Однажды поселишься на нежилом этаже,
на этаже тяжёлых небес без лифта,
и чтобы спуститься, пойдёшь узнавать в ТСЖ,
когда там у них полив-то?
Тогда прольёшься весёлым грибным дождём
и смоешь тоску помирального ритуала,
а может, весной обвинительным падежом
нацелишься прямо в душу, чтоб зарыдала.
Никто не бог, но бывал же и ты неплох,
шумел как мышь, сам ходил иногда на зверя.
Никто не зверь, но любой записной лопух
готов к резне, янычаром под дверью зрея.
Но кто не исколот душою и не колюч,
не злобен целебно, кто боли своей не оратор?
Кого не остриг под ноль всеобъятный луч,
печальных мечтаний и нежных надежд секатор?
И всяк дожидается капельки дождевой,
связующей — как и зачем, и с какого боку.
Когда громкий ливень стучится в мой дом жилой,
мне кажется, он живой. Он живой, ей-богу.