Так рано
я вместе с журавлями просыпаюсь,
слабый ветер разглаживает лицо,
песчаные острова, кизил с маяков в море утекает,
утекает и прошлое, и мне невыразимо легко.
Ты хотя бы знаешь, что означают мои стихи?
Не зная, знаешь и в венах твердая рука
с приливом нежности мне тянет свысока
твой голос и тряпку сердца
для новых необъятных слов.
И пакость разлагается в тумане,
коснусь языком ресницы неувиденной никем,
слижу соленое слегка и помогу перелистнуть
невыразимые грезы прошлого, ты телевизор с морем серого шума.
Малахитовые крошки водорослей
тянут антенны к передачам того журналиста –
запомните, он в тишине молится, а камерой
развенчивает заговоры, гнусь, и прочее, что не дает Богу уснуть,
но мифы он щадит и ценность, здесь чуть-чуть подробность,
я глотаю возмутительный мрак твоего средневековья,
а ты неумолимым критиком трешь мне лопасть,
и воздух новолуний оставляет свой след на мокром песке.