В ночи гуталиновой и моноцветной
кружит молодой парафиновый снег.
А спруты сырых сквозняков на Монетной
почти незаметны, как весь этот век.
Фарфора луны в его фосфорной фазе
не видно среди просмолённых высот.
Чернильная тьма, как чумная зараза,
накрыла простор, как культуры осот.
В роящихся мыслях, как в мелких снежинках,
увы, нет тепла и искристых боков,
как нет ещё жизни в излитых икринках,
какие не знают про страстных самцов.
С засыпанных трасс не съезжают машины.
На улицах сплошь тишина и покой.
Весь город заснул, подустав от рутины,
отметив всеобщий, цветной выходной.
Засыпаны ленты изогнутых тропок,
рулоны изгибистых, пенных дорог,
а также соски затираемых кнопок
и всё остальное, где есть свой порог.
За окнами знобкий мороз с белизною,
сгущённый снежок и сгущение туч,
и мрак, нависающий на чистотою,
часы мраковесия с множеством душ.
Но девственность этого тучного неба
и мрачность ночную, свинцовую вязь,
как голод уймёт даже ленточка хлеба,
светило нарушит уже через час!