Гейне еще на пути к смертному одру раз воспрянул и создал несколько волнующих, виртуозных, пронизанных живым юмором поэтических произведений:
Капризы влюбленных
На изгородь сел опечаленный Жук;
В красавицу Муху влюбился он вдруг.
«О, Муха, любимая, будь мне женою.
Навеки в супруги ты избрана мною.
Жених, завершая полет виртуозный,
Тоскуя, уселся на куче навозной
И там просидел бесконечных семь лет,
Невеста меж тем обратилась в скелет.
В последний раз «Муха» прилетела к поэту 15 февраля 1856 года. На следующую ночь с ним случился обмороки и начались периодические судороги, но утром он несколько оправился и в течение четырех часов работал над своими мемуарами.
Выскажем предположение, что загадочной «Мухе» Гейне посвятил И. Бродский свои стихи:
Не умирай! сопротивляйся, ползай!
Существовать не интересно с пользой.
Тем паче, для себя: казённой.
Честней без оной
смущать календари и числа
присутствием, лишённым смысла,
доказывая посторонним,
что жизнь — синоним
небытия и нарушенья правил.
Будь помоложе ты, я б взор направил
туда, где этого в избытке. Ты же
стара и ближе.
С каждым часом Гейне становился все слабее и на следующий день, спросив карандаш и бумагу, он был уже настолько слаб, что ничего не мог написать и карандаш выпал у него из рук. Предсмертная агония продолжалась целую ночь и только утром 17 февраля 1856 года, около пяти часов, поэта не стало. 20-го февраля тело было погребено без всяких церемоний на Монмартрском кладбище, как того желал сам Гейне. На церемонию прощания с поэтом пришло всего несколько родственников, группа эмигрантов и узкий кружок французских литераторов, во главе с Александром Дюма, книги которого Матильда читала Гейне перед его кончиной; всего около сотни человек собралось проводить останки того, кто восхищал своими песнями сотни тысяч и еще будет, восхищать многие поколения.
«Мир дивится тому, что некогда жил честный человек, — его место остается вакантным». Г.Гейне