По крепкой наледи асфальтных плит
бежим, под нос на непогоду буркнув,
печаль веков на горб себе взвалив,
по черно-белым закоулкам Петербурга.
Печально прост окраины ландшафт —
парадное минуя за парадным —
не Петербург, но и не Ленинград,
а городишка серый непонятный.
Сменив рубеж, в разверзнутую пасть
ныряем, в душный смрад полиэстера;
бутоны люстр: пионов, роз и астр —
блестят изыски метрополитена.
Прорвав блокаду дремлющих фигур,
из жутких грёз немеркнущих смартфонов,
сменить тоннель на Старый Петербург —
спеша шагнём из первого вагона.
И поплывём, подняв повыше шарф,
сквозь алчность ненасытного туризма,
кипучесть Невского — престранный шарм
худые проявления экзорцизма.
Мы, как гэбисты личные дела,
храним хрустальность душ в себе бессрочно,
по чёрным клеткам серые тела
бегут как талый снег по водосточным.
Пусть немудрён прискорбный этот век,
на равнодушие встречных невзирая,
не прогибаясь замедляем бег,
и стоя — как деревья — умираем.