XXXIII
Я помню море пред грозою: I recall the sea before disturbance:
Как я завидовал волнам, For waves how envy I felt,
Бегущим бурной чередою Which ran in a turbulent sequence
С любовью лечь к ее ногам! To lay down with love at her feet!
Как я желал тогда с волнами Along with waves, how I felt thirst
Коснуться милых ног устами! To touch the lovely feet with kiss!
Нет, никогда средь пылких дней No, never during the fiery time
Кипящей младости моей Of the storming youth of mine
Я не желал с таким мученьем I never wished with such a torment
Лобзать уста младых Армид, To kiss the lips of young Armids,
Иль розы пламенных ланит, Or roses of the cheek ignites,
Иль перси, полные томленьем; Or breasts full of languishment;
Нет, никогда порыв страстей No, never a passion billow
Так не терзал души моей! Has tormented so much my soul!
XXXIV
Мне памятно другое время! I remember the other times up!
В заветных иногда мечтах Sometimes in my cherished dreams
Держу я счастливое стремя... I hold the happy stirrup...
И ножку чувствую в руках; And I feel little foot in my palms;
Опять кипит воображенье, Imagination again seethes,
Опять ее прикосновенье A touch again of these feet
Зажгло в увядшем сердце кровь, Made blood in withered heart boiling,
Опять тоска, опять любовь!.. Again love, again longing!..
Но полно прославлять надменных I've glorified the arrogant too long
Болтливой лирою своей; With my chatty lyre;
Они не стоят ни страстей, They are not worth of adore
Ни песен, ими вдохновенных: And of by them inspired songs:
Слова и взор волшебниц сих Words and gaze of these exorcists
Обманчивы...как ножки их. Deceptive...as their little feet.
XXXV
Что ж мой Онегин? Полусонный What about my Onegin? Half sleepy
В постелю с бала едет он: He is riding to bed from the ball:
А Петербург неугомонный And St. Petersburg over jumpy
Уж барабаном пробужден. Is already awake from drum roll.
Встает купец, идет разносчик, Merchant gets up, goes salesman,
На биржу тянется извозчик, Heads to stock exchange a cabman,
С кувшином охтенка спешит, Girl from Okhta hastes with pitcher,
Под ней снег утренний хрустит. Underfoot the fresh snow crunches.
Проснулся утра шум приятный. Awaken morning sound pleasant.
Открыты ставни; трубный дым The shutters opened; smoke of tube
Столбом восходит голубым, Rising like a pillar blue,
И хлебник, немец аккуратный, And the baker, German neat,
В бумажном колпаке, не раз In a cotton cap, more than once
Уж отворял свой васисдас. Has already opened his vas ist das.
XXXVI
Но, шумом бала утомленный But, tired of the party cascade
И утро в полночь обратя, And turning morning to midnight,
Спокойно спит в тени блаженной Sleeps peacefully in blessed shade
Забав и роскоши дитя. Of fun and the luxury knight.
Проснется за полдень, и снова Waken up at noon, and then again
До утра жизнь его готова, Until morning his life is gained,
Однообразна и пестра. Monotonous and miscellaneous.
И завтра то же, что вчера. And tomorrow the same as previous.
Но был ли счастлив мой Евгений, But was my Eugene delighted?
Свободный, в цвете лучших лет, Free, in the bloom of best years,
Среди блистательных побед, Among the brilliant conquests,
Среди вседневных наслаждений? And the everyday enjoyments?
Вотще ли был он средь пиров Was he in vain midst the festival
Неосторожен и здоров? A careless and fit individual?