( повесть - воспоминания)
глава 12
ПРОЩАЙ УЧЕБКА!
...И наступила весна дерзкая и ранняя. Мартовская капель срывалась щедрым потоком с черепичных крыш. Небо очистилось от серых и печальных красок. И снова, подобно золотым слиткам, засверкала на солнце мокрая брусчатка. Вчерашние еще снежные "кирпичики", выложенные вдоль плаца, стремительно теряли свою былую форму, таяли.
Сейчас за окнами нашей казармы, в последний раз, прошли в столовую дружные, поющие шеренги. Некогда живой кубрик опустел и смолкли окончательно пружинные скрипы наших кроватей в ожидании новых заезжих гостей. Прикроватные тумбочки освободились от писем, "мыльнорыльных" принадлежностей.
Все сейчас выглядело так же, как и тогда, три месяца назад, в день, когда мы впервые пришли сюда. Здесь мы познавали новый армейский мир, со своими причудами, тяготами и лишениями. И здесь мы всецело осознали, что фантазию граничащую с идиотизмом и отсутствием логического мышления, может уведеть и прочувствовать только солдат срочной службы. И мы познали.
Все это познание сейчас хранили наши карманные блокноты, где были записаны "свои" статьи "дедовских уставов" и положений в подробном описании статусов.
Здесь мы узнали, из первой статьи "устава", что "Дед всегда прав!". Во второй статье говорилось, что "если он не прав, то нужно смотреть пояснения первой статьи" и так далее - и так далее. Множество армейских стихов впитали в себя блокнотные листки. Здесь мы узнали как охотиться на "тигров", которые мешали спать своим храпом, боевым товарищам. Какое разнообразие видов "лосей" водится на просторах пролеток и кубриков: "пехотные", "самоубийцы", "водопойные" и многие другие. Как "осматривается" душа. Как щедро могут рассыпаться "бобы" по лбам за отсутствие смекалки. Каждый из нас прочувствовал на себе их великолепие и вкусность. "О, господи...да разве всего упомнить!" Многое мы постигли здесь и заучили, как главную веху армейской жизни. И сейчас, с этим кладезем знаний, мы всецело были готовы к следующему, не менее тревожному продолжению нашего путешествия, во взрослую, суровую жизнь.
Сейчас личный состав нашей учебной заставы, в последний раз собрался в лен-комнате в ожидании майора Сычева.
Предстояло прощание с командиром.
- Сегодня, вы уезжаете в отряд! - говорил он, сидя за партой возле настенной доски, на которой было написано мелом " УЗИСС ВЫПУСК 2001 ОСЕНЬ"
Усатый Семеныч, который сидел рядом с майором, с какой-то тяжелой печалью в глазах, осматривал наше "братство".
- Многое вы подчерпнули и многое познали! Никого не стану выделять по-фамильно! Все вы проявите себя и свои знания на местах дальнейшего прохождения службы! В свою очередь скажу твердо и уверенно - не многими из вас я могу искренне гордиться! Я вам вложил то, что было мне по силам! Так что и вы... не подведите, мужики! Не посрамите наше подразделение! - произнес эту речь майор Сычев и глаза его блеснули какой-то печалью. Или нет, скорее не печалью, а радостью, но какой-то тяжелой, не до конца открытой что ли. Такой блеск обычно видишь в глазах человека с которым многое вместе прошли, многое с ним связывало, а вот сейчас наступила минута расставаться, быть может навсегда. Такое чувство сейчас читалось и в наших лицах.
- Выходим на построение у казармы! - скомандывал сержант Зверев и мы покидали Ленинскую комнату, в которой постигали, на протяжении всего курса, теорию кинологии.
На плац стекались, со всех концов нашей части, подразделения личного состава. Звучали торжественные речи командиров школ, начальника штаба и командира части:
- ...Так пронесите с честью, достойно этот меч и щит! Помните, граница в ваших руках, товарищи! Вам доверила Родина защищать ее рубежи! В добрый путь!
Снова поднимались трехцветные полотна на флагштоках и впервые зазвучало в исполнение военного аркестра "Прощание славянки".
Стройные, крепкие колонны двинулись и потекли по брусчатке, твердо чеканя шаг к воротам КПП. Бодрая, торжественная музыка отражалась в своем звучании от холодного еще мартовского воздуха и разносила громкие звуки барабана, труб и медных звонких тарелок, по окраинам города.
Сейчас мы шли молча, впитывая всю красоту и великолепие торжественной музыки, тревогу и радость этого прощального события. В последний раз мы прошли мимо здания столовой, сан- части, в которой лечились любые заболевания йодом и зеленкой, и нашей красивой трех этажной казармы. Солнце играло в ее оконных стеклах и блестело словно слезно прощалась она с нами. И было видно, как при выходе из ворот части многие из нас обращали свой взор на это строение, тоже прощаясь с чем-то дорогим и теплым. Прощались с частичкой нашей юности, которая навсегда останеться в этих стенах.
Снова взревели "шишиги" и мелькнула перед нашим взором городская почта, которая радовала нас письмами и посылками с малой Родины, мост через реку "Анграпа", по которму громыхали неоднократно наши сапоги, и последние мелькнувшие и растаявщие за горизонтом кирхи, с вернувшимися из теплых земель аистами. Все растворилось позади. И все эти пейзажи оставались жить теперь только в нашей памяти. И почему-то в этот момент я чувствовал в себе потерю чего-то близкого, родного. С гладковыбритой щеки крупной жемчуженой скатилась слеза. Я смахнул ее украдкой от своих товарищей и снова продолжил смотреть на черную, вьющуюся ленту асфальта.
- Эх, братцы! - горомко выпалил Серега и, сжав в кулаке снятую ушанку стукнул себя по колену: - Ща, спою! - выпалил он напрягая скулы. Сейчас я его впервые увидел таким. И он запел:
- Было хорошо...было так легко..
Но на шею бросили аркан!
Солнечный огонь.. атмосферы бронь
Пробивал, но не пробил туман! - И в голосе его, слышалось отчаяние. Голос его дрожал.
Постепенно мы стали подхватывать слова известной нам песни, и уже через секунды в кузове нашей "шишиги" раздавалось громкое многоголосие:
-Всё пошло на сдвиг... наша жизнь, как миг..
Коротка, как юбка у путан..
- мы закидывали руки друг другу на плечи и пели, проважая взглядом все еще голые пирамидальные тополя, мелькающие по обочинам дороги:
- Нам всё ни по чём, через левое плечо
Плюнем и пойдём через туман! -
Проезжающие встречные машины сигналили, приветствуя нашу колонну. Солнечные лучи пробивались сквозь маленькие окошки бокового брезента кузова, освещая тонкими яркими нитями наше дружеское сплоченное братство:
- Пусть месяц провоцирует нас на обман...
Пусть испарение земли бьёт, как дурман...- продолжали мы петь стараясь вылить, выплеснуть все, что сейчас хотела выплеснуть наша душа:
-Пусть каждый пень нам как капкан...
Пусть хлещет кровь из наших ран..
Но мы пройдём с тобою путь через туман!
Слова в песне закончились и, на душе каждого из нас, немного полегчало.
Смотрели время от времени друг на друга, хотелось завести разговоры, а слов почему-то не находилось.
Вокзал города Черняховск снова встретил нас проходящими пассажирами и сигналами проезжающих машин.
Компании девчонок, завидя нас, шушукались между собой и хихикали на привокзальных скамейках. Старушка остановилась на мгновение и перекрестила нас издалека. Молодая мамашка, держа за руку сынишку, торопилась в праздной суете. Малыш поспевая за мамой держал в одной ручке палку, которой приметился, как мы на учебном стрельбище, и звонко затарахтел: - тра-таа-та-таааа! "Рыжи" с Тёмой ему подыграли, схватившись за животы, согнулись. Мальчуган засмеялся и засеменил, поспевая за своей мамой. Он был рад и счастлив маленькой, пусть и игрушечной, победе.
Вскоре мы зашли на перон и в ожидании железнодорожного транспорта разбрелись по скамейкам. Наша "пятерка" облюбовала уголок перона, где удобно было облокотиться на перила.
- Ну, вот и все, парни! - произнес Санек " рыжий" и нервно чиркнул спичкой прикуривая Моршанскую "Приму": - Получается, вроде как прощаемся! Сейчас в отряд, а там...кого куда раскидает граница!
- Да не кисни ты! - отозвался "Менделеев":
- Главное не потеряться. Писать будем друг другу.
- Да уж...писать..- снова вымолвил с досадой в голосе Санька, словно предчувствовал что-то.
Мы все закурили. Молчали.
Вскоре прошипела вдоль перона четырехвагонная дизельная "каракатица".
Вагоны были почти пусты.
Сопроваждающий капитан рассадил нас по сидениям и мы принялись смотреть в окно. В другом конце вагона ехала небольшая группа подростков и что-то брынькала блатными дворовыми аккордами на гитаре. Мы молчали.
- Эээх... да разве можно так над инструментом издеваться!? - не выдержал Серега и поднялся с места. Через минуту он подсел к молодняку и о чем-то с ними заговорил. Вскоре Серый шел по проходу вагона с гитарой в руках.
- Давай, Серёня, вдарь!- попросил его кто- то из наших.
- Давай "Сектор Газа", Серый!
- Цоя, давай!
Но Серега не слышал просьб. Он сел поудобней у окна, провел пальцами по струнам, подкрутил колки на грифе и на мгновение замер в раздумьях.
Пальцы его побежали по струнам. Полилась приятная мелодия по вагону, звонкая и живая.
Серёнька свернул губы в трубочку и приятно стал посвистывать в такт мелодии. Через мгновение приятный, теплый голос заставил сидящих пасажиров пересесть ближе к нам, к нашему "зеленому братству":
- Я уже заскучал по столице,
(А прошло-то всего три недели…)
По озябшим прохожим, по лицам,
По которым скучается мне.
Возвращаться пора, как из плена,
И гадать, с кем бы первым напиться —
По разводам метрополитена,
По большой разноцветной руке..- Серёгины глаза блестнули и он отвернулся к окну:
-И кто-то пишет...
Рукой согретой...
На замороженном троллейбусном стекле:
«Крепитесь, люди,
Скоро лето!" —
И всем от этого становится теплей... - после этих слов многие из сидящих в вагоне задумались о своем. В их глазах сверкнула какая-то теплая надежда:
-...Когда на сердце
Покоя нету,
Когда оно промозглым днем чего-то ждет...
Крепитесь, люди —
Скоро лето,
К нам наше лето обязательно придет! - Серёга пел красиво, с душой. Последний припев из его уст прозвучал особенно, как бы патаясь вознести надежду, донести до каждого сидящего сейчас в этом вагоне.
Не видел я уже ничего, только слушал Серёгин голос и смотрел в окно, в которм все расплывалось в едином мутном облаке и, почему-то было трудно вздохнуть.
Поезд медленно, но верно следовал по своему маршруту до Калининграда.
( продолжение следует).