СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ
ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
МИНАЯ ФИЛИППОВИЧА ШМЫРЁВА
В судьбе порой несчитано вериг
И нет в её активе слова «жалость».
И подвигов, и горя на троих
Ему с лихвою одному досталось.
Чем пахнет порох с Первой мировой
Он знал: с германцем наяву сражался,
Артиллерист уже, не рядовой,
Поскольку до войны служить призвался.
Воюя, духом не был побеждён,
С архивных данных рассудите сами:
За мужество и храбрость награждён
Тремя Георгиевскими крестами.
В конце мог загреметь под трибунал –
Ответил офицеру-мордобою.
Тот жизнь оставшуюся вспоминал
Об уваженьи к каждому герою.
Желанной революция была
И встречена им тоже без сомненья.
Война и в новой армии ждала,
Куда вступить им принято решенье.
И снова честно, храбро воевал,
Пока не заболел серьёзно тифом.
На родину отправлен, наповал
Сражен был там реальностью, не мифом.
Бандитами убит его отец,
Ему вступить в их банду предложили.
Тогда б он стал из подлецов подлец,
А за отказ же брата порешили.
Чтоб жизнь людей не превращалась в ад,
Страх днями не довлел над здравым смыслом,
Из местных жителей создал отряд,
И в волости покончил с бандитизмом.
Такие были времена тогда,
Кипели повсеместно эти страсти.
Вручали принародно, в честь труда,
Ту первую награду новой власти.
В подарок также получил коня,
В то время тоже ценную награду.
Дары умом природным оценя,
Он понял, что о том мечталось смладу.
Страна была разрушена войной
Гражданской, что, пожалуй, пострашнее.
Восстановленье – способ непростой,
Власть ставила туда, где потруднее.
Он отродясь других не подводил
И совестью не мыслил поступаться.
А истину, как будто бога, чтил,
Пришлось однажды за неё сражаться.
Шёл самый горький год тридцать седьмой,
Народ клеймил секретаря райкома.
Минай за справедливость стал стеной,
И спас того от следственного тома.
Через два года тот оправдан был,
Не заступись – навечно б канул в лету.
Заступник тоже недругов нажил,
Но не был привлечён тогда к ответу.
Конец тридцатых. Вновь удар судьбы:
Жена ушла в тот мир, остались дети.
Считал, что горше нет уже беды –
Она лишь расставляла свои сети.
Война была несчастьем для страны,
Касалась всех и каждого отдельно.
Какой она потребует цены,
Гадать вначале все-таки бесцельно.
Детей эвакуировать не смог –
Фашисты перерезали дорогу.
К родным в деревню. Знал бы он итог,
Но заглушил душевную тревогу.
С кем вместе хлеб насущный добывал,
Создал отряд бороться с супостатом.
Враг днями и ночами узнавал,
Что смерть его как тенью ходит рядом.
Конечно, он бездействовать не мог,
Установил за командира цену.
Еще войны не виден был итог,
Никто всё ж не решился на измену.
Но нанесён удар из-за угла:
Детей, сестру и мать арестовали.
Тяжёлой ношей эта весть легла.
Ему придти с повинной предлагали.
Переживал, безвыходный финал,
Дни чёрные, еще темнее ночки.
И чем неясность тяжела узнал,
Пока не получил записку дочки.
Её охранник скрытно передал,
Она, дитя, по-взрослому писала,
Чтобы отец посулам не внимал,
А мстил за них – что будет с ними, знала.
Войне он жертву страшную принёс,
Любое сердце болью содрогнётся.
И автор тоже не стыдится слёз,
Ведь безучастным слово не даётся.
Теперь коснёмся партизанских дел.
Чтобы понять в Победу вклад внесённый,
Командуя в те годы, что успел,
Несчастьями донельзя утомлённый.
Коварен враг, наитьем понимал,
Любой исход же не считал преградой.
С отрядом в два десятка начинал,
В сорок втором командовал бригадой.
В атаках за собою увлекал,
Боль его раны остро бередила.
Возможно, смерти всё-таки искал.
Она ж его сторонкой обходила.
Судьба – она над всеми Господин,
Какие бы ветра ни бушевали.
Врагам он был бандит номер один,
А партизаны Батькой называли.
В боях-походах был неутомим,
Народонаселенье прозревало.
Записка дочки тоже всюду с ним
И сердце завещаньем согревала.
Судьба открыла новую главу:
Могло прерваться продолженье рода –
Минай отозван срочно был в Москву,
Осенним днём сорок второго года.
После войны мы сказ о нём продлим,
Повеселее всё-таки картина:
Как будто кто-то сжалился над ним
И подарил две дочери и сына.
А честью, как на фронте, дорожил,
Она была звездою путеводной.
И по-сыновьи Родине служил.
Таким остался в памяти народной.