Я помяну
И свечкой и запиской.
Вот только панихиду не назначу,
Не потяну.
Летаю слишком низко,
Так низко, что ползу на финиш клячей.
Я не приму
Еду в тюремных мисках.
Она для тех, кто про него судачит.
Теперь в гробу
Я видел тех садистов
И на вопросы выругаюсь смачно.
Последний путь
Наверное не близкий.
В один конец заботливо оплачен.
Покаюсь,
Что просчитывал все риски,
Которыми себе бы напортачил.
Ему канун
С распятием и тризной,
А я перед иконами дурачусь
В родном краю
Крестов и обелисков,
Где не жалеют, не зовут, не плачут.