взрослые дети, как чистые мысли
сгоревшими спичками жгут детство,
хрустит память
в проломленном черепе развалившись,
как в продавленном кресле скучает бесславно,
как я устало снимаю с неразборной матрёшки
запчасти деталей засунутых относительно,
этот город влияет,
грязь скрывается под снегом…
припадает к земле сонный лунатик,
как грязный ребёнок без чистой матери, –
отравлен,
оправдан,
склеен,
выменян кражей,
а бог в чистом постельном белье
готовит развить аппетит червей,
подносит к губам отражения зеркала,
щупает пульс включенным эхолотом,
из углов смотрят тени без конечностей
бесконечностью…
когда смотрю в окно, – город бездвижен,
и только забудусь за край, столетия проходят,
в этом дыме крематорий глазами звёзд плавит мрамор,
и горит лёд контуром рисовать непогоду погодой,
не выхожу из дома прийти не живущим,
не хочу приходить разрушенным,
пугливо пережидающие непогоду
поступая за порог
вытирают ноги об обеденный слог…
сегодня ужинает рано крысиный хор,
и поют песни пчелиным роем жаля,
одинокая песня сводит свод над головой тесный подвал
в зарубцованную воду плавниками,
а моя дорога домой ставит ступню в капкан на сопрановый крик
по рельсам тихого голоса
на ширину плеч молчаливого разговора,
бредёт бродяга день из вчера в сегодня,
в голове ни одной мысли вслух,
немного подвыпивший,
немного трезвый,
чуть - чуть тайком уставший много…