Наконец, зима. Скоро листва облетит
и белый колер заблещет что твой Израиль.
Можно шаги замедлить. Со всеми квит
плюс найдено все, что за целую жизнь украли.
Все равно, у тебя или ты. Теперь
уже и нутро-то просит другого хлеба.
И зрелище снега, когда открываешь дверь,
дает ощущенье того, что, кроме плацебо,
есть панацея. Знаешь ли, а встряхнуть
стоит остывшую к смене сезонов душу.
Мороз, при температуре принятый внутрь,
торс холодит, как белье со двора. И суше
времени нет, чем зима. Говоря "зима",
жаль, опять-таки ищешь кому человека.
По видимости, в пустыне с ее двумя-
тремя людьми, где стреляли, Саид - это эхо.
Можно уйти в загул и летягу поймать,
снежным бабам дать по морковине, в лапы
вечнозелёному дереву сунуть пять
псевдососулек, разбить скелетон о стапель.
Но неохота. Хочется, крап и размер
синих зрачков сужая под кожей, слепо
бельма вперять в эпоху до брр Люмьер,
дагерротипов, - поверхность принять за степень
чистого, что ли, искусства. Только рука
что-то вершила в ту пору, и той же горсткой
все измерялось, чем жаловали, пока
пространство и время складчиной были мозгу.
Никто не прочтет себе на ночь сказку про
чудо техники в терминах. Смотрят комикс
с киборгом в центре, с центральной, что жизнь - метро,
ходя под себя в 3D-шеломе, как в коме.
Зима. Зима и зима. Повторяя, творя,
словно молитву Исусову в сердце, ноту
для большинства справедливую с декабря
по март, длинноты в упрек обращаю году.
Так мудреное место изустно зубрят,
месят под нёбом и добавляют подболтку,
чтобы густело спитое, а расхоложенный взгляд
зеркало помнил - и не пенял на осколки.
2015