Накануне

Абишев-Чуйский Игорь Викторович
Накануне

Новоязные месседжы (проще — навязчивый бред),
какофонией слухов пустые плодят нарративы...
Плотоядной улыбкой ощерился век - людоед,
чешуёй обрастая, рождает  чужые мотивы.
 И не раз, и не два: счёт идёт, не на первый, второй,
в цифровой парадигме лукавой бинарной системы.
Каждый первый, отныне, до срока идёт на убой,
в обнуление сам, в алгоритмах иных переменных.

Будто лучше отнять, чтобы после умножить вдвойне,
так последний дебил по итогу окажется умным.
Где один там и два (к ним желательно ноль на уме),
да, как можно побольше прибавкой их к банковским суммам...
Жизнь уходит в себя,  пустотой наполняясь не в срок,
вот в пустынях Синая шторма, как застыли навеки.
Лишь на гребнях барханов, что пена, клубится песок
и идут, и идут белой манной прощальные снеги.

Образ "Зверя" (для тех, кто не знал) — цифровой интеллект,
он и есть машиах, как апостол (предтеча Дракона),
Что шагнул из воды на синайский иссушенный брег,
пересёкший однажды, как посуху Красное море.
Мир играет в "кальмара" к охоте на "синих китов"?
Палачи и терпилы, того или этого "фаны"?
Всяк из них отрыгнув утверждать заикаясь готов:
что изжогой ионовой вывернул Левиафана.

Нами создан уют в этой кроличей гиблой норе,
множась "блохами" смыслов, по недрам — да много ли чести?
Каждый сам по себе, в этом свете, — лишь тень на стене,
всё по кругу бежит, но всегда остаётся на месте.
В общем все по местам, как от рода сверчки по шесткам,
чтобы петь аллилуйю, наследуя адские кущи...
— Азъ есмь царь — объявил себя "Нео"  отъявленный хам,
воплотившийся здесь, чтоб царить в недалёком грядущем.

Заплутала по старицам мутная Лета - река,
оставляя оболы метать выхоло'щенным рыбам...
Млечной дымкой искриться бесчисленно жабья икра,
вот и плачет Луна над убитым в сердцах архетипом.
Это сказ не про то, чтобы сказкою вымучить быль,
через кровь или боль плотью вымостив гиблые гати...
Так пускай помянёт на ветрах, в полустанках, ковыль,
о бесславной войне и безвестно пропавшем солдате.

Все мы мирные люди (рабы, как известно, — немы),
в магистралях артерий тромбозом застыл мегаполис.
Только в пробках рабам, зря, сигналят всё те же рабы:
"На запасных путях проржавел до мощей бронепоезд".
Или право имею, от рода, иль в праве не Я?
Зря кричу в пустоту, как в бездонное зево колодца...
За пролитую кровь вопиет обреченно земля
и в её чревоточинах стынет распятое солнце.

Только мёртвую плоть не насытит живая вода
(здесь без воли Его, задарма, не падёт даже волос!)
И не зря серебром драгоценно горит чешуя
или мехом седым, обрастая, блестит Уроборос.
Мне бы снова на Вы, здесь, зажмурясь шагнуть в пустоту,
ощущая нутром, с тошнотой, беспросветную пропасть...
Я, как Ка 52 расстрелял самолично  мечту,
отстрелив, при спасенье, восьмую несущую лопасть.

Это все не о мире, а впрочем, и не о войне,
оккупировал Божью обитель сам Яхве - воитель.
От восхода к закату земля, как и небо в огне,
и карающим ангелом жжёт штурмовик - истребитель.
Белый свет в черноте своей сызнова радужно сер,
как кровавая накить за край убегающей свары...
Как всегда Святославу был Вещий Олег не в пример,
и всё так же мятежны и злы испоконно хазары.

Мне бы с ними тостуя да здравицы петь об одном,
поминая добро (что отрыжкой не давится в злости).
Не под прессом настила, а честно сидеть за столом,
чтоб под гнётом господ не хрустели славянские кости.
То ли это стихи, то ли саги о давнем былом,
Всё о жизни и смерти, и всяк о Любви между делом.
О свободе и равенстве с  братством был сон на  пустом,
где на чёрной доске эти формулы набело' мелом.

Я опять о Любви, ну, а вы нарицая, — о чём:
всё о жертвах в боях на полях основного инстинкта?
Как и все свою шкуру, спустив, проставляю на кон,
по катранам, где рожки с хвостами меняют на нимбы.
И опять о Любви, в этой майе заклятых времён,
там, где знаки и символы тайно рифмуются в числа....
Где физлица (ФИО), как один на лицо легион,
на гиляках глаголов с рождения празднуют тризну.

Кем из кучи шестёрок напрасно был вытащен туз,
с рукавов вышиванок (да вышитых косовороток)?
Каждый русский испугом был кем-то замаенный рус,
потерявший портки в беготне меж бетонных высоток.
Я пытался любить всех и вся, как всегда, натощак,
с головой окунаясь в купель беспощадной Любови...
Даром с реберной кости, за так, обгрызая ништяк,
обретал задарма эти рифмы без плоти и крови.

Это всё о Любви, как всегда, и опять о стихах,
что всегда без обмежень (границ) и всегда не от мира.
О принцессах и рыцарях их, королях, и шутах,
о забытых богах и намоленых всуе кумирах.
Зло эпохи стряхну, как всегда, на пороге добра,
на грядущую эру восстал с коромыслом (а вы бы)?
Если вдруг Водолей ненароком плеснул из ведра
H2O, чтоб не сдохли, по лужам, последние рыбы.

Хочешь чуда? А чудо творят, как всегда подлецы
на волнах беспредела стихии мешая хвостами.
И опять косяками с охотой роятся тунцы,
чтобы рыб лучепёрых, пугнув, испытать небесами.
Это твой потолок — голубая, запретная высь,
где на выдох и вдох не осталось ни жабр, ни бронхов.
Там о купол небесный разбилась последняя мысль,
и небес в СМС всё идут и идут похоронки....

Время Судного дня накануне бессудных времён,
истекает песком в пустоту навсегда без возврата...
Там, где каин и авель уже не имеют имён,
и не сторож, как водится, брат окаянный для брата.
Там, где Ба или Си, или Пу и конечно же Зе,
будто жертвы абортов однажды взбесившейся матки...
Нервно курят бамбук, своей жопой прилипнув к трубе,
проигравшись в очко, умышляют вселенские ****ки.

Гой еси на Руси, я всегда предпоследний дурак,
и последнего дурня, во имя, пророк и предтеча.
Безымянным перстом указую бесстыдно им fuck,
отмеряя по локоть на правой руке от предплечья.
Это всё о стихах не поэма (иначе не мог),
всё скарбезно рифмую, от сердца, молитвы и маты.
Если можешь не лаять, так лайкни сестра да браток,
ну, а хочешь так молча поставь свою подпись и дату.
В. И. Ч.
#ИгорьЧуйский
01 02 24