Ты прячешься за спину грозного князя.
Ты простыней в мешок крепко увязан,
я не верю, что ты можешь как раньше
прочесывать мой мозг, как Крым, от Феодоссии до Ялты.
Ты стал самой скупой из осеней,
а я стала курносее.
Прочесывать руины, хоть это невыполнимо,
и взращивать на них цветы, любви помимо.
Я возвращаюсь в той струе как когда-то,
в прозрачной, кровавой, иногда зеленой,
зеленой ты особенно рад,
и жду твоих речей, а пока гуляю.
Суровый уговор,
я не пишу тебе без вдохновения,
и мне плевать, что нет настроения у гения.
Размышляю.
Я тебе год писала романтичные стихи,
ни на минуту тебя не покидая,
каждую строку тебе посвящая,
ничего не говоря ужасного пол Стихиры перепугая,
а теперь я недоумеваю, стрелка часовая.
Перебегая от сугроба к сугробу с твоими холодищами,
скрючившись сидишь,
и не поймешь, если ты вообще жив, когда метель утихла.
Измаялся или наслаждаешься, да, тик-так,
козинак из орехов для симпатяг ты не приносишь,
а я без лакомства не могу,
и сама становлюсь осень скупая.
Без чая.
Я по тебе скучаю.
Я не предлагаю тебе ничего,
уже поздно,
но из глубин все же пробивается огонь,
и аквамарин в моих глазах сияет,
никакой не кармин.
Ты мне не напишешь, я ничего не пишу сама.
Завяла весенняя незабудка,
предрассудок победить нельзя,
но я не знаю ничего,
я голубая, голубая незабудка.