Не успел я к лицу наклониться,
тормознула и, дверь отведя:
– Выходи, остановка «Больница»,
она нынче как раз для тебя.
Чуть помедлил и шагом нетвердым –
подлечиться – я вышел под дождь,
неуверенно бравший аккорды,
как ее пятилетняя дочь.
Не она ли схватила простуду?
На работе ли что-то не так?
Без нее я живым уж не буду,
без нее – только дождик и мрак.
Как давно, как давно это было –
переждать светофор мне невмочь.
Тогда девушка-день мне светила,
а теперь светит женщина-ночь.
У нее темно-душные волосы,
у нее полнолунья в глазах,
а в судьбе ее тоже есть полосы,
только светлые, как в небесах.
Ей заря поставляет помады,
визажистом у ней свет Луны,
и таит чисто женские клады
платье ночеиюльской длины.
В ее голосе – вкрадчивость эха,
в ее речи так странно сошлись
новомодный Пелевин и Чехов…
Да вот черные дни пролились.
Принял стойку, встречая удары,
отбиваюсь от струек воды
и не вижу, как близкие фары
уменьшают погост темноты.