В начале 90-тых, когда мне было известно лишь, что есть такой поэт Николай Рубцов, на страницах(уж и не помню сейчас какого библиотечного журнала) рядом с этой фамилией я увидел нечто невероятное. Вельск - мой родной город (впервые на моей памяти)- упоминается в столичной периодике, да ещё и в статье о знаменитом поэте. Удовлетворив любопытство и прочитав всю статью, я выяснил, что Рубцова, оказывается, убила моя землячка Людмила Дербина. Я мог бы, сам не зная того, видеться с ней где-нибудь на улицах города."Прославила на всю страну",- подумал я тогда.
И интерес, и реакция были самые обывательские, да иначе и не могло быть. Уже который по счёту великий русский поэт погибал неестественной смертью, и что же было на этот раз причиной? Нет, в него не стрелял кавалергард-француз, и вокруг не сияли снежными вершинами Кавказские горы. Социальная революция, потрясшая Россию, война, перестройка государства, репрессии безвозвратно канули в прошлое. Было начало семидесятых - время, позже справедливо названное годами застоя. Ни тебе дуэлей, ни душевных терзаний, толкающих на самоубийство, ни большевистских лагерей. Никакой экзотики или романтики. Застой. А что было? Обыкновенная пьяная драка в провинциальном русском городе. Драка, закончившаяся смертью одного из участников. Что называется, бытовуха.
. В этой первой прочитанной мной публикации о Рубцове больше всего заинтриговало меня то, что другой участницей тех роковых событий оказалась бывшая вельчанка. Именно это обстоятельство, наряду с естественным любопытством, которое любая уголовщина вызывает у обывателя (тем более, если речь идёт о поэтах), и в дальнейшем подогревало мой интерес к этой истории, заставляя, если не искать нарочно, то хотя бы прочитывать всё, что попадалось на глаза. Возможно, по отношению к светлой памяти Рубцова, это звучит кощунственно, а по отношению к Дербиной - бессердечно, но я намеренно заостряю на этом внимание. Как Рубцов, так и Дербина были и продолжают оставаться для меня, в первую очередь, именами, персонажами литературной дискуссии. Я даже лиц их не знал, а если читал какое-нибудь из их стихотворений, в памяти оно не удержалось. И дело тут не в том, что мне нравятся другие поэты ( хотя это сыграло отчасти свою роль), а в том, что, по моему мнению, как это ни парадоксально, обывательский взгляд в данном случае является наиболее продуктивным.
. Не всякий поэт добивается известности, выходящей за рамки собственно литературы, если он сам не из ряда вон выходящая личность. Вообще говоря, темперамент человека ( мало того, что каждый проявляет его по-своему) сильно зависит от обстоятельств, от эпохи. В массе своей поэты проводят жизнь, оставаясь в тени написанного ими, тем чаще мы, обыватели, получаем представление о том или ином авторе лишь из его книг. Литературное творчество становится таким образом основой знаний о самом человеке, и чем оно значительней, тем больше влияет на нее. Это и называется авторитет, и, поскольку именно смерть придаёт человеческой жизни завершенность, подлинное значение поэта нередко раскрывается только после его кончины. Не мне судить о поэтической одарённости Рубцова и Дербиной, пытаться как-то сопоставить их в этой ипостаси. Я, повторяю, не читал (или не помню) их стихов. Меня эти люди интересуют в качестве действующих лиц той литературы, посредством которой преодолен разрыв, отделяющий бытовую уголовщину тридцатилетней давности от реальности наших дней - истории о трагической гибели замечательного русского поэта. Подобная трансформация сама по себе завораживает, а прочувствованные тексты тех, кто здравствует, над могилами разного рода бедолаг, должны представляться нам, вероятно, прогрессом в отношении к ближнему и рассматриваться чуть ли не как просветительская деятельность. Однако, если трудами друзей и исследователей Рубцов хотя бы посмертно занял достойное его место в русской поэзии, то Дербина в течение двадцати лет была не только лишена права голоса, но и, хуже того, теряла самостоятельность движений в чужих описаниях, становясь марионеткой, персонажем с устойчивой репутацией убийцы, вольной или невольной.
. Очевидно, что оба этих имени навсегда друг с другом, но, так как параллельно литературной славе Рубцова росла криминальная слава Дербиной, попытки последней обратиться к читателям напрямую вызывали возмущение и критику. За то время, пока Дербина молчала, другими людьми было сделано всё, чтобы придать ее взаимоотношениям с Рубцовым законченный характер. Но взаимоотношения эти не окончены, поскольку Дербина жива и, безусловно, имеет что сказать и о Рубцове, и о своей жизни с ним. К тому же, как любой живущий на земле, с годами она меняется, и всё это вместе взятое вряд ли стоит недооценивать.
. Миф о великом русском поэте гласит: да, Рубцов пил горькую, но при этом писал прекрасные стихи и, видимо, иначе жить не мог. А во время той, последней его пьянки надо было уж во всяком случае не драться с ним, а утихомирить как-то по-другому. И чем вообще обьяснить его внезапные вспышки ненависти к Дербиной, ведь это явно неспроста. Она что-то скрывает, значит, вполне могла убить.
. Извините, но если, за вычетом некоторых деталей, одно и то же говорится различными авторами, это, по меньшей мере, наводит на мысль об инерции.
. Теперь, с опубликованием Дербиной ее "Воспоминаний о Рубцове", сцена вологодской трагедии получает иное освещение и, так сказать, оживает на наших глазах. Оживает, потому что с нами говорит непосредственный участник событий - женщина, любившая поэта и любимая им, женщина, то ли погубившая Рубцова, то ли просто не сумевшая его спасти. Так или иначе, ценность ее воспоминаний признают даже те, кто настроен против нее самой, а таких людей множество. Это и друзья, и коллеги Рубцова, и обычные любители поэзии, которые до сих пор считают Дербину единственно виновной в его смерти ( не забудем, что шокированная произошедшим женщина себя обвинила в убийстве).
. К тому же Дербина за время вынужденного молчания сама стала жертвой детективно-приключенческой, подростковой литературы, которой вообще свойственно чётко расставлять акценты - этот человек хороший, а тот плохой. В сюжете произведений подобного рода всегда присутствует какая-то тайна, либо чья-то смерть, либо необычное происшествие. Всех этих вещей в биографии Рубцова хватает : тут вам и недостойная великого поэта жизнь, которую Рубцов ведёт с христианским терпением, и поэтическое предвидение собственной судьбы и погибель от рук ( на руках?) возлюбленной. Из того же рода яркие эпитеты, которыми награждают Дербину: рыжая бестия, козырная дама и т.д. и т.п. Убогая экзотика на фоне убогой жизни. (Похоже, что и сама Дербина попала под это влияние - ее воспоминания тоже пронизаны суевериями и мистицизмом.)
. Но ведь Рубцов - не персонаж дешевого романа, он действительно жил, действительно погиб, он действительно великий поэт. Всё правда, потому и славословят в его адрес, поминутно поминая родные поля, Святую Русь, униженный наш народ, поруганные церкви... Как он умел жалеть! Люди сведущие говорят:"Сострадание начинается там, где кончается наше собственное страдание". В этом смысле стихи Рубцова - прекрасная терапия, в первую очередь для него самого. Его ставят в один ряд с Пушкиным, Лермонтовым, Есениным (Дербина, естественно, в параллельном ряду)- и это правда. Он птица их пера, носитель Богом данного дара. И если Дербину для обывательской ясности судят наравне с убийцами великих поэтов, то почему бы, действительно, с тою же жесткостью не сравнить с великими поэтами и Рубцова? С шельмованием Дербиной нам всё ясно: а как дело с апофеозом Рубцова? По моему, обывательскому мнению это будет справедливо.
. "Быть - значит находиться во взаимоотношениях, не понимать характера этих взаимоотношений - значит житьв несчастиях и бедах" (Кришнамурти). Рубцову, например, после нескольких написанных стихов нужно было "выпить и побалагурить". Ерунда, что жена с маленькой дочкой не могут спать. Разрядка для него важнее. Не имея собственного угла, оттого и скитался он из дома в дом, что ни с кем ужиться не мог. "Эти люди меня не понимают". А понять, видимо, означало пить вместе с ним до утра и хайлать песни. Казалось бы, после всех этих историй в ЦДЛ, после ночёвок в вытрезвителе должен человек уразуметь, что пить он не умеет, что он позорит себя. Рубцов этого так и не понял, зато кое-что сообразили его крепкие задним умом плакальщики, в оправдание цитирующие Пушкина:"Выпьем с горя, где же кружка?". Пушкин не ревновал в пьяном угаре любимую женщину к коту, не бросал в нее зажженными спичками ( этой странной привычкой Рубцов напоминает Передонова из "Мелкого беса"), да и вообще, не в пример нашему Катуллу вологодского разлива, предпочитал пистолет для мужчины, а не молоток для женщины. Так что кружка эта, уважаемый В. Коротаев, на могилке Рубцова.
. Он заявлял, что "стихи должны быть добрыми". А сам он был каким? Говорят о его застенчивости, замкнутости, любви к природе. Он служил на флоте, был недоучившимся студентом, внештатным сотрудником в каком-то захолустье, выпустил несколько сборников лирики. Ещё живы те, кто помнит как здорово он собирал ягоды и грибы, играл на гармошке, за бутылкой рассуждал о поэзии. Но скоро и это позабудут. Да и кому это нужно? По-настоящему важны и останутся в памяти стихи Рубцова, проникнутые светом и грустью. А жизнь его, в сущности,- лишь тень этого света, кривая параллель из геометрии Лобачевского. Рубцов хорошо сочинял стихи, а не жил. К тридцати с лишним годам получил квартиру, бросил одну женщину, ничего не понимавшую в поэзии, и полюбил другую, которая прощала ему пьянство, сумасшедшую ревность, дикие издевательства,- всё ради того, что он пишет потрясающие стихи. Кто-нибудь из жен его друзей представляет себя в шкуре этой "медведицы, выевшей ему глотку"? Не знаю, в чём ещё, но вот в отношении к женщинам и пьянстве Рубцов оказался достойным учеником своего любимого Есенина. У того, правда, размах был шире - так это зависит от обстоятельств, эпоха была другая. Есть такая пословица: дай человеку власть и увидишь, каков он. Едва этот, пришибленный жизнью, садившийся в гостях на краешек дивана, тщедушный человечек отхватил себе красивую бабу, едва осознал, что она и физически и духовно принадлежит ему, едва увидел, что после запоя надо только удариться в слезы, и она утешит его и простит - тут он и показал себя во всей красе. Вот уж воистину - мелкий бес! С тою же силой и непосредственностью, с какой он выражал себя в стихах, выражал он себя и в издевательствах над Дербиной. Только маятник, откачнувшись, летел назад, и душа требовала разгула. Если это - наследник Пушкина, Лермонтова, Есенина, то выродившийся наследник. И если есть она, преемственность поколений в литературе, то с такими темпами следующего великого поэта нам придётся в асфальт закатать.
. 2000