Моя граница 15

Владимир Снеговой 2
 
     (повесть-воспоминания)
 
     глава 14
 
     ДЕЛО БЫЛО В "ЗООПАРКЕ"
 
Яркое солнце, теплыми лучами разогревало прибалтийский воздух. Темно синяя грозовая полоска на горизонте, подобно предшественнику чего-то не хорошего уверенно ползла в сторону черепичных городских крыш.
 Наша до этого веселая команда, настороженно озиралась по сторонам, миновала стальные окрашенные в «шаблонный» цвет хаки ворота "КПП". Сопровождающий нас капитан, улыбаясь, делал вид, что не замечает нашего резко переменившегося настроения.
Трехэтажная кирпичная казарма предстала нашему взору, когда мы выстроились на уложенной еще в советское время, асфальтированной площадке, которая никак не вписывалась в архитектурный стиль города.
- На месте, стой! – скомандовал сопровождающий капитан. Звук каблуков дружно выполнил команду. Сейчас мы стояли на отчерченной белой краской линии. Мысы наших начищенных сапог переливались, под последними лучами зависающего в зените солнца. Темные тучи сгущались над нашими головами.
 Через минуту из соседнего здания вышли два офицера в изогнутых, словно верховое седло, фуражках. По этим фуражкам мы сразу догадались что это "большие звезды". Еще бы! Такие "сёдла" мы уже встречали в "учебке". Сейчас они направлялись в нашу сторону.
 - Равняйсь! Смирно! - скомандовал капитан и, приставив раскрытую ладонь к головному убору, продолжил: - Товарищ полковник, учебное подразделение инструкторов служебных собак прибыло для прохождения дальнейшей службы!
- Вольно! - скомандовал матерый, серьезный полковник!
- Вольно! - продублировал капитан.
 Мы стояли гордо, как бы показывая офицерам всю свою стать и солдатскую выправку. Рядом с полковником стоял низкорослый, седоватый майор. Кожаная портупея едва сходилась на его талии. "Дежурный по части", серебристый значок придавал майору особый статус солидности, в надменном созерцании нашей вытянутой по струнке шеренги. Сейчас он внимательно оглядывал каждого из нас. Этот портретный взгляд, с лукавым прищуром мне был знаком еще со школьной скамьи.
 Полковник принял из рук капитана «фолиант» со списками наших фамилий и, принялся зачитывать. Когда он раскрыл рот, в тот же момент из распахнутого окна прозвенел веселый громкий голос:
 - Веешайтееесь духии!
Офицерская троица, подобно хладнокровным падшим ангелам, осталась непричастной к этому неуставному изречению. Лишь легкая ухмылка проскользнула в их спокойных лицах. Полковник начал зачитывать списки. А мы... мы молчали и покорно отзывались выкриком "Я!" на озвученные фамилии. Нет, не четко и ясно, как это было положено согласно уставу. Голоса наши теперь были лишены четкости и громкости. Сейчас, всецело мы уже понимали куда попали. Тревога росла, от этого понимания и неизбежности.
 После прочтения «фолианта» полковник скомандовал:
 - На право! За мной, шагом марш!
 Через минуту мы уже поднимались по бетонным лестницам той самой казармы, из окна которой, еще недавно мы услышали не утешающую для нас фразу. Сейчас, каждый из нас наверное, испытывал такое же чувство, которое испытывал Отто фон Ляш в ожидании «велесса» в апреле сорок пятого года. Поднимались молча. И только Леша "Пушкин" что-то бубнил себе под нос за моей спиной. Сейчас, его еле разборчивая речь походила на молитву:
 - О дух неправды! Тот, кто ищет свет, Кто жаждет лишь обнять, что вечно и прекрасно, над тем у ада власти нет, и ты сгубить его надеешься напрасно. Познает правду он, рассеется твой мрак, как ветром на луну навеянная тучка! И...
- Да заткнись ты уже, апостол хренов! - Произнес , остановившись и взглянул в лицо молящегося: - Не ту молитву читаешь, Алеша! - выпалил я сердито.
Леха замолчал на мгновение, но на подъеме между вторым и третьим этажами уже уверенно и разборчиво продолжил:
- Я иду долиною смертной тени. Не убоюсь зла, потому что Ты со мной! Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня!..
"Ох уж этот "Пушкин"... Ох уж этот сукин сын! Вот так всегда, когда душе необходима моральная поддержка, он умудряется нагнать на нее еще большей тревоги!"- с такой мыслью я ступил на просторную площадку с перилами между лестниц. Двери в расположение распахнулись, и предстала нашему взору следующая картина:
 - Рота смирно! Дежурный по роте на выход! – скомандовал дневальный и через мгновение около него, как из-под земли возник сержант. Первое что нам бросилось в глаза, так это то, что китель был заправлен в штаны, и позолоченная бляшка портупеи ярко сияла, слегка свисая с пояса.
- Так, Расимов...- заговорил полковник: - Вот пополнение в твою роту! Разместить и разъяснить что к чему! Ясно да?
- Так точно, товарищ полковник! - бодро ответил сержант, весь блестящий в нагрудных знаках.
В этот момент мне вспомнился персонаж из сказки Леонида Филатова. Сразу было видно, что это наш "дедушка". "Кокарда в шапке желтая, "капуста" на месте петлиц тоже". - Успел я заметить стоя возле тумбочки дневального. И белоснежная, довольно плотная подшива, на его вороте демонстрировала по краям два коротких стяжка. Все эти "знаки отличия" и определения по внешнему виду, мы изучили еще, будучи в "учебке". У тех, кто призывался осенью, все детали формы одежды были золотистого цвета, и подол кителя на спине был завернут хвостом в левую сторону. Носителей всех этих деталей и признаков принято было называть между собой "бакланами". У весеннего призыва, все выглядело иначе. Хвост завернут вправо и все детали зеленого цвета. Такие представители хомосапианс носили горделивое, как им казалось прозвание "фазаны». И сейчас, разглядев стоящего напротив нас дежурного, наши сомнения рассеялись окончательно.
 "Точно, дед!" - подтвердил я сам себе.
Вскоре полковник покинул расположение, оставив нас в полное распоряжение старослужащему сержанту.
 Вот тут-то я и бросил взгляд на Лешку "Пушкина", который только что читал молитву на лестнице. Но сейчас в моих мыслях, воскресала другая молитва, неожиданно вспомнившаяся целиком для меня, "Отче наш". Хотя, понимание логики вещей, говорило мне о том, что прочтение ее не принесет ожидаемого результата. Слишком, наверное, слаба сейчас была моя вера, или страх взял над ней верх. И чем дальше я проговаривал про себя строки, взывающие к небесному Отцу, тем бесстрашнее и уверенней светилась улыбка в лице дежурного сержанта.
- Добро пожаловать в зоопарк! - торжественно донеслось из глубины просторного помещения с широкой пролеткой.
Через секунды со всех закутков просторного расположения, как из фильмов ужасов про оживших мертвецов, стали выходить военнослужащие. Нехотя, в развалку, засунув большие пальцы рук за ремни. Запрокинутые на затылок шапки, золотистые бляхи сверкали звездами, верхние пуговицы кителей расстегнуты, тельняшки с зелеными полосами демонстрировали статус своих владельцев. В этот момент, взирая, на эту картину мне вспомнилась повесть русского писателя Гоголя. Где по велению восставшей из гроба панночки со всех щелей старой церкви выползали "упыри" и "вурдалаки". Сейчас, для меня это выглядело именно так. Один из "упырей", ( видимо самый главный) с нахальной улыбкой и лукавым прищуром приблизился к нашей зажатой в угол команде. Подошел к "Менделееву" и засунув руки в карманы ушитых штанов спросил:
- Сколько?
Тема не раздумывая ответил: - Триста одинадцать!
- Шаааришь! - улыбнулся звериным оскалом "вурдалак" и похлопал "Менделеева" по плечу. Видимо, сейчас он был доволен ответом, в котором прозвучало точное количество дней до приказа на увольнение в запас: - Нуу, милости просим в наши щедрые и радушные пенаты! - произнес веселый дедушка, и наигранным реверансом пригласил нас в расположение.
 И с этого момента началось то, к чему мы морально были уже готовы. Но, все же, в груди каждого из нас теплилась ничтожная надежда на спасение.
Мы проходили в спальное расположение под светящиеся и блестящие глаза коренных жителей этого нового и таинственного для нас места. Сейчас в этих взорах читалась какая-то звериная, ненасытная жажда, которую они наконец-то дождались и готовы были утолить немедленно.
Мы размещали свои принадлежности по тумбочкам в проходах между двухъярусных шконок.
- Да ты охуел воин! - удивленный и гневный голос раздался позади нас.
Я обернулся и успел заметить, как наш непризнанный "стихоплет" уселся на краешек своей застеленной кровати.
"Ээх...Леша, Лешааа!!!" - так сейчас подумал наверное не только я, кто лицезрел эту непозволительную для нас роскошь.
 - Нуу, родной, иди сюда! - высокий, самодовольный дедушка, улыбаясь, пригласил "Пушкина" к себе, на пролетку. Где уже загудели и завизжали, подобно представителям зоопарка, собравшиеся «упыри». Сейчас их ликование очень походило на ликование «бандерлогов» из мультика про Маугли.
Лешка поднялся с кровати и направился в самое пекло ликующей толпы. В его взгляде отчетливо читалось, что сейчас он сам понял что сотворил. И теперь за это придется поплатиться «дорогой ценой».
- Тупим, воин? – демонстративно «самый главный бандерлог» закатал рукав кителя. Дедушка аккуратно запрокинул Лехину ушанку на затылок, прислонил ко лбу «залетчика» средний палец и после продолжительной оттяжки залепил «Пушкину» смачного, громкого «боба». Просторное помещение кубрика отчетливо разнесло этот звонкий, как удар ладони по спелому арбузу, отзвук.
Леха откинулся головой назад. Шапка слетела на пол. И из глаз нашего «поэта» высыпали слезы.
- Что нужно ответить, воин? – продолжил надменный «судья».
Леха потирал лоб дрожащей ладонью и молчал. Сейчас, наверное, мы все понимали, что после такого «прилета» он совершенно забыл, что нужно ответить.
- Ответ, воин!? – продолжал, выпучив удивленный взгляд старослужащий. Мы хотели было подсказать ему правильный ответ, но почему-то так и не решились. А Леха тем временем, уже стоял на изготовке к «осмотру души».
- Дай я?
- Давай я пробью!? – раздавалось между ликующих дедушек. Закатанный рукав оголил крепкую руку и молниеносно, словно выпущенный снаряд из дула танка, поразил мишень, в виде Лехиной грудной клетки. Леха отлетел назад, и упал, задев пару кроватей, на пол. Толпа ликовала. Приветствовала победителя и смеялась над побежденным.
- Ответ, воин? Я жду ответ! – прошел уже к сидящему у стены Лехе, злобный «гладиатор».
Леха поднял взгляд, и недоумевающе глядел, поверженный, тяжело дыша, пустой и отрешенный на своего оппонента.
Такая процедура повторилась снова и снова.
- Не бейте, пожалуйста! – с трудом, выпалил «Пушкин» когда одна из кроватей, сдвинулась , и громыхнула звонким металлом о соседнюю после Лехиного очередного прилета: - Давайте…я вам лучше стихи… прочту!? – с какой-то мольбой, проговорил, глотая воздух, «Пушкин»
- Стихи? – недоумевающе глядел на него дедушка.
- Нихуя себе! У нас поэт появился! Ха хаааа хаааа!!! – выкрикнул кто-то из ликующих «местного племени».
Сейчас, стоя в коридорах между казенных шконок, мы взирали на Леху с чувством глубокого сожаления. Но, никто из нас ничего не мог поделать потому, как прекрасно знали самую первую и самую важную заповедь «дедовского устава».
- Стихи? – смеясь произнес высокий, коренастый ефрейтор: - Давай! Читай!
Веселые «бандерлоги» сейчас столпились возле стоящего на табурете «Пушкина» и приготовились к прикосновению к прекрасному.
 Лешка уже немного отдышался, но с содроганием в голосе начал:
- Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие…- Лешкины глаза блестели, голос дрожал. Он читал так, словно обращался к далеким предкам. Звал их на помощь своим прочтением великих строк. А они его не слышали. Только смеющиеся деды переглядывались между собой:
-Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина! – из Лехиных глаз брызнули слезы. Нет, не от боли телесной. Сейчас болела у него душа во всех смыслах. А нам, оставалось только сочувствовать, и лицезреть бесчеловечное унижение человеческой, нежной, но уже поковерканной души. И в наших глазах читалось полное противостояние по отношению происходящего. Нам было стыдно, и противно от самих себя.
До самого ужина Лешка развлекал дедушек поэтическими творениями. Тем самым даря нам драгоценные часы что бы мы не испытали своих « Голгоф». Подобно спасителю человеческих душ Лешка возвышался над нами стоя на табурете. Сейчас я смотрел на него как на Христа, который каждым прочтенным стихотворением для дедушек, как бы обращался  к незримому, но причастному созерцателю «Илй, Илй! лама савахванй?»
 
И только после отбоя, мы все уже мысленно устремляли такое же вопрошание к незримому спасителю.
- Подъем, душары!- резкие, гневные крики пронеслись в полумраке спального расположения. Разъяренная толпа, стуча каблуками кирзовых сапог и ботинок просачивалась, как в брешь осажденной крепости, в наше спальное расположение. Первые ряды шконок одна за другой переворачивались с грохотом на головную часть.
- Калининград-Сатурн! Полет нормальный!- сквозь злорадный смех сопровождалось новое развлечение старослужащих. Тела с кроватей с грохотом скатывались на пол. Матрасы и одеяла накрывали с головой «пилотов» наших «комических кораблей».
Сейчас , выбравшись из под «завалов» я оглядывал происходящее. Спальное расположение сейчас походило на последствия «Ленинаканского» землетрясения.
- Строимся в одну шеренгу, духи! Чё, спаать любим? – кто-то выкрикнул из разъяренной толпы.
Через несколько секунд, в одном исподнем, во всю длину тускло освещенной пролетки стояла наша шеренга.
- Души к осмотру, демоны! – последовала команда.
В начале шеренги доносились глухие удары, от которых, подобно крупнокалиберным гильзам, отскакивали тела уже «осмотренных» душ. Этот беспощадный конвейер стремительно приближался к концу шеренги. Грохоты, стоны и тяжелые вздохи от удушья смешивались с «крупнокалиберными» глухими «выстрелами».
Мы снова поднимались, и снова «залпы орудий» заходили на новый круг. «Раз, два, три»- успел я просчитать, прослеживая падения впереди стоящих меня товарищей, как тусклый свет внезапно погас, и из темноты отчетливо послышались громкие шумы двигателей и вой самолетов. Сейчас я будто вернулся в далекое прошлое, где наши истребители гонялись в огненных небесах над Кенигсбергом за «Мессершмиттами» и «Юнкерсами». Пулеметные очереди, трассеров мелькали сейчас перед глазами. Вот, на меня зашел издалека один «Юнкерс», и выпустил пулеметную очередь. Земля по обе стороны от меня вспыхнула пыльным фонтаном. Протяжный свит, раздался над моей головой, и я успел увидеть, как сверху устремилась авиационная бомба. Взрыв.
 Я открыл глаза. Воздушный бой над Кенигсбергом так же внезапно закончился, как и начался. Только почему-то звенело в ушах, и я испытывал головную боль и в области грудной клетки. «Наверное, контузия после разрыва авиабомбы» -промелькнула у меня мысль.
А перед моими глазами, выстраивалось новое преодоление очередного «квеста» на выносливость.
Около пятнадцати , оголтелых «разбойников» выстроились, вдоль пролетки.
- Сейчас, будем запускать "лосей самоубийц!" – проговорил самый старший дед и, взял с подоконника деревянные, напоминающие биту для игры в лапту, «отбивы», которые предназначались для уставного застилания кроватей: - Сейчас от тумбочки дневального, разбегаемся и, проверяем воон ту стену на прочность, войны! – произнес, демонстративно похлопывая «отбивой» по ладони, дедушка: - А мы, вам будем помогать, не сбиться с правильного пути! – заразительный смех прокатился по расположению.
 
«Веселая эстафета» началась. Стремительной цепью, скрестив раскрытые ладони на лбах, мы ринулись к установленной цели. Столкнувшись с непреодолимым препятствием, наши тела падали, в хаотичном переплетении.  По пути к этому препятствию, каждый из нас успевал выхватить жгучий шлепок деревянной «отбывы» по задней точке или ниже её.
С третьего захода на «самоубиственного лося», я приноровился натурально симулировать столкновения и последствия этого столкновения. Сейчас, во мне чудесным образом отрылся актерский талант.
После этих забегов, «мы сушили крокодильчиков» растянувшись, упираясь руками и ногами на металлические, скользкие душки кроватей. Прибывая в таком положении более пяти минут, конечности от напряжения сводило судорогой, тела потряхивало. А вдоль кроватей, бдительные «надзиратели» наблюдали за нашими мучениями. Кто не очень старался пересилить страх и боль, получали очередную порцию «пехотных лосей» и принимали упор лежа. После сорока минут этого изнурительного занятия, мы перешли к следующему, не менее легкому этапу.
- Веселые обезьянки, войны! – скомандовал кто-то из «надзирателей».
Через минуту, наши тела, подобно экзотическим зверькам, подвисли на решётках наших многофункциональных шконок. Сейчас, мы цеплялись пальцами рук и ног, за стальную проволоку, которая беспощадно врезалась в кожу, под весом наших тел. Пот, стекал градом. Наши, нательные белуги, быстро сменили белый цвет на серый, с ярко выделяющимися мокрыми пятнами. В таком положении предстояло висеть пять минут. Тех, кто не выдерживал и четверти этого времени, снова ожидало «наказание» в виде «осмотра души». Многие из нас ослабли на первых трех минутах. Кто-то падал, не выдерживая боли. Получал очередную порцию не менее приятного наказания, и приступал к самому ухищренному препятствию, к упражнению «стульчик».
Сейчас, Веталик «пузатый» уже приступил к этому испытанию. Согнув ноги в колени, сидя на невидимом стуле, вытянув перед собой руки, он держал, за нижнюю часть ножек солдатскую табуретку. Низкорослый, веселый и деловитый дед стоял неподалеку и вел счет, Веталькиной выносливости. А над ними, на едва освещенной стене, в позолоченной оправе, невольным соучастником сего действа, взирал, иронично улыбаясь, русоволосый мужчина средних лет, в строгом, дорогом костюме и галстуке.
 
До подъёма оставалось еще несколько часов.
 
( продолжение следует)