Стираешь себя о камни.
Становишься ниже, глаже.
Привыкаешь к негромкой фальши, банальной лаже.
Называешь чернильно-черное темно-серым,
Служишь живым примером.
Сонные мухи слов
Облепляют зашитый рот,
Тычутся хоботками.
Слой смысла.
Сломанный камень.
Терновый венец выменян на «Агдам».
Сливы сыплются под ноги. По годам
Погадаешь на карте из поликлиники.
Пойдешь как миленький
На демонстрацию с правильным транспарантом.
Резервация внутренним эмигрантам –
Дефо, Дюма.
Пыльные, обескровленные тома.
Мертвые бабочки образов дремлют между страниц.
- Посторонись! – заявляет молоденький верлибрист.
- Я пришел сбросить тебя с Титаника.
Паника.
Па-ни-ка…
Слово сидит в коробке и давит на уши.
Слово бывало Богом, бывало замужем,
Слово оралось, горело и выливалось,
Хлюпало кровью, рвалось и вырывалось…
Стираешь себя в машинке
И бреешь наголо.
Видела б мама – кормила борщом и плакала.
Притворяешься человечком – вот палка-палка
И огуречик, который уже не жалко.
Вот фотографии, грамоты и конверты!
Я не умею, Отче! За что мне это?!
Гром прилетает в крышу и все громит.
Пальцы скребут по глине:
Небо
И
Шуламит…