А стражи есть ночные и дневальные.
А кражи есть такие экстремальные.
И чувствуя азарт, а не позор,
Я ухожу в лирический дозор.
В космический, кармический, казарменный…
И весь я внеастральный, расквазаренный,
И весь я галактический – как дым,
Что свойственно уже не молодым.
Завидуя не Репину, а Рериху,
Я выведу не репу, не Америку.
И всю переведу её в латынь.
И я скажу безумию: остынь.
По качеству дрожания подкожного,
Во имя и Отца, и Сына Божьего,
И даже Богоматери самой,
Я выберу не нищенство с сумой.
Я выберу не прежние метания,
Не долгие, безбрежные скитания.
А выберу я звёздный, млечный путь.
И ты меня, отечество, забудь.
Я буду ощущать пределы дальние,
Где стражи есть ночные и дневальные,
Где счастлив каждый сотни раз на дню.
И там я только семя уроню.
И пару я найду себе, как пассию,
На страсти, на меду и по согласию.
И всё, что в тексте, я впишу в судьбу.
И слово «секси» выведу на лбу.
И будут бороздить просторы чёрные
Транслайнеры мои не иллюзорные.
И превратится в пламень, а не в лёд,
Со всеми потрохами звездолёт.
Но я вернусь когда-нибудь оттудова
В моё село Заглядино-Заблудово.
Пусть не сыщу костьми его и пусть
Я ощущу космическую грусть.
И, может быть, тоска моя вселенская
Останется, как правда деревенская,
Чтоб жить и жить уже во мне, как звень
Далёких, как созвездья, деревень.
2024