Я старый год перепахал, перелопатил,
Изрезал вдоль и поперек. И исцарапал.
Я дни впустую напролет растратил,
Как будто уронил тарелку на пол.
Я грыз себя:
с ногтей до печени и сердца.
И упрекал за поздние подъемы.
Рассчитывал, что остается дверца.
Но в ней так быстро уменьшаются проемы!
Я год тянул, как мог, я зубоскалил.
Искал причины, поводы, резоны.
Я упирался, двигая с груди тяжелый камень,
А он лежал, лежал, лежал
внутри комфортной зоны.
Я говорил, почти как научили.
Был вежлив там, где закипали соки.
Сбежал подальше бы, ну вот, хотя бы в Чили.
И там в горах стоптал себе б все ноги.
Я год читал, как люди умно пишут,
Собравшись в круг у боевой ракеты.
Я говорил с собой, чтоб голос свой услышать.
И бесконечны были с мусором пакеты…
Я ждал конца и нового начала,
С собакой рассекая темень ночи.
Я слышал, где-то женщина кричала.
И слишком вольно ставил многоточия.
В ущерб луны я встретил мертвеца,
Он жизнь рассеял прямо на дороге.
Он был без пульса, вдоха и лица.
Совсем один.
Без радости и без тревоги.
Я ставил под горячие струи спину,
Чтобы хотя бы тело не болело.
Я все опять сложил в одну корзину.
Шутить пытался в дело и не в дело.
Я год истратил и себя истратил.
На страх, на нежность и на едкий труд печали.
Я выменяю простыню на скатерть,
Чтоб вновь меня родители зачали.