Я даром жил. Нет, это не к укору.
Простая констатация того,
что темой предстоящих разговоров
с хранителем ключей в небесный город,
где есть толпа, но нету никого,
не станет жизнь, но будет нечто горше.
Резоны, глупость, чаянья, мечты,
надежды быть с удачею на «ты»,
как с некою знакомой прокуроршей,
что вечно просит тела для плиты
на пустыре колонии. За этим
дурацким списком я разумно брел
во тьму, что вечно крутится при свете,
даруя Солнцу пышный ореол
и скромную чеканку на монете.
Душа мурчала мартовским котом,
а сердце выло нечто из металла.
Как, все-таки, по жизни нужно мало,
чтоб не совпасть в итоге со скотом,
попав под нож архангела с оскалом!
И сны - не сны, и тонкости эстетства
грубы, как взмах чужого кулака,
и вся реальность - проблеск маяка
по глупости потерянного детства,
и сердца стук - лишь повод для звонка
кому-то из внесенных в списки смерти…
Живешь в давно постылой круговерти,
пытаясь отказаться от себя
в случайно сохранившемся конверте
от тех, кому был дорог, не любя.
За мокрым снегом - сухость нервных рук,
за суетой - желания покоя.
И, вроде, все старался ж быть собою,
а не сумел. Поймал надежды глюк
и, помечтав о том, что мне откроют,
взглянув на цвет былого, прогадал.
Под дверь замаскированный портал
забросил душу в новую грудину
с такой же перспективой на финал
в удобную лишь времени годину.
Но что-то ведь останется, хотя,
блуждая по Вселенной коридорам,
любой святой себя почует вором,
а я тем паче, коль грустил, шутя.
Ведь даром жил. Но это не к укору.