Новые - старые чувства...

Валерий Чарыков
То ли времени стало больше для раздумий, то ли важность предстоящего стала незначительна, но сентиментальность всё чаще и чаще посещает мое сердце и тревожит мысли размышлениями о ускользающем... Да и новое моё увлечение прозой поспособствовало путешествиям в далёкое прошлое, на берега моей юности.
Давно разменяв седьмой десяток, к своему стыду, только теперь стал кровно ощущать цепкую связь родства. И не сказать, чтобы эта связь тяготит и угнетает, когда воспоминания накатывают, будто волны на пустынный берег, но каждая такая волна теперь приобретает какой-то неведомый доселе оттенок и смысл.
Эти новые-старые чувства рисуют картины позабытого счастья.
 Неожиданные, неизвестно откуда взявшиеся, воспоминания первой и последней встречи с прадедом...
 Маленьким, ссутулившимся, девяносто трёх летним, зеленоглазым старцем, пропахшим махрой-самосадом, с самокруткой в виде "козьей ножки" и полотняным выцветшим кисетом...
 Помню его глаза, проницательные и покойные, как будто вечность бросила мимолётный, встречный взгляд и растворилась в летнем мареве, вечного покоя...   
 То вдруг всплывёт, как из таинственного, струящегося тумана, параллельного мира, портал дверного проёма, приоткрывая завесу в ускользнувшее от осознания: старенькая хата с земляным полом под соломенной крышей, где за столом, покрытым затёртой до дыр клеёнкой в цветочек, дожидается меня, что-то очень важное, то, что в юности было невозможно ухватить. Только теперь, с заплечной сумой прожитых лет - это стало очевидным до слёз...
 Тепло домашнего очага, история рода, своя, сермяжная правда, добытая в сражениях, победах и разочарованиях, непоколебимая вера в Бога, то, что будет вечно ждать, до чего необходимо дорасти и до топать ножками, стоптав не одну пару сапог, пресловутая "дорога к дому и к себе"...
 Наша встреча, как бы на бегу, была подготовлена Проведением для будущей моей жизни, как завет поколений, неосознанный мной по легкомыслию лет. Будто дед, передавая эстафету, шепнул: "Беги, беги внучек, не задуй свечи, не посрами моих седин".
 Кому теперь достанется эта палочка, или вернуть её в прогретую летним зноем хату и исчезнуть без следа и помина, раствориться в чернозёме предков? 
 Вот и опять, когда ранние, зимние сумерки, стирают очертания окрестностей..., за окошком расцветает, как по мановению волшебника, картина бабушкиного вишнёвого сада, огромного по сегодняшним меркам, дремлющего в сонном, послеобеденном мареве жаркого лета.
 Моя Бабушку, милая, добрая бабушка! Позволяющая мне любые шалости, не ограничивая, практически ни в чём моей свободы, дарила мне только заботу и ласку, мне, маленькому, щуплому, синюшному созданию, отправленного на лето из заснеженных полярных широт...
 Её, совсем юной девчонкой, выдали замуж за деревенского богатея, разгульного и нахрапистого дельца и домостроя, державшего в ежовых рукавицах хозяйство и своих младших братьев...
 Бог знает кем и какого сословия был мой дед по отцовской линии, потерявший ногу, то ли в боях, то ли в бунтах, и нашедший своё тихое пристанище в тамбовской глубинке..., говорили, что хозяином он был крепким, грамотным и с железной хваткой..., кто теперь разберёт из каких истоков берёт начало моё скромное существование...
 Большое, белое пятно, расплывается по экрану моей памяти, как будто рвётся киноплёнка от раскалённой лампы проектора...
 Далее обрывки склеенных фрагментов, фактов и домыслов, выхваченных из контекста жизни моих родных: внезапная смерть деда, голод, война, уже послевоенный голод, возвращение дедовых братьев с войны, переезд бабушки по вербовке на Урал с двумя крохами, попытки хоть как-то создать новую семью... Всё это теперь большая семейная тайна, ушедшая вместе с моими близкими и дорогими сердцу в небытие.
 Помню только, когда бабушка вернулась, можно сказать, после кругосветного путешествия по жизни, обратно в село, отношения с роднёй вызывали больше вопросов нежели ответов...
 Возможно и мои прозаические и стихотворные опыты - это желания не опускать тяжёлого, театрального занавеса, хотя бы на обозримые события моей семьи... 
 Сумерки сгущаются и новые видения выходят на авансцену моей памяти: в виде утопающих в весеннем цвету, деревенских садов и огородов, не знающих заборов и преград, а только еле обнаруживаемую, скромную межу, поросшую травой и указывающую на притязания собственности. И в этом море благоухания и счастья, в какофонии звуков и весеннего буйства, в зарослях молодого вишенника, как бы не от мира сего, невероятных размеров, дубовая кровать... Бог весть знает, кем и как вынесенная по весне к цветущим вишням. Возможно - это отцовская блажь, молодое позёрство бывшего деревенского парня, перед родственниками, чёрт его разберёт...
Кровать в саду, для меня, сопливого юнца, вжившегося в вечную мерзлоту под северным сиянием, в сорокоградусные морозы - ставшими прозой жизни, в пурги - ставшие весёлым развлечением, в белые ночи и бесконечные осенние дожди - идущие сутками..., кровать в саду, приобретала невероятный, космический масштаб, она вызывала восторг и неподдельный мальчишеский интерес. Желание отца, непременно, ночевать в саду, под звёздами, на этом "космолёте"..., будила в моей душе трепет и обожание отца...
 Дети Севера, лютого, беспощадного, не дающего шанса на ошибку Севера, когда за полярную зиму стирается в сознании само существование травы, цветов, их цвета и оттенков, искрящихся лучей солнца и летних, грибных дождей...
 Какой восторг вызывала смена климата, природы, на контрасте вечных снегов и летних красот... уже в Москве, на Ярославском вокзале... Я уже не говорю о перелётах самолётом, когда ещё с трапа, на выходе, в столице, вырывались детские крики:
- Мама! Смотри, смотри, всё зелёное...

 Как сорванная с резьбы, виниловая пластинка, древнего патефона, с огромным раструбом цветной трубы..., воспоминания..., вольно или не вольно, вновь и вновь, уносят меня на острова моей юности: берег деревенского пруда, заросшего ряской и осокой с сияющими солнечными колодцами, где у самой кромки воды кишат головастики и селезень, с цветным, перламутровым отливом, мирно покоится на зеркальной глади, как фарфоровая статуэтка на кружевной салфетке комода, уткнувшись носом в отражение висящего над селом облака...
 Дверной портал вновь распахнут настежь...., время притаилось за паутиной в углах сеней..., блуждающие тени прошлого, молчаливые свидетели детского счастья, ждут тайного движения души и воспоминания толпятся за бабушкиной ситцевой занавеской....

        январь 2024 года