1 серия.
Ворота гаража были демонстративно распахнуты настежь. И чтоб самим было видно изнутри, что на улице делается, кто мимо идёт, и, может быть, чтобы проходящий мимо народ, видел, как мужики отдыхают, сколько у них пива и закуски, видел и завидовал.
Да, собственно, от улицы-то и было, что кусок дороги, чуток окон пятиэтажки напротив, кусты, деревья, соседские гаражи, да мусорка под домом. В мусорке копался бомж.
Семён, щуплый, рыжий мужичок с прищуренным левым глазом, как будто всех и каждого в чём-то подозревал, как всегда, суетясь, приговаривал: "Ещё по одной! Давай-давай! Серёга, подставляй!" - и разливал аккуратно, так, чтобы пены было меньше, но пиво всё равно нет-нет, да и вылезало через края стаканов на стол.
Соображали уже на пятерых, среди которых был один новенький, приезжий - недавно купил тут старый гараж и, как-то само собой получилось, познакомился с местной компанией.
- Давай, давай, ещё по одной! - суетился Семён, - Лёха, жги тост!
- А чё, за Победу!
- Прррально! Отличный тост! - зазвенели стаканы, - О, Саня идёт! Саня, иди к нам! - Семён вскочил, побежал встречать старого знакомого. Завёл в гараж, поставил табурет: - Садись! - в новый стакан, шипя, полилась янтарная жидкость.
- Не-не-не, да не надо, вы ж знаете, я не люблю, я... Ладно, чуть-чуть, всё, харэ...
- Нормально, расслабься! Знаем-знаем, символически. Вот у нас новый человек, Витя, познакомься! Витя, это Саня, наш друг. За знакомство!
Саня пригубил чуток и поставил почти нетронутый стакан.
- Давай, давай, не стесняйся, закусывай! - Семён продолжал кружить вокруг стола, и везде успевал. У ворот гаража уже образовалось три пустые бутылки.
Друзья и не заметили, как бомж от помойки стал перемещаться к гаражам, подошёл к воротам, и, изображая воспитанность и застенчивость, тихо произнёс: "Вам бутылочки пустые не нужны? Можно забрать?"
Тут новенький развернулся, и как заорёт на бомжа: "Ты...(тут серия из "французских" слов, которые не приняты в приличном обществе) куда прешься? Не видишь люди сидят, отдыхают? Пшёл отсюда!" - несчастный забормотал какие-то извинения, втянул голову в плечи, и зашаркал прочь, обратно к помойке.
Мизансцена была слишком неожиданной, и товарищи даже немного растерялись. Самый крупный мужик с голым пузом поскрёб это самое пузо, взял стакан, допил, поставил на стол и крякнул: "Наливай!" - Семён тут же подсуетился, и жизнь потекла, забурлила своим чередом.
- Саня, может, расскажешь чего? - саниных рассказов всегда с нетерпением ждали, а ещё хотелось же перед новеньким блеснуть и презентовать, так сказать, Саню, и показать, что компания тут не просто побухать, а ..., - Саня у нас знатный рассказчик! Такие истории знает, и без счёту! - Семён взглядом пытался передать новенькому ответственность момента.
Новенький уже почувствовал, что вышло не очень ловко с его первым публичным выступлением, перегнул он малость палку, и готов был пойти на любой компромисс, чтобы сгладить о себе впечатление:
- Истории - это хорошо. Если истории хорошие. - сказал он со своим любимым, напускным умным видом, как человек, понимающий толк в историях.
- Саня, ну, давай чё-нить, мочкани! - подал голос ещё один с угла стола.
Саня потёр глаз, потом отхлебнул пива, откусил бутерброд с тонко нарезанной селёдкой. По глазам было видно, что внутри идёт процесс. Опять к стакану приложился. Тут лицо его посветлело, он улыбнулся и сказал:
- Ладно. Так и быть, расскажу вам про аленький цветочек.
- Это что, сказку детскую? - хмыкнул новенький.
- Ну, не совсем, - немного помолчал и начал.
Случилась эта история в ту пору, когда Советский Союз только развалился.
Тогда же всё разваливалось: колхозы, совхозы, фабрики и заводы... Словно какой кософаза-вирус их всех поразил.
Пал Иваныч, у которого три дочери было, всю жизнь снабженцем на одном крупном предприятии вкалывал. И мужик был хваткий, и связи имелись. Да, когда всё посыпалось, то связи эти тоже коту под хвост.
Решил он в бизнес податься. Но одни планы масштабные строил, до дела не доходило. А денежки-то накопленные таяли. Хотя по снабженческой части кое-какие делишки проворачивал, потому и держался на плаву.
Был у него дом каменный, машина, Волга 24-ая, в общем, считай, богатый человек, уважаемый.
Как-то замутили они с партнёрами (то бишь со старыми приятелями по бане и рыбалке) новую тему. И собрался Пал Иваныч в загранпоездку, в Турцию.
- Чё, - грит, - дочери мои любезные, вам в подарок привезти?
Ну, может, любезными он их и не назвал, то доподлинно не известно. Короче, старшая, да средняя нормальные девки были, нормальные шмотки из Турции заказали, чтоб на танцы-шмансы там всякие, перед подругами выпендриваться. А младшая была того, куку, с прибабахом:
- Привези мне, батюшка, - вот так и сказала, "батюшка", - привези мне, -грит, - цветочек аленький, какой я во сне увидала. И рисунок ему, формата А4, в длань суровую, волосатую, в развёрнутом виде вкладывает. И такая акварель шикарная - хоть щас беги и в спальню вешай! И как такую красоту с собой по самолётам, да по тамошним рынкам таскать - во головоломка! А смартфонов, чтобы просто сфоткать - и дело с концом, ещё не было, не изобрели! Пришлось Пашке (это я так его, Пашкой, мы ж в одной школе учились, хоть и не в одном классе, и он меня всего-то на три года старше) специально к чемодану ещё и дипломат купить. Ну, конечно, кроме рисунка, напихал он туда всякого понтового барахла, которое, будь у него один чемодан, ни в жисть бы не взял!
В общем, прилетел, дела поделал, Турцию малость посмотрел, хамамы всякие заценил, подарки дочкам, которые реальные, нашёл без проблем, пробную партию кожаных курток и так, мелочёвки разной, прикупил, а с младшей засада: на рынках смотрел, в цветочных магазинах смотрел, по паркам и всяким ботаническим садам ходил - уже просто готов был на воровство пойти. Ан нету! Рисунок-то чёткий - ясно видно, что не тюльпан и не роза, а чёрт его знает чё, но красиво, хоть плач!
Понял Паша, что дело - труба. И придумал ход: купил краски, кисти, мол, цветка нет, а ты, доча, так хорошо рисуешь, и фантазия у тебя ого, так что вот на, рисуй, фантазируй! И с тем и отправился домой.
Самолёт, как через море перемахнул, ещё чуток и начал чихать, дымить, двигатель один заглох. По связи говорят, без паники, а как тут без паники, когда всё, суши вёсла? В общем, паника, рыдания, все к смерти готовятся. Тут объявляют, пристегните ремни, аварийная посадка. А в окне кругом горы, лес, никакого аэродрома. И стали садиться на поляну. Страху натерпелись, но сели. Пилоты герои! И где они эту поляну разглядели!?
Все живы, самолёт цел, не развалился, повреждения какие-то. Дык, не про то!
Аварийная эвакуация, Пассажиров спустили. Отходняк, слёзы и всё такое. Пал Иваныч с дипломатом значит стоит, к груди прижимает, жизнь заново принимает. Подышал, дипломат в траву бросил, руками к солнцу потянулся, потом коленки размял - круговые движения по часовой, потом против, и кровь заиграла. Поглядел он ещё раз на небо, на лес, да поляну-спасительницу стал разглядывать. И вот смотрит перед собой, и глазам своим поверить не может: прямо перед ним в траве цветок - точно, как дочка младшая нарисовала, стоит и смотрит на Пашку: "Вот он я, мол, бери меня!" - Пашка к дипломату метнулся, картинку достаёт, сверяет - он, ну, точно он, цветок, один в один. На колени перед цветком упал, гладит, бормочет: "Как же ты тут... Откуда? Да кто ж ты... Да, как же..." - и надо сорвать, и боязно. Мысли путаются: "Цветок, как будто Бог послал, да я ж в Бога не верю, а Бог послал, и самолёт на эту поляну посадил, а значит и двигатель спалил, проказник, не хорошо так про Бога, да я ж в него не верю, тьфу ты, что я несу, надо сорвать и дело с концом..." - потянул стебель, сорвал и выпрямился с колен-то.
И тут увидел, что вся поляна в алых этих цветах, и небо алое, и солнце алым лицом наклонилось над ним, над Пашкой, и говорит голосом, как из трубы: "Вроде приходит в себя. Шевелится. Гражданин, как Вы себя чувствуете?" - Пашка понял, что он лежит, а над ним женщина в форме стюардессы наклонилась, а рядом другая, и люди вокруг. Другая говорит: "Ещё нашатыря дай!" - первая ткнула чем-то под нос - так прошибло, что он аж замычал, отвернул голову, стал отмахиваться.
Пашку подняли, повели к автобусу. Голова гудела, какие-то красные пятна перед глазами плавали. Он никак не мог вспомнить, что произошло, где он, что за автобус. Пока шёл, вспомнил, что летел, аварийную посадку, как дипломат к груди прижимал...
Его посадили в автобус, сунули дипломат на колени, автобус тронулся. Он сидел смотрел безучастно в окно, а потом стал вспоминать дальше: дипломат поставил, к солнцу потянулся, колени размял, цветок увидел...
- Цветок!!! - как закричит на весь автобус, - остановите, цветок! - вскочил, хотел вскочить, не получилось - дипломат мешал, только ударился больно. Подошла стюардесса, которая его нашатырём приводила в чувство, стала успокаивать, пассажиры поглядывали сочувственно, понимая, что у человека ещё шок не прошёл, и глюки какие-то.
Паша стонал, что у него там цветок, что надо забрать, что всё из-за него: и самолёт, и авария... И спасение! И с надеждой смотрел на стюардессу. Но та уже рылась в аптечке: "Вот, выпейте таблеточку. Это безвредно."
- Не понимаете... Вы ничего не понимаете! - Паша в отчаянии тёр лоб, сознавая, что никто автобус не станет ни останавливать, ни разворачивать.
Пал Иваныч никогда в Бога не верил, и всерьёз на эту тему не думал. И к новомодному массовому обращению народа к церкви относился скептически, а всех своих знакомых, вдруг ставших, кто христианами, кто мусульманами, в лицо уважал, а за глаза презирал. Но тут он был в совершенном смятении. Его мучило новое, на глазах рождающееся чувство, какого с роду не было и быть не могло: как будто он только что нашёл Бога, и тут же его потерял. И не просто потерял, а предал и продать хотел. И эта внезапная рана в душе была такая глубокая, что надо было плакать и молиться, но тут же смущало то, что чувство было новое и незнакомое, а он же ж только что нашатырь нюхал, стало быть, может, до сих пор не в себе. И вообще всё случившееся было таким странным, что начинало казаться, что ему просто привиделся цветок, поляна, полная алых цветов, будто он сорвал один ... Может приснилось всё? Там же потом небо было алое, солнце разговаривало... Точно бред!
Посидев так немного, он решил отвлечься, и открыл дипломат.
Поверх барахла лежал цветок. Совсем не увядший, с упругим стеблем и листьями, и такой прелестный, что просто "Ах!".
(продолжение следует)