Бывает, - люди думают одно,
Свою судьбу, в руках перебирая…
И только свет, пробившийся в окно,
Душе проснуться помогает.
***
ПОСРЕДИ ПУСТЫННОЙ ДЕРЕВУШКИ
Посреди пустынной деревушки
Гуси строем вдоль дороги шли…
На скамье две бабушки-старушки,
Разговор про жизнь свою вели.
Их дома в селе стояли рядом.
На виду у них вся жизнь текла.
Две соседки! Два житейских взгляда!
И у каждой жизнь своя была.
Баба Шура в розовых сапожках,
В кофте чёрной с белой бахромой.
Баба Люда, - в платьице в горошек,
На ногах, обувки никакой.
Жили-были, годы вспоминали.
Да ушла из памяти весна.
Им теперь на мудром пьедестале
Шли на ум другие словеса.
Им бы вспомнить годы молодые.
Как гуляли с милым вечерком.
Но сейчас их чувства не простые
Были вовсе в плаванье другом.
Вот одна другой и говорила:
- Как же стало трудно жить сейчас!..
Я сегодня борщ с утра варила,
Да в печи нежданно гаг погас.
Я весь день пробегала с пакетом,
Надо было борщ мне доварить.
Но слуга народный мне при этом
Не помог вопрос такой решить.
Хлопнул дверью громко предо мною.
И сказал, бумажки теребя: -
Не ходи сюда ты с ерундою,-
Есть дела важнее у меня.
Я ему, и так, и сяк, а он мне: -
Чем могу помочь я вам сейчас,
Если возят газ у нас в районе,
Лишь всего в неделю только раз.
И потом, - болезни одолели!
Нет покоя мне уже от них.
Замели, завьюжили метели
Всех гостей в дороженьке моих».
С ней соседка тут же согласилась:
-Ой, подруга! Ой, не говори!
Нынче я до полночи молилась,
А мой муж пел песни до зари.
Он как выпьет, - за гармонь берётся,
И его ничем не удержать!
И хотя, он пьяный не дерётся!
Только мне уж с ним не совладать!
-Ох, не то ты говоришь - соседка.
Мой не пьёт, не курит как ни как:
Но сидит на лавке, как наседка,
Целый день без дела, просто так.
Раньше было, не догонишь в поле.
А сейчас, сидит и смотрит вдаль.
Всё кряхтит, да морщится от боли
Как бы мне его не было жаль.
Час, ли два соседки говорили:
Так вот бы казалось ни о чём.
Где то в небе птицы гомонили,
Им же было хорошо вдвоём.
Вскоре, мимо, огибая лужи,
Молодёжь по улице прошла.
И беседа между ними тут же,
Вдруг оттенок новый обрела.
Бабе Шуре шёл восьмой десяток,
Но не дал ей Бог своих детей.
И по жизни этот недостаток
Неотступно следовал за ней.
Баба Люда четверых имела,
И смогла всех на ноги поднять
До поры, - лелеяла, жалела,
Но старалась в строгости держать.
Баба Шура глазки отвернула,
Пала на земь горькая слеза…
Баба Люда глубоко вздохнула,
И нежданно тут произнесла:
-Может быть я, что не понимаю,
Но не всякий день на день похож:
Смена нам конечно подрастает,
Да не та сегодня молодёжь.
Больно уж открыты их старанья.
Всё бегут куда - то, всё спешат.
И не важно, что в дороге ранней
Им хлебнуть придётся бед с ушат.
Вот, к примеру, дочка тракториста…
Ей всего, всего шестнадцать лет!
А гляди, на ней уже монисто,
И в графине свадебный букет.
Всем охота в солнышке согреться!
Но, зачем ей было так спешить?
В мир сначала, - надо бы вглядеться,
Чтобы с чем по жизни было жить!
В это время на порожек дома
Вышла внучка, рыжая коса
И совсем не детская истома,
Окружила юные глаза.
Постояла, пальцы развернула,
Что-то посчитала про себя,
И нежданно к бабушке прильнула,
Что вела беседу у плетня.
-Вот, скажи бабуля откровенно,
Мне по правде, если не секрет:
Ты сама пошла за деда Сеню
Замуж то, во сколько лет?
-Так в семнадцать я уже кормила,
Малыша в коляске, если что…
Так сказала бабушка Людмила,
И закрыла вдруг своё лицо!
Вот и солнце улыбнулось небу.
День погожий выдался живой.
Жизнь, конечно, не едина хлебом!
Да в запасе нет у нас другой!
***
ОДИН МОЙ ДРУГ СЛУГОЙ ФЕМИДЫ СТАЛ
Один мой друг слугой Фемиды стал,
Другой политикой занялся.
А третий друг открыл торговый зал,
И быстро на ноги поднялся
Четвёртый друг добился сам всего,
К вдове богатой прислонился,
И сразу в гору жизнь пошла его,
Когда ещё на ней женился.
Не видел сам, но был слушок один,
Что он в «самой» теперь говеет.
И, что к нему без слова «господин»
Уже никто войти не смеет.
А пятый на дому открыл музей…
Шестому генерала дали…
На том и круг закончился друзей,
Они людьми большими стали
Наверно, то же я и сам хотел,-
Что б счастье выхватить на блюде,
Но, видно, где-то я не доуспел,
И не сумел так выйти в люди.
***
ОДНАЖДЫ НА РЫБАЛКЕ У КОСТРА
Однажды, на рыбалке у костра,
Услышал я историю такую,-
О том, как женщина себе одна
Купить хотела вырезку мясную…
Была зима. Мороз изрядно донимал.
По небу тучи снеговые плыли.
Один колхозник мясом торговал
И люди очень счастливыми были.
В ту пору мясо, как и ветчину
На праздник разве, что лишь продавали,
И люди, не взирая, на цену
То мясо не торгуясь, покупали.
Но вот седая женщина одна
Стояла рядом с недовольным видом,
И было видно, как уже она
Глядела на колхозника с обидой.
Хотя лицо запрятала в платок,
А в думах вкусный борщ себе варила,
Но пальцем ткнула друг в один кусок,
И тут же принародно заявила,-
Что нет на мясе нужного клейма!
А на продавце самом сюртук медвежий!
И то не важно, что вокруг зима,
Да мясо всё же выглядит не свежим!
А этот, мол, кусок гляди того,-
Совсем уже не годен к потребленью,
Что впору было взять и выкинуть его
Собакам разве только на съеденье!
Колхозник мола в руки взял кусок.
Нахмурил лоб. И… выбросил в сторонку.
И эта женщина со всех вдруг ног
За ним отправилась вдогонку.
И тут же подняла его с земли,
Уже совсем без всякого смущенья!
А люди, что стояли позади
Смотрели на неё в недоуменье…
Казалось бы, вот только что она
За правду здесь свою горой стояла,
А правды той, что нарекла судьба
Она совсем-то, в общем, и не знала!
В ту ночь сидел я долго у костра,
И всё не мог с улыбкою расстаться.
Искал ответ, и думал до утра,-
В чём прежде я себе не мог сознаться…
И всё никак, никак не мог понять:
Ну, что же есть на самом деле счастье?-
Что б можно было совесть потерять
Свою однажды, так вот в одночасье.
***
ШУТКА
Был полдень. По парку седая,
Шла дама с корзиной в руке.
С ней рядом овчарка ручная,
Гуляла сама по себе.
На встречу, - того не желая,
Шла пара людей молодых.
И эта собака вдруг с лаем,
Набросилась тут же на них!
Набросилась, как бы балуя,
И как бы по-дружески вдруг.
А только чету молодую,
Пробрал до коленей испуг!
Но дама, при полном сознанье,
Спокойно к чете подошла.
И тут же в своё оправданье,
Сказать лишь всего и смогла:
-Не бойтесь собаки, не надо!
Она вас не станет кусать!
А прежде всего, будет рада,-
Лишь с вами чуть-чуть поиграть!
И, правда, немного полаяв,
Собака вернулась назад.
Вот только повадок не зная,
Кто ж был с нею встретиться рад?
И парень к жене наклонился,
На ухо ей что-то шепнул,
Потом вдруг в лице изменился,
И к даме на встречу шагнул!
И как бы свой облик теряя,
Он роль ей свою навязал.
И громко, руками махая,
Пред нею, как зверь зарычал!
Затем и жена, что есть мочи,
Давай себе тоже кричать:
-Не бойтесь! Он с вами так хочет,
Лишь просто чуть-чуть поиграть!
И дама язык прикусила.
Ошейник накинула псу,
С дороги убраться решила,
У парка всего на виду.
И часто со страха икая,
Едва одолев свою дрожь,-
Подумала: «Всё же какая,
Плохая у нас молодёжь!»
А парень на место вернулся,
Коснулся любимой плеча,
И даме во след улыбнулся,
Подумал: «Ну вот, и ничья!»
***
ЖИЛ, ДА БЫЛ СТАРИК ОДИН НА СВЕТЕ
Жил, да был старик один на свете:
Был он глух, еще и слеповат.
Но, считал,- его родные дети,
Жили с ним, не ведая затрат.
День и ночь за ним родня ходила.
Но старик, не замечал добра.
Всё ему казалось, что царила,
В доме этом просто суета.
Он сидел на стуле у окошка,
И считал на ветке снегирей,
То надует губы и в гармошку,
Сморщит лоб поверх седых бровей.
И на мир, уже взглянув, сурово,-
Мог кота с колен своих прогнать!
Хоть ему никто плохого слова,
И не думал в этот час сказать.
Но давай метать искру скандала,
И на близких зло своё срывать,
Что его с утра мигрень достала,
Ну, а всем на это наплевать!
И теперь ему весь день придётся,
От тоски немилой помирать!
И от боли, что души коснётся,
В полной мере без нужды страдать!
Он всё слышал как бы, то не слышал.
То всё видел, словно бы сквозь сон.
Но ему хотелось, чтобы выше
В этом доме был лишь только он!
Но брюзжал при этом беспрестанно,
Что покоя в доме этом нет!
А в обед обычно, как ни странно
Мог нежданно закатить концерт.
То ему не ту подали ложку.
То не тот поставили стакан.
То спиною он сидит к окошку,
И в его глазах стоит туман.
То, едят мол, сами с общей чаши,
И едят уже, без всяких мер,
А ему две ложки манной каши,
И компот всего лишь на десерт.
Наконец родные круг собрали,
И что б спесь с него хоть ка то сбить,
Ради пользы общей и морали,
Старику решили угодить.
В продуктовый магазин сходили,
И махнув рукою на запрет,
Вдруг пельменей гору наварили,
И на стол поставили в обед.
Здесь старик прищурился и долго
На еду запретную смотрел:
Всё не мог собраться… И без толку
Пред собою вилкою вертел.
Запах прошлый воскресился новью:
Он давно такой еды не знал.
По причине шаткого здоровья,
Много лет диету соблюдал.
Но подумал, как и мог лишь только,
Думать он обычно и всегда:
«Если мне сейчас подали столько,
Сколько ж сами могут съесть тогда?»
Даже ночью, не меняя роли,
Он ни в чём себе не изменял,
И часами жалуясь на боли,
Отдыхать домашним не давал!
Словно бы , в него слепой волною,
Пал на сердце яда водопад!
И теперь с отравленной душою,
Жил в семье, но был семье не рад!
КАТ-ТО ЗНАЛ Я В ПРОШЛОМ ИНДИВИДА
Как- то знал я в прошлом индивида
Что гроша в кармане не имел.
Так себе: обычный парень с виду,
Но красиво жить всегда хотел.
Вот однажды он ко мне явился,
Руку мне подал и говорит:
-Я недавно в девушку влюбился,
Но она в затворниках сидит.
Ты б не смог меня с ней познакомить,
И ее посватать за меня.
Так сказать, без всяких антимоний,
Вечерком сегодня: ты, да я…
Я конечно, был польщён вниманьем,
Хоть и был я с ним едва знаком,
Но не сильно-то горел желаньем,
Быть в любви связующим звеном.
Мне, казалось, что любовь приходит,
Если в сердце селиться огонь!
Ну а кто же с пеплом дружбу водит,
То и пепел упадёт в ладонь.
Всё же я нежданно согласился:
-Хорошо! Чего уж там, - давай!
В жизни так, коль сон плохой приснился,
То с утра во всю уже гуляй!
Но хотел бы я понять сначала, -
Почему ко мне ты подошёл?
Ведь любовь всегда лишь тех встречала,
Кто с любовью к ней на встречу шёл!
Он лишь только в руку усмехнулся.
Посмотрел игриво мне в глаза,
Моего плеча плечом коснулся,
И нежданно вслух уже сказал:
-А к кому ещё мне обратится, -
Ведь моя любовь, твоя сестра!
И тебе наверно пригодиться,
Чтоб её ты выдал за меня.
Здесь я рот открыл от изумленья:
У меня всего одна сестра.
Но она… О, Боже! К сожаленью,
Редкий день вёсёлою была!
С малых лет, - на ногу припадала,
На лице не лучшие цвета.
И судьба бедняжку приковала
К жизни одинокой навсегда!
Я свою сестру любил, конечно.
Но родству такому был не рад,-
Что бы так вот кто-то бессердечно,
Мог на ней испробовать свой яд!
Ведь сестра судьбы иной не знала,
Ей досталось много всяких бед.
И, она о большем не мечтала,
Как хранить на сердце добрый свет!
Стало ясно, что сей муж затеял.
И на что он был ещё пойти готов?
Как сестра недавно в лотерею,
Угадала все шесть номеров.
***
Я НА ЗЕМЛЕ УЖЕ ЖИВУ ДАВНО
Я на земле уже живу давно.
И вроде бы свою дорогу знаю.
Но вот стою, смотрю на мир в окно
И вижу то, что видеть не желаю
Зима. Старушка вдоль окна идёт.
Идёт с трудом, на палку опираясь:
Навстречу ей бежит лохматый кот,
По сторонам пугливо озираясь.
На женщине короткое пальто.
Не по размеру валенки худые.
На голове поношенный платок,
Едва покрывший волосы седые.
Бродячий кот, то ляжет, то замрёт.
В руке старушки корочка сухая.
Она ему свою еду несёт,
А он и рад, от счастья умирая
***
ИЗОШЁЛСЯ НА ЛАЙ РЫЖИЙ ПЁС НА ЦЕПИ
Изошёлся на лай рыжий пёс на цепи.
Я вышел из дома, объятый тревогой,-
Смотрю у забора малыш лет семи,
Стоит в одежонке, одетый убогой.
Глубокая осень дохнула прохладой.
Мальчонка разутым предстал предо мною.
Я пса успокоил. А снег тихо падал,-
Пушистой крупою, кружась над землёю.
Ко мне он случайно забрёл и нежданно.
Под кепкою рваной и серой от пыли,
Два сереньких глаза, сквозь боль, как ни странно
Молили о Боге, и в ужасе стыли.
А ростом, был мне он чуть выше колена.
Костюмчик невзрачный на нём топорщился:
Наверно, обновы он лучшей, на смену
Не знал. И с чужого плеча нарядился.
Немытый и грязный, как буд-то все годы,
Он только и делал, что спал под забором,-
Уже где придётся. В любую погоду,
На жизнь, промышляя обычным побором.
И мне показалось, что горя в дороге
Он с раннего детства хлебнул в полной мере.
И видимо счастья, он видел не много,
Не зная, то в общем о праведной вере.
Ещё я подумал, что в жизни такое,
Едва ли могло бы когда то бы случиться!
Но вот оборванец стоял предо мною,
Ив этом наглядно мог я убедиться.
Пока я в сторонке стоял размышляя,
Мальчонка, в одежде одетый убого,
Вдруг тихо сказал мне, лица не меняя:
-Мне много не надо, мне б хлебца немного.
Отец мой родимый вторую неделю,
Проклятую глушит, порога не зная.
А матушка хворая плачет в постели,
От жизни постылой такой помирая.
А дома две девки, и трое братишек.
Один из которых, не ходит ногами,-
Сидит на кроватке, как тот кочерыжек,
Да водит по кругу своими глазами.
А закром пустует. Сорняк в огороде.
И нету колодца, где можно напиться!
А наша мамаша на злобу природе,-
Себе позволяет седьмому родиться!..
***
В ГРЯЗИ МАШИНУ В СТОРОНЫ БРОСАЕТ
В грязи машину в стороны бросает.
Шофёр к рулю прижался, как прирос.
Машина мчится, в колею влезая,
По самую ободину колёс.
Вдруг поворот…Машину влево сносит.
Шофёр баранку вправо повернул.
Но поздно. Задний мост заносит,
А двигатель нежданно вдруг чихнул
Шофёр рулит, и вырулить не может.
Машина скачет зайцем в колее.
Все перегрузки перебрав, быть может,
В какую- то секунду на земле.
Инерция… Скольжение… О, Боги!
В глазах искрой проскальзывает свет.
Машина вверх колёсами с дороги
Летит целенаправленно в кювет.
И тишина! Разбита вдрызг кабина!
В лицо ударил жидкой смеси ком!
Не очень то приятная картина,-
Лежать в грязи со сломанным ребром!
.
Себя ощупал; ноги, руки целы…
Ребро не в счёт - залечат не узнать!
Главней всего, - нагрузки и пределы,
Которых, почему-то не видать!
Открыл шофёр глаза и встал на ноги.
Махнул от счастья рыжей головой!
Сегодня повезло ему в дороге…
И он живым вернётся в дом родной!
А завтра!.. Но не будем торопиться,
И предрекать заранее исход.
Конечно, этот опыт пригодится;
А что не так - инерция возьмёт!
***