1.
Бродит дождик лесными опушками –
и тихонечко шепчет ненастье:
нам всего четверть века отпущено
на восторг, озарения, страсти.
Вспомнишь время смешное, далёкое,
золотое и невозвратимое –
и порою приносит нелёгкая
мысль простую, отчасти тоскливую:
сколько было забот и работы,
схожих ровных деньков без полёта.
Сотни их были даром рассеяны.
По минутам, по малому семени
унесло, как воровкой-сорокой,
половину блестящего срока!
Обретались и розно, и оптом
кучи знаний и кладези опыта –
но ветшает наш опыт, а знания
стали складом пустого старания.
И теперь уже четверть четвёртую
благосклонное времечко мерит…
Пусть калач я весьма-таки тёртый,
одолел и пороги, и мели –
только совесть, дремавшая скрытно,
спросит тоном педанта-судьи:
– Отчего же сбивается с ритма
метроном как бы складной судьбы?
И тихонько прошепчет ненастье:
– Эти судьи, ей богу, как дети…
Просто вера наивная в счастье
подсудимому больше не светит…
2.
Выйдет срок земной работы –
может, станет чуть видней:
нерассказанное что-то
пряталось в душе моей.
А вообще-то был хорош:
заработал медный грош,
орденами не отмечен,
в подлых кознях не замечен.
Не давал пустых обетов,
зная: слишком грешны мы,
не вернуться с того света,
и тем более – с той тьмы…
За великую услугу
благодарен я судьбе:
что я встретился тебе,
и не можем друг без друга
до сих пор, как и за то,
что ещё местами живы,
и нас терпит Бог, и что
мы, пожалуй, заслужили:
как пробьёт последний час,
словом добрым и душевным,
в простоте своей волшебным,
кто-нибудь помянет нас...
***