У неё зелёный бант и густая чёлка.
Веришь?
Вредный старший брат ёрничает только:
доигралась, – говорит, – улетела крыша.
Усмехается.
Обид-
но...
зато я вижу,
как она сбивает снег в буреломной чаще.
Мне не страшно рядом с ней.
Зуб даю,
не страшно.
У неё перчаток нет, шапки нету тоже.
Ей, наверно, двадцать лет
или даже больше.
Мы идём уже давно – прямо сквозь сугробы.
Ей не выбраться одной.
Тихо... – смотрим в оба.
Если волк или медведь, точно будет худо.
Впору сесть и зареветь:
снега – вот посюда.
Крепко за руку держусь, потому что – надо.
Брат глумится.
Ну и пусть.
(ненавижу брата)
~ ~ ~
Нескончаемый рывок в сумерках по лесу.
Полушубок в хлам промок.
Дальше не пролезу.
Ведь нельзя с живыми людь... – выбросил как шавку.
Сукин сын. Уехал.
Будь! –
напоследок тявкнул.
Сеть ещё... (твою же мать) ни одной полоски.
Брат поймёт.
Начнёт искать.
Давит бант в причёске.
Отдохну. Присяду тут. Утрамбую место.
Покемарю пять минут.
Я не сдамся,
честно...
Гладит детская рука по щеке – приятно.
– Тётя...
Глюк наверняка.
– Просыпайся, ладно?
У неё мои глаза и улыбка тоже.
Время сдвинулось назад...
или так похожи?
Я веду её домой – где-то есть дорога.
Брат отыщет,
он такой – чокнутый немного.
Вспомнит давний разговор, расчехляя сани.
Ведь не каждый день сестёр
мудаки бросают.